Маяковский в современной критике. Карабчиевский против Маяковского.

Можно выделить несколько периодов критического отношения к наследию Маяковского.

1)Современники поэта (Тынянов, Шкловский, Якобсон) придерживались в оценке творчества Маяковского в первую очередь описательного подхода. «Певец революции» (В.И.Ленин, Хорошо, Про это)

2)Характерной чертой работ ученых советского периода является игнорирование раннего футуристического подхода, особый акцент на политические и социальные мотивы, реализуется идеологизированный подход.

3)Литературоведение 80-90 х гг. (Альфонсов, Михайлов, Карабчиевский, Гаспаров, Вайнман) представлено двумя направлениями: либо принижением значения творчества Маяковского, либо более детальный анализ его творчества. Наталья Вайман: Маяк. стал памятником, забронзовел. Живого, страдающего Маяковского не обсуждали. Карабчиевский взглянул по-новому, без стереотипов.

Развитие современного маяковедения обусловлено этими периодами. Но имеет свою специфику: в конце 90 — нач 00х гг творчество поэта вводится в сферу мировой истории и культуры.

(Из статьи «Огромность и беззащитность»)

Ю. Карабчиевский

Считал Маяковского талантивым поэтом.

У маяк – словарь насилия: окровавленные души, багровой крови струя, у солнца вытекал глаз, клочьями человеческого мяса (садистское сладострастие).

Главная встреча – с революцией. У него была способность к ненависти. Революция дала выход его ненависти. Маяк дал власти дар речи. За 10 лет совет власти он написал в 10р больше, чем за 5 лет до совет власти.

«Время свое не отразил и не выразил» (как это сделали зощенко, ахматова, булгкаков)

Растратил свой дар, иступленно служа революции.

«Душевная мука — первый личный мотив, на который мы отзываемся в стихах Маяковского и в подлинность которого не можем не верить. <...>

Он видел мир как совокупность частей, имеющих определенную геометрическую форму, механически соединенных между собой и действующих также по законам механики

...Чувством слова он был наделен замечательным — но только в ограниченном, поверхностном слове, доступном глазу и слуху. Маяковский о себе он не пишет. Его стихи всегда декларация, никогда не исповедь. И даже если он провозглашает: «исповедь!» — все равно декларация.

Его «страшный подвиг» - Он дал этой власти дар речи. Новая власть так бы и корчилась безъязыкая, не будь у нее Маяковского. С ним она получила величайшего мастера словесной поверхности, гения словесной формулы. <...>

Действуя в бесплодном, безжизненном слое понятий, общаясь лишь с поверхностным смыслом слов, с оболочкой людей и предметов, он довел свое обреченное дело до уровня самой высокой поэзии... Его вершина пуста и гола, не сулит взгляду ни покоя, ни радости, — но она выше многих соседних вершин и видна с большого расстояния. Так будет всегда, хотим мы этого или нет. В этом исключительность Маяковского, его странное величие, его непоправимая слава.»