Безрадостная победа 6 страница

«В этот раз они поступили правильно , – сказал Лилли. – Они вытащили этого парня, получили всю необходимую подтверждающую документацию. И потом вступили в спор с тайванцами». Вооруженный неопровержимыми доказательствами, Государственный департамент оказал решительное давление на правительство Tайваня, которое в конце концов объявило, что у него имелись возможности создать ядерное оружие, но не было никакого намерения делать это. Так контроль над вооружениями проявил себя в самом лучшем виде.

Затем была проведена превосходно спланированная операция против организации Абу Нидаля – по сути, банды, которая в течение доброго десятка лет убивала, грабила и терроризировала жителей западных стран по всей Европе и Ближнему Востоку. В операцию были вовлечены три иностранных правительства и бывший президент Соединенных Штатов. Разработали ее в новом контртеррористическом центре при ЦРУ, и началась она после того, как Джимми Картер передал пакет сведений об Абу Нидале президенту Сирии Хафизу аль‑Ассаду во время их встречи в марте 1987 года. Ассад выслал террориста из страны. За последующие два года, с помощью Организации освобождения Палестины, а также иорданских и израильских разведывательных служб, ЦРУ вело психологическую войну против Абу Нидаля. Мощный и стабильный поток дезинформации убедил последнего, что его главные помощники оказались предателями. За следующий год он убил семь главарей и десятки их пособников, чем серьезно подорвал собственную организацию. Кампания достигла апогея, когда двое представителей Нидаля дезертировали и атаковали его штаб в Ливане, убив восемьдесят его сторонников. Организация была фактически разрушена; это ознаменовало победу контртеррористического центра ЦРУ и Ближневосточного отделения под руководством Тома Тветтена, которому вскоре предстояло возглавить тайную службу.

Третий значительный успех – таким он, во всяком случае, казался в то время – это триумф афганских мятежников.

Усилия борцов за свободу при поддержке ЦРУ в других частях планеты оказались тщетными. Латиноамериканские «контрас» подписали соглашение о перемирии через считаные дни после того, как была прервана их секретная поддержка агентством. В Никарагуа пули уступили место избирательным бюллетеням. По пустыням Судана беспомощно рыскали патрули настроенных против Каддафи боевиков. ЦРУ нужно было как‑то пресечь эти незрелые выступления и отозвать советников из Северной Африки, перебросив их сначала в Конго, а затем в Калифорнию. Дипломатия прочно вытеснила секретные операции в южной части Африки, и потоки оружия из Вашингтона и Москвы постепенно иссякли. Программа Кейси по поддержке кампучийской армии мятежников в борьбе с войсками Ханоя – как последняя отрыжка против победителей вьетнамской войны – была плохо подготовлена, а деньги и оружие в итоге оседали в руках коррумпированных тайских генералов. Все это ставило союзников ЦРУ в один ряд с «красными кхмерами», жестокими «мясниками»‑изуверами. Колин Пауэлл, работавший заместителем советника по национальной безопасности при Рейгане, предостерегал, что Белый дом должен тщательно продумать эту операцию. Со временем она была прекращена.

Лишь моджахеды, афганское священное воинство, устроили Советам чувствительное кровопускание и, видимо, учуяли скорую победу. Афганская операция ЦРУ теперь превратилась в мощную военную программу с бюджетом 700 миллионов долларов. Это составляло приблизительно 80 процентов всего заграничного бюджета тайной службы. Вооруженные переносными зенитными ракетами «Стингер», афганские мятежники убивали советских солдат, сбивали советские вертолеты огневой поддержки и наносили глубокий урон имиджу Советов. ЦРУ сделало то, что и собиралось: устроить Советам в Афганистане свой Вьетнам. «Мы убивали их одного за другим , – говорил Говард Харт, который руководил поставками оружия афганцам с 1981 по 1984 год. – И они в итоге отправились домой. Это была настоящая террористическая кампания».

 

«Мы отошли в сторону»

 

Советы объявили, что навсегда уйдут из Афганистана после того, как администрация Рейгана покинет Белый дом. В записях ЦРУ нет ответа на вопрос о том, что может произойти после того, как воинственная армия ислама изгонит безбожных захватчиков из Афганистана. Том Тветтен, по состоянию на лето 1988 года второй человек в тайной службе, получил задание выяснить, что же в этом случае произойдет с афганскими мятежниками. Ему быстро стало ясно, что «у нас нет на этот счет никаких планов». ЦРУ для себя просто решило: наступит «афганская демократия». И окажется она, по‑видимому, не слишком симпатичной – и не слишком демократичной.

Война с Советами была закончена. Чего нельзя было сказать про афганский джихад. Роберт Оукли, американский посол в Пакистане с 1988 по 1991 год, утверждал, что Соединенные Штаты и Пакистан должны «решительно сократить помощь истинным радикалам» в Афганистане и приложить усилия к тому, чтобы сделать моджахедов более «умеренными» . «Но ЦРУ не могло или не захотело «обуздать» своих пакистанских партнеров, – заявил он. – Так что некоторых радикалов мы все‑таки продолжали поддерживать». Главным среди них был лидер мятежников Гульбеддин Хекматияр, который получил от ЦРУ оружия на сотни миллионов долларов, большую часть которого спрятал. В борьбе за абсолютную власть в стране он фактически собирался обернуть это оружие против афганского народа.

«В ЦРУ у меня возникла еще одна проблема, – сказал в интервью посол Оукли. – Те же люди, которые отчаянно сражались с Советами, также наживались и на торговле наркотиками». Афганистан был и остается единственным крупнейшим в мире источником героина, с его бесконечными акрами полей опийного мака, урожай которого собирают два раза в год. «Я подозреваю, что в этом процессе активно участвовали и пакистанские разведывательные службы, а ЦРУ вовсе не собиралось портить с ними отношения», – заявил Оукли.

«Я продолжал запрашивать у нашей резидентуры информацию по поводу этого наркотрафика, которую ее сотрудники получали из своих источников в Афганистане, – сказал он. – Они отрицали, что у них есть источники, способные дать такую информацию. Однако источники эти все же имелись, поскольку мы ведь уже получали сведения об оружии и по различным другим вопросам».

«Я даже поднял этот вопрос на встрече с Биллом Вебстером, – сказал Оукли. – Но так и не получил на него удовлетворительного ответа».

Вебстер пригласил лидеров афганских мятежников на завтрак в Вашингтоне. «Это была не просто толпа, – вспоминал он. – Хекматияр был среди самых почетных гостей. Когда несколько лет спустя я повстречал Хекматияра в Афганистане, тот поклялся создать новое исламское общество, и если, по его словам, это потребует еще миллиона смертей, то пусть так и будет». В 2003 году Хекматияр был объявлен США террористом и внесен в черный список ООН. ЦРУ все еще охотится за ним в Афганистане, а он и его сторонники по‑прежнему убивают американских солдат и их союзников…

15 февраля 1989 года последний советский солдат покинул территорию Афганистана. В страну продолжало поступать оружие ЦРУ. «На самом деле ни один из нас не предвидел мрачных последствий», – вспоминал посол Оукли. Не прошло и года, как в провинциальных городках и разрушенных афганских селениях стали появляться облаченные в белое выходцы из Саудовской Аравии. Они провозгласили себя эмирами, вошли в доверие к сельским лидерам и принялись создавать небольшие империи. Они были эмиссарами новой мировой силы, которую со временем нарекли «Аль‑Каидой».

«Мы отошли в сторону, – сказал Вебстер. – Хотя на самом деле не должны были этого делать. Нам нужно было вмешаться».

 

 

Глава 43

«Что мы будем делать, когда рухнет стена?»

 

20 января 1989 года, когда Джордж Буш‑старший был приведен к присяге в качестве нового президента страны, в ЦРУ не скрывали радости. Он ведь был одним из них . Он любил их. Он понимал их. Он и в самом деле оказался первым и единственным главнокомандующим вооруженными силами страны, который знал, как работает ЦРУ.

Буш стал собственным директором Центральной разведки. Он уважал Судью Вебстера, но понимал, что этих чувств не разделяют подчиненные, и в итоге не пустил того внутрь правящего круга. Буш требовал ежедневных сводок от профессионалов, а если они его не устраивали, то он был в принципе согласен и на «сырые» донесения. Если что‑то затевалось в Перу или, скажем, в Польше, то он хотел немедленно получить информацию об этом от местного резидента ЦРУ. Его вера в агентство граничила с верой религиозной.

Все это было проверено в Панаме. Во время предвыборной гонки 1988 года Буш отрицал, что когда‑либо встречался с печально известным местным диктатором, генералом Мануэлем Норьегой. Однако факты – вещь упрямая. Норьега много лет числился в платежной ведомости ЦРУ. Билл Кейси ежегодно приветствовал генерала в штаб‑квартире и как минимум один раз прилетал к нему в Панаму ради личной встречи. «Кейси считал его своим протеже », – заявил Артур Г. Дэвис‑младший, американский посол в Панаме при Рейгане и Буше.

В феврале 1988 года во Флориде генерала заклеймили как кокаинового короля, но он все равно остался у власти, презрительно усмехаясь в сторону Соединенных Штатов. К тому времени было уже публично известно, что Норьега – настоящий убийца и вместе с тем закадычный друг ЦРУ. Наступила тупиковая ситуация. «ЦРУ, которое так долго с ним сотрудничало, не захотело порвать эти отношения », – заявил сотрудник Совета национальной безопасности Роберт Пасторино, который в 1980‑х годах много общался с Норьегой в качестве старшего чиновника Пентагона.

После официального обвинения в адрес Норьеги администрация Рейгана дважды отдавала приказ, чтобы ЦРУ изыскало способ сместить неугодного диктатора. Вскоре после инаугурации президент Буш вновь поручил ЦРУ свергнуть Норьегу. И каждый раз агентство игнорировало требования Белого дома. Особую тревогу ситуация с Норьегой вызывала у генерала Вернона Уолтерса, в то время американского посла в Организации Объединенных Наций.

«Как бывший заместитель директора ЦРУ – и как любой человек в Пентагоне из состава Южного командования, – он не стремился к тому, чтобы Норьегу доставили в США и непременно отдали под суд по какому бы то ни было обвинению », – заявил Стивен Дачи, который был лично знаком с генералом Уолтерсом и с генералом Норьегой и в 1989 году являлся вторым лицом в американском посольстве в Панаме. Старые друзья Норьеги в агентстве и среди военных вовсе не горели желанием услышать, как генерал под присягой начнет давать свидетельские показания в зале американского суда.

По приказу президента Буша ЦРУ потратило 10 миллионов долларов для поддержки панамской оппозиции на майских выборах 1989 года. Но Норьега вновь выкрутился, чем обрек на провал четвертую по счету операцию ЦРУ против него. Президент Буш одобрил пятую секретную операцию против Норьеги, не исключая и военизированной поддержки возможного государственного переворота. Забудьте об этом, твердили наперебой тайные агенты: сместить Норьегу поможет только полномасштабное военное вторжение. Некоторые из наиболее опытных сотрудников в Латинской Америке – в том числе шеф Панамской резидентуры Дон Уинтерс – не испытывали желания активно выступать против генерала .

Разъяренный таким положением, Буш заявил, что он больше узнает о событиях в Панаме от Си‑эн‑эн, чем от ЦРУ. Это положило конец карьере Уильяма Вебстера на посту директора Центральной разведки. С этого момента все планы по свержению Норьеги президент согласовывал с министром обороны Диком Чейни, скептицизм которого в отношении ЦРУ углублялся с каждым днем.

Неспособность ЦРУ сместить своего старого союзника вынудил Соединенные Штаты пойти на самую крупную со времен падения Сайгона военную операцию. В течение Рождественской недели 1989 года американские бомбы с лазерной системой наведения превращали панамские городские трущобы в груды щебня, в то время как бойцы спецназа пробивались к центру столицы. За эти две недели, которые понадобились, чтобы арестовать Норьегу и доставить в наручниках в Майами, погибли двадцать три американца и сотни невинных панамских граждан…

На суде Дон Уинтерс свидетельствовал на стороне защиты, признав, что Соединенные Штаты через ЦРУ и представителей вооруженных сил выплатили бывшему диктатору по меньшей мере 320 тысяч долларов. Уинтерс охарактеризовал Норьегу как надежное связующее звено ЦРУ между Соединенными Штатами и Фиделем Кастро, как верного союзника в войне против коммунизма в Центральной Америке и опору американской внешней политики. Ведь он даже предоставил убежище сосланному иранскому шаху. Норьега был признан виновным по восьми пунктам, в том числе за незаконный оборот наркотиков и поощрение терроризма. Во многом благодаря свидетельским показаниям Уинтерса, данным уже после суда, окончательный приговор Норьеге в благодарность за длительное сотрудничество с ЦРУ был сокращен на целое десятилетие… Свое заключение Норьега провел в тюрьме штата Флорида. По завершении судебного процесса Норьеге был присвоен статус военнопленного, благодаря чему он отбывал наказание в более комфортабельной камере и в соответствии с Женевской конвенцией не подлежал выдаче третьей стороне…

 

«Я никогда не смогу снова доверять ЦРУ»

 

В 1990 году вызов Соединенным Штатам бросил еще один диктатор – Саддам Хусейн.

Во время восьмилетней ирано‑иракской войны президент Рейган направил Дона Рамсфельда в качестве своего личного представителя в Багдад, чтобы пожать руку Саддаму и предложить тому американскую поддержку. Агентство передавало Саддаму данные военной разведки, в том числе и полученные со спутников‑шпионов. Соединенные Штаты предоставили экспортные лицензии на высокотехнологичное оборудование, с помощью которого Ирак пытался создать оружие массового поражения.

Искаженные разведданные от Билла Кейси и ЦРУ стали решающим фактором в этих решениях. «Саддам Хусейн, как известно, был зверским диктатором, но многие считали, что это меньшее из двух зол , – заявил Филип Уилкокс, сотрудник, осуществляющий связь между Государственным департаментом и ЦРУ. – У разведчиков имелись серьезные опасения по поводу исходящей от Ирана угрозы, что в ретроспективе сильно преувеличивало возможности Ирана одержать победу в этой войне…»

«Мы действительно больше склонялись на сторону Ирака, – говорил Уилкокс. – Мы обеспечивали Ирак разведывательной информацией, намеренно исключили Багдад из списка пособников терроризма. В позитивном свете рассматривали комментарии Саддама Хусейна, подразумевая, что тот в принципе поддерживает арабо‑израильский процесс мирного урегулирования. Многие начали довольно оптимистично рассматривать Ирак как потенциальный фактор стабильности, а Саддама Хусейна – как человека, с которым можно сотрудничать».

Вообще, отдача от инвестиций в Ирак была крайне невелика. Обратной связи от передачи разведывательных данных не было никакой. ЦРУ так и не смогло просочиться через кордоны иракской полицейской машины. Оно почти не имело никакой достоверной информации о режиме. Сеть иракских агентов состояла лишь из горстки дипломатов и торговых чиновников в заграничных посольствах. У этих людей почти не было возможности просочиться в секретные структуры Багдада. ЦРУ как‑то удалось завербовать одного иракского «агента»: им оказался служащий одной из гостиниц в Германии…

ЦРУ по‑прежнему поддерживало сеть из более чем сорока иранских агентов, включая офицеров вооруженных сил, обладавших кое‑какими сведениями об иракской армии. Резидентура ЦРУ во Франкфурте держала с ними связь через старинный метод невидимых чернил. Но осенью 1989 клерк из ЦРУ умудрился отправить письма всем агентам одновременно и с одного и того же почтового ящика. Вдобавок все они были написаны одним и тем же почерком…

Когда один из агентов был разоблачен, то автоматически оказалась провалена вся агентурная сеть. Все это стало следствием грубейшего нарушения элементарного профессионализма разведчика. Всех иранских шпионов ЦРУ заключили в тюрьму и многих впоследствии казнили за измену.

«Арестованных агентов пытали до смерти , – рассказал Фил Джиральди, на тот момент шеф Стамбульской резидентуры. – Что касается ЦРУ, то здесь, наоборот, никто не понес наказания, а оперативный руководитель даже получил повышение по службе».

Провал агентурной сети фактически захлопнул «окно», через которое ЦРУ могло получать хоть какие‑то сведения по Ираку и Ирану.

Весной 1990 года, когда Саддам вновь приступил к мобилизации своих вооруженных сил, ЦРУ не придало этому особого значения. Агентство направило в Белый дом специальную разведсводку, в которой утверждалось, что вооруженные силы Ирака истощены, что им понадобятся годы на то, чтобы оправиться от войны с Ираном, и что Саддам в ближайшем будущем вряд ли пойдет на какие‑либо военные авантюры. Затем, 24 июля 1990 года, Судья Вебстер принес президенту Бушу два интересных снимка со спутника‑шпиона. На них было отчетливо видно, как у самой границы с Кувейтом сосредоточиваются две дивизии Республиканской гвардии – а это десятки тысяч иракских солдат – при поддержке большого количества танков и артиллерии. Заголовок в Ежедневной национальной разведсводке ЦРУ на следующий день гласил: «Ирак блефует? »

Лишь один видный аналитик ЦРУ, Чарльз Аллен, оценил вероятность войны как очень высокую. «Я действительно выступил в качестве сигнализатора тревоги , – сказал Аллен. – Удивительно, что в наших рядах оказалось так мало внимательных слушателей».

31 июля ЦРУ охарактеризовало иракское вторжение в Кувейт как маловероятное; Саддам мог бы ограничиться захватом нескольких нефтяных месторождений или горстки островов, но не более того. Лишь на следующий день – всего за двадцать часов до вторжения – заместитель директора Центральной разведки Ричард Дж. Керр предупредил Белый дом о неизбежности иракского нападения.

Президент Буш не поверил ЦРУ. Он быстро перезвонил президенту Египта, королю Саудовской Аравии и эмиру Кувейта, и оба в один голос заявили, что Саддам ни за что не станет вторгаться в Кувейт. Король Иордании Хусейн заявил президенту: «Иракская сторона шлет вам свои наилучшие пожелания и выражает глубочайшее уважение» . Удовлетворенный ответом, Буш отправился спать. Несколько часов спустя первая волна из 140 тысяч иракских солдат хлынула через иракскую границу в мирный и практически беззащитный Кувейт…

А пользующийся наибольшим доверием у президента советник по разведке Боб Гейтс как раз устроил семейный пикник в окрестностях Вашингтона. К нему подошла одна из подруг его жены. «Что вы здесь делаете?» – спросила она. «О чем это вы?» – удивился Гейтс. «О вторжении», – ответила она. «Что еще за вторжение?» – спросил Гейтс. Короче говоря, «по поводу того, что происходило в Ираке, никаких надежных сведений не было» , – заметил госсекретарь Джеймс Бейкер.

В течение последующих двух месяцев ЦРУ «вело себя, к сожалению, весьма типично» , – сказал Чес У. Фримэн‑младший, американский посол в Саудовской Аравии. 5 августа агентство сообщило, что Саддам собирается напасть на Саудовскую Аравию. Но тот так и не собрался… Это убедило президента США, что у Ирака нет химических боеголовок для ракет ближнего и среднего радиуса действия.

Потом ЦРУ с возрастающей уверенностью начало утверждать, что у Ирака на самом деле есть эти злополучные химические боеголовки и Саддам, вероятно, все же намерен их применить. За этими угрозами не было никаких веских доказательств. К моменту начала Войны в заливе Саддам так и не «докопался» до применения химического оружия. Но на этот счет поначалу возникли большие сомнения, когда иракские ракеты «Скад» начали падать на Эр‑Рияд и Тель‑Авив…

За несколько недель до начала воздушной войны с Ираком 17 января 1991 года Пентагон пригласил ЦРУ вместе выбрать цели для бомбардировок. Помимо множества других участков, агентство выбрало один подземный бункер в Багдаде. 13 февраля военно‑воздушные силы взорвали его, но оказалось, что бункер использовался в качестве гражданского бомбоубежища. Погибли сотни женщин и детей. После этого ЦРУ больше не привлекалось к выбору целей для бомбардировок…

Затем вспыхнул ожесточенный спор между ЦРУ и американским командующим операцией «Буря в пустыне», генералом Норманном Шварцкопфом. Трения завязались по поводу оценки выведенной из строя иракской боевой техники в ежедневных сводках о военно‑политическом эффекте от американских бомбардировок. Чтобы успокоить Израиль и Саудовскую Аравию, Пентагону непременно нужно было уверить Белый дом в том, что американские бомбардировщики разрушили много иракских пусковых ракетных установок и достаточное количество иракских танков и бронетранспортеров. Генерал уверял президента и общественность, что военные добросовестно делают свою работу. Аналитики ЦРУ твердили президенту, что генерал преувеличивает нанесенный противнику ущерб, и были правы. Но, бросив вызов Шварцкопфу, ЦРУ быстро обломало себе зубы. В результате агентству запретили проводить оценку повреждений боевой техники. Пентагон забрал под свой персональный контроль всю работу по расшифровке снимков, полученных со спутников‑шпионов. Конгресс вынудил агентство принять зависимую роль в ее непростых отношениях с американскими военными. После иракской войны оно было вынуждено создать новое управление по военным вопросам, призванное служить исключительно в качестве вторичной поддержки для Пентагона. Следующее десятилетие ЦРУ вынуждено было отвечать на тысячи вопросов от военных: какова ширина той или иной дороги? насколько прочен тот или иной мост? какие имеются данные по данной возвышенности? В течение сорока пяти лет ЦРУ отвечало на вопросы гражданских лидеров, а не офицеров в мундирах. Оно теперь лишилось былой независимости от военной цепочки инстанций.

Война закончилась. Саддам Хусейн остался у власти, а позиции ЦРУ оказались в значительной степени подорваны.

Агентство, полагаясь на показания иракских изгнанников, сообщило о возможном восстании против диктатора. Президент Буш обратился к иракскому народу с просьбой подняться против Хусейна и свергнуть его. Шииты на юге и курды на севере Ирака восприняли слова Буша буквально. ЦРУ использовало все имеющиеся в его распоряжении средства – в основном пропаганду и психологическую войну, – чтобы ускорить начало восстания. А Саддам тем временем в последующие семь недель беспощадно крушил курдов и шиитов, уничтожив тысячи и обратив еще большее количество мятежников в бегство. ЦРУ приступило к работе с вождями изгнанников в Лондоне, Аммане и Вашингтоне, создавая агентурные сети для очередного переворота…

После этой войны в Ирак отправилась Специальная комиссия Организации Объединенных Наций. Ее целью был поиск химического, биологического и ядерного оружия в стране. В состав комиссии входили офицеры ЦРУ с нашивками ООН. Ричард Кларк, необычайно активный штатный сотрудник Совета национальной безопасности, вспоминал их рейд в иракское министерство сельского хозяйства, где они обнаружили ядро саддамовского директората по ядерному оружию. «Мы отправились туда, взломали двери, разбили замки и вошли в святая святых, – вспоминал Кларк пятнадцать лет спустя, давая интервью для документального фильма студии «Фронтлайн». – Иракцы немедленно отреагировали, окружив объект. Мы выдали им спутниковые телефоны. Они на месте перевели донесения с арабского языка на английский и прочитали нам по спутниковым телефонам».

В итоге инспекторы ООН пришли к выводу, что Ирак, вероятно, находился всего в девяти – восемнадцати месяцах от обладания своим первым ядерным оружием…

«В ЦРУ целиком прошляпили эту ситуацию, – сказал Кларк. – Мы ведь разбомбили все, что только можно было разбомбить в Ираке, но при этом совершенно упустили из виду огромное сооружение по разработке ядерного оружия. Мы понятия не имели, что оно именно здесь, и ни разу не сбросили сюда ни одной бомбы».

Дик Чейни взглянул на это донесение и сказал: «Вот что говорят сами жители Ирака: существует огромное сооружение, которое ни разу не было поражено во время войны; что они весьма близко подошли к созданию ядерной бомбы, а ЦРУ ничего не знает об этом».

Кларк заключил: «Уверен, что про себя он сказал: я никогда не смогу снова доверять ЦРУ. Разве они смогут достоверно информировать меня, когда та или иная страна собирается создать ядерную бомбу?» Нет никаких сомнений, что тому же Дику Чейни, который снова вернется в свой кабинет девять лет спустя, одна вещь надолго врезалась в память: «Ирак хочет иметь ядерное оружие. Ирак близок к созданию ядерного оружия. А ЦРУ не имеет об этом ни малейшего понятия ».

 

«А теперь миссия окончена»

 

«В январе 1989 года ЦРУ понятия не имело, что приливная волна истории собирается вновь обрушиться на нас », – сказал в интервью Боб Гейтс, который в том месяце покинул штаб‑квартиру – как он думал, навсегда, – чтобы занять пост заместителя советника по национальной безопасности в администрации Буша.

Агентство объявило советскую диктатуру нетронутой и незыблемой в тот час, когда та уже трещала по швам. 1 декабря 1988 года, за месяц до того, как Буш пришел к власти, ЦРУ выступило с официальным сообщением, уверенно заявив, что «основные элементы советской оборонительной стратегии и практики к настоящему времени не претерпели изменений в результате реформ Горбачева» . Шесть дней спустя Михаил Горбачев, выступая перед членами Организации Объединенных Наций, предложил одностороннее снижение численности советских войск на 500 тысяч человек. Это было невероятно, заявил на следующей неделе в конгрессе Дуг Макичин, на тот момент руководитель отдела ЦРУ по советской аналитике: даже если бы ЦРУ заключило, что столь важные изменения потрясут Советский Союз, «мы, откровенно говоря, никогда смогли бы опубликовать это, – сказал он. – Поступи мы так, мне бы точно было не до смеха ».

В то время как Советское государство потихоньку увядало, ЦРУ «постоянно докладывало о росте советской экономики, – рассказал в интервью Марк Палмер, один из самых опытных кремлинологов в администрации Буша. – Они имели обыкновение принимать за чистую монету то, что официально сообщали Советы. Что было совершенно неправильным, ведь любой, кто провел хоть какое‑то время в Советском Союзе, побывал в советских деревнях и городах, мог оглянуться по сторонам и понять, что подобные заявления – сущий бред». Но именно в таком ключе и трудились лучшие мыслители ЦРУ, в том числе и Боб Гейтс, который в течение многих лет являлся главным советским аналитиком, и Палмера это просто бесило. «Он же никогда не бывал в Советском Союзе! А ведь считался главным советским экспертом в ЦРУ!»

Агентство каким‑то образом упустило из виду важнейший факт, что его главный противник уже не тот, что прежде. «Они говорили о Советском Союзе, как будто не читали ни газет, ни секретных донесений своей агентуры », – сказал в интервью адмирал Уильям Дж. Кроу‑младший, председатель Объединенного комитета начальников штабов при Джордже Буше. Когда весной 1989 года в отношениях советских республик с Москвой наметились первые глубокие трещины, ЦРУ действительно получало львиную долю информации из советских газет. Таким образом, аналитики имели дело со сведениями трехнедельной давности, с учетом доставки этих газет в США.

Никто в агентстве не задавался вопросом, который поставил перед своими сотрудниками в мае 1989 года Вернон Уолтерс, недавно назначенный послом США в Германии: «А что мы будем делать, когда рухнет Берлинская стена? »

Символ холодной войны простоял без малого тридцать лет. Когда в ноябре 1989 года от нее стали откалывать первые камешки, руководитель советского подразделения тайной службы Милт Бирден безмолвно сидел в штаб‑квартире ЦРУ, уставившись в телевизор, по которому транслировался один из срочных репортажей Си‑эн‑эн. Создание новой агентурной сети превратилось в крупную проблему для агентства. В кризисные моменты донесения ЦРУ выглядели как оперативная разведка в режиме реального времени. Но как ЦРУ могло этого сейчас добиться? Из Белого дома непрерывно сыпались вопросы: что происходит в Москве? что сообщают оттуда наши шпионы? Было нелегко признаться, что ни один шпион на территории СССР гроша ломаного не стоил. Почти все были разоблачены и уничтожены, и никто в ЦРУ не понимал почему.

Агентство хотело двигаться на Восток как завоеватель, подминая под себя разведслужбы Чехословакии, Польши и Восточной Германии, но Белый дом советовал вести себя осмотрительнее. Лучшее, что могло на первых порах предпринять ЦРУ, – это заняться обучением персонала разведслужб новых лидеров, таких как чешский президент Вацлав Гавел, или, например, перекупать за более высокую плату за секретные досье Штази, которые в один прекрасный день начали исчезать из архивов, попадая в руки представителей толпы, разогнавшей местную тайную полицию.

Разведывательные службы советского коммунизма были огромны по своим масштабам и являлись, по сути, инструментами репрессий. Они были предназначены прежде всего для того, чтобы шпионить за собственными гражданами, наводить на них страх и держать под полным своим контролем. Будучи более могущественными и куда более безжалостными, чем ЦРУ, они много раз побеждали своих противников за границей, но эту войну они проиграли, погубленные жестокостью и банальностью Советского государства.