Анатомия призраков 19 страница

Будь что будет, решила Элинор. Она напишет леди Анне, когда вернется в дом. Сообщит ей, что доктор Карбери умирает.

Но она все же была не одна. Колеса грохотали и скрежетали по плитам церковной галереи. Кто‑то разговаривал. Продолжая прятаться, Элинор переменила положение, чтобы выглянуть в просвет между ветвями. Сначала она подумала, что это Том Говнарь совершает обход. Она поняла ошибку, когда в одной из арок галереи показались мужчина и женщина.

То был Филипп Уичкот. За его руку цеплялась коренастая невысокая женщина, годящаяся ему в матери.

Пока Элинор наблюдала, они прошли вдоль фасада Нового здания. За ними катила тачка, заваленная чемоданами и коробками, которую тащили двое слуг, совсем еще дети. Элинор узнала мальчишку Уичкота. Рядом с ним шагала высокая худая девчонка, руки и ноги которой торчали из слишком короткого платья.

Комнаты в Новом здании были поделены на три подъезда. Уичкот в сопровождении леди подошел к ближайшему. Тачка остановилась, и слуги принялись ее разгружать.

Уичкот сменил местожительство. Это знак, подумала Элинор, проявление божественного недовольства ее прелюбодейными желаниями. Как она сможет забыть Сильвию, пока Уичкот здесь?

– Какого дьявола вы затеяли? – рявкнул Холдсворт.

– Не ваше дело, – сверкнул глазами Фрэнк. – Вы сказали, что ничем больше не можете помочь, так что я решил справиться с проблемой сам.

Они стояли на углу Уолл‑лейн и Кинг‑стрит. Раздражение Холдсворта быстро таяло, поскольку Фрэнк явно находился в безопасности и более или менее здравом уме.

– Откуда вы узнали, где я? – спросил Фрэнк.

– Я встретил пристава в Ламборн‑хаусе, когда пришел искать вас. Почему вы убежали, точно вор, среди ночи?

Фрэнк покраснел.

– Я знал, что вы попытаетесь меня остановить. Но вы меня не остановите, слышите? Я много недель жил в непреходящем кошмаре и намерен покончить с ним раз и навсегда.

– Рад это слышать, – ответил Холдсворт. – И ни в коем случае не встану у вас на пути. Вы видели мистера Уичкота?

– Меня не пустили к нему.

– Вы ели сегодня утром?

– Не было времени.

– У меня тоже. Давайте немедленно это исправим. Если вам не позволяют видеть мистера Уичкота, вы ничего пока не можете поделать, а улица – не место для разговора.

Фрэнк позволил увлечь себя на Кинг‑стрит, где запахи из открытой двери кофейни добавили убедительности аргументам Холдсворта. Они зашли внутрь. Это было обветшалое заведение, посещаемое в основном студентами победнее. Никто не обратил особого внимания на новоприбывших.

Они заказали сытный завтрак. Во время ожидания Холдсворт попытался завязать разговор, но Фрэнк уклонился, схватив одну из газет, разбросанных по столам, и погрузившись в чтение.

После еды, однако, он положил вилку и небрежно произнес:

– Черта с два я стану дальше прятаться в деревне.

– Выходит, больше никакого кря‑кря?

Фрэнк засмеялся.

– Больше никакого кря‑кря.

– Что вы намерены делать?

– Ну, я должен вернуться в Иерусалим. И воздать Уичкоту по заслугам, так или иначе. Ради Сильвии.

Боже праведный, подумал Холдсворт, только бы юный глупец не вызвал его на дуэль. Романтическая и, вполне возможно, фатальная мишура поединка – именно то, что способно привлечь молодого человека в положении Фрэнка.

– Откладывать незачем, – продолжил Фрэнк. – Я вернусь сегодня. Сейчас, собственно говоря.

– Сейчас? Быть может, вы все‑таки напишете и?..

– Не вижу в этом ни малейшей необходимости. – Он смерил Холдсворта взглядом. – Разве я связан обязательством испрашивать чьего‑либо разрешения поступить подобным образом?

– Я хочу задать вопрос.

Фрэнк покачал головой.

– Я больше ничего не скажу, так что не утруждайтесь. Кроме того, я уже рассказал вам достаточно. Моя мать назначила вас моим сторожем, мистер Холдсворт. Любые мои слова немедленно будут донесены до нее.

– Вы забыли, сэр. Я уволился. И вы сами подтвердили это, когда пояснили, почему отправились в Кембридж, не поставив меня в известность. Таким образом, все, о чем мы станем говорить, будет носить характер частной беседы. Если вы расскажете мне нечто, что пожелаете сохранить в тайне, быть по сему.

Холдсворт откинулся на спинку стула и налил себе еще кофе. Он знал, что его аргумент основан на софизме. Но это ничего не значит. Разум в этом деле неважен, и никогда не был важен. Единственная проблема состояла в том, что Фрэнк сидел молча, сжав губы. Он не выказывал ни малейшего желания о чем‑либо говорить.

– Табита Скиннер, – произнес Холдсворт, отринув уловки.

– Никогда о ней не слышал. Кто это?

– Четырнадцатилетняя девочка. Она умерла в ту же ночь, что и миссис Уичкот, очевидно, вследствие припадка, в доме миссис Фиар на Трампингтон‑стрит.

Фрэнк покачал головой.

– О ней я тоже никогда не слышал.

– Я не верю, что эти две смерти никак не связаны, – сказал Холдсворт. – Одна и та же ночь. Связь между миссис Фиар и мистером Уичкотом. И встреча клуба Святого Духа.

– Что ж, если они и связаны, я ничего об этом не знаю, – Фрэнк отодвинул стул. – Вы весьма меня обяжете, если выкинете это из головы. А сейчас я должен вернуться в колледж.

– Возможно, вы позволите мне отправиться с вами? – предложил Холдсворт. – Я должен заглянуть в Директорский дом и сообщить доктору Карбери, что больше не работаю на ее светлость, по крайней мере, что касается вас. И хорошо бы известить об этом также мистера Ричардсона как вашего тьютора.

– Вы можете меня сопровождать, – высокомерно объявил Фрэнк. – Это нисколько не стеснит меня.

– Тогда оплатим счет, и немедленно в путь.

Фрэнк махнул рукой официанту. Внезапно уверенность покинула его.

– По правде говоря, у меня нет при себе денег. Вот почему тот болван не пустил меня в дом предварительного заключения.

Холдсворт промолчал.

– Я попросил бы выслать мне счет, – заторопился Фрэнк, – но здесь меня никто не знает, и это может оказаться несколько утомительно. Я был бы крайне признателен, если бы вы одолжили мне необходимую сумму.

Холдсворт вежливо кивнул. В Фрэнке уживались нуждающийся школьник и властный джентльмен. Когда он открывал рот, трудно было угадать, кто из них заговорит.

На обратном пути в Иерусалим раздражение Фрэнка испарилось, и он постепенно развеселился. Юноша крутил головой, рассматривал витрины магазинов и исподтишка поглядывал на наиболее хорошеньких встречных девиц.

– Я так скучал последние недели, – произнес он рядом с колледжем. – Я и не понимал, как сильно мне всего этого недоставало.

По дороге они никого не встретили. Охотничья одежда Фрэнка была забрызгана дорожной грязью. Без регалий сотрапезника начальства его было не так просто узнать. Но это переменилось, стоило им войти в ворота Иерусалима. Мепал заметил их и выскочил из привратницкой.

– Мистер Олдершоу, сэр, – он снял шляпу и поклонился как можно ниже. – Отдохновение для глаз, сэр, если вы позволите мне подобную дерзость.

– Я рад возвращению, – Фрэнк обвел рукой колледж, создав впечатление, что весь он принадлежит ему. – Пусть кто‑нибудь отправится на Уайтбич‑Милл. Скажите Малгрейву, чтобы закрыл дом и перевез наши вещи – мои и мистера Холдсворта – обратно в колледж. Я желаю видеть его, как только он явится. Кстати, где моя домработница?

– Сэл, сэр? В вашем подъезде, сэр, в комнатах мистера Аркдейла.

– Пришлите ее ко мне. И еще мне нужно побриться. Пошлите за цирюльником. Да скажите Сэл, чтобы принесла горячей воды. Кстати, мистер Ричардсон поблизости? Я должен нанести ему визит первым делом.

Глаза Мепала метнулись к Холдсворту, который не участвовал в беседе, но оставался в стороне простым наблюдателем.

– Члены совета в профессорской, сэр. На собрании колледжа.

– Вот как. Значит, доктор Карбери там?

– Увы, директор нездоров, сэр.

– Какая жалость.

Фрэнк глянул на Холдсворта, как бы в ожидании указаний.

– Я должен сходить в… – он наморщил лоб. – Боже праведный!

Олдершоу смотрел мимо Мепала и Джона. Холдсворт обернулся. Сам двор был пустым, но в арке на правой стороне церковной галереи виднелись два силуэта: худой и высокий девичий, и пониже, но такой же худой мальчишеский.

– Это случайно не мальчишка Уичкота?

– Да, сэр, – подтвердил Мепал. – Он прислуживает мистеру Уичкоту.

– Уичкоту? – Фрэнк произнес это так громко, что мальчик услышал и вскинул голову. – Хотите сказать, что он здесь, в колледже?

Огастес поднял маленький, но тяжелый черный саквояж с тисненым гербом Уичкота, запертый на два латунных замка, и, шатаясь, понес его к двери спальни.

– Не сюда, – поправила миссис Фиар. – В другую комнату, в маленький кабинет.

Огастес изменил направление. Доркас уже находилась там, раскладывая на столе письменный прибор.

У самой двери гостиной лежала груда вещей. Миссис Фиар сидела за столом. Уичкот стоял на коврике перед пустым камином, засунув большие пальцы в карманы жилета.

– Не выразить словами, как я признателен… – начал он.

– Слова ни к чему, дражайший Филипп, – она понизила голос. – Мистер Ричардсон не стал чинить препятствий?

– Ни малейших. Он не дурак. Мгновенно понял ситуацию.

– И все же я удивлена, что его не понадобилось уговаривать.

– Полагаю, тому есть две причины, мадам. Во‑первых, он уже опаздывал на собрание в профессорской. А во‑вторых, и это более важно, положение дел в Иерусалиме сейчас особенно деликатное.

Он поморщился, когда Огастес задел краем саквояжа угол стола.

– Причина собрания?

– Официальная, по крайней мере, – какой‑то скандал с одним из сайзаров. Его поймали за руку на воровстве, после чего он сбежал. Но настоящая новость – директор. Похоже, он тяжело болен.

Миссис Фиар отвела взгляд от окна.

– Умирает?

– По‑видимому, Ричардсон полагает это возможным. И, несомненно, желательным. Если директор умрет, назначат выборы. Меньше всего Ричардсону нужно участвовать в очередном скандале. Слово или два в нужные уши, и его шансы упадут до нуля. Стать главой колледжа, директором Иерусалима – вершина его чаяний.

В кабинете раздался грохот и резкий вздох. Когда Огастес и Доркас вышли из комнаты, миссис Фиар поманила их к себе.

– Верный слуга угоден Господу, – объявила миссис Фиар. – Верный слуга никогда не судачит о делах своего хозяина. Он неустанно ищет, чем еще послужить. С другой стороны, вероломный слуга неизбежно пожалеет о своем предательстве. Он будет проливать горькие слезы. А потом, после мучительной смерти, отправится в ад.

Дети смотрели на ковер. Кончики ушей Огастеса покраснели. Доркас впилась ногтями в свои бледные веснушчатые руки, которые уже были покрыты царапинами.

– А теперь займитесь делом, – снисходительно обронила миссис Фиар. – Лень – мать всех пороков.

В трогательном изъявлении псевдофеодальной преданности, домработница выразила радость при виде мистера Олдершоу, накинув передник себе на голову и громко зарыдав. Смущенный, Фрэнк выполнил свою сторону сделки, попросив Джона дать ей полкроны от его лица. Когда дело было улажено к всеобщему удовлетворению, домработница удалилась на поиски горячей воды, а Фрэнк отправился обходить комнаты.

Холдсворт сел за стол с пером и чернилами и начал сочинять письмо. Он едва успел начать, когда Фрэнк вернулся в гостиную и навис над ним, загораживая свет. Юноша уронил на стол нечто металлическое – позолоченную пуговицу, которая сверкнула на солнце.

Холдсворт коснулся ее указательным пальцем. То была недостающая пуговица с клубного сюртука Фрэнка. Мистер Ричардсон упомянул, что она лежит на туалетном столике, когда показывал Холдсворту комнаты.

– Sans souci, – Фрэнк сглотнул. – Чертовски забавно, не правда ли?

– Почему?

Юноша не ответил, но его лицо на миг исказилось. Глаза наполнились слезами. Он отвернулся и принялся изучать книжные корешки в шкафу.

– Что такое? – спросил Холдсворт.

– Ничего, – Фрэнк не повернулся. – Совсем ничего.

Немного выждав, Холдсворт обмакнул перо в чернила и продолжил писать.

– Кстати, что вы делаете? – спросил Фрэнк, не сводя взгляда с книг.

– Пишу ее светлости, затем чтобы ознакомить ее со случившимся и известить, что вы снова поселились в Иерусалиме. Я намерен сложить с себя ответственность.

Фрэнк вихрем обернулся.

– Нет, мистер Холдсворт, прошу, не делайте этого.

– Не писать вашей матери?

– Нет… не отказывайтесь от места. Я хорошенько поразмыслил, и… простите, я говорил в сердцах. Хочу, чтобы вы остались со мной еще ненадолго.

– Полагаю, я выполнил то, ради чего меня наняла ее светлость, сэр.

– Да, несомненно, что касается меня. И все же, вы оказали бы мне огромную услугу, отложив отъезд. В конце концов, у меня может случиться рецидив, и еще не решен вопрос с библиотекой колледжа и книгами отца, помните? Моей матери все еще нужен ваш совет на их счет.

Холдсворт молча смотрел на него. Затем он пожал плечами.

– Я заключу сделку с вами, сэр. Я соглашусь остаться на две или три ночи, чтобы завершить исследование библиотеки для ее светлости.

– Спасибо, сэр, я очень благодарен, поверьте…

– При одном условии. Вы не устроите скандала с мистером Уичкотом. Если вы встретите его, находясь здесь, то постараетесь не обращать на него внимания. Вы не должны как‑либо его задевать.

– Но, сэр, я не могу…

В дверь постучали, и Фрэнк умолк. Неожиданно его лицо расплылось в улыбке.

– Хорошо, сэр, – пробормотал он Холдсворту и возвысил голос. – Войдите.

Дверь отворилась, и вошел Ричардсон. Тьютор схватил руку Фрэнка и энергично встряхнул. Он так расчувствовался, что даже вытер с лица нечто вроде слезы.

– Что ж, сэр, не стану притворяться, будто не рад своему возвращению, – произнес Фрэнк. – Однако молю, скажите, что здесь делает мистер Уичкот? Мы видели его слугу, когда пришли, и Мепал говорит, что он поселился в колледже.

– Так и есть, мистер Олдершоу.

– Мне это не по душе, сэр.

– Увы, дела мистера Уичкота несколько запутаны. Когда он попросил у меня убежища, я просто не смог ему отказать. Разве можно оставить выпускника Иерусалима в беде?

– Я слышал, новые иски на подходе, – заметил Холдсворт.

Ричардсон кивнул.

– Вы хорошо осведомлены, сэр. Но бейлифы не могут достать его здесь. Он будет в полной безопасности до тех пор, пока не покинет пределы колледжа в дневное время, за исключением воскресений. У него будет время, чтобы уладить дела и разрешить возникшие трудности. Но давайте поговорим о чем‑нибудь более приятном. Надеюсь, вы продлите свое пребывание в Иерусалиме, мистер Холдсворт? Не стоит забывать о библиотеке.

– В точности мои слова, сэр, – вставил Фрэнк. – Мать настояла бы на этом.

– В таком случае вы не должны нам отказывать, сэр. Кстати, вы уже поведали мистеру Олдершоу печальную новость о нашем библиотечном клерке, мистере Соресби?

Холдсворт покачал головой.

– Соресби? – повторил Фрэнк. – Сайзар? Что с ним?

– Очень прискорбно, но его обвиняют в краже книги из библиотеки, – сообщил Ричардсон. – Такой многообещающий молодой человек; весь мир лежал у его ног! Хуже того, он усугубил свое положение тем, что скрылся.

– Какая досада, – машинально произнес Фрэнк. – Да, кстати, сэр, Мепал говорит, что директору нездоровится. Где мистер Холдсворт может остановиться? Ему лучше не возвращаться в Директорский дом.

– Если я останусь еще на день или два, я найду комнаты в городе, – сказал Холдсворт.

– Нет‑нет, – возразил Фрэнк. – Уверен, мистер Ричардсон не желает об этом и слышать… верно, сэр?

– Колледж с радостью примет вас, мистер Холдсворт. Доверьтесь мне, и я посмотрю, что можно сделать. Уверен, мы подыщем вам место в Новом здании. – Ричардсон повернулся к Фрэнку: – Надеюсь, вы отобедаете с нами в зале, мистер Олдершоу? То есть, если вы хорошо себя чувствуете. Возможно, вы предпочтете отдохнуть после дороги.

– Спасибо, сэр, я хорошо себя чувствую, – раздраженно ответил Фрэнк. – Я пообедаю в зале. И мистер Холдсворт тоже.

Ричардсон улыбнулся.

– О да, конечно, – и мистер Холдсворт.

– Помните, – сказала миссис Фиар, – вы не должны покидать стены колледжа при свете дня.

– Полно, мадам, разве можно об этом забыть, когда у ворот ждет стая шакалов?

Из комнаты джипа, где Огастес и Доркас убирали чайные принадлежности, раздался звон бьющейся посуды.

Миссис Фиар скривила рот.

– Доркас, – произнесла она, не дав себе труда повысить голос.

Служанка появилась, вытирая руки об фартук, и неуклюже присела в реверансе.

– Что разбилось? Кто виноват?

– Прошу прощения, мадам, это чайная чашка, она выскользнула у меня из рук, мадам, мне так жаль, я…

– Злонравная, неуклюжая девица, – заметила миссис Фиар без гнева, как бы констатируя факт. – Сегодня ты останешься без обеда. Я давно заметила, что набитый желудок делает тебя невнимательной и глупой.

– Прошу прощения, мадам, – произнес Огастес из дверей комнаты джипа. – Пожалуйста, не ругайте ее, это я виноват, она передавала чашку мне, и я…

– Заткнись, – рявкнул Уичкот.

Миссис Фиар снова повернулась к Филиппу и заговорила медовым тихим голосом, который приберегала для него:

– Я вынуждена вас оставить, дорогой. Мне надо пообедать, и вы тоже скоро проголодаетесь.

– Позвольте проводить вас, мадам.

– По крайней мере, до ворот. – Она улыбнулась ему. – Но не забывайте запирать двери. Дверь кабинета и наружную дверь. Ваше будущее – здесь.

Сопровождаемые Доркас, миссис Фиар и Уичкот спустились вниз, на солнце. Миссис Фиар остановилась по пути, чтобы восхититься величественным размахом восточного платана.

– Поистине чарующе, – заметила она. – Пусть вам придется провести пару недель в изгнании, это не самое худшее место для ссылки.

Они прошли по галерее и через Церковный двор к главным воротам. Мепал вышел из привратницкой на внешний двор у Сейнт‑Эндрюс‑стрит и беседовал с двумя мужчинами в черном.

Миссис Фиар положила руку на локоть Уичкота.

– А! Ваши шакалы, полагаю.

Они обменялись рукопожатием. Но прежде чем дама прошла через ворота, они услышали быстрые и легкие шаги за спиной. Огастес подбежал с платком, который протянул миссис Фиар с низким, стремительным поклоном, словно утка нырнула в воду вниз головой.

– Нашел на вашем кресле, мадам.

Миссис Фиар кивнула Доркас, которая шагнула вперед с опущенной головой и взяла платок у мальчика. Уичкот заметил, как девчонка покосилась на Огастеса, а он на нее. Неужели каланча миссис Фиар и его чумазый карлик влюбились друг в друга? Сама мысль об этом показалась столь нелепой, что он едва не рассмеялся вслух.

Когда миссис Фиар ушла, Уичкот вернулся в свои комнаты. Он остановился у подъезда в Новом здании. По случайности Фрэнк шел со стороны Иерихона, глядя на сад. Он заметил Филиппа слишком поздно, чтобы избежать встречи.

– Рад видеть вас в колледже, – вежливо произнес Уичкот. Он был готов к любому проявлению жестокости; его не удастся вновь застать врасплох. – Смеют ли ваши друзья надеяться, что это означает ваше полное исцеление? Лично я надеюсь.

Фрэнк что‑то пробормотал и попытался проскользнуть мимо него.

Уичкот заступил ему дорогу.

– Мы будем почти соседями. Огастес, поднимись наверх и стой у двери, – он подождал, пока мальчик ушел. – Я перебрался в колледж на несколько дней или даже недель. Поселился здесь, в Новом здании. Молю вас оказать мне честь своим визитом.

– Еще чего! Да чтоб вас черти взяли!

– Поживем – увидим. Если я расскажу властям, что вы сделали с той девочкой, и приведу свидетелей в поддержку обвинения, весьма вероятно, что черти возьмут вас раньше меня.

– Что вы имеете в виду… о господи, что вам надо?

– Всему свое время. Уверен, мы еще обсудим этот вопрос. Должно быть, вас заинтересует тот факт, что я принял меры предосторожности и забрал архивы клуба Святого Духа с собой в колледж. Поистине увлекательное чтение. Например, в книге членов есть ваша подпись, должным образом засвидетельствованная. Вы были очень рады стать апостолом, а? И стали им в ту самую ночь, когда девчонка умерла. В ту самую ночь, когда все эти люди видели вас с ней, готового схватить ее и лишить невинности. Да, перед самой ее смертью. Из этого логически вытекает, что одно привело к другому.

Фрэнк схватил Уичкота за руку.

– Мерзавец, – прошипел он. – Так вы мне мстите за Сильвию? И за купание в пруду?

Филипп смотрел на него, но молчал. Фрэнк был крупнее, и Уичкот уже знал о склонности молодого человека к насилию. Но он также знал, что власть принимает множество форм. Через несколько секунд Фрэнк ослабил хватку и сделал шаг назад.

Уичкот поправил рукав сюртука.

– Поговорим позже. Несомненно, вам не терпится убежать к своему гувернеру, Холдсворту, и поплакать у него на плече. Не смею вас больше задерживать. Но предупреждаю, это не поможет. Нам с вами рано или поздно придется прийти к соглашению.

У Элинор Карбери болела голова. Женщина сидела за письменным столом, сочиняя третий черновик письма леди Анне Олдершоу, и ненавидела себя за это. Жизнь заставила ее совершить множество поступков, которые пробуждали ненависть к себе.

В дверь постучали, и вошла Сьюзен. Она закрыла дверь и встала с опущенной головой в ожидании распоряжений хозяйки.

– Что такое? – Элинор обмакнула перо в чернильницу.

Ответа не последовало. Она взглянула на служанку. Слезы струились у той по щекам.

– Что такое? – повторила Элинор более резко. – Ради всего святого…

– Ах, мадам, я была так глупа.

Девушка зарыдала еще сильнее.

– Так порочна, – проговорила она между всхлипами. – А вы такая добрая хозяйка! Такая великодушная! О, мое сердце сейчас разорвется.

– Прекрати плакать и расскажи, в чем дело, – приказала Элинор.

Сьюзен подняла глаза и тихо произнесла своим обычным голосом:

– Ах, мадам, – я в тягости.

Элинор на мгновение представилось непрошеное зрелище белых мускулистых бедер, подскакивающих вверх и вниз в прачечной.

– Глупая девчонка. Кто отец? Бен?

Служанка кивнула.

– Я ничего не могла поделать, мадам, он так настаивал. Мне очень неловко беспокоить вас, тем более сейчас, когда хозяин в таком состоянии.

– Ты уверена?

– Да, мадам, – я уже два раза не дождалась кровей, и скоро третий.

– Сколько времени это продолжается?

– С марта – он уговорил меня прогуляться с ним однажды ночью под большим деревом и… воспользовался мной. Скоро живот станет видно. Вы прогоните меня без рекомендации, и я окажусь в работном доме…

– Замолчи, – рявкнула Элинор. – Из‑за тебя у меня еще сильнее разболелась голова. Разве ты не можешь выйти за Бена, и дело с концом?

В дверь внизу постучали.

– Он останется без места, как и я, мадам. А сбережений у нас нет.

– Дай мне немного поразмыслить, – сказала Элинор. – Ты была ужасно глупой девчонкой. Но, возможно, еще не все потеряно.

Гость поднимался по лестнице. Бен объявил о приходе мистера Ричардсона. Глаза слуги расширились, когда он увидел у двери Сьюзен с красным лицом. Мистер Ричардсон поклонился, изящно взмахнув пальцами. Элинор отослала слуг.

– Я не хочу беспокоить директора, – сказал гость, когда они остались одни. – Но мне необходимо узнать, как поживает мой дорогой друг. Есть ли новости?

– Нет, сэр. Он спит. Сиделка у него, и ей приказано позвать меня, когда он проснется.

– А! Как там сказано у поэта? Иссякших сил чудесный возродитель, сладостный Сон![36] – пробормотал Ричардсон. – Я принес наилучшие пожелания всего совета, разумеется, и уверения в наших молитвах. Но есть и еще одна причина, по которой я решил нанести визит, а именно, новость. Новость, которая может подбодрить доктора Карбери. А следовательно, не сомневаюсь, и вас, дражайшая мадам. Мистер Олдершоу вернулся в колледж.

– Рада это слышать. Он наносит визит или?..

– О нет. Похоже, он полностью восстановил здоровье и, полагаю, намерен вернуться к себе в комнаты, по крайней мере, до окончания семестра.

– Я обязательно сообщу доктору Карбери. А что мистер Холдсворт? Поскольку мистер Олдершоу больше не нуждается в нем, вероятно, он вернется в Лондон?

– Не сразу. Он должен завершить исследование библиотеки, и не исключено, что может снова понадобиться мистеру Олдершоу. Поэтому я устроил его в гостевых комнатах в Новом здании. Когда он узнал о состоянии директора, то не захотел его беспокоить… как и, разумеется, вас, мадам.

Элинор кивнула.

– Есть новости о мистере Соресби?

– Он как сквозь землю провалился. Но у нас есть еще один гость. Мистер Уичкот в колледже. Надеюсь, это вас не расстроит.

Элинор подняла глаза и застала на лице тьютора выражение задумчивости.

– Почему вы полагаете, что это может меня расстроить?

– Я опасался, что его вид может пробудить мучительные воспоминания о вашей любимой подруге, миссис Карбери. Ничего более.

Элинор поблагодарила гостя за заботу. Больше ничего она не сказала, и он встал, чтобы откланяться.

Оставшись в одиночестве, Элинор села за письменный стол с пером в руке, но не смогла написать ни слова. Она думала о своем умирающем муже, о Джоне, который находился в полете стрелы от нее, и о Сильвии. Элинор больше не знала, любит она Сильвию или ненавидит. Ричардсон коснулся больного места, когда упомянул ее. Все воспоминания были мучительными.

Позже, когда сиделка сообщила Элинор, что ее муж проснулся, она зашла в его комнату. Занавеси скрывали сияние дня. Доктор Карбери лежал на спине, завернутый в покрывала, словно в смирительную рубашку. Он глядел на жену большими собачьими глазами.

– Как поживаете, сэр? Отдохнули?

Он проигнорировал вопросы.

– Есть новости?

– Мистер Олдершоу вернулся, и мистер Ричардсон говорит, что он полностью выздоровел.

– Хорошо. Но что с Соресби?

– Ничего, сэр. Надеюсь, с несчастным юношей не случилось ничего дурного.

– Да, это не исключено, – Карбери приподнял голову с подушек во внезапном приливе сил. – Самоубийство. Если подумать, в этом нет ничего невозможного.

– Надеюсь, это не так.

Ее муж словно не услышал. Его голова тяжело упала обратно на подушки.

– Соресби мертв? – пробормотал он себе под нос. – Да, вполне вероятно. Мертв, решительно мертв. Но не слишком ли оптимистично на это надеяться?

– Этот дьявол захватил с собой клубные архивы, – сообщил Фрэнк Холдсворту, как только вернулся из Иерихона. – Они в его комнатах, и он собирается меня шантажировать. Господь всемогущий, подумать только, что я когда‑то его уважал! Считал человеком благородным. Что же делать?

– Не торопиться, мистер Олдершоу.

Фрэнк глянул на него.

– Вам легко говорить, сэр, но…

В дверь постучали, и в комнату влетел Гарри Аркдейл, похожий на веселого херувима.

– Дорогой Фрэнк, как поживаете? – Он схватил руку товарища и стал дергать ее вверх и вниз. – Наконец‑то вы вернулись, в целости и сохранности. Желаю вам всяческих благ. Какое счастливое возвращение!

Холдсворт поклонился и отступил, подыскивая повод удалиться.

– Вы слышали последние новости? – спросил Аркдейл, покончив с первыми приветствиями. – Соресби исчез.

– Рикки нам только что сообщил. Ничтожный он человечек, а? Вечно хрустел костяшками, прямо канонаду устраивал.

Аркдейл наморщил нос.

– Скандал разразился преизрядный. Я вот никак не понимаю… он был любимчиком Карбери. Старик даже зарезервировал для него членство.

– Я думал, Соресби – человек Рикки. Кстати, вы не заходили в конюшни на днях? Мои лошади…

– Подождите, Фрэнк… это дело с Соресби… вы еще не слышали самое интересное. Возвращаюсь я в колледж, и вдруг Мепал подносит мне сверток. Кто‑то оставил его в ящике прошлой ночью – он не видел, кто. Оказалось, он от Соресби, – Аркдейл достал из кармана тонкую книжицу. – Смотрите.

Фрэнк взял книгу и открыл ее на титульном листе.

– Эвклид? Что еще за чертовщина?

– Я стал настоящим книгочеем со времени нашей прошлой встречи. Но это неважно. Вот что лежало внутри. Смотрите.

Аркдейл протянул листок бумаги, который, похоже, был вырван из записной книжки. Холдсворт подошел ближе и прочел через плечо Фрэнка написанные на листке несколько слов: «Мистер Аркдейл! Вот книга. Второй абзац мистера Доу на странице 41 необходимо усвоить, если вы желаете понять теорему 47 (теорему Пифагора). Умоляю, не верьте этой чудовищной лжи обо мне. Клянусь, я ничего не крал. Т. С.».

Обед должен был начаться через полтора часа. Холдсворт извинился и оставил молодых джентльменов наедине. Пожалуй, хорошо, что он согласился провести с Фрэнком еще день или два, поскольку тому грозила новая опасность – Уичкот. К тому же, разве ему есть куда вернуться в Лондоне?

В глубине души он знал, что у него есть и другие, более веские причины остаться, хотя он едва ли мог признаться в некоторых из них самому себе, и уж тем более Фрэнку. Необъяснимые смерти Сильвии Уичкот и Табиты Скиннер раздражали его, как камешек в ботинке. Теперь, после выздоровления Фрэнка, они не имели к нему отношения. Но все равно не давали покоя. Более того, вопрос с привидением Сильвии оставался нерешенным. Если он не поможет духу несчастной женщины упокоиться с миром, неудача будет терзать его до конца дней. Ведь он не сможет полностью отринуть возможность того, что Мария с самого начала была права и ее действительно посещал призрак Джорджи.