Затемнение стиха или двусмыслица 1 страница

Речь и ум

Речь называют «словом» либо «выражением», «красноречием», «рассказом», «сказанием», «перебранкой», «спором», «песнею», «заклинанием», «оказыванием», «болтовней», «побасенкой», «криком», «разговором», «гомоном», «гвалтом», «пререканием», «насмешками», «ссорою», «бранью», «лестью», «беседою», «пустословием», «говором», «вздором», «лепетом». А голос зовется «звучанием», «звуком», «гласом», «шумом», «возгласом», «скрежетом», «звоном», «лязгом», «громыханием», «ревом», «треском», «свистом», «шелестом», «грохотом».

Ум зовется «мудростью», «разумом», «смыслом», «памятью», «думой», «помыслом», «счетом», «предвиденьем», «хитроумием», «красноречием», «великодушием». Он зовется также «хитростью», «коварством», «лживостью», «обманом».

Голос зовется так же, как и нрав, а нрав – это также и дурное расположение духа.[332]Созвучными словами обозначаются также гнев человека и корабельные снасти либо лошадиная сбруя. Созвучны и слова, означающие гнев и корабль. К подобным выражениям часто прибегают, чтобы затемнить стих, и это называется двусмыслицей. Одинаково называется также сустав, скрепляющий кости, корабль и войско. То же слово означает и помощь, которую один человек оказывает другому. Так же зовется и пиво. Сходными словами называют ворота в заборе, быка и склон. Подобные слова можно так ставить в поэзии, чтобы возникла двусмыслица и нельзя было понять, не подразумевается ли что‑нибудь другое, нежели то, на что указывает предыдущий стих. То же можно сказать и о многих других названиях, одинаковых для разных вещей.

Приложения

Снорри Стурлусон и его «Эдда»

Среди произведений, пользующихся немеркнущей мировой славой, «Младшая Эдда» – одно из самых своеобразных. Трудно определить, что такое «Младшая Эдда». Нельзя сказать, что она – научное произведение: слишком много в ней великолепной поэзии. Но кое‑чем «Младшая Эдда» непохожа и на художественное произведение: слишком много в ней того, что явно рассчитано на удовлетворение потребности в знании. Ее судьба в веках, как и вся кого произведения, намного пережившего свое время, противоречива: она была написана с целью, которую ей, в сущности, не пришлось выполнять, и в мировой культуре она сыграла роль, которую, конечно, не мог предвидеть ее автор. Правда, эта роль очевидна: благодаря «Младшей Эдде» сохранился целый мир – огромный, красочный и премудрый мир языческих мифов и сказаний.

«Младшая Эдда» – произведение очень пестрое и сложное по составу. Кое‑что в ней на столько вычурно и формалистично, что вообще совершенно непереводимо (и поэтому в основном опущено в издании 1970 г.). Другое – и особенно «Видение Гюльви», лучшая часть «Младшей Эдды», – наоборот, настолько непосредственно и наивно, что трудно передается средствами современного литературного языка. Выдающийся исландский ученый Сигурд Нордаль, автор лучшего из того, что написано о «Младшей Эдде», так сказал об этой ее части: «„Видение Гюльви“ – это одно из тех вечных произведений, которые можно читать ребенком сразу же после букваря и затем опять и опять на всех ступенях развития и знания и каждый раз находить новое, и новое, и новое. Эта книга одновременно и прозрачна, и трудно понимаема, проста, как голубка, и хитра, как змея, в зависимости от того, насколько глубоко читатель проникает в нее. Ибо, хотя языческое мировоззрение не полностью раскрывается в ней, в большей цельности его не найти ни в каком другом произведении».

Считается, что «Младшая Эдда» была написана Снорри Стурлусоном примерно в 1222–1225 гг. (последняя часть – в 1222–1223 гг., а остальные части – потом). Но неизвестны ни ее первоначальная форма, ни размеры творческого вклада ее автора или тех, кто ее потом переделывал, пополнял или сокращал. Она сохранилась только в списках более поздней эпохи (не древнее начала XIV в.) и явно не в первоначальном виде. Основные рукописи «Младшей Эдды» – это, во‑первых, пергамент из Королевской библиотеки в Копенгагене (codex regius 2367), его датируют около 1325 г.; во‑вторых, пергамент Оле Ворма из Арнамагнеанского собрания в Копенгагене (codex Wormianus, АМ 242), его датируют около 1350 г.; в‑третьих, пергамент из Упсальской библиотеки (codex Uppsaliensis 11), его датируют около 1300–1325 гг.; в‑четвертых, бумажный список из Утрехтской библиотеки (codex Trajectinus 1374), сделанный около 1600 г. с древней рукописи, близкой к двум первым пергаментам; в три фрагмента на пергаментах XIV в. из Арнамагнеанского собрания в Копенгагене (АМ 748 I, АМ 748 II и АМ 757). Есть также множество бумажных списков с основных рукописей.

Между основными рукописями «Младшей Эдды» есть немало расхождений, особенно значительны они между упсальской рукописью (в ней многого нет, и многое совсем иначе расположено) и остальными. Некоторые ученые (Мюлленхофф, Могк, Крогманн) доказывали, что упсальская рукопись всего ближе к оригиналу. Большинство ученых, однако, отдает предпочтение «королевской» и утрехтской рукописям. В основу стандартного, арнамагнеанского издания «Младшей Эдды» – оно вышло вторично в 1931 г. под редакцией Финнура Иоунссона – положена «королевская» рукопись. С этого издания сделан и настоящий перевод.

Не ясно, что значит название «Эдда». Всего чаще предполагали, что оно значит «поэтика» (edda от óðr «поэзия», как stedda «кобылица» от stóð «табун кобылиц»). Но с точки зрения истории языка эта этимология небезупречна, и существование понятия «поэтика» в ту эпоху сомнительно. Производили это название также от Одди, названия хутора, где воспитывался Снорри. «Эдда», следовательно, значит «книга из Одди». Но написана эта книга, по‑видимому, не в Одди, так что этимология эта тоже сомнительна. Наконец, некоторые отожествляли название «Эдда» со словом «эдда», которое встречается в одной древнеисландской мифологической песне и значит «прабабушка». Но до сих пор не удалось доказать существование связи между этим значением и книгой.

На упсальской рукописи «Младшей Эдды» есть надпись: «Эта книга называется „Эдда“». Название «Эдда» упоминается также в одном из пергаментных фрагментов «Младшей Эдды». Неизвестно, назвал ли сам Снорри свою книгу так, или она была названа так позднее. В XIV и XV вв. исландские поэты упоминают не раз «искусство Эдды», имея в виду ту поэтическую фразеологию, которая объясняется в одной из частей «Младшей Эдды». Название «Эдда» приобрело совершенно новое значение, когда исландский епископ и любитель древностей Бриньольв Свейнссон нашел в 1643 г. пергамент с древними песнями о богах и героях и назвал его «Эддой Сэмунда Мудрого». Дело в том, что, по сложившимся в XVII в. представлениям, Снорри в своей «Эдде» основывался на сочинении исландского ученого Сэмунда Снгфуссона по прозвищу Мудрый (1056–1133). Произведения Сэмунда не сохранились, и ему было принято приписывать то, чего он в действительности не писал. Когда Бриньольв нашел пергамент с древними песнями, которые пересказываются и цитируются также и в «Младшей Эдде», он решил, что нашел произведение Сэмунда, послужившее основой для Снорри. С этих пор «Эддой Сэмунда» стали называть сборник древних песен о богах и героях, найденный Бриньольвом. А так как впоследствии было обнаружено, что Сэмунд не имел никакого от ношения к этим песням, их стали называть также песнями «Эдды», «Песенной Эддой», просто «Эддой», а также «Старшей Эддой» (полный перевод их на русский язык вышел в 1963 г. под этим названием) в отличие от «Эдды» Снорри Стурлусона, которая тогда стала называться «Младшей Эддой» или «Прозаической Эддой» («Снорриевой Эддой» она называлась и раньше). Песни, входящие в состав сборника, называемого «Старшей Эддой» действительно древнее, чем «Младшая Эдда». Но сам сборник, по‑видимому, еще не существо вал, когда Снорри писал свою «Эдду», и пред полагают даже, что именно книга Снорри по служила толчком для его составления. Таким образом, «Старшая Эддах» в сущности не только совсем не «Эддах», но в известном смысле и не «старшая». Впрочем, это, конечно, не основание для того, чтобы отказываться от общепринятого названия.

О том, что Снорри «составил» или «велел составить» «Эдду», говорится в двух рукописях XIV в. В упсальской рукописи сказано: «Книга эта называется „Эдда“. Ее составил Снорри Стурлусон». А в одном из пергаментных фрагментов сказано так: «Здесь начинается о языке поэзии и кеннингах в соответствии со стихами знаменитых скальдов и тому, что Снорри за тем велел составить». Вообще же о Снорри Стурлусоне очень много раз упоминается в од ной из саг, входящих в состав «Саги о Стурлунгах», большого собрания саг о событиях в Исландии в XII–XIII вв., а именно в «Саге об исландцах» (ее не следует смешивать с так называемыми «сагами об исландцах», или «родовыми сагами»), написанной по свежим следам событий Стурлой Тордарсоном (1214–1284), племянником Снорри, и охватывающей период с 1183 по 1244 г., т. е. как раз то время, когда жил Снорри. В другом произведении Стурлы – «Саге о короле Хаконе» – Снорри тоже упоминается несколько раз. Основная тема всех саг о событиях в Исландии – это распри, происходившие там. Поэтому, хотя в «Саге об исландцах» упоминаются сотни лиц и сообщается масса фактов о них, описываются, в сущности, не люди, а распри между ними, люди же оказываются изображенными только косвенно и случайно.

Снорри как человек раскрывается в «Саге об исландцах» хотя и совершенно объективно, поскольку о нем сообщаются только факты, но очень неполно и нечетко, поскольку эти факты либо вообще никак не характеризуют его, либо могут быть различно истолкованы. Так, Финнур Йоунссон видит в этих фактах в основном проявление миролюбия, терпимости, рассудительности, хозяйственности, порядочности и патриотизма. Между тем Сигурд Нордаль видит в них в основном проявление страсти к почестям, богатству и пышности, малодушие, нерешительность, непостоянство, отсутствие глубоких чувств. Между тем эти ученые – лучшие знатоки литературы того времени.

Основные факты таковы. Снорри был одним из Стурлунгов – знатного рода, который играл очень большую роль в исландских распрях первой половины XIII в. (отсюда и название «эпоха Стурлунгов»). Но Стурлунги не только боролись за власть и богатство с другими крупными хёвдингами (представителями знатных исландских родов), они подчас враждовали и между собой или обманывали друг друга. Так, Снорри одно время враждовал со своим племянником, воинственным Стурлой Сигхватссоном, из‑за годорда (т. е. владения и звания годи), принадлежавшего Стурлунгам, а сына своего Орекью он обманул – не дал ему обещанного годорда. Орекья тоже враждовал со Стурлой, и тот, захватив его однажды, велел ослепить на один глаз и оскопить. Дело в том, что, хотя родственные связи всегда играли огромную роль в распрях, ни одна из враждующих партий, как правило, не совпадала с родом, так как сторонники вербовались не только по признаку родства, и между родами существовали перекрестные связи, а расселения по родам в Исландии никогда не было.

Снорри родился в 1179 г. на хуторе Хвамм на западе Исландии. Отцом его был Стурла из Хвамма. О многочисленных распрях Стурлы из Хвамма рассказывается в «Саге о Стурле». От него и название рода Стурлунгов. Среди предков Снорри были такие знаменитые персонажи «саг об исландцах», как годи Снорри Торгримссон (по отцовской линии) и скальд Эгиль Скаллагримссон (по материнской линии), а также другие известные исландцы. Снорри воспитывался в Одди, у Йона Лофтссона, знатного исландца, который предложил Стурле из Хвамма взять Снорри к себе на воспитание. Нон был внуком не только норвежского короля, но и знаменитого ученого Сэмунда Мудрого и тоже славился ученостью. В Одди Снорри мог познакомиться с писаниями Сэмунда Мудрого и набраться всякой учености.

Двадцати лет Снорри женился на богатой невесте и в 1202 г. переехал в Борг, ее хутор, где в X в. жил скальд Эгиль Скаллагримссон, а в XII в. – скальд Эйнар Скуласон. В 1206 г. Снорри переехал в Рейкьяхольт и там потом всегда жил, а жена его осталась в Борге. Впоследствии, в 1222 г., Снорри высмотрел себе другую богатую невесту, но ее перехватил у него Стурла Сигхватссон, а в 1224 г. Снорри «вступил в союз на половинных началах» (так говорит сага) с очень богатой вдовой и у него «стало тогда много больше богатства, чем у кого‑либо другого в Исландии» Таким образом, о браках Снорри известно только как о хозяйственных сделках. Впрочем, известно также, что, как это было тогда принято, он открыто имел детей от нескольких женщин одновременно. В саге говорится так: «Снорри был очень хозяйственным человеком, он был непостоянен, и у него были дети и от других женщин». Ни о каких романических чувствах у Снорри невозможно заключить из саги.

Многочисленные распри, в которых Снорри участвовал, тоже были для него путем к власти и богатству. Трижды его избирали на исландском альтинге «законоговорителем» (в 1215, 1222 и 1231 гг.), т. е. на высшую выборную должность, которая, впрочем, никакой реальной власти не давала, У себя в Рейкьяхольте он устраивает великолепные пиры. Например, в саге упоминается многолюдный пир по случаю йоля (праздника в середине зимы), устроенный им «согласно норвежскому обычаю». Он строит в Рейкьяхольте укрепления и проводит подземный ход к бассейну с водой из соседнего горячего источника. В его ежегодных поездках на альтинг его сопровождают сотни людей. В 1216 г. его сопровождало 720 человек, в том числе 80 норвежцев в полном вооружении, а в 1232 г. – 960 человек.

Но в противоположность тому, что обычно рассказывается в сагах о людях в его положении, Снорри никогда не участвует в сражениях и не прибегает к оружию. В его участии в распрях нет поэтому драматических моментов, и оно трудно поддается пересказу. По‑видимому, управлять людьми он тоже не умел: его люди, а также его дети, не слушаются его. Он не только избегает сражений, но иногда и обращается в бегство. Однако во время его распри с оркнейскими купцами он подсылает к ним трех наемных убийц. В распрях он вообще часто использует других, оставаясь сам в стороне. В одной висе (т. е. строфе, сочиненной к случаю) его обвиняют в том, что с его ведома было совершено зверское нападение на хутор Стурлы Сигхватссона – напавшие рубили в темноте всех, кто был в доме, многие были ранены или убиты, а у одной женщины были отсечены обе груди. В другой висе, которую сказал якобы Эгиль Скаллагримссон, явившись во сне одному домочадцу Снорри, тоже Эгилю по имени, Снорри обвиняется в отсутствии мужества.

Снорри сам был «хорошим скальдом и искусным во всем, что он брался мастерить» (так говорит сага, имея в виду, что между сочинением стихов и любым рукоделием нет принципиальной разницы). За хвалебную песнь в честь ярла Хакона Безумного он получил из Норвегии меч, кольчугу и щит. Снорри сочинял хвалебные песни о ряде норвежских правителей, но из этих стихов сохранился только «Перечень размеров» и три строчки из его хвалебной песни в честь ярла Скули. Эти строчки сохранились только потому, что послужили поводом для насмешек над Снорри. Выражение «жестокий (harðmúlaðr) к золоту», т. е. «щедрый», которое Снорри употребил о ярле, могло быть понято и так, что у ярла «жесткая морда». Враги Снорри язвительно шутили насчет того, что ему пришлось целовать ярла в его «жесткую морду», и поносили его как скальда. Вообще стихи Снорри не принесли ему славы, а один из тех, кого он всего больше прославлял в своих стихах, – король Хакон – отдал впоследствии распоряжение убить его.

Но о стихах, сочиненных Снорри, есть все же ряд упоминаний современников. Между тем единственное упоминание о его прозе – это слова саги о том, что Стурла Сигхватссон «бывал тогда подолгу в Рейкьяхольте и усердно давал списывать саги с тех книг, которые составил Снорри». По‑видимому, здесь идет речь о «Хеймскрингле», т. е. той знаменитой саге о норвежских королях, которой Снорри обязан своей славой не в меньшей, если не в большей степени, чем «Младшей Эдде». Однако то, что о прозаических произведениях Снорри не упоминается в сагах, не случай: авторство вообще признавалось в отношении только стихов, но не прозы.

Дважды Снорри ездил в Норвегию. В первый раз он был там в 1218–1220 гг. Тогдашние правители Норвегии – ярл Скули и король Хакон (ему было тогда только 14 лет) – дали Снорри звание скутильсвейна (королевского стольника). Снорри ездил тогда и в Швецию. В то время норвежские купцы имели столкновения на юге Исландии с некоторыми местными жителями, и дело дошло до убийств. В связи с этим ярл Скули собирался организовать по ход в Исландию. Снорри был среди тех, кто отговаривал ярла от похода, и он взялся, ссылаясь на влиятельность Стурлунгов в Исландии, уговорить исландцев подчиниться норвежским правителям. Однако же этот поход не состоялся, а Снорри получил звание лендрманна – высшее звание в Норвегии после ярла. Вернувшись в Исландию, Снорри выслал своего сына Йона в Норвегию в качестве заложника, но обещанного не выполнил. Именно тогда в Исландии высмеивалась его хвалебная песнь в честь ярла и то, что ему пришлось «целовать ярла в его жесткую морду».

Второй раз Снорри был в Норвегии в 1237–1239 гг. Он гостил сначала у сына Скули, и потом у него самого. Отношения между герцогом Скули (он был теперь уже герцогом, а не ярлом) и королем Хаконом тогда ухудшались, и власть ускользала из рук герцога. Когда Снорри собирался уезжать из Норвегии, от короля – он был тогда на юге Норвегии – пришла грамота, запрещавшая всем исландцам выезд в то лето. Король, по‑видимому, не доверял Снорри, поскольку тот был другом герцога, но Снорри все‑таки решил ехать. Как рассказывает сага, по словам одного исландца, при отъезде Снорри получил от герцога Скули звание ярла, но другие исландцы, которые были тогда со Снорри, отрицают это. Отношения между Снорри и норвежскими правителями вообще далеко не ясны. Современные исследователи, описывая их, часто приписывают Снорри политические взгляды нового времени: одни считают, что он был убежденным последователем принципов демократического национализма, другие, наоборот, считают, что он изменил этим принципам. Однако принципы эти были, конечно, вообще неизвестны Снорри.

Герцог Скули был убит в 1240 г., и власть в Норвегии принадлежала теперь только королю Хакону. По‑видимому, еще в 1241 г. Гицур Торвальдссон, враг и соперник Стурлунгов, получил от короля грамоту с требованием, чтобы тот заставил Снорри выехать в Норвегию или убил его за то, что он уехал из Норвегии без его разрешения. Гицур с охотой взялся за выполнение этого поручения – со Стурлунгами у него были давнишние счеты. В сопровождении семидесяти человек он приехал ночью в Рейкьяхольт, и люди его вломились в дом. Снорри успел выскочить из него и по совету Арнбьёрна, священника, который был тогда в Рейкьяхольте, спрятался в подвал. Священник этот выдал Снорри за обещание пощады. Пять людей Гицура – Симон Узел, Арни Злой, Торстейн Гудинасон и другие – ворвались в подвал, где прятался Снорри. Сага рассказывает: «Симон велел Арни, чтобы тот зарубил Снорри. „Не надо рубить!“ – сказал Снорри. „Руби!“ – сказал Симон. „Не надо рубить!“ – сказал Снорри. Тут Арни нанес ему смертельную рану и вместе с Торстейном они зарубили его». Это было 23 сентября 1241 г.

А в 1941 г. отмечалось семисотлетие со дня смерти Снорри. За эти семьсот лет не было ни в Исландии, ни в других скандинавских странах человека, слава которого могла бы сравниться со славой Снорри Стурлусона.

Хутор Хвамм, где Снорри родился, хутор Одди, где он воспитывался, хутор Борг, где он жил одно время, и хутор Рейкхольт (раньше – Рейкьяхольт), где он жил дольше всего и был убит, существуют и сейчас. В Рейкхольте перед двухэтажным зданием школы стоит памятник Снорри, и там сохранился выложенный камнем бассейн с водой из горячего источника – единственное, что осталось на этих хуторах от эпохи, когда жил Снорри.

В «Младшей Эдде» четыре части, сильно отличающиеся друг от друга и по форме, и по содержанию: «Пролог», «Видение Гюльви», «Язык поэзии» и «Перечень размеров». Обычно считается, что «Младшая Эдда» – это руководство для скальдов, т. е. учебник поэзии. Действительно, «Язык поэзии» и «Перечень размеров» похожи на учебник, и в «Языке поэзии» прямо говорится, что книга предназначена для молодых скальдов. Но в «Видении Гюльви» рассказывается много больше, чем могло бы понадобиться желающим научиться скальдическому искусству, и по форме эта часть совсем не похожа на учебник. Что же касается «Пролога», то он не имеет никакого отношения к обучению поэзии.

«Пролог» вообще особенно сильно отличается от остальных частей «Младшей Эдды». Он кажется памятником совсем другой культуры. В противоположность остальным частям в нем очень сильно дает себя знать средневековая латиноязычная ученость, совершенно чуждая исландской устной традиции. В «Прологе» рассказывается о том, как люди после Ноева потопа забыли создавшего их бога, но потом в результате наблюдения природы пришли сами к мысли о существовании бога, и таким образом возникли разные религии. Дальше в «Прологе» рассказывается о том, на какие части делится мир, о Трое, о происхождёнии Одина, правителя Трои, и его переселении в Швецию. В пергаменте Оле Ворма рассказывается еще о том, как Ной разделил землю, о Вавилонской башне, о Зороастре, о происхождении идолопоклонства, а также о Приаме, Сатурне, Юпитере и римлянах. Но это явно поздние вставки, и обычно они опускаются в изданиях «Младшей Эдды» (как они опущены и в настоящем издании). В «Прологе» очень много имен из различных средневековых письменных источников. Так, в генеалогии Одина большинство имен – из какого‑то древнеанглийского источника. Но есть в «Прологе» также исландские мифологические имена. Некоторые из них отожествляются с именами, с которыми они в действительности не имеют ничего общего (Сив – с Сибиллой, Фригг – с Фригидой и т. п.). Такое фантастическое этимологизирование характерно для средневековых ученых трактатов.

Кое что в «Прологе» прямо противоречит. тому, что рассказывается в «Видении Гюльви» Так, в «Прологе» Один – правитель, пришедший из Трои в Страну Турков и обосновавшийся в Сигтуне в Швеции. Между тем в «Видении Гюльви» он один из богов, генеалогия его совсем другая, и т. д. «Пролог» содержит попытку объяснить происхождение различных религий. Однако это объяснение никак не используется в «Видении Гюльви», где говорится о языческих мифах. Все это, а также общий характер «Пролога», наводит на мысль, что он написан не тем автором, который писал остальные части, и многие ученые, среди них такие видные исландисты, как Вигфуссон, Симонс, Неккель и Хойслер, считали, что «Пролог» написан не Снорри. Однако «Пролог» есть во всех четырех основных рукописях «Младшей Эдды», и поэтому многие специалисты все же считают, что он принадлежит Снорри. Так считали, в частности, такие видные исландисты, как Мюлленхофф, Могк, Нордаль и Финнур Йоунссон, редактор стандартного издания «Младшей Эдды», которое положено в основу настоящего издания.

«Видение Гюльви» – несомненно наиболее цельная часть «Младшей Эдды». Содержание этой части – языческие мифы и всевозможные сведения о языческих богах. Здесь рассказывается о возникновении мира, его устройстве, об отдельных богах и богинях, их именах, их жилищах, их подвигах и, наконец, о грядущей гибели мира и богов и его втором рождении. Некоторые из мифов, рассказываемых в «Видении Гюльви», – например, миф о гибели мира известны также из «Старшей Эдды» или иных источников, но рассказаны там менее подробно и несколько иначе. Но многие мифы в этой части «Младшей Эдды» – например, мифы о том, как был связан путами волк Фенрир, о мастере, который построил стены вокруг Мидгарда, о путешествии Тора к Утгарда‑Локи – известны только из данного источника. Такого обзора языческих мифов, какой содержит «Видение Гюльви», нет нигде в литературе народов, говорящих на германских языках.

Что это за мифы? Исландские, т. е. специфичные только для языческой Исландии? Скандинавские, т. е. общие для всех скандинавских народов? Германские, т. е. общие для всех народов, говорящих на германских языках? На эти вопросы очень трудно ответить. В той форме, в которой они сохранились в исландском памятнике, они, конечно, только исландские. Но, по‑видимому, очень многое в них было в свое время общим для всех скандинавских народов. По всей вероятности, немало в них восходит и к германской общности. В последнеё время, в основном благодаря работам французского ученого Дюмезиля, признается возможным, что некоторые существенные черты в этих мифах общи для всех народов, говорящих на индоевропейских языках. Поэтому мифы, представленные в «Видении Гюльви», в известном смысле и исландские, и скандинавские, и германские, и даже индоевропейские.

«Видение Гюльви» входит в состав «Младшей Эдды», очевидно, потому, что мифологические имена нужно было знать скальдам: эти имена широко использовались в специфической скальдической фразеологии, о которой подробно рассказывается в следующей части «Младшей Эдды» – «Языке поэзии». Однако в «Видении Гюльви» ничего не говорится о языке скальдов и сообщается намного больше того, что необходимо для понимания скальдической фразеологии или использования ее. Мифы рассказываются здесь явно как самоцель и притом с большим искусством. Эта часть «Младшей Эдды» имеет форму беседы между Гюльви – он скрывается под именем Ганглери – и тремя асами – Высоким, Равновысоким и Третьим, которые, отвечая на его вопросы, рассказывают ему о языческих богах. Живость этой беседе придает то, что и вопросы Ганглери, и его реплики по поводу услышанного характеризуют его как простодушного невежду, полного любопытства и наивно пораженного чудесными рассказами. В то же время в игре участвуют и его собеседники, на пример, когда они, как бы опасаясь, что они могут скомпрометировать своего бога в глазах пришельца, колеблются, рассказывать ли им о неудачах Тора.

Обрамление «Видения Гюльви», т. е. рассказ о самом Гюльви и его собеседниках, ставит перед исследователями «Младшей Эдды» самый трудный из вопросов, связанных с этим памятником, а именно вопрос о том, что думал сам Снорри о языческих богах, о которых он писал, или, более широко, что думали люди того времени о язычестве.

Решению этого вопроса мешает тенденция (уже давно распространившаяся среди исследователей древнеисландской литературы) непременно доказывать, что оригинальное на самом деле неоригинально, подлинное – не подлинно и т. д. Напротив, признавать, что оригинальное оригинально и т. д. считается обычно как‑то неуместным в оригинальном ученом исследовании. Поэтому, в частности, много труда было затрачено на доказательство того, что языческие мифы, сохранившиеся в древнеисландской литературе, на самом деле не языческие и не мифы, что их сохранение в Исландии XIII в. свидетельствует о том, что они на самом деле там не сохранились, что вообще язычество в древне исландской литературе – это христианская пропаганда, и т. д. и т. п.

Вместе с тем установить, что люди древнеисландского общества думали о язычестве и христианстве, действительно очень трудно. В «Саге об исландцах» ничего не говорится, конечно, о том, что Снорри думал о язычестве или христианстве. Как уже говорилось выше, в этой саге рассказывается вообще только о распрях между людьми, но отнюдь не о том, что люди думали. Саги, которые рассказывают о языческой эпохе в Исландии или эпохе, когда христианство только что было принято (т. е. о X–XI вв.), хотя и отличаются несколько по манере от саг, которые рассказывают о XII–XIII вв., тоже интересуются только распрями, но отнюдь не тем, что люди думали о религии, языческой или христианской.

Трактовка того, как язычество и христианство соотносились в психологии людей древне исландского общества, нередко бывает настолько упрощенной, что кажется каким‑то пережитком точки зрения христианских миссионеров: принятие христианства трактуется как превращение в своего рода «нового человека» или автоматическое изменение всей психологии человека, всех его представлений. Предполагается, что раз христианство – официальный культ, то и психология у людей должна быть «христианская». Но едва ли такая психология вообще существует. То, что известно, например, о вере в судьбу у исландцев как языческой, так и христианской эпохи, – вере, которая, как очевидно из саг, была общераспространенной и играла Огромную роль в Поведении людей, – говорит скорее о том, что введение нового официального культа не вызвало никакого изменения в особенностях психики, наиболее характерных для людей того времени.

Христианизация произошла в Исландии со всем не так, как в других европейских странах, и суть исландской христианизации не столько в том, что новый культ был принят в Исландии добровольно в результате компромисса на альтинге между язычниками и христианами и по этому язычество не было искоренено, сколько в том, что в Исландии тогда и не было силы, которая могла бы его искоренить, не было ни чего похожего на государственную власть и государственный аппарат, т. е. не было государства. Даже в эпоху Стурлунгов, т. е. на третий век после христианизации, ни церковь, которая теперь получила некоторое развитие как самостоятельная организация, ни крупные хёвдинги, которые тогда боролись между собою за власть, не образовали еще государства в собственном смысле слова. Поэтому у официального культа, т. е. христианства, не было особенно глубоких корней и в эту эпоху.

Обрамление «Видения Гюльви» сводится к следующему. Конунг Гюльви в обличье странника отправляется в Асгард к асам, чтобы разведать у них, почему они так могущественны. Чертог, в который он попадает в Асгарде, – это наваждение, насланное асами (отсюда на звание – «Видение Гюльви»). Гюльви, он же Ганглери, беседует с тремя асами – Высоким, Равновысоким и Третьим, и они рассказывают ему о богах, которым они поклоняются, т. е. тоже асах, но уже других. В заключении чертог пропадает, Гюльви возвращается домой и рассказывает людям то, что он слышал. Асы же присваивают себе имена асов, о которых они рассказывали, и выдают себя за них.