Семь небес ислама 2 страница

Примерно тогда же был написан и другой географический трактат, «Дорожник от Эдема». Здесь тоже упоминаются загадочные жители рая – макарины. «В Эдеме у макаринов один храм – гора из цельного рубина длиной в семь и шириной в три мили. В храме семь алтарей, и в него ведет лестница, насчитывающая семьдесят две ступени. У подножия горы протекает райская река и разделяется здесь на четыре потока: Геон и Фисон текут к югу, а Тигр и Евфрат – на север. Пища тамошних людей – плоды, дикий мед, весенняя пшеница и манна. Манна падает с неба семь дней, начиная с великой субботы. Из рая, словно туман, нисходит также и пшеница, и ими люди живут всегда и вовеки. Здесь они не снимают урожая, не сеют и не жнут, а только славословят Творца».

Автор «Дорожника» добросовестно просчитывает расстояние от земного рая до «римских земель» и приходит к выводу, что оно составляет «тысяча четыреста двадцать пять переходов; каждый равен шестидесяти милям». Итого он насчитывает 630 900 миль. Цифра эта вызывает множество недоуменных вопросов. Во‑первых, непонятно, в каких милях он считает. Расстояние от Рима до Константинополя он определяет в 86 переходов, то есть в 5160 миль; отсюда ясно, что речь идет не о римских милях (1481,5 м): исходя из сухопутного маршрута между Римом и Стамбулом, который не превышает трех тысяч километров, миля автора оказывается не больше 600 м. Во‑вторых, даже при такой, неведомой истории мини‑миле расстояние до рая получается равным почти десяти экваторам… И наконец, даже если принять цифры автора, то после перемножения количества миль и переходов расстояние все равно получится другим.

Но такие противоречия отнюдь не смущали путешественников, которые стремились лично увидеть Эдемский сад. И паломники шли на восток, неся в котомках копии «Дорожников» и в свою очередь составляя свои. Впрочем, порой их вели не богоугодные стремления, а простое любопытство.

В «Житии Макария Римского» рассказывается о трех монахах, которые решили посмотреть, «где кончается небо, ибо говорят, что оно кончается у железного столпа». И странники отправились на восток. Дело происходило в пятом веке, за Индией ойкумена заканчивалась и начинались места малоисследованные. Любопытные монахи миновали страну андрогинов, страну песиглавцев и страну обезьян. В пути они встречали таких редких зверей, как единороги и онокентавры. Потом начались земли, где разнообразным мучениям подвергались грешники. Мучения эти происходили не в подземном аду, а прямо на земле, один из грешников был даже привязан между двух высоких гор. Это, кстати, едва ли не единственный филиал ада, расположенный столь высоко. Грешники здесь были терзаемы в основном змеями, кишащими в специальном озере и в ямах. Часть грешников терзаниям не подвергалась, но обитала в листве гигантской смоковницы, приняв облик воробьев. Воробьи эти вопили человеческими голосами и были крайне недовольны своим существованием, хотя на фоне остальных их участь выглядела вполне завидной. Вызывает удивление тот факт, что, по словам автора, монаха Феофила, ад находился сравнительно недалеко от рая. Миновав восточную границу ада, монахи шли еще сорок дней, но, поскольку они все это время «не вкушали ничего, кроме воды», трудно представить, чтобы они проходили больше двадцати километров в день. Таким образом, место, которое монахи сначала приняли за рай, находилось не дальше чем в восьмистах километрах от ада. Здесь стоял «храм великий из хрусталя и в середине его престол и источник, струящий как бы молоко». Вокруг разносился запах мира, и «мужи страшные и досточудные… пели ангельские песнопения и херувимские напевы». Молочный родник оказался «источником бессмертия для праведников». Неподалеку протекала река, и «от реки этой исходил свет вдвое сильнее земного». Воды ее насыщали, и монахи, уже и так постившиеся сорок дней, напившись из реки, еще сто дней «оставались тут, не вкусив, видит Бог, ничего, кроме воды той».

Описывая природу края, монахи сообщили, что «там дули ветры не такие, как дуют здесь. Ибо ветры имели иное дуновение; западный был зелен, восточный подобен цвету желудя, ветер от полуночи золот, как чистая кровь, а полуденный снежно‑бел. И звезды небесные были светлее, и солнце то было седмицею жарче этого, и деревья те больше, краше и густолиственнее – одни приносили плоды, другие были бесплодны, – и горы те выше и краше, и вся земля та двуобразна: частью огневидна, частью бела как молоко. И всякий род птиц там особый по облику».

Свидетельству монахов, людей праведных и аскетичных, трудно не поверить, и мы вынуждены были бы признать, что рай земной и впрямь находился на востоке, за Индией. Но, описав сии чудесные места, монах Феофил сообщает, что они оказались вовсе не раем, а лишь его преддверием. Об этом поведал странникам встреченный ими вскорости святой Макарий. Отшельник, давно уже проживавший в этих местах, рассказал монахам:

«В двадцати примерно милях оттуда стоят две стены, железная и медная, а внутри рай, где когда‑то пребывали Адам и Ева, а выше рая на востоке кончается Небо. Подле рая Господь нарядил херувимов и пламенный меч, обращающийся охранять дорогу к древу жизни. Херувимы видом таковы: с ног до пупка – люди, грудь у них львиная, а голова не львиная, руки из кристалла держат пламенные мечи, и херувимы охраняют путь туда, чтобы никто не смел взглянуть далее из‑за сил, пребывающих там. Ибо все страшные силы и могучие ангелы, которые за пределами Неба обитают там, и Небесные пояса стоят там, где Небо кончается».

Таким образом, при всем уважении к источнику информации надо признать, что монахи в земной рай не попали и даже заглянуть туда не смогли. И сам святой Макарий видел рай только снаружи. Что, кстати, характерно для всех авторов «дальневосточной» теории земного рая.

Знаменитая Эбсторфская карта, созданная в тринадцатом веке и снабженная многочисленными комментариями, тоже помещает рай на востоке и так повествует о нем:

«…На востоке расположен Рай; место это преобильное и известно своими наслаждениями, но для людей недоступно. Место это окружено огненной стеной до самого неба. В Раю есть Древо жизни, а кто отведает плодов с того дерева, тот станет бессмертным и тому не страшна старость. Здесь берет свое начало источник, который разделяется на четыре рукава, в Эдеме они текут под землею, но за пределами Парадиза вытекают на поверхность… Фисон вытекает в Индии с горы Орнобара… и впадает в Восточный Океан».

Что касается Тихона, то авторы Эбсторфской карты отождествляют его с Нилом и считают, что он дважды уходит под землю, чтобы в конце концов появиться на поверхности земли в районе Красного моря. С точки зрения современных географических представлений это немыслимо. Гораздо легче допустить, что Тигр, Евфрат и еще две неведомые ныне реки семь с половиной тысячелетий тому назад имели общий исток в горах Кавказа.

В начале четырнадцатого века некий сэр Джон де Мондевиль совершил путешествие на восток, в Индию. Сэр Джон честно признается: «О рае я не могу говорить с точностью – я там не был». Но он охотно передает слова побывавших там местных жителей:

«Земной рай, как они говорят, есть высочайшая точка Земли, такая высокая, что почти касается Луны, совершающей свои круги по небу. И она так высока, что ее не достигли воды потопа времен Ноя, покрывшие весь мир вверху и внизу, за исключением рая. Этот рай обнесен стеной, и людям неизвестно, из чего она сделана, так как эта стена вся покрыта мхом. И даже кажется, что она сделана не из натурального камня. Эта стена тянется с юга на север, и в ней есть лишь один проход, скрываемый пылающим пламенем, так что ни один смертный не может туда проникнуть. А в самой высокой точке этого рая, в самой его середине, есть колодец, извергающий четыре реки, текущие по разным землям. Первая из них называется Фисон, или Ганг, и она течет по Индии, или Емлаку, и в ней содержится много драгоценных камней много железного дерева, алоэ и много золотого песка. А другая река называется Нил, или Гихон, и течет она по Эфиопии, а затем по Египту. Еще одна называется Тигр и течет по Ассирии и Великой Армении. И другая еще называется Евфрат и течет по Мидии, Армении и Персии. Люди сказали, что самая пресная в мире вода в верхних и нижних землях порождается райским колодцем, и даже все воды появляются из этого колодца».

Сэр Джон, по‑видимому, был плохо знаком с Библией (что естественно, ибо на рубеже двенадцатого и тринадцатого веков папа Иннокентий III запретил мирянам‑католикам чтение священной книги), а ведь в ней совершенно однозначно говорится о Потопе: «И усилилась вода на земле чрезвычайно, так, что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом».

Так что гора рая должна была пострадать от Потопа не меньше, чем все остальные горы. Но в своем стремлении видеть рай на востоке сэр Джон не одинок.

Близких воззрений придерживался Христофор Колумб. До конца своих дней великий мореплаватель так и не узнал, что он открыл новый континент, считая, что, обогнув Землю с запада, он приплыл к восточным берегам Индии. Но это скромное открытие с лихвой искупалось его уверенностью, что он достиг берегов земного рая. В «Письме католическим королям Изабелле и Фердинанду о результатах третьего путешествия» Колумб пишет, что не разделяет распространенного мнения, согласно которому земной рай расположен на вершине крутой горы. Он же считает, что рай должен скорее находиться «в той части Земли, которая имеет вид выступа, подобного выпуклости у черенка груши; и, направляясь туда, уже издали начинаешь постепенное восхождение на эту вершину… Оттуда, вероятно, исходят воды, которые, следуя издалека, текут в места, где я нахожусь». На самом деле великий мореплаватель находился в океане, около устья реки Ориноко. Но мысль о рае была слишком соблазнительна.

Колумб сообщает: «Мне еще никогда не приходилось ни читать, ни слышать, чтобы такие огромные потоки пресной воды находились в соленой воде и текли вместе с ней. Равно и мягчайший климат подкрепляет мои соображения. Если же не из рая вытекает эта пресная вода, то это представляется мне еще большим чудом… В глубине души я вполне убежден, что именно в тех местах находится земной рай…»

Трудно представить землепроходца, который отказался бы от соблазнительной возможности исследовать Эдем. И теперь уже не известно, какие именно мотивы заставили Колумба отказаться высадиться на побережье и проникнуть внутрь материка. Но в своем послании в Испанию он пишет: «Я не направляюсь туда не потому, что невозможно было бы добраться до наиболее возвышенного места на Земле, не потому, что здесь непроходимы моря, а поскольку я верю – именно там находится Рай земной и никому не дано попасть туда без Божьего соизволения».

В немецкой «Народной книге» о докторе Фаусте, созданной в шестнадцатом веке, описывается, как знаменитый чернокнижник, стоя на вершине Кавказа, видел на востоке «огненный поток, поднимающийся подобно пламени от земли до неба, опоясывая пространство величиною с маленький остров». Видел он и четыре реки, вытекающие из этой долины: одна из них бежала в Индию, одна – в Египет, и две – в Армению. Фауст был теологом, но в географии оказался не силен и спросил у сопровождающего его Мефистофеля, что это такое.

«Дух же дал ему добрый ответ и сказал: “Это рай, расположенный на восходе солнца, сад, который взрастил и украсил Господь всяческим веселием, а те огненные потоки – стены, которые воздвиг Господь, чтобы охранить и оградить сад”».

Доктор Фауст и вслед за ним авторы «Народной книги» поверили духу зла, который их, конечно же, обманул: Мефистофель, в отличие от Фауста, не мог не знать об экспедиции Васко да Гамы, который в 1498 году морским путем вокруг Африки добрался до Индии и тем самым доказал, что истоки Нила никак не могут быть в Азии. Впрочем, Фауста обманул не только Мефистофель, его подвело и зрение: видеть реку, которая текла из Азии в Африку, он не мог и, по‑видимому, принял за реку расстилающийся вдали Индийский океан.

Нельзя не упомянуть еще об одной возможной версии расположения земного рая. О ней пишет (в порядке гипотезы) диакон Александр Филиппов; согласно его версии, земной рай существовал на территории единого праматерика Гондваны, Инд и Нил были одной рекой, которая и фигурирует в Писании как Гихон, Фисон же отождествляется с Гангом. Эта версия позволяет примирить мнения Отцов Церкви, считавших Тихоном то Нил, то Инд; она же предлагает ответ на вопрос: как Ганг (который оные Отцы отождествляют с Фисоном) мог оказаться вблизи от Тигра и Евфрата.

Короче говоря, наиболее обоснованной представляется версия о том, что земной рай был расположен в междуречье Тигра и Евфрата и что Фисон и Гихон – это небольшие реки, которые сегодня уже невозможно идентифицировать. А «Землею Куш» в Библии называется не та страна Куш, о которой мы знаем от древних египтян, а какой‑то район на севере Междуречья. Но где бы ни находился Эдемский сад, воды Потопа покрыли Землю, и рай со всей своей фауной и флорой, включая оба знаменитых дерева, не избег всеобщей участи (поэтому позднейшие попытки искать его, опираясь на «допотопные» источники, представляются не слишком резонными).

Когда воды схлынули, то восстанавливать рай не стали: христианство еще не возникло, а значит, не было и христиан, чьи праведные души требовалось куда‑то направлять после смерти. Ветхозаветные праведники, увы, пребывали в аду, расплачиваясь за грехи своих прародителей, вкусивших от дерева познания. Видимо, отдельного ада для них не существовало (возможно, их было для этого слишком мало), и они отправлялись в греческий Аид. По крайней мере, Данте Алигьери, совершивший путешествие по аду и рассказавший о нем в «Божественной Комедии», встречал здесь многочисленные тени древнегреческих и древнеримских граждан, мирно сосуществующих с христианами. Это дает основание думать, что греческий Аид понемногу заселялся библейскими персонажами, а после победы христианства в Европе был попросту освоен представителями новой религии.

Теория заселения Аида ветхозаветными праведниками и позднейшего превращения его в ад подтверждается и Евангелием от Никодима – апокрифом, который хотя и не является богооткровенной книгой, но признается Церковью в качестве источника информации. Согласно этому евангелию, сыновья блаженного Симеона Харий и Лентий, умершие до распятия Христа, впоследствии воскресли. Перед своим воскрешением они были свидетелями сошествия Христа в ад и подробно описали это событие. Особую ценность представляет их свидетельство о том, что правителем в царстве мертвых был некто Ад (вариант произношения имени «Аид»); «главный царь смерти диавол», по имени Сатана, пребывал там в качестве гостя и поставщика душ. Ад, узнав о сошествии и приближении Христа, поначалу велел запереть ворота и готовиться к осаде: «Заприте страшные врата медные и железные затворы забейте, и сопротивляйтесь сильно, чтобы не увели нас схваченными в плен».

Но потом он сдал свое царство без боя и признал власть Царя славы. За это он был оставлен наместником Бога в аду, а Сатана был отдан под его юрисдикцию: «Будет диавол под властью твоей на месте Адама во веки веков, праведным судом Моим». Таким образом, ныне Сатана хотя и обретается в аду, но не является его подлинным владыкой, Аид же был и остался правителем. Очевидно, и его подданные – и греки, и библейские персонажи – обитали здесь вместе испокон веков.

О том, что царство мертвых, в которое сходил Христос, географически совпадает с греческим Аидом, говорится и в апокрифическом Евангелии от Петра, которое хотя и является поддельным, но было одобрено в 190 году епископом Серапионом Антиохийским. поскольку «в нем многое согласно с правым учением Спасителя». Устами Христа в нем провозглашается: «Тогда дам Я избранным и праведным Моим крещение и спасение, о котором молили они Меня, в полях Ахеронтских, которые называют Элизий».

Известно, что Ахеронтские поля и Элизий – это отделения античного загробного мира.

Об этом же говорит и христианский поэт второй половины четвертого века Пруденций:

Даже и для преступных духов

Торжественно прерываются

мучения в аде при Стиксе

В ту знаменательную ночь…

………………….

Ослаблены кары, тартар теряет силу…

Косвенная информация о том, что библейские персонажи не имели своего собственного ада, содержится и в кондаках жившего в пятом веке преподобного Романа Сладкопевца. Преподобный Роман, вслед за другими Отцами восточной церкви, утверждает, что ад не является творением Господа. Но если стоять на той точке зрения, что он тем не менее существует, то остается предположить, что ад был создан другими богами, судя по всему, древнегреческими.

В то же время некоторые раннехристианские документы упоминают, что души ветхозаветных праведников пребывали в Шеоле – иудейском загробном мире. Об этом говорит, к примеру, преподобный Ефрем Сирин. Это дает основания считать Шеол подразделением или пограничной областью Аида. Не исключено, что после того, как Палестина попала под власть римлян, загробный мир евреев тоже оказался провинцией Аида, который к тому времени был давно колонизован римлянами и потерял свой греческий статус.

Таким образом, можно считать доказанным, что до распятия Христа ветхозаветные праведники жили в греко‑римском Аиде (или, возможно, в совмещенном греко‑римско‑иудейском Аиде –Шеоле), и жили, судя по всему, неплохо. Они не были беспамятными тенями, блуждающими в полутьме, и «аидским» мукам их тоже не подвергали. Христос рассказывает притчу о нищем Лазаре, который после смерти «отнесен был Ангелами на лоно Авраама». Некий богач, попавший в ад, «поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его». Богач позавидовал Лазарю и попросил его о помощи, но в ответ услышал от Авраама следующую отповедь: «Ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь». Из этого следует, что, хотя ветхозаветные праведники и находились после смерти совсем недалеко от грешников (в пределах видимости), судьба их была тем не менее вполне завидной. Не известно, существовал ли в те годы Лимб – специальное отделение ада, предназначенное для праведных душ, не познавших таинство крещения. Но во всяком случае, как‑то этот вопрос решался. Возможно, Лимб совпадал с «лоном Авраама», что бы ни имелось в виду под этим понятием. Борхес совершенно однозначно утверждает, что Лимб патриархов и лоно Авраама – это одно и то же место.

Гервасий Тильсберийский, один из авторов упомянутой Эбсторфской карты, писал, что «существуют и две Преисподние: Земная, та, что расположена в отдалении от мест, где совершаются казни. Она чем‑то напоминает морской залив, или гавань, и из‑за своей отдаленности и царящего там покоя называется лоном, а в притче о богаче и Лазаре – лоно Авраамово, потому что там пребывал Авраам вплоть до того дня, когда Христос принял смерть».

Надо отметить, что с этой точкой зрения не согласен Блаженный Августин: «…Я не знаю такого случая, чтобы место, где почивают души праведников, называлось адом…»

Августин склонен считать, что «лоно Авраамово» находится на третьем небе, в небесном раю. Но он достаточно одинок в своем мнении. Да и сама мысль о том, что житель ада и жители рая могут напрямую переговариваться, как это делали богач, Лазарь и Авраам, не находит подтверждения в других текстах.

С приходом на землю Христа и с появлением первых христиан вопрос о необходимости рая вновь стал актуальным. Помимо собственно христианских душ, в рай было решено поместить и души ветхозаветных праведников. Первое, что сделал Христос после своей смерти, – спустился в ад (или, по‑гречески, Аид) и вывел оттуда души Адама, Евы, Авеля, Ноя, Давида, Авраама, Иакова, Рахили и многих других, дабы переселить их в рай. Вопрос о том, кого именно и скольких он вывел, служит темой многочисленных богословских дискуссий. Точки зрения существуют полярные: от вывода только патриархов (списки спасенных предлагаются самые разные) до вывода абсолютно всех или, возможно, всех желающих. Тот факт, что желающими могли оказаться не все, не должен удивлять: ведь душа, погрязшая во грехе, не видит всей мерзости ада, рай же представляется ей скучным и малопривлекательным. В целом представители западной церкви чаще склоняются к мысли, что освобождение из ада некрещеной души являлось скорее редчайшим исключением и что спасены были единицы. А восточные церкви (православные, но эта традиция появилась еще до окончательного раскола на православие и католицизм) чаще допускают мысль о массовом освобождении, но избегают категорических выводов.

Так или иначе, души праведников, сколько бы их ни было, оказались освобождены из ада. Но территория прежнего рая, разрушенного Потопом, была давно и плотно заселена. Здесь, в долине двух великих рек, жили миллионы людей. В центре Двуречья располагался мегаполис Вавилон, периметр городских стен которого превышал девяносто километров. Кроме того, жители Двуречья были язычниками и соблюдали совершенно небогоугодные, по христианским меркам, обычаи. Посреди Вавилона, на верхушке зиккурата, посвященного богу Мардуку, жрецы творили блуд, называя его священным браком. А неподалеку, в ограде храма Иштар, вавилонянки столь же добросовестно блудили с чужеземцами, отдавая вырученные деньги на содержание капища. Недаром цивилизацию Двуречья ранние христиане именовали не иначе как Вавилонской блудницей – «матерью мерзостей земных». Иоанн писал, что Вавилон «сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу..». В общем, вся территория Эдемского сада была приведена в совершенно нерайское состояние.

Для рая это место теперь явно не годилось, и новый рай земной был основан в местах, далеких от цивилизации и грешных соблазнов. Известно, что в первой половине второго тысячелетия таких территорий было уже по крайней мере две. Одна была предназначена для праведных душ, живших и умерших в лоне восточной церкви, другая – для душ, принадлежавших к церкви западной. Они не только не граничили, но и располагались, возможно, в разных полушариях.

Православный земной рай достаточно подробно описан в четырнадцатом веке новгородским архиепископом Василием в его «Послании владыке тверскому Феодору». Василий укоряет Феодора в том, что его адресат сомневается в существовании рая на земле, и убедительно доказывает свою точку зрения: «Когда приблизилось успение владычицы нашей Богородицы, ангел цветущие финиковые ветви из рая принес, знаменуя этим, где она теперь будет. А если рай существует только в воображении, то зачем ангел ветвь эту – видимую, а не воображаемую – принес? Апостолы видели, и множество неверных иудеев ветвь эту видело».

Василий апеллирует к авторитету святого Ефросима, который «был в раю, и три яблока принес из рая, и дал игумену своему Василию, от них же много исцелений было».

Но наиболее подробную информацию о православном земном рае архиепископ черпает из свидетельств своих земляков, новгородских мореходов, которые посетили его совсем недавно: «…дети и внучата этих мореходов и теперь, брат, живы‑здоровы». Ссылаясь на них, Василий пишет: «А то место святого рая находил Моислав‑новгородец и сын его Иаков. И всех их было три юмы (тип корабля. – О.И), и одна из них погибла после долгих скитаний, а две других еще долго носило по морю ветром и принесло к высоким горам. И увидели на горе той изображение деисуса, написанное лазорем чудесным и сверх меры украшенное, как будто не человеческими руками созданное, но Божиею благодатью. И свет был в месте том самосветящийся, даже невозможно человеку рассказать о нем. И долго оставались на месте том, а солнца не видели, но свет был многообразно светящийся, сияющий ярче солнца. А на горах тех слышали они пение, ликованья и веселья исполненное».

Василий неоднократно подчеркивает, что рай находится на востоке. Судя по тому, что мореходы находились под ограждающими рай высокими горами очень долго и «солнца не видели, но свет был многообразно светящийся», можно предположить, что православный рай располагался за Полярным кругом, в зоне северного сияния (это мог быть, например, архипелаг Северная Земля).

Местонахождение католического земного рая с огромной точностью дает Данте: это вершина горы, выступающей из океанских вод в противолежащей Иерусалиму точке земного шара – иначе говоря, с координатами 31°47 южной широты и 144°46 западной долготы. Именно сюда некогда рухнул с небес низвергнутый Люцифер, пробив Землю до центра. В результате этого катаклизма в Северном полушарии возникла воронка ада, а на месте падения в океане образовалась гора… (может показаться странным, что не наоборот, но таким образом земная твердь пыталась отстраниться от падшего ангела).

Теперь на ее вершине был устроен рай, а на склонах позднее возникло чистилище для тех католических душ, которым рай предстояло еще заслужить. Дата возникновения чистилища в точности не известна, первые сведения о нем относятся к VI–VIII векам. Есть мнение, что это было подразделение ада, постепенно отделившееся от него, перешедшее на самоуправление и наконец попавшее под протекторат рая. По крайней мере, еще в тринадцатом веке Фома Аквинский, описывая ад, разделяет его на четыре части, одну из которых именует чистилищем. И лишь в начале четырнадцатого века Данте, путешествуя по чистилищу, однозначно дает понять, что оно и географически, и административно стоит гораздо ближе к раю, чем к аду. Чистилище у Данте расположено на той же горе, что и земной рай, а все службы в нем исполняют ангелы (в отличие от ада, где служителями являются бесы).

Не известно, какой из двух новых земных раев – православный или католический – существовал на земле до церковного раскола. Возможно, их сразу было создано два. Кроме того, в связи со стремительным ростом числа христиан рай был сразу же расширен за счет неба – там был создан так называемый «рай небесный».

У католиков рай земной использовался, видимо, как перевалочный пункт для тех душ, которые поступали в рай из чистилища. А души, в очищении не нуждавшиеся, отправлялись в небесный рай напрямую. Что же касается православных, то у них разделение функций между земным и небесным раем не вполне явственно. Чистилища у них нет и не было, хотя его роль в какой‑то мере исполняют небесные мытарства. Известно, что в воздушном пространстве между землей и небом обитает огромное количество зловредных бесов. Когда ангелы несут душу усопшего в рай, бесы пытаются помешать им, и даже праведная душа может поверить в реальность бесовских угроз и испугаться. Конечно, никакие бесы не помешают ангелам Господним исполнить их намерения, если душа в достаточной мере праведна. Но чем больше грехов висит на душе, тем более реальными представляются ей угрозы бесов, тем страшнее видится опасность. Этот испуг и есть, собственно, «небесные мытарства», которые по традиции продолжаются сорок дней. Если же душа недостаточно праведна и обличения бесов оказываются убедительны, то ангелы и впрямь отступаются от грешника, после чего он ввергается в ад.

Очень подробно мытарства описаны на рубеже X–XI веков иноком Григорием, учеником преподобного Василия. Во сне ему явилась почившая незадолго до этого преподобная Феодора и подробно рассказала обо всех кознях бесов. Приняв облик эфиопов, бесы обступили ложе Феодоры еще до ее кончины. «Всевозможные вещи проделывали злые духи, чтобы устрашить меня: и похитить собирались, и присвоить себе, и большие книги приносили, в которых были записаны все мои грехи, какие я только совершила со дня своей юности; пересматривали эти книги, как будто ожидая с минуты на минуту прихода какого‑то судьи. Видя все это, я волновалась от страха».

На помощь Феодоре пришли ангелы, но бесы не только не смутились, но и пытались оклеветать святую перед посланцами Господа. То же самое продолжалось и по пути на небо. Двадцать «мытарств» преодолела Феодора – двадцать раз подступались к ней бесы, пытаясь обвинить ее в двадцати разнообразных грехах. «Правда, что многое они и ложно показывали, но во всяком случае мне было удивительно, как они могли помнить все действительно бывшее с такою подробностью и точностью, о какой я сама забыла».

Феодора признает, что не преодолела бы бесовский заслон, если бы не ковчежец, который вручил ее ангелам‑хранителям преподобный Василий. Что именно содержалось в ковчежце, Феодора умалчивает, но, видимо, это было что‑то весьма ценное для бесов. Заминки возникали часто, но каждый раз Феодора сообщает: «Здесь тоже немного дали злым духам и прошли свободно» или: «На все это Ангелы ответили тем, что дали из ковчежца, и мы отправились выше»…

Феодора утверждала, что к ней бесы были особо пристрастны. «… Не всех так испытывают в мытарствах, но только подобных мне, не исповедавшихся чистосердечно перед смертью. Если бы я исповедала отцу духовному без всякого стыда и страха все греховное и если бы получила от духовного отца прощение, то я перешла бы беспрепятственно все эти мытарства».

Вызывает удивление, что не только грешные души страдают во время мытарств, но и сами бесы. Описывая двадцатое по счету мытарство, Феодора едва ли не с жалостью говорит: «Когда мы пришли сюда, князь сего мытарства показался мне весьма и весьма жестоким, суровым и даже унылым, как будто от продолжительной болезни. Он плакал и рыдал…»

Но в конце концов все закончилось хорошо, по крайней мере для самой Феодоры: «И вот мы приблизились к вратам небесным и вошли в них, радуясь, что благополучно прошли горькие испытания в мытарствах».

Существует множество описаний небесного рая, в том числе лицами, непосредственно там побывавшими. Что же касается земного рая, то сегодня он, судя по всему, упразднен и окончательно перенесен на небо. Места, описанные новгородскими мореходами, давно исследованы полярными экспедициями. А что касается координат, указанных Данте для горы рая и чистилища, – сейчас там плещутся волны Тихого океана. Ближайшая к этому месту суша – остров Рапа‑Ити, расположенный в 400 километрах от указанной Данте точки. Возможно, Данте имел в виду именно его: юг Тихого океана был в те времена неведом европейцам, и Данте, попавший в эти места лишь Божиим промыслом, пройдя с помощью Вергилия через центр земного шара, вполне мог ошибиться на 400 километров – погрешность, простительная для четырнадцатого века.