Анатомия призраков 10 страница

– Вполне, – ответил Холдсворт. – За мистером Олдершоу будет приглядывать служитель?

– Да, сэр. Разумеется. Мы здесь очень внимательно приглядываем за джентльменами. Полагаю, служитель будет находиться на огороде все время. Вероятно, он будет сидеть на скамейке у двери или следить за одним‑двумя работающими там джентльменами. Он увидит ваш черный сюртук и, возможно, решит, что вы – коллега доктора. В конце концов, вы приходили с ним только вчера, так что подобная ошибка вполне естественна.

– В каком настроении проснулся мистер Олдершоу?

– Спокойнее, чем вчера, это точно.

– Он способен на разумную беседу?

Норкросс пожал плечами и достал часы.

– Я как раз совершаю обход наверху, – сообщил он. – Вот почему я вас не заметил.

Не попрощавшись, он направился прочь; его тяжелое тело переваливалось с боку на бок, как будто бедра были высечены из гранита.

Малгрейв присоединился к Холдсворту в коридоре.

– Сюда, сэр. – Он направил Холдсворта через боковую дверь на гравийную дорожку. – Ступайте мимо конюшен, сэр. Огород находится за ними.

Конюх с любопытством посмотрел на Холдсворта, когда тот прошел мимо входа в стойло, однако остановить его не попытался. На краю лужайки пять или шесть элегантно одетых джентльменов подстригали траву вдоль полоски деревьев. Еще один мужчина стоял на лужайке для игры в шары и громко, с выражением читал томик Фукидида, как будто обращался к обширной, хоть и невидимой аудитории. Два смотрителя беседовали поблизости в тени.

Холдсворт открыл калитку в заборе огорода. Третий смотритель разлегся на скамейке рядом с дверью, развернув газету поверх коленей и положив рядом с собой трубку. Он посмотрел вверх и в сторону, как если бы удовлетворился тем фактом, что Холдсворт – не один из пациентов, отлынивающий от назначенной ему работы.

Трое мужчин трудились на грядках с овощами. Двое из них, средних лет, выпалывали сорняки. На дальнем конце огорода маячил Фрэнк Олдершоу – одинокая фигура на четвереньках.

Холдсворт пошел по кирпичной дорожке, которая рассекала огород пополам. Сюртук и жилет Фрэнка были наброшены на тачку. Он стоял на коленях на свежевскопанной земле, облаченный в черные шелковые бриджи и изысканную белую рубашку. В руке он держал маленькую вилку, при помощи которой выкапывал редис. Должно быть, Фрэнк услышал шаги Холдсворта на дорожке, но взгляда не поднял.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался Джон. – Позвольте с вами побеседовать.

Ответа не последовало.

– Мы мельком виделись вчера, – продолжил Холдсворт. – Даю слово, я не стану делать ничего против вашей воли.

Фрэнк перестал лихорадочно копать, но взгляда так и не поднял.

– Если что‑то вам не понравится, достаточно будет позвать смотрителя и сказать, что я вам докучаю. Доктор не знает о моем визите. Он запретил мне говорить с вами наедине.

Фрэнк впервые повернул голову и посмотрел на Холдсворта. Несмотря на превосходную одежду, сейчас он едва ли походил на джентльмена. Лицо было вымазано землей, руки грязные, ногти обломанные. Олдершоу по‑прежнему стоял на четвереньках и слегка раскачивался взад и вперед, как будто на плечах лежала невыносимая тяжесть.

– Я должен закончить этот ряд, – пробормотал он, – и следующий. Не то меня оставят без обеда.

– Времени вполне достаточно, – возразил Холдсворт. – Давайте немного поговорим.

Фрэнк воткнул вилку в землю, перекатился и сел на корточки на кирпичной дорожке.

– Я так устал. Я мог бы проспать вечность.

– Это потому что вас пичкают снадобьями.

Фрэнк кивнул.

– Чтобы убить скорбь.

– Что? Вы скорбите? Почему?

Фрэнк покачал головой, но не ответил.

– Говорят, вы видели призрака, – небрежно произнес Холдсворт, как будто встреча с привидением представляла для него легкий интерес, но не более. – Вероятно, то был призрак миссис Уичкот?

Голова Фрэнка упала на грудь.

– Это так? Как вы узнали, что это она?

– А кто же еще? – пробормотал Фрэнк. – Куда еще Сильвия могла пойти?

– Почему? Потому что она там умерла?

Фрэнк нарисовал на земле указательным пальцем круг, или ноль.

– Пожалуйста, скажите… почему вы вышли из дома в ту ночь? Вам понадобилось в отхожее место?

Фрэнк покачал головой. Его лицо исполнилось трепещущей живости, мускулы дергались и танцевали под кожей.

– Не мог уснуть, – сказал он. – Хотел подышать. Остальное неважно.

– Вы вышли на улицу, – сказал Холдсворт. – Вы хотели подышать, а остальное неважно. Понимаю.

Фрэнк почти с маниакальной силой затряс головой.

– Не понимаете. Глупец. Я мог делать, что угодно. Разве вы не понимаете? Я был свободен. Я был Богом. Я был Святым Духом. – Он обхватил голову ладонями. – А теперь я безумец. В голове все путается, ясно? Я ничего не понимаю. И вы не понимаете. Вы настоящий болван.

Холдсворт встал. Беседа приняла неожиданный оборот. Фрэнк заговорил с ним, как разъяренный молодой джентльмен говорит с простолюдином.

– Я – Святой Дух, – Фрэнк понизил голос. – И потому я видел привидение. Quod… quod erat demonstrandum[18].

– Вы счастливы здесь? – спросил Холдсворт после паузы.

– Я ненавижу это место и всех, кто здесь живет.

– Если хотите, возможно, вам удастся его покинуть.

– Я не могу вернуться домой, – возразил Фрэнк. – Я не поеду домой.

– Вы потому напали на мистера Кросса? Чтобы вас не отослали домой?

Фрэнк опустил голову и нарисовал еще один кружок на земле, еще один ноль.

– Бедный Кросс. На меня нашло… я ничего не мог поделать. И сейчас не могу. Лучше бы я умер. Почему я не умер?

Холдсворт чувствовал то же самое, когда домой принесли сперва Джорджи, а затем Марию. Несчастные люди говорят на одном языке. Он отдал бы жизнь ради Джорджи. Разве Мария этого не знала? Он отдал бы жизнь и ради того, чтобы спасти ее, но вместо этого нанес ей рану размером с пенни и заставил мечтать о смерти.

Прости меня.

– Скажите, – обратился он к Фрэнку. – Что, если я смогу убедить ее светлость приказать доктору Джермину отпустить вас под мою опеку?

– Как я могу вам доверять? Вы отвезете меня домой к матери. Откуда мне знать, может, вы отвезете меня куда‑то, где еще хуже, чем здесь.

– Я не могу заставить вас доверять. Так позвольте мне воззвать к разуму.

– У меня нет разума.

– Полагаю, для этого у вас достаточно разума, сэр. Во всяком случае, давайте предположим, что достаточно. Если я попрошу ее светлость отпустить вас под мою опеку и мы найдем уединенное место для жизни… разве там не будет лучше, чем здесь? Что касается доверия… обдумайте это с моей точки зрения. Я могу исполнить свое предложение лишь с согласия вашей матери. Если с вами что‑то случится, если из‑за переезда произойдет хоть что‑нибудь нежелательное, ее светлость возложит всю ответственность на меня. Из простого эгоизма я не способен причинить вам что‑либо, кроме добра. Даже если не смогу помочь вам исцелиться, по крайней мере, вы окажетесь подальше отсюда, от доктора Джермина и его управления нравственностью.

Фрэнк нарисовал еще один ноль на земле.

– Я не хочу видеть мать, или Кросса, или Уичкота, или Гарри Аркдейла, или своего тьютора, или кого‑то еще. Я никого не хочу видеть.

– Это легко понять. Если вы позволите поднять этот вопрос в беседе с ее светлостью, я скажу, что мы с вами должны жить в уединении. Это будет обязательным условием.

Фрэнк резко вскинул взгляд.

– Что, если я не хочу исцелиться? Вы об этом подумали? Что тогда?

Прежде чем Холдсворт успел ответить, за спиной раздался внезапный шум. Холдсворт и Фрэнк обернулись. В огород вошли двое мужчин – Норкросс и сам Джермин. Норкросс держал на коротком поводке мастифа. Второй смотритель вскочил на ноги, его газета полетела на землю. Невозмутимыми остались лишь двое пациентов средних лет, которые продолжили работать как ни в чем не бывало.

– Написать ее светлости? – вполголоса спросил Холдсворт. – Да или нет?

– Вы, сэр, – крикнул Джермин. – Немедленно идите сюда, не то я прикажу своему человеку спустить собаку.

– Да, – прошептал Фрэнк. – Скорее.

 

 

После богослужения море шапочек и мантий выплеснулось из дверей Большой церкви Девы Марии и постепенно рассеялось среди улиц, переулков и колледжей. Холдсворт остановился у ограды Сенат‑хауса, чтобы насладиться зрелищем. Большинство прихожан были в университетской форме, их мантии и капюшоны изобиловали цветами и текстурами. Кто‑то сутулился, кто‑то вышагивал; некоторые прогуливались щебечущими стайками, другие молча, один или двое – уткнувшись носами в книгу. То был университет в воскресном облачении, и вид его был одновременно великолепным и неряшливым.

Джон не спешил вернуться в Иерусалим. На обратном пути из Барнуэлла он заглянул в Ламборн‑хаус на Честертон‑лейн, но открывший дверь мальчик‑слуга сообщил, что мистера Уичкота нет дома. Холдсворт отказался назвать цель своего визита. Повернувшись, чтобы уйти, он заметил джентльмена с сухощавым красивым лицом, который смотрел на него из окна верхнего этажа. Уичкот, вероятно, принял его за назойливого торговца с неоплаченным счетом, и мальчик выпроводил его посредством вежливой лжи.

После Холдсворт бродил по городу, особо не разбирая дороги. Кембридж напоминал место, захваченное оккупационной армией. Улицы были запущенными и наводненными людьми, дома – маленькими и уродливыми, жмущимися друг к другу, как будто в поисках защиты. Местные жители с угрюмыми лицами сновали вокруг, словно не имели права здесь находиться – подлинными хозяевами города были фигуры, облаченные в мантии, которые обитали за воротами и стенами колледжей. Время от времени Джон замечал над крышами башенку, пинакль[19]в вышине или сквозь внушительные каменные ворота тихий зеленый дворик, окруженный изящными зданиями, как современными, так и готическими и живописными. В Кембридже, подумал Холдсворт, внешний вид обманчив: это место ревниво хранит свои секреты и красоты. И, возможно, также свои привидения.

Когда толпа у Большой церкви Девы Марии рассеялась, Джон пересек дорогу и вошел в галерею Девы Марии, которая тянулась вдоль южной стороны церкви. В тридцати ярдах впереди он увидел щеголеватую фигуру мистера Ричардсона; тьютор шел рядом с высоким величавым мужчиной, размахивающим тростью с золотым набалдашником. Другая фигура, поменьше, фланировала за ними, преувеличенно раскачиваясь из стороны в сторону и пародируя движения мужчины с тростью. То был молодой мистер Аркдейл, упражняющий чувство юмора.

Холдсворт проследовал за ними в Иерусалим. Когда небольшая компания проходила мимо привратницкой, Мепал выказал свое почтение особым поклоном. Трое мужчин остановились в Церковном дворе, купаясь в водянистом солнечном свете. Высокий мужчина с собственническим видом огляделся по сторонам. Холдсворт, рассудив, что его присутствие не может показаться желательным, как раз собирался ускользнуть, когда Ричардсон что‑то прошептал своим спутникам и повернулся поприветствовать его.

– Мистер Холдсворт! Какая приятная встреча, сэр: я надеялся увидеть вас до обеда. Послеобеденное время вы проведете в библиотеке, насколько я понимаю? Я буду с сэром Чарльзом. Вашим проводником станет Соресби… весьма способный юноша… пожалуй, он знает о библиотеке почти так же много, как я. После службы сегодня утром я напомнил ему о назначенной встрече. Прошу, задавайте ему любые вопросы. Он будет всецело в вашем распоряжении столько, сколько потребуется.

Ричардсон попрощался с Джоном и поспешил за Аркдейлами, которые вышагивали по неприкосновенному квадрату травы посередине двора. Холдсворт нырнул в проход рядом с профессорской и оказался у двери Директорского дома. Бен впустил его и сообщил, что хозяин встал, оделся и находится с миссис Карбери в ее гостиной.

Джон поднялся наверх, чтобы присоединиться к ним. Доктор сидел в своем кресле. Он был одет в более элегантный черный сюртук, чем обычно, свежевыбрит, с только что напудренными волосами, но выглядел старым и больным. Элинор сидела у окна. Ее присутствие тревожило Холдсворта.

– Надеюсь, вы полностью восстановили силы, сэр, – произнес Холдсворт, как только с приветствиями было покончено. Его глаза непроизвольно скользнули к Элинор.

– Да, да. Однако я весьма раздосадован – этот болван Бен не разбудил меня вовремя, а я собирался сходить в церковь. Скажите, сэр, вы там были?

– Нет. Хотя я как раз проходил мимо, когда прихожане высыпали наружу.

– Сэр Чарльз Аркдейл собирался посетить службу, – заметил Карбери. – Жаль, что меня там не было.

– Кажется, я видел его в компании мистера Ричардсона и молодого мистера Аркдейла.

Карбери нахмурился.

– Мне предстоит удовольствие насладиться обществом сэра Чарльза за обедом.

– Сэр, – возразила супруга. – Разумно ли это? Вы не вполне пришли в себя.

– Я совершенно здоров, – ответил Карбери, не глядя на нее.

– Несомненно, сэр, – Элинор поднялась и подошла к стулу мужа. – Однако мы не должны утомлять мистера Холдсворта столь незначительными подробностями. Он надеялся увидеть мистера Фрэнка сегодня утром, помните, и, возможно, у него найдутся добрые вести для нас и ее светлости.

Карбери пристально взглянул на Холдсворта.

– Действительно, как ваши дела? Вас впустили без приглашения?

– Вышло так, что доктора не было дома, когда я пришел.

Холдсворт обменялся еще одним взглядом с Элинор. Ни один из них не упомянул о беседе за завтраком, и общее знание таило привкус измены.

– И мне удалось поговорить с мистером Фрэнком наедине.

– Вы добились от него чего‑либо путного? Он был в своем уме?

– Ему дали столько лекарств, что сложно сказать, в своем или нет, сэр. Он полон страха… и я не вполне понимаю, чего он боится. Его мысли блуждают, но я бы не назвал его сумасшедшим. Единственное, в чем я уверен, – режим этого места ему не подходит. Он не идет ему во благо. Я спросил его, согласен ли он перейти под мою опеку, при условии, что ему придется некоторое время провести в изоляции от мира и не видеться ни с кем из своего прошлого, даже с матерью. Мне кажется, он охотно пошел бы на это. Подобная жизнь не причинит ему вреда и, несомненно, может пойти на пользу. Ухудшить его положение мы уже не сможем.

– Сперва необходимо спросить мнение Джермина, – возразил Карбери. – Действовать, как положено.

– Сомневаюсь, что он придет в восторг, сэр. Он неожиданно напал на меня, когда я разговаривал с мистером Фрэнком, и был крайне недоволен. Он приказал выпроводить меня за пределы лечебницы.

– Если мистер Фрэнк покинет заведение доктора Джермина и если этот факт станет известен, разве люди не сочтут, что его здоровье улучшилось? – тихо спросила Элинор. – Разве это не позволит предположить, что его рассудок более не расстроен?

Карбери хрюкнул.

– Весомое соображение, мадам. Репутация колледжа подорвана пребыванием мистера Фрэнка Олдершоу в сумасшедшем доме доктора Джермина. Так что если он его покинет, если он якобы излечится, мы только выиграем от этого.

– Я полагаю, что необходимо действовать безотлагательно, сэр, – сказал Холдсворт. – Если он еще и не безумен, это место скоро сведет его с ума.

– Хорошо, хорошо, но в столь важном вопросе нельзя и шагу ступить без позволения леди Анны.

– Если мы пошлем завтра срочное письмо, ответ придет ко вторнику, – вставила Элинор.

– Вы поддержите мой план, сэр? – спросил Холдсворт. – Ваше письмо послужит намного более веским доводом, чем мое.

– Возможно, – Карбери осторожно потер живот. – Да, что толку, если мистеру Фрэнку становится хуже… Ну хорошо, я сейчас же напишу леди Анне. Стоит попытаться. Но я подчеркну, что идея принадлежит вам, мистер Холдсворт. В конце концов, ее светлость отрядила вас действовать от ее имени. Куда вы отвезете мистера Фрэнка, если сможете забрать его из Барнуэлла?

– Я подумывал арендовать коттедж в паре миль от Кембриджа. Это лучше, чем снимать комнаты. Домочадцы могут распустить языки.

– Кто‑то должен будет позаботиться о вас, – вставила Элинор. – Как насчет Малгрейва? Знакомое лицо, к тому же он уже знает о положении мистера Фрэнка и будет вполне готов к тому, что увидит.

– Дайте подумать, – произнес Карбери. – У колледжа есть несколько поместий неподалеку от Кембриджа; возможно, какое‑нибудь из них подойдет. Я займусь этим утром. – Вдали зазвонил колокол, и он с трудом поднялся из кресла. – Так‑так, пора обедать.

– Вы совершенно уверены в разумности обеда в зале? – спросила Элинор. – Могу послать Бена на кухни, где вам что‑нибудь соберут.

Карбери, покачиваясь на ногах, отмахнулся.

– Я должен спуститься.

– Но сэр…

– Я ничуть не утомлен, и надеюсь, что не нуждаюсь в ваших наставлениях касательно моего долга, мадам.

Джон увидел, как Элинор покраснела. Она отвернулась, ничего не сказав.

Холдсворт и Карбери медленно спустились вниз, причем директор цеплялся за перила.

– И почему женщины всегда так опекают мужчин? – Карбери даже не озаботился понизить голос. – До чего неприятно! И все же, полагаю, не следует винить слабый пол в недостатке разумения – такова его природа.

В проходе они встретили мистера Ричардсона, только что покинувшего Церковный двор. Он поприветствовал директора и Джона поклоном и улыбкой.

– Где сэр Чарльз? – требовательно спросил Карбери.

– Они с племянником скоро придут. Ах, сэр Чарльз такой приятный джентльмен! Безупречно аристократичный и в то же время столь естественный, – Ричардсон остановился, коснувшись ручки двери профессорской. – Кстати, директор, вы слышали новость? Мискину предложили приход в Глостершире – уютный маленький домик и семь сотен в год.

– Я знаю, – ответил Карбери. – Он сказал мне вчера.

– Нам будет не хватать его веселого смеха в гостиной. Нынешний священник намеревается оставить должность после Рождества, так что в следующем году нам придется избрать нового Розингтонского члена совета колледжа.

– Весьма обязан вам, мистер Ричардсон, – Карбери ринулся в профессорскую. – Но вам ни к чему беспокоиться. Согласно условиям пожертвования, Розингтонским членством распоряжается лично директор. Вы можете спокойно на меня положиться.

 

Воскресный ужин был мероприятием продолжительным и обладающим праздничной атмосферой. Для начала подали свежего отварного лосося с гарниром из жареной корюшки, анчоусного соуса и креветок, а также голову теленка, пирог с курицей и жареное седло барашка. Вторая перемена блюд состояла из задней ноги оленя с подливкой и смородинового желе. Также имелись рулеты из угря, гусенок, омары и фруктовые пирожные. Холдсворт задался вопросом, всегда ли за высоким столом Иерусалима столь роскошно обедают по воскресеньям, или это в некотором роде торжество, возможно, в честь присутствия сэра Чарльза Аркдейла.

Гарри сидел рядом с дядей. Вчерашняя пирушка ничуть не повредила его аппетиту. Джон взглянул на стол сайзаров в основной части зала. Еда на нем была проще. Соресби горбился над столом, его локти торчали в стороны, а рукава засаленной черной мантии болтались по обе стороны тарелки, когда он закидывал еду в рот.

Разговор за высоким столом поддерживали в основном Карбери и Ричардсон, соревновавшиеся за внимание сэра Чарльза. После обеда Холдсворт направился в профессорскую и случайно оказался рядом с Гарри. Джон ничего не сказал, но отступил, пропуская молодого человека впереди себя. Они последними остались на возвышении, не считая слуг за спиной, которые усердно убирали со стола.

Аркдейл приостановился.

– Скажите, сэр, как поживает бедный Фрэнк? Не удивляйтесь, что я спрашиваю. Мистер Ричардсон сказал мне, что леди Анна прислала вас проверить, как у Фрэнка дела, а также изучить библиотеку.

– Его здоровье постепенно идет на поправку, – тихо ответил Холдсворт. – Но он еще не вполне пришел в себя.

– Вы окажете мне бесценную услугу, если скажете ему при встрече, что без него Иерусалим стал дьявольски скучным. Если… если это будет уместно, конечно.

После Холдсворт выпил чашку чая в профессорской и удалился. Он спустился к западной галерее и поднялся по лестнице в библиотеку. Соресби, по‑видимому, увидел или услышал, как он идет, поскольку стоял в дверях и низко поклонился при его появлении. На большом столе за спиной лежали раскрытые книги и стопка разрозненных исписанных листов.

– Надеюсь, я не помешал вашим занятиям, мистер Соресби, – произнес Холдсворт.

– Вовсе нет, сэр. Я всецело в вашем распоряжении.

Холдсворт осмотрелся по сторонам.

– Это все собрание, целиком?

– Не считая книг на руках.

– Вы знаете, сколько книг содержится в библиотеке?

– Нет, сэр. Сомневаюсь, что кто‑либо знает, – пальцы Соресби переплелись. – Я осмелюсь предположить, что их количество составляет от полутора до двух тысяч томов.

– Существует ли каталог?

– Предшественник мистера Ричардсона предпринял попытку составления такового. К несчастью, в связи с его смертью каталог остался незавершенным.

– Есть ли в библиотеке другие материалы, кроме тех, что мы видим здесь?

– То, что вы видите на полках, сэр, – все переплетенные тома, которые у нас есть, – Соресби указал на полки под книгами. – Но в прошлом многие члены совета оставляли альма‑матер плоды своей учености, и мы храним их. Составить их каталог – поистине непосильная задача. Также у нас имеется ряд довольно старых манускриптов, наиболее ранний из которых, насколько я понимаю, восходит к эпохе правления короля Иоанна. Однако они хранятся в Казне вместе со столовым серебром, актами, договорами аренды и так далее.

– Весьма признателен, – произнес Джон. – Я должен провести проверку. Это может занять несколько дней. Но необходимости беспокоить вас нет, по крайней мере, если все пойдет гладко. Я предпочитаю работать в собственном темпе. Если у меня появятся вопросы, можете не сомневаться, обращусь к вам незамедлительно.

– Вы начнете прямо сейчас, сэр?

– Нет. Не буду больше отнимать ваше время сегодня, – Холдсворт указал на книги на столе. – Смотрю, вам есть чем заняться.

Соресби с неожиданной яростью потянул за указательный палец левой руки.

– Я должен читать каждую свободную минуту, сэр.

– Потому что хотите получить хорошую степень?

– Иного я не могу себе позволить, сэр. У меня нет ни гроша. Если хочу чего‑то добиться, мне мало просто получить степень, я должен стоять в списке «Ordo senioritatis»[20]сколь можно выше, надеюсь, даже как ранглер[21]… – Он осекся. – Прошу прощения, сэр, я слишком распространяюсь о своих личных делах.

– Вовсе нет. Я задал вам вопрос, и вы любезно ответили. По правде говоря, вы окажете мне большую услугу, если позволите еще немного удовлетворить свое любопытство. Как вы понимаете, мне незнаком уклад университета. Что случится, если вы получите хорошую степень?

– Я надеюсь добиться звания члена совета и получить сан.

– И в чем же преимущество сего для молодого человека в вашем положении?

– Дело в том, сэр, что звание члена совета дает доход и крышу над головой. Кроме того, оно обеспечивает возможность поправить дела, давая небольшие частные уроки или читая лекции. Также колледж имеет несколько приходов в своем распоряжении, и с течением времени один из них может освободиться, так что продвижение по церковной линии не так уж невероятно.

– Я слышал, что Розингтонское членство может скоро освободиться.

Соресби переменился в лице: его черты сузились и заострились. Казалось, он умирает от голода.

– Если бы мне его пообещали, мое положение улучшилось бы до неузнаваемости. Но им распоряжается лично директор. – Он мгновение помолчал и добавил с внезапной дикой яростью: – Здесь, в Иерусалиме, всегда так, сэр: нельзя надеяться даже на самую малость, не заручившись поддержкой доктора Карбери.

 

 

Утром во вторник Элинор отправила Сьюзен полоскать воротнички и манжеты в прачечной, которая стояла на небольшом служебном дворе. Внутри всегда было сыро и мрачно, поскольку солнце заслоняла высокая глухая стена Ярмут‑холла по одну сторону и задняя стена Директорского дома по другую. Позже тем же утром Элинор прошла через двор по дороге в отхожее место. Дверь в прачечную была приоткрыта, и она услышала тихий смех Сьюзен.

Элинор остановилась. Она собиралась заглянуть к служанке, когда раздался мужской голос. Сьюзен была не одна. Внезапно она вскрикнула – так визжит пес, когда ему наступают на лапу. Крик был поспешно придушен. Элинор шагнула к двери и снова остановилась, заметив ритмичное движение в прачечной. Оно быстро набирало скорость.

Теперь она могла заглянуть внутрь. На кирпичном полу лежали двое. Элинор видела только часть их ног и обуви – туфли и чулки Сьюзен, ботинки мужчины с квадратными носами, часть его бриджей и вспышки белых мускулистых бедер, подскакивающих вверх и вниз.

– О да, – простонала Сьюзен. – О! Да!

Сьюзен лежала там с Беном. То, чем они занимались, было отвратительным. Аморальным. По справедливости, Элинор должна ворваться в прачечную и немедленно уволить обоих. Вместо этого она залилась краской, и ее дыхание участилось.

Бен нетерпеливо хрюкнул.

– Тише! – шикнула Сьюзен.

Элинор вернулась в дом и захлопнула за собой дверь. В ее голове крутились слова: «Мои слуги совокупляются в прачечной, сопя и хрюкая, точно свиньи в хлеву». Она дрожала. Как они посмели? Среди белого дня, когда кто угодно мог на них наткнуться. Столь бесстыдное поведение попросту не укладывается в голове.

Элинор обнаружила доктора Карбери в кресле, подтянутом к окну маленькой столовой в Директорском доме. Его рот был открыт, ноги лежали на скамеечке, а на коленях валялась раскрытая книга. Он был настолько неподвижен, что на мгновение Элинор подумала о смерти. Но доктор выпрямился в кресле и дико озирался, пока не увидел ее. Он выглядел старым и нездоровым.

– Дражайший сэр, – сказала она. – Что случилось?

– Ничего… абсолютно ничего. Я просто немного вздремнул, вот и все. Что вам угодно?

Элинор намеревалась пожаловаться на непристойное поведение слуг. Но разве можно его беспокоить в таком состоянии? Затем отвлеклась на шаги в коридоре.

– Это мистер Холдсворт? – спросил доктор Карбери. – Пожалуйста, попросите его зайти.

Холдсворт уже шел к ним. Что, если это он был со Сьюзен в прачечной? «Сопя и хрюкая, точно свиньи в хлеву». Сама мысль об этом была нелепой и невероятной, но она ощутила чувство, странно похожее на ревность.

Ревность?

А если бы это она была с Джоном? «Сопя и хрюкая, точно свиньи в хлеву». Элинор отвернулась в сторону, шокированная распутной порочностью своих фантазий, и притворилась, будто поправляет поднос на буфете.

– Я не бездействовал, мистер Холдсворт, – говорил тем временем Карбери. – Мне кажется, я придумал, где вы с мистером Олдершоу сможете остановиться, по крайней мере, на несколько дней. Колледж владеет небольшим поместьем за Хистоном, на краю Уайтбич‑Фен. Это всего лишь ферма и водяная мельница с пристроенным коттеджем. Мельница сейчас пустует – мы пока не нашли новых жильцов.

– Есть ли соседи, сэр? – спросил Холдсворт.

– Только фермер, некто Смедли. Неразговорчивый тип; он вас не потревожит, если вы решите там остановиться. Но я должен написать ему сегодня и велеть послать слугу, чтобы приготовить коттедж на всякий случай.

– Но что вы ему скажете? – спросила Элинор, снова поворачиваясь к мужчинам. Она была относительно уверена, что ничто в ее облике не выдает отвратительных фантазий, которые только что промелькнули в голове.

Карбери ответил Холдсворту, как если бы это он задал вопрос:

– Скажу, что в доме будут устроены чтения и что их участников ни в коем случае нельзя беспокоить. Последний жилец умер, и родные до сих пор не забрали его мебель, так что вряд ли станут жаловаться, если мы ей воспользуемся. Я также поговорю с Малгрейвом.

Элинор глядела на руку мистера Холдсворта, которая коснулась ее руки сквозь калитку. Она подумала о Бене и Сьюзен в прачечной. Господь всемогущий, да она им завидует. «Сопя и хрюкая, точно свиньи в хлеву»… Интересно, каково это?

Во входную дверь постучали.

– Где слуги? – рявкнул Карбери, когда никто не подошел. – Вечно их нет под рукой. Вы должны с ними поговорить.

– Да, сэр, – согласилась Элинор. – Сьюзен в прачечной. Бен, возможно, в саду. Я посмотрю, кто пришел.

Она открыла дверь. Мужчина на пороге оказался ей знаком. Один из конюхов с Голден‑сквер, и в руке он держал письмо леди Анны.

 

Ее светлость милостиво изволила утвердить предложение мистера Холдсворта. Она дала согласие на то, чтобы Джон забрал Фрэнка из заведения доктора Джермина, хотя ее согласие сопровождалось предостережениями и завуалированными угрозами. Она не сказала этого прямо, но неоднократный отказ сына вернуться домой, к ней, явно стал для нее почти невыносимым ударом.

Дальше все закрутилось очень быстро. В платной конюшне не слишком хотели давать напрокат один из самых крупных экипажей, не присовокупив к нему одного из своих кучеров или конюхов, но деньги леди Анны вскоре преодолели сопротивление. В четыре часа среды Бена послали забрать экипаж.

Карбери подчеркнул, что чем меньше людей знает о местоположении Фрэнка Олдершоу, тем лучше для всех. Он сказал, что вполне уверен в способности Бена держать язык за зубами.

– Подобные вопросы проще улаживать при помощи своих слуг, мистер Холдсворт. Не зря же их зовут нашими иждивенцами.