Ему подобные

Было уже за полдень, когда они наконец выбрались из Черного леса. Сизые тучи клубились над лугами и полями – лоскутным одеялом из желтых, зеленых, коричневых заплат, простертым до самого горизонта. Кусты бузины никли от тяжести черных кистей, а над головками полевых цветов, что росли по обочинам, порхали эльфы, лениво шевеля тяжелыми от дождя крылышками. Но хутора, попадавшиеся им по дороге, были безлюдны, а в несжатой пшенице тут и там ржавели брошенные пушки.

Джекоб благодарил судьбу за это запустение. Вид Уилла уже не оставлял сомнений, что именно с ним происходит. С тех пор как они вышли из леса, дождь шел непрестанно, и зеленый камень поблескивал у него на лице, как пятнистая глазурь, вышедшая из‑под рук нерадивого горшечника.

Дождь лил все сильнее, вскоре даже Лису уже не спасала ее шкура, и плечо у Джекоба разболелось так, словно Портняга снова и снова вонзал в него свои иглы, но стоило глянуть на лицо брата – и он отбрасывал всякую мысль о привале. Время уходит.

Вероятно, именно боль и притупила его бдительность. Он толком не разглядел, почти не заметил это заброшенное подворье на краю дороги, а Лиса учуяла опасность, когда было уже поздно. Восемь оборванцев, и все при оружии, они выскочили откуда‑то из полуразрушенной пристройки и наставили на них винтовки, прежде чем Джекоб успел схватиться за пистолет. Двое в мундирах императорской армии, еще на одном серый гоильский китель. Дезертиры. Да нет, уже мародеры. Отребье войны. У двоих на ремне трофеи, которыми теперь и солдаты императорской армии не прочь щегольнуть: отрубленные пальцы врагов, всех каменнокожих мастей, какие попались.

В первый миг Джекоб и впрямь понадеялся, что они ничего не заметят, ведь Уилл укрылся от дождя капюшоном, лица не было видно вовсе. Однако один из бандитов, отощавший и злой, как хорь, стаскивая Уилла с лошади, приметил его левую руку и тотчас сдернул капюшон с головы.

Клара кинулась было на помощь, но тот, что в гоильском кителе, грубо ее оттащил, и тут вдруг лицо Уилла изменилось до неузнаваемости. Джекоб в жизни не видел в глазах брата такой неприкрытой ярости и жажды кого‑то изувечить. Уилл рванулся, пытаясь освободиться, хорь ударил его в лицо, а когда Джекоб потянулся за пистолетом, вожак без затей упер ему в грудь ствол винтовки.

Это был кряжистый детина, уже без двух пальцев на левой руке, в ободранной куртке, увешанной, однако, самоцветами, – на воротниках гоильских офицеров такие камни служат знаками различия. На полях сражений подобных трофеев теперь полно, тем более что противник не хоронит своих убитых.

– Почему ты его не пристрелил? – спросил детина, обшаривая Джекобу карманы. – Или ты еще не слыхал? С тех пор как переговоры начались, за таких вознаграждение уже не полагается.

Он вытащил носовой платок Джекоба, но, по счастью, пренебрежительно сунул его обратно, прежде чем тот успел обронить золотой талер в его загребущую лапу. Краем глаза Джекоб заметил, как Лиса прошмыгнула во дворе в сарай, и почувствовал на себе взгляд Клары, моливший о помощи. Да что она в самом деле? Неужто и вправду верит, что он один способен сладить с восемью громилами?

Трехпалый вытряс на ладонь содержимое его кошелька и разочарованно скривился, ничего, кроме пары жалких медяков, не обнаружив. Но остальные продолжали глазеть на Уилла. Сейчас они его прикончат. Просто так, потехи ради. И повесят пальцы брата себе на ремни.

Сделай же что‑нибудь, Джекоб! Да что же, что? Скажи что‑нибудь! Тяни время! Жди чуда!

– Хочу отвести его кое к кому, кто вернет ему кожу.

Дождь хлестал ему в лицо. Подошедший хорь уткнул ствол винтовки ему под ребра.

Говори, Джекоб, не молчи!

– Отпустите нас, и через неделю я вернусь с мешком золота.

– Ну конечно. – Трехпалый кивнул остальным. – Отведите их за сарай, а этого пристрелите. Мне одежка его приглянулась.

Джекоб отпихнул тех двоих, что его держали, но третий приставил ему к горлу нож. Одет как простой крестьянин. Некоторые все‑таки не всю жизнь были разбойниками.

– Что ты плетешь? – зашипел он в ухо Джекобу. – Какая кожа? Такому уже ничем не поможешь. Я сынка родного пристрелил, когда у него на лбу вот этак камень выполз!

Джекоб едва дышал, до того сильно впивалось острие клинка ему в шею.

– Это заклятие Темной Феи, – прохрипел он. – Отведу его к ее сестре. Она снимет порчу.

Как же они все на него уставились. Фея. Одно только слово. Три буквы, но в них все колдовство и весь ужас, какой есть на свете.

Давление клинка чуть ослабло, но лицо мужчины все еще искажала гримаса ярости, бессилия, боли… Джекоб подавил искушение спросить, сколько лет было его сыну.

– К феям по своей воле не попадешь. – Мальчишке, боязливо пробормотавшему эти слова, было от силы лет пятнадцать. – Они сами забирают.

– Ничего, я дорожку знаю. Бывал уже у них.

– Вот как? Тогда почему же ты не мертвяк? – Нож слегка порезал ему кожу. – И не сумасшедший, кто сам в первом же пруду топиться бежит?

Джекоб чувствовал на себе взгляд Уилла. Что он сейчас думает? Что это все сказки, как прежде, когда они были детьми и Уилл не мог заснуть?

– Она ему поможет, – повторил Джекоб хрипло, стараясь уклониться от ножа.

Но прежде вы нас убьете. Хотя сына ты этим не вернешь.

Хорь приставил винтовку Уиллу прямо к изуродованной щеке.

– К феям? Да он просто дурачит тебя, Станис, ты что, еще не понял? Пристрелим их поскорей, и дело с концом.

Он пихнул Уилла в сторону сарая, еще двое схватили Клару. Давай, Джекоб. Терять уже нечего. Но трехпалый вдруг дернулся, обернулся, тревожно вглядываясь куда‑то поверх забора. Сквозь шелест дождя оттуда донеслось конское фырканье.

Всадники.

Они скакали по несжатой пшенице, на таких же серых, как их мундиры, лошадях, и по лицу Уилла он сразу догадался, кто они такие, еще прежде, чем хорь в панике гаркнул остальным:

– Гоилы!

Крестьянин направил винтовку на Уилла, как будто именно он – а кто же еще? – накликал на них эту нечисть, но Джекоб пристрелил его, прежде чем тот успел спустить курок. Трое из гоилов на полном скаку уже обнажили сабли. Они все еще предпочитают сражаться клинком, хотя битвы выигрывают все‑таки с помощью винтовок. Клара с ужасом смотрела на их каменные лица, потом глянула на Джекоба.

Да‑да, именно это с ним и будет. Ты его все еще любишь?

Бандиты, позабыв о своих пленниках, ринулись в укрытие, за опрокинутую подводу. Джекоб подтолкнул Уилла и Клару к лошадям.

– Лиса! – позвал он, подбегая к своей кобыле.

Где же она?

Двое гоилов уже рухнули с лошадей, остальные залегли за сараем. Трехпалый оказался неплохим стрелком.

Клара была уже в седле, но Уилл стоял как вкопанный, не сводя с гоилов глаз.

– По коням, Уилл! – заорал Джекоб, одним махом вскакивая на лошадь.

Брат не двигался с места.

Джекоб поскакал было к нему, но на ходу успел заметить Лису, выскользнувшую из сарая. Она хромала, и в тот же миг Джекоб увидел, как хорь в нее целится. Джекоб успел уложить и его, но, когда натянул удила и наклонился, чтобы подхватить Лису, удар винтовочного приклада, пришедшийся в раненое плечо, едва не выбил его из седла. Мальчишка. Ухватив разряженную винтовку за ствол, он уже размахнулся снова, надеясь вторым ударом прикончить не только Джекоба, но и свой собственный страх. От боли у Джекоба потемнело в глазах, он, правда, успел вскинуть пистолет, однако гоилы его опередили. Они уже палили из‑за сарая вовсю, и одна из пуль угодила пареньку в спину.

Джекоб поднял Лису на руки. Тем временем и Уилл уже вскочил в седло, но все еще как зачарованный не сводил с гоилов глаз.

– Уилл! – гаркнул Джекоб во все горло. – Скачи же, черт тебя подери!

Брат даже не оглянулся. Казалось, он позабыл и его, и Клару.

– Уилл! – звонко выкрикнула Клара, в полном ужасе от разыгравшегося побоища.

Но лишь когда Джекоб дернул его лошадь за повод, Уилл очнулся.

– Да скачи же ты! – заорал Джекоб снова. – Скачи и не оглядывайся!

Только тогда его брат наконец‑то пришпорил лошадь.