Ноября 2013 года. Россия, Калининградская область

Хороший репортер обязан быть в какой‑то степени разведчиком. То есть собирать и анализировать информацию, уметь делать выводы и иногда содержать почти полноценную агентурную сеть. «Недаром ЦРУ так любит работать под журналистским прикрытием», – думал Дмитрий Голдберг в салоне самолета. Когда он обучался в Школе журналистики университета Миссури, к нему, подающему надежды студенту, подходили люди в одинаковых костюмах и предлагали продолжить обучение «на ферме». Всем было прекрасно известно, что пресловутая «ферма» является центром начальной подготовки будущих сотрудников ЦРУ США в штате Вирджиния. Попасть туда было престижно. Но Дмитрий тогда отказался, больше под влиянием родителей, нежели собственных убеждений. Его семья эмигрировала из России во времена демократической вакханалии середины 1990‑х, когда ему еще не было и десяти лет. Разоблачение козней КГБ тогда было весьма популярным занятием. И, несмотря на то что КГБ к тому времени уже несколько лет как не существовал, а Россия в Соединенных Штатах считалась чем‑то вроде оккупированных Германии или Японии в конце 1940‑х, его родители умудрились получить статус политических беженцев, как преследуемые этой могущественной организацией. Неизвестно, впрочем, прошел бы такой фокус с американской иммиграционной службой, не будь они евреями. Так или иначе, но родители из своих реальных или мнимых контактов с советской спецслужбой вынесли стойкое неприятие подобных организаций вообще. Особенно папа, которому для получения гражданства пришлось три месяца подряд почти ежедневно вспоминать подробности своей работы в каком‑то полусекретном НИИ для ЦРУ… или ФБР… или АНБ. А может, и еще какой‑то ужасно секретной организации.

Один из вербовщиков предупредил Дмитрия о том, что отказ может в будущем стоить ему карьеры, чем надолго посеял в его душе смятение. Впрочем, кажется, никаких препон ему ставить не пытались, и он уверенно принялся выстраивать свой вариант типичной «американской мечты», самыми значительными вехами в которой стали работа в CNN и место постоянного корреспондента в России. Россию Дмитрий не любил. Тут опять сказывалось влияние родителей, которые, ожидая американского рая, попали в брайтонское чистилище и уже долгие годы мучились комплексом многих эмигрантов – «А правильный ли выбор я сделал?» Подсознательным выходом для таких людей становилось наделение образа их бывшей родины все новыми отрицательными чертами. Однако, несмотря на их влияние, он оказался достаточно умен, чтобы воспринимать работу здесь как шанс. Который в дальнейшем выведет его к карьерным вершинам.

…Калининградский аэропорт Храброво, самый западный аэропорт России, встретил Дмитрия и Джо, его оператора, хмурыми рассветными сумерками и мелким моросящим дождиком из низких облаков с Балтики. Арендованная через Интернет машина, потрепанная синяя «КИА‑Рио», уже дожидалась на стоянке аэропорта. Они быстро погрузили свои вещи и аппаратуру, и Дмитрий, сверяясь с джи‑пи‑эс, повел машину в сторону города. Первым молчание нарушил Джо.

– Если ты немедленно не скажешь мне, куда мы едем, я к чертовой матери разорву контракт и смотаюсь в Штаты. Подумать только, меня поднимают среди ночи и буквально за шкирку тащат в самолет, толком не объяснив, что происходит!

– Не суетись, Джо. Все в порядке. Просто мы опять зарабатываем себе Пулитцеровскую премию. Сейчас корабль должен быть уже на подходе к Балтийску. Придется запастись гамбургерами, караулить будем в машине.

– Какой еще дерьмовый корабль?

– Джо, я с тебя смеюсь. Ты телевизор смотришь или нет?

– Что там показывают, я обычно своими глазами вижу. Через видоискатель.

– Что сказал наш президент в Варшаве – помнишь? Кремлю это не понравилось.

– Ну и что?

– Здесь, в Калининграде, масса войск. Примерно неделю назад в Петербург пришел с Урала целый поезд. Состоящий из платформ с танками. В Петербургском порту все эти танки погрузили на транспортное судно «Технолог Конюхов». Два дня назад оно вышло в море. Я точно знаю, что идет оно сюда, в Калининград. Точнее, в порт Балтийска. Мой план прост. Сейчас мы обоснуемся в отеле, поедим, передохнем. Запасемся бутербродами и поедем в Балтийск. Там должна быть закрытая зона, но танковая колонна – слишком большая штука, чтобы ее можно было просто спрятать. Будем караулить, пока их мимо нас не провезут. Сейчас на этот анклав обращено пристальное внимание, и кадры будут убойными, я тебе это обещаю.

Через четыре часа они подъезжали к Приморску.

– Дмитрий, ты уверен, что здесь одна дорога? – спрашивал Джо, сверяя распечатку спутникового снимка из Интернета с купленной в городе дорожной картой. – Здесь обозначены две…

– По Южной они не поедут, – бросил журналист, обгоняя рейсовый автобус, – здесь всего километров пятьдесят и нет смысла ехать через Светлый. Смотри внимательно, танки обычно путешествуют на трейлерах, и этих трейлеров должно быть много.

– А железная дорога? В Балтийске есть железнодорожная станция. И если я правильно понимаю, то все паромы из Петербурга – железнодорожные.

– Во‑первых, не все. Во‑вторых, «Конюхов» – это не паром. Это обычный контейнеровоз. Не будут они возиться с погрузкой танков на платформы. Это долгая и сложная процедура. Наверняка мы увидим их на шоссе. Да вот, гляди – отличное место!

На окраине Приморска шоссе Калининград – Балтийск пересекало железную дорогу из Балтийска в Калининград.

– Смотри: как бы они их ни повезли – мимо нас не проедут!

Машину они оставили недалеко от переезда, возле какого‑то бетонного забора на булыжной, еще немецкой, мостовой, и, приготовив аппаратуру, сами приготовились к долгому ожиданию. Ждать пришлось весь день. По шоссе сновали машины, но здоровенных автопоездов, способных перевозить и танк, они увидели всего два. По железной дороге проходили составы, но ничего похожего на танки на платформах у них тоже не было. Когда совсем стемнело, Джо начал настойчиво намекать на бесполезность их усилий, но Дмитрий не хотел сдаваться. Сбежав от оператора размять ноги, он через минуту бегом вернулся к машине.

– Камера! Готовь камеру, Джо! – тормошил он успевшего задремать коллегу.

– Какого черта… – пробурчал тот, просыпаясь, – что там?

– Едут!

С запада, под сенью окаймляющих шоссе деревьев, вслед за машиной ГАИ с включенной «люстрой», неспешно двигались танки. Они шли прямо по шоссе, без всяких трейлеров – своим ходом. Рев моторов и металлический лязг гусениц приближались. Железнодорожный переезд, подъезды к станции и прилегающий участок дороги были ярко освещены, и условия съемки были почти идеальными. Почти – потому что с неба начал сыпать совсем легкий снежок и снежинки сразу же таяли, падая в липкую земную грязь.

Точку съемки выбрали еще днем. Дмитрий встал спиной к приближающейся колонне и, подняв к губам микрофон с логотипом телеканала, ожидал команды оператора. Тот махнул рукой.

– Мы ведем свой репортаж из Калининградской области – анклава России в Евросоюзе. Это место называется Приморск. Здесь проходит дорога, соединяющая Калининград, бывший немецкий Кенигсберг, принадлежащий России с окончания Второй мировой войны, с Балтийском, крупным портом на Балтийском море, принимающим суда из Петербурга. После речи президента Соединенных Штатов, назвавшего эту территорию угрозой мира в Европе, и демаршем Кремля, угрожающего развернуть в анклаве ядерные ракеты, к Калининградской области приковано внимание всего мира. За моей спиной вы видите, – Дмитрий развернулся спиной к камере и указал на приближающуюся колонну, – танки, которые сегодня были выгружены в Балтийске с морских судов и которые еще более усилят мощь группировки Российской армии в этом регионе.

Машина ГАИ, возглавляющая колонну, поравнялась с ним и проехала мимо – к железнодорожному переезду. Т‑90[5]шли вслед за ней. Их было всего десять, хотя Дмитрию говорили о тридцати одном. Впрочем, это уже дело Джо – показать колонну так, чтобы она создавала на экране угрозу и впечатление несокрушимой мощи, а он в этих делах спец.

– Мы не знаем, является ли явное усиление мощи России в данном регионе реакцией на речь президента Соединенных Штатов на саммите Лиги демократий, но само это усиление несомненно, и мы…

Джо снимал без штатива, прямо с рук, придерживая объектив левой рукой. Но тут он поднял ее на уровень головы и сжал в кулак – опасность! Дмитрий повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из‑за колонны танков вывернул «УАЗ» с черными военными номерами и затормозил возле журналистов. Оттуда выпрыгнули трое людей, двое в военной форме и милиционер. Дмитрий двинулся в их сторону, загораживая Джо.

– Капитан Крылов, – представился милиционер, – попрошу вас предъявить документы! Разрешение на съемку имеется?

– Мы американские граждане, сотрудники телекомпании CNN, – заявил Дмитрий, доставая документы.

– А что, американцам у нас уже законы не писаны? – поинтересовался милиционер, поворачивая документы к свету. – Эй, я же сказал прекратить съемку! – прикрикнул он на Джо, снова поднявшего камеру и ослепившего их накамерной лампой.

Один из военных протянул к камере руки, но Дмитрий снова закрыл ее плечом:

– Вы не имеете права, это собственность телекомпании!

– Да хоть международного банка, – хмыкнул капитан. – Значит так, давайте сюда кассету – или я буду вынужден задержать вас и доставить в комендатуру.

– Вы не имеете… – снова начал Дмитрий, но Джо со смесью высокомерия и оскорбленного достоинства на лице щелкнул клавишей и, достав кассету, вручил ее капитану.

Капитан спрятал ее в карман и, не говоря ни слова, сел обратно в «УАЗ». Военные последовали за ним, и зеленый автомобиль прогрохотал по переезду, догоняя ушедшую в сторону Калининграда колонну. Американцы молча побрели к машине. Дмитрий был мрачен.

– Ну?! – спросил он. – Не томи.

Джо, широко улыбаясь, начал расстегивать ширинку. Закончив, он извлек оттуда такую же кассету формата DV–CAM, какую отдал милиционеру, и потряс ею в воздухе. Операторы всегда были непревзойденными мастерами по подмене видеокассет, когда этого требовала обстановка.

– Видел?! – торжествующе вопросил он. – Я, как заметил военный джип, понял, что это КГБ. И сменил кассету. У меня запасная в камерном чехле как раз на такой случай припасена. Держи! – Он протянул ее Дмитрию.

– Вымоешь – возьму, – брезгливо отмахнулся тот.