Анатомия призраков 20 страница

Но самой сложной для признания причиной и самой веской была живая женщина, которая находилась всего в пятидесяти футах в Директорском доме и обладала властью не просто терзать его, а причинять адские муки. «Я веду себя постыдно, – сказал он себе, – аморально, безумно и глупо. Будь я суеверен, решил бы, что она ведьма и приворожила меня. Но правда в том, что вина целиком на мне».

Выйдя из подъезда Фрэнка, Холдсворт увидел мальчишку мистера Уичкота, который проскользнул в ворота с корзинкой на локте. Джон отправился следом.

Два пристава стояли за пределами мощеного внешнего двора перед воротами Иерусалима. Они узнали мальчишку и окликнули его, но тот пробежал мимо и метнулся на Сейнт‑Эндрюс‑стрит.

Холдсворт ускорил шаг. Мальчишка повернул на Петти‑Кери и проложил себе дорогу к рынку, где купил фрукты на одном прилавке и сыр на другом. После он зашагал к Кондуиту[37], где всегда собиралась небольшая толпа. Схватил ягоду клубники. С величайшей осторожностью развернул угол сыра и осмотрел его, как будто в поисках крошек.

Мальчик больше не был один. К нему подошла высокая худая девочка в невзрачном платье. Холдсворт узнал в ней служанку, которую видел с мальчишкой в колледже. Как будто почувствовав взгляд, она подняла глаза и уставилась на него. Должно быть, девчонка что‑то сказала мальчишке, поскольку он повернулся в сторону Джона.

Тот отбросил уловки и направился к ним. Дети попятились.

– Пожалуйста, не пугайтесь, – быстро произнес он. – Я не причиню вам вреда. Ты слуга мистера Уичкота, верно? Я видел тебя в Ламборн‑хаусе и буквально только что – в Иерусалиме.

– Да, сэр. Мистер Уичкот ждет…

– Просто ты показался мне голодным, и я подумал, может, ты не откажешься разделить со мной пирог, – Холдсворт указал на соседний прилавок. – Я бы съел кусочек‑другой, но на целый пирог у меня не хватит аппетита. А выбрасывать еду – сущий грех.

Мальчик посмотрел на девочку. Между ними проскочила какая‑то мысль.

– Возможно, твоя подруга тоже проголодалась? Будь добр, сходи, выбери пирог – такой большой, какой захочешь, – и принеси его мне.

Холдсворт протянул руку и разжал ладонь, на которой лежали три монетки по одному пенни и трехпенсовик. Мальчик схватил деньги. Они с девочкой отправились к прилавку с пирогами и переговорили с его хозяйкой. Когда они вернулись, мальчик протянул пирог Холдсворту. Девочка вернула оставшиеся два пенни.

Холдсворт не стал ничего брать.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал он.

Мальчик сделал шаг назад, затем другой.

– Погоди, – крикнул Холдсворт, понимая, что мальчик вот‑вот уйдет и, вдобавок, того и гляди расскажет хозяину о неловкой попытке чужака завязать разговор. – Послушай, это ради твоего же блага.

Он присел, чтобы оказаться с мальчиком на одном уровне, и понизил голос:

– Я знаю, что случилось в клубе Святого Духа.

В глазах мальчика вспыхнула тревога.

– Мистер Уичкот задолжал вам денег, сэр? – внезапно спросила девочка.

– Нет. Но, держу пари, он задолжал жалованье этому парню.

Джон увидел по ее лицу, что выстрел попал в цель, и поспешил развить успех.

– Я только хочу поговорить с тобой пять минут, – сказал он мальчишке. – Твоя подруга может остаться с нами и проследить, чтобы тебе не причинили вреда. А пока мы разговариваем, вы с ней можете съесть пирог. Ну, что, договорились?

Пирог оказался решающим аргументом. Холдсворт наблюдал за руками мальчика. Маленькие грязные пальцы теребили хлеб. Запах поднимался в его ноздри. От корочки отломился кусок, и мальчик запихал его в рот. Он посмотрел на девочку и молча протянул пирог ей. Она тоже отломила кусочек корочки.

– Идем, – сказал Холдсворт. – Вы же не хотите есть и говорить среди толпы? Знаете какое‑нибудь тихое место поблизости?

Дети отвели его на маленькое кладбище при церкви святого Эдуарда, где выбрали местечко на солнце, подальше от глаз прохожих. Мальчик разломил пирог пополам и предложил большую часть девочке. Дети ели быстро и сосредоточенно. Холдсворт не пытался говорить, пока они набивали животы. Он прислонился к стене церкви и думал, как они похожи на маленьких зверьков, прирученных только отчасти.

– Твоя подруга не могла бы отойти в сторонку, пока мы будем разговаривать? – спросил Холдсворт, когда мальчик закончил.

– Она знает столько же, сколько и я, сэр.

– О клубе?

– А как же, сэр, – девочка говорила, как кокни, а не кембриджская уроженка. – Я помогала готовиться, а после убирала за ними грязь.

– И… мы друзья, сэр.

– Как скажешь. – В голосе девочки проскользнуло презрение.

– Прекрасно, – сказал Джон. – Тебе известно, что я мистер Холдсворт и работаю на леди Анну Олдершоу. Давай начнем с самого начала, и ты мне расскажешь о себе.

– Его зовут Огастес, – сообщила девочка. – А меня Доркас.

– Ты тоже находишься в услужении?

– У миссис Фиар на Трампингтон‑стрит, сэр.

– Я начинаю понимать, – произнес Холдсворт.

Девочка промолчала, но ее взгляд задержался на его лице.

– Мистер Олдершоу – очень богатый молодой джентльмен, – продолжил он. – В его власти хорошо наградить вас и найти обоим новые места. Ты помнишь встречу клуба в феврале?

Огастес кивнул.

– И ты помнишь, что случилось в павильоне? Где ты был?

Огастес залился краской.

– Вижу, что помнишь. Бояться нечего… ты ни в чем не виноват. Расскажи мне о девушке.

– Откуда нам знать, что вы не обманываете? – внезапно спросила Доркас. – Может, это она вас надоумила.

– Она? – повторил Холдсворт.

– Мадам. Может, это проверка.

– Нет. Огастес знает, что я работаю на мистера Олдершоу, а тот не питает к мистеру Уичкоту любви.

Мальчик кивнул, не сводя глаз с Доркас.

– Гинея, – сказала она. – По гинее каждому.

– Может, лучше новые места? – прошептал Огастес.

– Гинея – это гинея, когда она у тебя в руках, – возразила Доркас. – А обещание – это всего лишь обещание.

– Если вы хорошо мне послужите, получите и то, и другое, – Холдсворт достал кошелек и положил две гинеи на ближайшую могильную плиту, где те засверкали на солнце. – Вы заберете деньги через пару минут, когда мы с вами закончим.

Дети уставились на монеты.

– Расскажите о Табите Скиннер.

По их потрясенному молчанию и пустым лицам он немедленно понял, что его ставка выиграла.

– О девушке, – поторопил он.

Доркас тихо вздохнула, как будто с облегчением.

– Она приехала из госпиталя Магдалины, сэр… ну, знаете, в Лондоне. Как и я. Но она была хорошенькой.

– Как и ты, – заметил Огастес.

– Миссис Фиар привезла ее?

– Да. Так она все и проворачивает, понимаете? Приводит их туда. Она говорит в совете Магдалины, что, может быть, подыщет им место или, по крайней мере, научит прислуживать, пока они здесь, – маленькое узкое лицо Доркас исказилось и стало выглядеть старше. – Такая милосердная леди, миссис Фиар. Девушки должны притворяться невинными, когда приходят молодые джентльмены.

– Хочешь сказать, что миссис Фиар привозит этих девушек из Лондона, якобы чтобы сделать служанками, а затем растлевает?

Доркас беззвучно засмеялась, открыв рот и обнажив дыру на месте двух передних зубов.

– Благослови вас боже, сэр, девушки не против. Обычно не против. Половину времени джентльмены слишком пьяны, чтобы взобраться на них, но платят им всегда одинаково. Но Табита была другой… она по правде была девицей.

Холдсворт отвернулся. Запах пирога вызвал у него тошноту. Через мгновение он произнес:

– Иными словами, миссис Фиар и мистер Уичкот раздобыли девственницу для изнасилования?

– Табита сказала, что, по крайней мере, потеряет невинность с красивым чистым джентльменом и получит за это хорошие деньги. Чудо, что ей еще было, что терять. Она сказала, что, может, молодой джентльмен влюбится в нее и захочет жениться. И тогда она будет жить в своем доме и разъезжать в золотой карете, а я смогу наняться к ней в горничные.

– Я видел их, – вступил Огастес. – Ее и миссис Фиар, когда они приехали в экипаже, пока гости ужинали. Я провел их с фонарем по саду к павильону.

– Она говорила с тобой? – спросил Холдсворт. – Какое впечатление она производила?

– Она ничего не сказала, сэр. Молчала как рыба. А потом бац – и умерла.

– Миссис Фиар оделась как монашка, – Доркас скорчила гримасу.

Огастес нервно и тонко хихикнул.

– Куда они пошли в павильоне? – спросил Холдсворт.

– В маленькую комнатку внизу, – ответил мальчик. – Она обставлена как спальня, сплошь белая. Днем я должен был развести в ней огонь и поддерживать тепло. Все было готово: вино, орехи, фрукты и так далее.

– Расскажи ему, как это случилось, – велела Доркас. – Разве не видишь, чего ему надо?

– Они ужинали… и миссис Фиар выходит из спальни и поднимается в дом… а после возвращения заходит в комнату. В это время наверху говорили тосты. А через несколько минут она посылает меня к хозяину с запиской. Он спускается и заходит к ним. А потом, через некоторое время, мистер Олдершоу сбегает по лестнице и тоже заходит в комнату. Ему так не терпелось к Табите, что он не мог ждать. Даже дверь не закрыл. Тогда я и услышал, что девушка умерла.

– Как она умерла?

Огастес пожал худенькими плечиками.

– Она была вся в белом и привязана к кровати. Ее лицо было странным. Глаза открыты и выпучены, как стеклянные шарики. Может, она умерла от страха?

Мальчик сел на траву и обхватил колени руками. Доркас коснулась его макушки почти материнским жестом.

– Это все из‑за ореха, парень, – сказала она. – Вот и все. Я же говорила – она не могла пошевелиться, никак не могла, из‑за того что была связана. Она задохнулась половинкой грецкого ореха. Мы нашли его в горле, когда обмывали тело.

– Значит, потом ее отвезли к миссис Фиар? – спросил Холдсворт.

– Ее положили со мной, – ответила Доркас. – Застывшую и холодную, ко мне в кровать. И с тех пор я не могу избавиться от нее.

– Оно преследует ее, – прошептал Огастес. – Привидение Табиты.

– Это всего лишь дурной сон, – отрезал Холдсворт. – А ты, парень, что ты делал после того, как ее нашли?

– Меня послали с ней обратно, сэр. Мы с хозяином отнесли несчастную Табиту в сад в кресле, как будто она так напилась, что не могла ходить. Один раз чуть не уронили. Она все время выворачивалась из рук. Мы запихали ее в экипаж и отвезли к миссис Фиар. А когда мы с мистером Уичкотом вернулись в павильон, все джентльмены уже разошлись по домам.

– Все? А мистер Олдершоу?

– Нет, сэр… он остался в доме, – мальчик поднял глаза и сглотнул. – Хозяйка была с ним.

– Миссис Уичкот?

Быстрый кивок.

– Где?

– В его комнате. Хозяин узнал и впал в ярость. Он запер меня в погребе на всю ночь, я чуть не замерз до смерти. Я никогда ее больше не видел, сэр, то есть, только в гробу.

А потом? Все это закончилось тем, что Сильвия бежала по улицам Кембриджа в поисках убежища в колледже Иерусалима. И затем тоже умерла неким образом.

– Ты слышал, что происходило между ними в ту ночь? – спросил Холдсворт. – Между мистером Олдершоу и мистером и миссис Уичкот?

– Нет, сэр.

– Он ударил ее, – заявила Доркас.

Холдсворт повернулся к ней:

– Не понимаю. Откуда тебе это знать?

– Потому что я видела леди мертвой, сэр. Я помогала миссис Фиар ее обмывать. Он ударил ее…

Джон, вспомнив рассказ Тома Говнаря, не утерпел и спросил:

– По голове? – он коснулся виска. – Сюда?

– Да, сэр, она обо что‑то ударилась головой. Но я о другом. Когда мы обмывали миссис Уичкот, я видела ее тело. Синяки были на спине.

Холдсворт уставился на девочку, выискивая признаки того, что она лжет. Она вернула его взгляд, но на это способен каждый лгун. Зачем бы ей лгать?

– Синяки?

– Да, сэр. Кожа не была разорвана, не так, чтобы очень. Просто похоже, что кто‑то сорвал с нее платье и лупил палкой до посинения.

Болезнь директора касалась всех, так или иначе. Никто в точности не знал, насколько она серьезна, ведь доктор Карбери славился лошадиным здоровьем. С другой стороны, нельзя было исключить возможность, что на этот раз его болезнь может привести к смерти или, по крайней мере, потере трудоспособности.

Уичкот наблюдал, как большинство членов совета, обедавших в колледже, находили тот или иной повод побеседовать с мистером Ричардсоном и держались с ним крайне любезно. «Они ищут покровительства, – подумал он, – да и черт бы с ними».

Мистер Мискин, который не мог быть вполне уверен в обещанном ему приходе, рассказал тьютору забавную историю о вице‑ректоре, которую услышал на днях, а также порекомендовал поставщика лучших угрей на всем Болоте; мистеру Ричардсону довольно было бы упомянуть имя мистера Мискина, и дело в шляпе. Мистер Краули спросил мнения мистера Ричардсона о сложном отрывке из «Анабасиса»[38]и с лестным вниманием выслушал, как тот разрешил затруднение, пролив неожиданный свет на влияние Сократа на Ксенофонта и его товарищей. Мистер Доу пожелал обсудить разработанный им хитроумный проект строительства ватерклозетов для старших членов колледжа с использованием особо гигиеничной и целесообразной модификации, авторство которой принадлежало лично ему. Даже профессор Трилло, который почти не покидал своих комнат, нашел время продиктовать несколько строк для мистера Ричардсона, превознося его последний сборник проповедей и предлагая одолжить свои заметки о грамматике халдейской и ассирийской ветви восточного среднеарамейского языка.

Фрэнк Олдершоу и Гарри Аркдейл также находились за столом, пользуясь своим положением сотрапезников начальства. Все стремились пожать руку Фрэнку, поздравить его с выздоровлением. После обеда Уичкот воспользовался общей суматохой в профессорской, чтобы приблизиться к Фрэнку под предлогом выдвигания стула.

– Не забывайте о матери, – прошептал он. – Счастье ее светлости всецело зависит от вашего.

Фрэнк дернул головой. Филипп напрягся, ожидая удара. Внезапно между ними возник Холдсворт, одновременно помогая Уичкоту со стулом и подталкивая Фрэнка к другому столу, где уже сидел мистер Аркдейл с молодыми членами совета.

Бросив взгляд через стол, Уичкот отметил, что Ричардсон наблюдал за сей маленькой шарадой. «Ничего, – подумал он, – скоро они запляшут под другую дудку. А пока довольно напомнить обоим, Фрэнку и Ричардсону, кто хозяин положения».

Уичкот не стал засиживаться за вином. Он вернулся в свои комнаты. Огастес уже возвратился с рынка с фруктами и сыром и распаковывал одежду хозяина.

– Они еще там? – спросил Уичкот без предисловия.

– Кто, ваша честь?

– Приставы.

– Да, сэр. Они… они пытались заговорить со мной, но я не дался.

– Хорошо.

Уичкот оставил мальчика работать и удалился в маленький кабинет. Черный саквояж стоял на столе. Первым делом надо было просмотреть реестр клуба Святого Духа, который велся с самых первых лет его существования. В отличие от остальных записей, в которых использовались только апостольские имена членов, в реестре были также приведены их подлинные имена и даты поступления и выхода из клуба. Некоторые из давних членов, разумеется, были уже мертвы. Он намеревался постепенно углубиться в прошлое, составляя список тех, кто, по его сведениям, еще жив. Многие из них не стоят беспокойства. Ему нужны только те, кто обладает высоким положением, или значительным богатством, или и тем, и другим. Тогда достаточно будет сопоставить имена из реестра с их деяниями в роли апостолов, запечатленными в других томах клубного архива.

Затем последует самая щекотливая часть сочинение писем. Это рискованное предприятие, вот почему он не попытался осуществить его прежде, но если проявить осторожность, ему может сопутствовать успех. Придется тщательно взвесить личные обстоятельства каждого адресата и выдвинуть соответствующие требования. Необходимо взять за правило не просить слишком много, подумал он, а лишь то, что даритель сможет с легкостью передать.

В конце концов, никогда не поздно вернуться за большим.

Филипп усердно трудился минут двадцать, когда в дверь постучали. Огастес открыл; зарокотал мужской голос. Слуга постучал в дверь кабинета, распахнул ее и объявил, что мистер Холдсворт передает мистеру Уичкоту свои наилучшие пожелания и просит уделить ему несколько минут, если это возможно. Глупый мальчишка оставил дверь открытой, отчего Уичкот, подняв взгляд, увидел гостя у наружной двери. На долю секунды их взгляды скрестились. Холдсворт был достаточно хорошо воспитан, чтобы отвести глаза и сделать вид, будто они друг друга не заметили.

– Ну разумеется, – Уичкот поднялся со стула. Он убрал бумаги в саквояж и повернул ключ в обоих замках.

В гостиной мужчины поклонились друг другу.

– Вы сейчас проживаете в колледже, сэр? – осведомился Уичкот.

– Да… в комнатах прямо над вашими, собственно говоря.

– Чудесный вид на сады. Поистине очаровательный, как по‑вашему?

Холдсворт кивнул. Он взглянул на Огастеса и попросил разрешения переговорить наедине.

Отослав мальчишку, Уичкот указал Джону на стул. Тот ответил, что предпочитает стоять.

– Несомненно, вы пришли от мистера Олдершоу, – улыбнулся Филипп.

– Нет, сэр, вовсе нет. Мистер Олдершоу ушел с мистером Аркдейлом вскоре после того, как вы покинули профессорскую.

– Что ж… так даже лучше. Некоторые вопросы проще решать людям зрелого суждения.

– Несомненно, – согласился Холдсворт. – Я не стану ходить вокруг да около, сэр… я пришел сказать вам, что вы должны оставить мистера Олдершоу в покое. Он уже заплатил слишком высокую цену за знакомство с вами.

– По крайней мере, это откровенный разговор. А если я скажу вам, что мистер Олдершоу должен мне значительную сумму денег?

– Тогда я отвечу, что вы ошибаетесь.

Уичкот улыбнулся.

– Я готов сделать скидку на то, что вы не знаете обо всех поступках вашего подопечного. Но не могу поверить, что вы или ее светлость обрадуетесь, если правда о нем выплывет.

– Вы забываетесь, – возразил Холдсворт. – Вам ли сулить несчастья? Человек, которому грозит тюрьма и который находится в весьма щекотливом положении…

Уичкот щелкнул пальцами, как бы отметая намек.

– Полагаю, вы имеете в виду мои затруднения… разумеется, это не ваше дело, но, в любом случае, не стоит утруждаться, поскольку они всего лишь временны. К тому же я в полной безопасности, пока проживаю здесь, в колледже.

– Нет, сэр. Не их. Я имею в виду возможность уголовного преследования. Тогда стены колледжа вас не защитят.

Гарри Аркдейл намеревался провести послеобеденные часы за книгами, но не рассчитывал на неожиданное возвращение Фрэнка. Молодые люди пообедали вместе и отметили свое воссоединение немалым количеством тостов. После Фрэнку пришло в голову спуститься к реке и навестить любимые места.

Они отправились на ялике в Грантчестер. Клонящееся к горизонту солнце припекало. Достигнув деревни, они утоляли жажду в «Красном льве» почти два часа.

Фрэнк не говорил о том, что испытал со времени своего отъезда. Гарри не допытывался. Окольными путями, однако, они подняли тему мистера Уичкота и клуба Святого Духа и совершенно сошлись в том, что не желают более иметь ничего общего ни с упомянутым джентльменом, ни с его клубом.

– Слышали, что случилось с Соресби? – спросил Аркдейл, пока Фрэнк направлял ялик к Кембриджу. – Кажется, он занимался с вами в прошлом семестре?

– Да. Недолго… я решил, что это не помогает.

– Он занимался со мной последнюю неделю или две, – продолжил Гарри. – Чертовски умный парень.

Фрэнк опустил шест, повернул его и снова поднял.

– Пожалуй. И все же он вор.

– А может, здесь какая‑то ошибка? Хотя он сбежал вчера, так что вряд ли. Зачем ему сбегать, если он невиновен?

Фрэнк промолчал. Он сосредоточил усилия на большой ветке ивы, которая упала в воду.

– С другой стороны, есть письмо, которое он оставил для меня в книге. Написал, что не делал этого. Возможно, и вправду не делал.

Олдершоу сощурился, глядя сверху вниз.

– Чего не делал?

– Вы не слушаете. Возможно, он все же не крал эту пьесу Марло. Так что я не знаю, что и думать.

– А вам обязательно что‑то думать?

– Да… он был мне весьма полезен, видите ли. В любом случае, если кому сейчас и нужен друг, так это ему.

– Друг?

Гарри слегка смущенно засмеялся.

– Ну, может, я немного неправильно выразился. Кто‑то, способный протянуть руку помощи. Как этот тип, Холдсворт, протянул ее вам.

Аркдейл впервые напрямую коснулся темы сумасшествия товарища. Оба промолчали. Ялик скользил по воде с лентами водорослей, вспугнув пару уток.

– Спросите Малгрейва, – посоветовал Фрэнк. – Я бы поступил именно так.

– Малгрейва? Почему?

Фрэнк остановился, и шест потянулся за лодкой, оставляя на зеленой воде серебряный след.

– Я всегда так поступаю, если мне в колледже что‑нибудь нужно. Но что, если Соресби невозможно найти? Вы подумали об этом?

– Что вы имеете в виду?

– Он мог утопиться.

Вскоре после этого они достигли пристани и молча пошли обратно в колледж. Джип находился в Церковном дворе, выгружая чемоданы и коробки Фрэнка из той самой тачки, в которой несколько часов назад находились пожитки Филиппа Уичкота.

– Малгрейв, вы ведь знаете мистера Соресби? – спросил Аркдейл без предисловий. – Сайзара?

– Да, сэр.

– Вы слышали, что с ним случилось?

– Мистер Мепал что‑то говорил о пропавшей библиотечной книге, сэр.

– Именно. А вы слышали, что он сбежал? Скрылся под покровом темноты?

– Да, сэр, – Малгрейв водрузил коробку на плечо и шагнул к дверям.

– У вас есть идеи, где он может быть? Его родители живы?

– Насколько мне известно, его мать мертва, сэр, а отец чинит дороги где‑то за Ньюкаслом. Но вряд ли он туда отправился, сэр. Между ними давняя вражда.

– К кому еще он мог пойти? Кто еще может знать, где он?

Малгрейв втянул щеки и перехватил коробку поудобнее.

– Полагаю, дядя мистера Соресби может иметь некоторое представление о том, где он находится, сэр.

– Его дядя? Кто это?

Малгрейв почтительно смотрел в землю, но сделал еще шаг к двери, слегка пошатнувшись под весом коробки.

– Ну как же, сэр, золотарь. Том Говнарь.

За исключением служанки миссис Карбери, Сьюзен, и дежурного привратника, никто из слуг не проводил ночи в колледже. Привратник охранял главные ворота всю ночь. Теоретически он регулярно обходил территорию колледжа и никогда не спал, но на практике редко покидал привратницкую и часто храпел так же крепко, как и все прочие в Иерусалиме. За одним исключением – иногда золотарь приходил рано, по специальному уговору с мистером Мепалом, и привратник впускал его в главные ворота.

Поскольку Огастес не мог ночевать в колледже, Уичкот договорился, что он будет проводить ночи в доме миссис Фиар на Трампингтон‑стрит.

– Можешь отправляться прямо сейчас, – сказал он, когда церковные часы били семь. – Остаток вечера я прекрасно обойдусь без тебя… неуклюжий мальчишка. Да не забудь передать миссис Фиар мои наилучшие пожелания, и обязательно скажи, что я просил приставить тебя к делу, пока ты находишься под ее кровом.

Огастес медленно шел по Церковному двору, размышляя над возможным будущим, которое не включало его участия в крахе мистера Уичкота. Бейлиф посоветовал ему искать другое место. Можно ли довериться мистеру Холдсворту? Если нет, с чего вообще начать? Его настоящее положение не выставит его в выгодном свете в глазах возможного хозяина. Он сомневался, что мистер Уичкот даст ему рекомендацию. У него нет друзей, а город кишмя кишит мальчишками в поисках работы, у большинства из которых есть дядя или брат, готовые протянуть руку помощи.

Погрузившись в раздумья, Огастес едва не налетел на двух студентов, которые разговаривали в галерее рядом с привратницкой. Съежившись и вымаливая у джентльменов прощение, он узнал Фрэнка Олдершоу и Гарри Аркдейла.

– Эй, парень, – окликнул Аркдейл. – Ты хорошо знаешь город?

– О да, сэр. Я здесь родился – в подвале кишащего крысами здания на задворках Грин‑стрит. Все углы и закоулки знаю.

– А Одри‑Пассидж знаешь?

– Да, сэр… это рядом с Кингс‑лейн, – отчаяние прибавило ему хитрости. – Не так‑то просто найти.

– Отведешь нас туда?

– Да, ваша честь. Сейчас, ваша честь?

Олдершоу коснулся рукава Аркдейла.

– Это мальчишка Уичкота. Так и знал, что где‑то его видел.

Гарри моргнул.

– Ну да.

– Но я ищу новое место, сэр, – быстро вставил Огастес.

Аркдейл прошептал Фрэнку:

– Что тут плохого? Это совсем другое дело.

– Пожалуйста, сэр, – взмолился Огастес.

Фрэнк пожал плечами.

– Мне жаль любого, кто находится у Уичкота в услужении.

– Надеюсь, вы пойдете со мной? – продолжил Аркдейл, по‑прежнему обращаясь к Фрэнку. – По средам в «Черном быке» играет музыка; можно заглянуть туда после, если пожелаете.

Все трое покинули колледж и пошли по Берд‑Болт‑лейн. Огастес поздравил себя – Одри‑Пассидж находился по другую сторону Трампингтон‑стрит, между Кингс‑лейн и таверной «Черный бык». Он в любом случае пошел бы в эту сторону, чтобы попасть в дом миссис Фиар, а она пока что не ждала его прихода. Ему могли достаться щедрые чаевые – молодые джентльмены склонны сорить деньгами.

Он отвел их на Кингс‑лейн и затем повернул налево. Джентльмены уже прижали платки к носам. Они пробирались по узким проулкам и коридорам между зданиями, открытым всем стихиям, пока не дошли до Одри‑Пассидж. Это был темный и извилистый переулок, тупик с общественной выгребной ямой на дальнем конце. Булыжники мостовой были скользкими и влажными, несмотря на сухую погоду. Вокруг носились оборванные детишки и костлявые коты.

– Спроси, где живет Том Говнарь, – приказал Гарри неразборчивым из‑за платка голосом.

– Золотарь, сэр?

Тот кивнул. Огастес схватил малышку постарше за ухо, и она указала им на дверь посередине переулка. Дверь была распахнута. Девочка сказала, что Том и его семья живут в комнате на верхнем этаже, в самой глубине.

– Вам не стоит туда подниматься, сэр, – сказал Аркдейлу Огастес. – Велеть девчонке сбегать за ним?

Аркдейл кивнул, и девочка умчалась. Гости ждали снаружи. Огастес беспокойно переминался с ноги на ногу. Студентов в таких местах не любят, как и мальчишек‑чужаков. Не исключено, что на них нападут. С другой стороны, молодые люди выглядят сильными, особенно мистер Олдершоу, и у них при себе трости.

Девочка вернулась и прошмыгнула у них под ногами, скрывшись в безопасности переулка. За ней последовала женщина, осторожно спускаясь по крутой и узкой лестнице. Сначала Огастес увидел вишневую тапку с острым носом. Через мгновение к нему присоединился собрат. За ними последовал обтрепанный подол темно‑синего платья, покрытого зеленой патиной от возраста и износа. Наконец появилась вся женщина целиком, хотя она держалась довольно далеко от двери, как будто боялась, что гости принесут заразу в ее дом.

– Кто вы? – спросил Аркдейл, опуская платок.

– Миссис Флойд, ваша честь.

– Кто?

– Мой муж – золотарь, сэр. Джон Флойд, сэр, его еще кличут Томом Говнарем. Надеюсь, ничего не случилось?

Огастес смотрел на вишневые тапочки. На их носах красовался вышитый шелком изящный геометрический узор, напоминавший ковер в кабинете мистера Уичкота в Ламборн‑хаусе.

– Нет‑нет, ничего такого, – ответил Аркдейл. – Насколько я понимаю, он… имеет отношение к мистеру Соресби из Иерусалима.

Миссис Флойд присела в реверансе, как будто польщенная тем фактом, что джентльмену известно нечто о семье ее мужа.

– Да, сэр… Тобиас – сын несчастной покойной сестры Флойда.

– Вы видели его в последние пару дней? Мне очень нужно с ним поговорить.

Женщина уставилась в землю.

– Нет, сэр. Он не приходил. Он ученый, понимаете, там, в колледже.

Огастес хмурился, глядя на тапочки. Они ему о чем‑то напоминали. Он сознавал, что кругом полно чужих глаз и ушей, что в доме кипит невидимая жизнь.

– Вот что, добрая женщина, – сказал Аркдейл. – Сообщите вашему мужу, что я хочу повидать его племянника и… и я желаю ему только добра. И если кто‑нибудь из вас увидит его, немедленно мне сообщите. Адресуйте письмо в Иерусалим… можете оставить его у мистера Мепала, привратника. Меня зовут Гарри Аркдейл.

Женщина снова присела в реверансе, и тапочки на мгновение скрылись из виду за подолом платья. В это мгновение Огастес вспомнил.

Фрэнк повернулся и направился прочь. Аркдейл посмотрел ему в спину, пожал плечами и пошел следом.

– Сэр, – произнес Огастес с кошмарным чувством, будто собирается с закрытыми глазами спрыгнуть с невероятно высокого утеса. – Сэр, сэр!

Студенты повернулись.

– Что такое? – спросил Аркдейл.

– Тапочки, ваша честь, тапочки миссис Флойд. Клянусь, они такие же, как у мадам.

– А? Какого черта ты мямлишь? Какой мадам?

– Миссис Уичкот, сэр.

В первый вечер после возвращения в Иерусалим Фрэнк отужинал в своих комнатах. Единственным его сотрапезником был Холдсворт. Аркдейл, которого он пригласил присоединиться к ним, отказался под предлогом утренней лекции мистера Краули.