В горной глуши

Ханута

На дороге в Шванштайн у ворот ткацкой фабрики уже толпились рабочие. Ее сирены призывали к утренней смене, и Джекоб едва удержал в узде старую лошадь, одолженную ему Альмой, когда их утренний вой заспорил с перезвоном церковных колоколов. Кобыла в тревоге навострила уши, как будто налетели драконы, но все, что она улавливала, были лишь звуки нового времени. Вой сирен. Тиканье часов. Машины торопили время, и оно спешило вперед.

Многие из рабочих, зябнущих у ворот, с завистью посмотрели Джекобу вослед, когда он проехал мимо. Охотник за сокровищами, карманы битком набиты золотом, баловень судьбы, появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится, и не знает ни забот, ни однообразия, которые так отравляют им жизнь. В любой другой день зависть на их усталых лицах встретила бы его понимание, но в то утро Джекоб охотно променял бы свою судьбу на участь любого из них, хотя это означало бы работать по четырнадцать часов в день, а получать по два медных гроша за час. Все это лучше смерти будет[1]. Верно ведь?

А утро, как назло, стояло расчудесное. Раскрывающиеся почки на деревьях, свежая зелень… даже грива старой лошади, казалось, дышит весной. Так глупо. Может быть, зимой умирать было бы легче, но Джекоб сомневался, что доживет до зимы.

На обочине дороги спал мальчик, прижав к груди грязный узелок, чтобы какой‑нибудь дупляк не позарился на то малое, чем он владел. Впервые очутившись в Шванштайне, Джекоб был не старше – разве что несколько более упитанным, заботами Альмы.

В ту пору заостренные фронтоны зданий напоминали ему картинки в пожелтевших сборниках сказок, принадлежавших бабушке и дедушке, а сажа в воздухе куда больше пахла приключениями, чем смог другого мира. Приключениями пахло решительно все: кожаная упряжь дилижансов, даже лошадиный помет на грязной булыжной мостовой и отбросы после забоя скота, в которых ковырялись несколько голодных гномов. Спустя несколько месяцев он встретил Альберта Хануту и окончательно отдал свое сердце Зазеркалью.

Ставни на окнах заведения «У людоеда» были еще закрыты, когда Джекоб привязал Альмину лошадь у входа в корчму. Только дверь в его каморку оставалась незаперта, как он ее и оставил. В его отсутствие там иной раз ночевала Лиса. Всю дорогу он обдумывал, что ей скажет. Но так и не придумал ничего, что прозвучало бы убедительно.

В горнице корчмы новый повар Хануты полоскал грязные стаканы после прошедшей ночи. Ханута нанял в повара отставного солдата, когда устал выслушивать жалобы гостей на еду, которую готовил он сам. Тобиас Венцель потерял левую ногу на войне с гоилами и очень много пил, но стряпал так, что пальчики оближешь.

– Он наверху, – сказал он, когда Джекоб прошел к нему за стойку, – но будь осторожен: у него болят зубы, да еще гоилы повысили налог.

Гоилы были у власти в Аустрии уже более полугода, но никто в Шванштайне не догадывался, что это случилось не без участия братьев Бесшабашных. Хотя даже если бы слухи и разошлись, что с того? Мужчины возвращались с войны (те, кому удалось выжить, конечно), гоилы отстраивали новые фабрики и прокладывали новые дороги, торговля от всего этого расцветала, и даже бургомистр остался прежний.

В столице еще взрывались бомбы и росло движение сопротивления, но бóльшая часть страны вполне примирилась с новыми господами, а на троне императрицы сидела ее дочь, беременная от своего каменного супруга.

Ханута лишь гавкнул ворчливо: «Что там еще?», когда Джекоб постучал в его комнату. Каморка, где обитал старый охотник за сокровищами, была, как и горница трактира «У людоеда», от пола до потолка завалена реликвиями тех лет, когда он еще зарабатывал своим прежним ремеслом.

– Нате вам пожалуйста, – пробурчал он, прижимая руку к опухшей щеке. – А я‑то уж подумал, на этот раз ты и впрямь больше не вернешься.

Зубная боль. Ничего общего с тем, что человек надеется найти в Зазеркалье. В Виенне Джекобу однажды тоже удалили зуб. На схватку с людоедом потребовалось меньше мужества…

– Ну и как? – Ханута смерил его взглядом прищуренных глаз. – Нашел бутылку?

– Да.

– Вот видишь! Я же говорил, пара пустяков.

Ханута вытер перо о рукав своей деревянной руки и уставился на листок бумаги, лежавший перед ним. Он писал мемуары с тех пор, как один подвыпивший посетитель втемяшил ему в башку, будто они могут принести ему целое состояние.

– Я ее нашел, да… – Джекоб подошел к окну. – Вот только кровь не подействовала.

Ханута отложил перо в сторону. Он старательно изображал беззаботность, но хорошим актером никогда не был.

– Проклятье, – пробормотал он. – Ну что же… Придумаешь еще что‑нибудь. А что насчет яблока? Ну того, из заколдованного сада султана, ты знаешь…

Джекоб уже изготовился ответить, но старик вдруг сделался таким печальным, что ответ свой он проглотил. Очевидно, Ханута сам поскакал бы на поиски лекарства, если бы узнал правду. Да, он постарел. От протеза у него ныла культя, и потому старик надевал его все реже и реже. Вдобавок он стал так туговат на ухо, что пару раз чуть не угодил под пролетку на рыночной площади. Эх… Кожа Джекоба помнила каждый удар мозолистой ладони, когда‑либо полученный от учителя, но всем, чего он в этом мире добился, он был обязан Альберту Хануте и его науке. И потому он выбрал ложь во спасение.

– И правда! – воскликнул он. – Яблоко! Как это я забыл?

Уродливое лицо Хануты растянулось в улыбке облегчения.

– Ну вот и отлично. Ты справишься. На худой конец, имеется еще источник.

Джекоб отвернулся, чтобы старик, не дай бог, не прочел на его лице правды.

– Черт! В такие дни я жалею, что людоед не откусил мне голову заместо руки. – Ханута снова прижал ладонь к больной щеке. – У тебя еще остались болотные коренья?

Коренья помогали от боли. Впрочем, если их принять, несколько дней подряд кажется, будто тебя преследуют блуждающие огни. Джекоб вынул из рюкзака жестяную коробку, заменявшую ему дорожную аптечку: болотные коренья, трава от лихорадки, бальзам для ран, приготовленный Альмой, йод, аспирин и пара антибиотиков из другого мира. Он выудил из коробки корень и протянул Хануте. Коренья напоминали сушеных гусениц и на вкус были препротивными.

– А где Лиска? Она здесь?

Она давно уже почуяла неладное, но, покуда теплилась надежда, Джекобу удавалось уговорить себя, что правды ей лучше не знать. Теперь ему не терпелось увидеть Лису.

Но Ханута, засовывая корень в искривившийся от боли рот, только покачал головой.

– Нет, – прогундосил он. – Уже несколько недель не показывалась. Карлик хотел подрядить тебя на поиски пера человека‑лебедя, а тебя не было, вот Лиска и вызвалась. И нечего на меня так смотреть! Она гораздо осторожнее тебя и умнее, чем оба мы, вместе взятые. Перо‑то она добыла, но лебедь укусил ее за руку. Ничего страшного. Пока не заживет, она побудет у карлика. На золото с твоего дерева он купил какую‑то полуразвалившуюся крепость. Лиска прислала тебе адрес.

Он приподнял челюсть людоеда, служившую ему вместо пресс‑папье, и протянул Джекобу конверт. Герб на нем был вытиснен золотом. Дерево, которым Джекоб оплатил его услуги проводника в гоильскую цитадель, сделало из карлика Эвенауга Валианта богача.

– Если с ней увидишься, захвати для нее вот это. – Ханута протянул ему маленький сверток, перевязанный шелковой ленточкой. – Скажи Лиске, это от Людовика Ренсмана. У его отца адвокатская контора там, за церковью. Людовик хорошая партия. Жаль, ты не видел его лицо, когда я сказал ему, что она уехала. – Он насмешливо закатил глаза.

Последняя женщина, с которой Ханута крутил роман, была богатая вдова из Шванштайна, но ей пришлось не по душе, что он развесил у нее в гостиной чучела волчьих голов.

– А‑а‑ахххх! – Ханута с облегчением упал на кровать. – На вкус болотные коренья еще гаже, чем волшебный чай, но дело свое делают!

Спал он под тем же истрепанным одеялом, под которым раньше храпел в трущобах. Наверное, оно навевало ему сны о былых приключениях.

Джекоб разорвал конверт с письмом Лиски, золото прилипло к пальцам. Ее почерк был гораздо разборчивее, чем его собственный, хотя это он научил ее писать. В письме содержалось лишь холодное приветствие и описание, как проехать.

Да, он долго отсутствовал.

– Гальберг… – пробормотал он. – Больше десяти суток езды верхом отсюда. И на что сдалась карлику крепость в этих забытых Богом горах?

– Почем мне знать? – Взгляд Хануты мало‑помалу стекленел. – Его, видать, влечет назад, на лоно природы. Ты же знаешь, какими сентиментальными становятся карлики с возрастом.

Да, но только не Эвенауг Валиант. Вероятно, карлик обнаружил под горой серебряную жилу. Джекоб сунул Лискино письмо в рюкзак. Перо человека‑лебедя… Опасная добыча, однако Ханута прав. Лиска поднаторела в поиске сокровищ не хуже, чем он.

– Отчего бы тебе не напиться? – пролепетал Ханута, колошматя рукой воображаемые блуждающие огни. – Яблоко от тебя не убежит! – Он захихикал над своей шуткой, словно ребенок. – А если оно тебе не поможет, ты всегда можешь пройтись по моему списку.

Список Хануты. Он висел в горнице корчмы, под старой саблей с зазубринами: список всех магических предметов, которые он искал, но так и не нашел. Джекоб знал его наизусть – там не было ничего, что могло бы его спасти.

– И правда, – сказал он и положил Хануте еще один болотный корень рядом с подушкой. – А теперь спатеньки.

Десять дней. Чертов карлик. Оставалось только надеяться, что Альма права и у него еще есть в распоряжении немножко времени. Если смерть заграбастает его до того, как он снова увидится с Лиской, ему даже не приведется свернуть Валианту за это его короткую шею.

Десять суток пути на лошадях… Изучив маршрут по заляпанной жирными пятнами карте Хануты, Джекоб предпочел сесть в поезд. Крепость Валианта была неприступной, и любая лошадь, взбираясь наверх, переломала бы себе все ноги. По счастью, в последние годы карлики так поднаторели в прокладке туннелей с помощью подземных взрывов, что поблизости возникла настоящая железнодорожная станция.

На поезде путешествие продлилось четыре дня и четыре ночи. Долгий срок, если едешь со смертью в багаже. В каждом туннеле Джекобу становилось трудно дышать, словно ему на грудь уже сыпалась с лопаты земля. Он пробовал отвлечься чтением мемуаров одного охотника за сокровищами, разыскивавшего для некоего вельможи из варягов жар‑птиц и изумрудные орехи, но, пока глаза цеплялись за печатные буквы, внутреннему взору открывались совсем иные картины: гоил, выстреливший ему прямо в сердце, кровь на рубашке, Валиант перед свежевыкопанной могилой, потом опять Красная Фея, нашептывающая ему имя своей сестры. Четыре дня…

От погруженной в дрему железнодорожной станции, где он вышел, наверх, к скалистой вершине, вела подвесная канатная дорога; там‑то и располагалась крепость Валианта. Ее стены едва виднелись из сугробов, и Джекоб изрыгал проклятия в адрес карлика с тем большей яростью, что потратил целый золотой в обмен на кусачего осла какого‑то крестьянина, чтобы одолеть последний отрезок пути.

На вид крепость была совсем невзрачной. Левая башня развалилась, другие явно угодили под сокрушительный обстрел, но Валиант встретил Джекоба перед обветшалыми воротами с такой самодовольной ухмылкой, будто выторговал дворец самой императрицы.

– Недурно, правда? – бросил он Джекобу, пока угрюмый карлик‑слуга принимал из рук гостя сумку. – Я – владелец крепости! Да, знаю. Ремонт несколько затягивается, – добавил он, заметив, как Джекоб скользнул взглядом по изрешеченным шрапнелью башням. – Сюда наверх не так‑то просто подогнать стройматериал. А к тому же… – Он покосился на слугу и понизил голос: – К тому же твое дерево меня подвело. С некоторых пор с него не сыплется ничего, кроме клейкой пыльцы.

– Вот как?

Джекобу стоило немалых усилий скрыть злорадство. Самому ему так и не удалось в свое время наладить дружбу с деревом.

Валиант провел пальцами по усикам, которые он решил сохранить. Они сидели у него над верхней губой, словно сороконожка; любой карлик, носивший окладистую бороду, по нынешним временам рисковал прослыть безнадежно отсталым.

– Как у тебя дела? Все охотишься за чем‑нибудь? – Он бросил на Джекоба настороженный взгляд. – Ты что‑то бледен!

Да уж, дела неважные… Возьми себя в руки, Джекоб. Еще не хватало, чтобы карлик догадался, что с ним на самом деле.

– Нет. У меня все отлично, – возразил он. – Я тут искал кое‑какие вещицы, но так ничего и не нашел.

Лучшее вранье – это правда без важных подробностей.

Слуга, отворивший им дверь в крепость, был человеком. Ни один карлик не дотянулся бы до ручки двери, и ничто иное не свидетельствовало о достатке Валианта более красноречиво, чем слуга из людей. В то время как он принимал у Джекоба покрытое льдинками пальто, Валиант рассказывал ему, во что обошелся каждый предмет интерьера, украсивший прихожую, где дуло из всех щелей. Все вещи без исключения предназначались для людей – на собственные габариты карлики предпочитали закрывать глаза, – но взор Джекоба не услаждали ни вазы из Мавритании, ни гобелены, изображавшие коронацию последнего карликового короля.

– Она наверху, – сказал Валиант, заметив его взгляд. – Вчера я ей вызывал врача, хотя она об этом и слышать не желала. Вы проводите слишком много времени друг с другом. Она уже стала такой же упрямой, как и ты. Но она добыла чудесное перо. Даже ты не смог бы достать лучшего!

Валиант поселил Лиску в уцелевшей от огня крепостной башне. Когда Джекоб вошел в комнату, она спала на кровати, слишком большой для карлика, но слишком маленькой для человека, так что сама Лиска в ней едва помещалась. Ей повезло. Лебедь выдрал у нее всего лишь клок мяса. Джекоб приподнял окровавленную рубаху, лежавшую рядом с кроватью на полу. Когда‑то ее носил он. От Клары Лиска переняла убеждение, что мужская одежда гораздо практичнее.

Джекоб натянул ей одеяло на перевязанное плечо. В последние месяцы она так изменилась. От девчонки, впервые представшей перед ним в человечьем обличье около пяти лет назад, мало что сохранилось. Лисья сущность заставляла ее годы лететь быстрее, так что ему постоянно приходилось увещевать ее насчет слишком частых перевоплощений. Настанет день, когда ей придется выбирать между лисьей шкурой и возможностью прожить долгую человеческую жизнь. Ему хотелось верить, что в момент принятия решения он окажется рядом, но теперь уж вряд ли доведется.

Он убрал ей рыжие пряди со лба. На ночном столике рядом с кроватью лежало перо. Джекоб взял его в руки и улыбнулся. Одно из перьев она припасла для себя. Так учил его и Ханута: «Что бы ты ни разыскивал для заказчика, никогда не забывай приберечь что‑нибудь и для себя». Безупречный экземпляр. Джекобу редко приходилось видеть что‑либо более прекрасное. Самое простое – это похитить его из гнезда, но даже и это было рискованно. Люди‑лебеди чрезвычайно задиристые. Страшное горе превратило их в лебедей, и лишь кровным родственникам под силу освободить их и вернуть им человечье обличье. Однажды Джекоб чуть не поплатился глазом, разыскав пернатого сына жены булочника. Стоило притронуться к чему‑нибудь пером человека‑лебедя, как предмет этот тут же исчезал и обнаруживался снова в том месте, куда переносили перо. Таким макаром Ханута заполучил множество сокровищ. Правда, это действовало не всегда. Кое‑что порастерялось по дороге.

– Даже и не думай. Перо – мое.

Глаза Лиски все еще были сонными. Она уселась и вздрогнула, нечаянно оперевшись на поврежденную руку.

Джекоб положил перо обратно на ночной столик.

– С каких это пор ты ходишь за сокровищами без меня?

«Я по тебе очень соскучился», – хотел было добавить он, но выражение ее лица оставалось холодным – как всегда, когда он слишком подолгу отсутствовал.

– Задача не бог весть какая сложная. Да и неохота было ждать.

Он и не заметил, когда она успела превратиться во взрослую женщину. В его глазах она была всегда прекрасна, даже когда была щупленьким существом, недовольно выкусывающим у себя из шерсти репей. Прекрасна, как все дикое и свободное. Но тем временем она научилась сохранять лисью красоту, будучи в человечьей коже.

– Ты слишком часто превращаешься, – заметил он. – Если не будешь осторожна, то скоро станешь старше меня.

Она откинула одеяло.

– Ну и что из того? – На ней было рыжее платье, способное превращаться в лисью шкуру. Она всегда спала в нем, из страха, что кто‑нибудь его похитит. – Перестань обо мне без конца печься. Раньше ты этим не злоупотреблял.

И правда, Джекоб, к чему это? Вот увидишь, она и без тебя отлично разберется.

Но он этого не увидит.

Он вынул из рюкзака сверток, который вручил ему Ханута.

– А ты мне не рассказывала, что у тебя в Шванштайне имеется богатый поклонник.

Лиска разорвала бумагу и улыбнулась. Шаль. Она провела рукой по зеленому бархату и отложила шаль к перу.

– Да что это с тобой? – Она поглядела на него вопросительно. – Ты нашел то, что искал?

– И да, и нет.

– Как это понимать? – Она натянула рукав на перевязанное плечо. – Не хочешь ли наконец рассказать мне, что ты разыскиваешь?

Ну давай, Джекоб. Тебе же надо с ней поделиться. Она – единственная, кому ты можешь об этом рассказать.

Он так скучал по ней. И ему надоело без конца прятать свой страх.

Он расстегнул рубашку:

– Я искал лекарство.

Красная кромка вокруг моли выглядела так, словно кто‑то окропил ее свежей кровью.

Лиска с трудом перевела дух.

– Что это? – Голос ее прозвучал более хрипло, чем обычно.

Ответ она прочла у него на лице.

– Значит, вот какая расплата. – Ей стоило немалого труда выглядеть спокойной. – Я догадывалась, что братец твой получил назад свою кожу не за просто так.

Глаза ее наполнились слезами. Глаза лисицы, коричневые, как потемневшее от времени золото. Неизвестно, был ли это цвет, данный ей от рождения, или он впервые появился вместе с лисьим мехом.

– Которая из фей это сделала?

Ну говори же что‑нибудь, Джекоб. Что‑нибудь, что ее утешит. Но только что?

Он подошел к ней и вытер ей со щек слезы.

– Покинуть одну из них означает смерть, а я умудрился испортить отношения сразу с обеими.

Лиска обвила его руками.

– Сколько тебе осталось? – шепотом выдохнула она.

– Не знаю. Я больше вообще ничего не знаю.

Снова полуправда. Джекоб спрятал лицо в ее волосах. Ему ни о чем больше не хотелось думать. Дорого бы дал он за то, чтобы возвратилось время, когда он с Лиской ходил на поиски потерянных чар и жил с чувством, будто он бессмертен и весь мир принадлежит ему. Он воображал себе, что будет делать, когда станет таким же старым, как Ханута; мечтал, как купит замок где‑нибудь в Этрурии или как выудит пиратское золото из Белого моря. Ребяческие мечты. Одно утешение, что способность мечтать он не утратил бы до своего сотого дня рождения. Вместо всего этого ему приходится обдумывать, в каком из миров будет его могила.

В дверь постучали.

Валиант приглашения не дожидался. Едва карлик вошел в комнату, Лиска высвободилась из объятий Джекоба. Фантазия Валианта истолковала Лискины слезы вполне в романтическом духе, а Джекоб и не собирался открывать ему истинную их причину.

– Как насчет того, чтобы поужинать? – В улыбке Валианта улавливалась двусмысленность. – В меню нынче косуля. Понятно, звучит не слишком аппетитно, но я выписал из Виенны одного повара, который даже из старого осла приготовил бы праздничный пир! – Он сделал жест в сторону Лиски. – Спроси вот у нее, если не веришь!

Лиска выдавила улыбку.

– Косулю стоит попробовать.