Безрадостная победа 5 страница

В тот же месяц Феликс Родригес начал осознавать, что кто‑то в цепочке поставки – по его подозрению, это был генерал Секорд – извлекает неплохую прибыль из их патриотизма. 12 августа он попытался все выяснить на встрече с другим старым другом – советником по национальной безопасности вице‑президента Буша, ветераном ЦРУ Доном Греггом. По мнению Грегга, это был «очень темный бизнес».

5 октября 1986 года никарагуанский солдат‑подросток произвел пуск ракеты, сбившей американский транспортный самолет C‑123 с грузом для «контрас» из Сан‑Сальвадора. Единственный оставшийся в живых рабочий‑грузчик сообщил репортерам, что работал на агентство по контракту. Феликс Родригес в панике позвонил вице‑президенту Соединенных Штатов. Когда был сбит самолет, Оливер Норд находился во Франкфурте, где пытался заключить новую сделку с Ираном…

3 ноября, спустя считаные недели после того, как информация о закулисных сделках была обнародована через анонимные листовки, разбросанные на улицах Тегерана, она была опубликована в небольшом еженедельном издании в Ливане. Через несколько месяцев «всплыла» и вся история. Иранская революционная гвардия получила 2 тысячи противотанковых ракет, 18 зенитных ракет, две партии запасных частей и – при посредничестве ЦРУ – крайне полезную развединформацию. Указанные поставки оружия «значительно усилили иранский военный потенциал, – заявил Роберт Оукли. – Разведывательные данные, которые мы им передавали, также обладали большой ценностью ». Но иранцев все‑таки обманули. Они жаловались – и на то у них были серьезные основания, – что за последнюю отгрузку ракет «Хок» с них запросили чрезмерную цену – на 600 процентов выше ожидаемой! Сам Горбанифар был застигнут врасплох; кредиторы стали преследовать его за украденные миллионы, и он, чтобы спасти свою шкуру, угрожал ЦРУ, что выдаст детали операции.

Тайная операция Кейси была на грани провала. «Всем этим делом заправлял Кейси , – сказал юрисконсульт Государственного департамента Абрахам Софейр. – У меня на этот счет нет никаких сомнений. Я знал Кейси раньше. Восхищался им, души в нем не чаял. Но когда попытался во всем разобраться, то оказалось, что Кейси, по моим ощущениям, расценил совершенное мной как измену».

4 ноября 1986 года, в день выборов, Рафсанджани, спикер иранского парламента, сообщил, что американские чиновники преподносят подарки Ирану. На следующий день вице‑президент Буш сделал запись в своем дневнике: «В новостях все это время поднимается вопрос о заложниках. Я – один из тех немногих, кто в курсе всех деталей… Это одна из самых закрытых операций, и я надеюсь, что утечки не произойдет».

10 ноября Кейси отправился на заседание Совета национальной безопасности, которое выдалось в тот день непривычно напряженным. Он убеждал Рейгана выступить с публичным заявлением о том, что Соединенные Штаты не торгуют оружием, а разрабатывают долгосрочный стратегический план, чтобы помешать Советам и террористам в Иране. Президент, словно попугай, бессмысленно повторил эту легенду. «Мы не торговали – повторяю! – не торговали оружием или чем‑либо еще ради заложников», – заявил Рейган в обращении к нации 13 ноября. Как и в случае со сбитым U‑2, с операцией в заливе Кочинос, в войне в Центральной Америке, президент лгал народу ради того, чтобы защитить тайные операции ЦРУ.

На сей раз ему поверили немногие.

Чтобы освободить американских заложников, потребовалось еще пять лет. Двое так и не вернулись на родину. Питер Килберн был убит. После многих месяцев пыток и допросов Билл Бакли умер в плену…

«Никто в американском правительстве не знал об этом»

Комитеты по разведке при конгрессе не раз предпринимали попытки побеседовать с Биллом Кейси, но тот предпочел следовать старой традиции, покидая страну в кризисные для ЦРУ моменты.

В воскресенье, 16 ноября, Кейси вылетел на юг, чтобы проинспектировать состояние войск в Центральной Америке. Вместо себя он оставил заместителя Боба Гейтса. Слушания были перенесены на будущую пятницу. Пять последующих дней выдались едва ли не худшими в истории агентства.

В понедельник Гейтс и его подчиненные начали потихоньку воссоздавать хронологию случившегося. Директор ЦРУ возложил на Клэра Джорджа и его тайную службу ответственность за подготовку его выступления во время слушаний в конгрессе. Но он вовсе не был намерен говорить правду…

Во вторник сотрудники комитета по разведке вызвали Джорджа на закрытое слушание в изолированном и свободном от подслушивающих устройств помещении под куполом Капитолия. Он знал, что годом ранее ЦРУ без надлежащего на то разрешения провело сделку с оружием в обмен на освобождение заложников. При интенсивном допросе он поступил точно так же, как и президент страны несколькими днями ранее, то есть солгал.

Накануне вечером Гейтс отправил другого помощника Кейси в Центральную Америку, чтобы доставить «проект» свидетельских показаний Кейси и заодно возвратить самого директора в штаб‑квартиру. В среду на борту самолета, взявшего курс на Вашингтон, Кейси взялся сочинять новый вариант… Но вскоре он обнаружил, что не может разобрать собственный почерк! Тогда он начал надиктовывать обрывки своей бессмертной прозы на магнитофон. Но понял, что получается какая‑то несвязная белиберда. В сердцах он бросил эту работу.

В четверг Кейси принес в портфеле первоначальный проект выступления в Белый дом, где собирался встретиться с Нордом и Пойндекстером. Там Кейси нацарапал на одной из страниц: «Никто в американском правительстве не знал» о рейсе ЦРУ с ракетами «Хок» ноябре 1985 года. Это была необычайно смелая ложь. Он возвратился в штаб и встретился в конференц‑зале на седьмом этаже с большей частью руководителей агентства и многими из офицеров, непосредственно связанных с поставками оружия Ирану.

«Эта встреча стала полной катастрофой », – вспоминал директор по руководящему персоналу Джим Маккаллох.

Дейв Гриз, один из ближайших помощников Кейси, заявил, что «никто из присутствующих не был в состоянии – или, возможно, не хотел – собрать воедино все элементы загадки «Иран – «контрас».

«Атмосфера на встрече была нереальной, – вспоминал Гриз. – Многие из участников, по‑видимому, были больше заинтересованы в собственной защите, нежели в помощи Кейси, который выглядел явно переутомленным и время от времени говорил нечленораздельно. Маккаллоху и мне было очевидно, что на следующее утро мы будем сопровождать на заседание конгресса невероятно удрученного директора».

В пятницу Кейси дал показания на закрытом заседании комитета по разведке американского конгресса. Это была смесь уверток и одурманивания в сочетании с одним примечательным фактом. Один из сенаторов спросил, оказывало ли ЦРУ секретную поддержку Ирану и Ираку, когда обе страны фактически убивали друг друга. Да, ответил Кейси, мы помогали Ираку в течение трех лет.

В выходные дни неожиданно всплыла записка Норда Пойндекстеру, в которой упоминалось о миллионах, заработанных с продаж оружия Ирану, и переправке денег латиноамериканским «контрас». И тот и другой в течение нескольких недель скрупулезно уничтожали все связанные с этим делом документы, но вышеупомянутая записка каким‑то непостижимым образом ускользнула от внимания Норда…

В понедельник, 24 ноября, вице‑президент Буш продиктовал заметку для своего дневника: «Настоящая бомба… Норд взял деньги и положил на счет в швейцарском банке… Деньги, предназначенные для мятежников… Это может привести к большой панике». Разгорелся самый крупный политический скандал в Вашингтоне со времени президентства Ричарда Никсона.

Четыре дня спустя Кейси созвал конференцию американских «вождей» разведки из ЦРУ, правительства и Пентагона. «Ни о чем не беспокойтесь, благодаря нашему сообществу, которое в течение шести лет работало более эффективно, чем большая часть правительства, длительность управления ведется без каких‑либо существенных провалов, – звучали тезисы его выступления. – Никаких скандалов и масса серьезных успехов ».

«Тишина, казалось, продлится вечно»

Со времени Уотергейтского скандала силу Вашингтона подрывали не преступления, а их сокрытие. Но Кейси никак не годился на роль человека, способного что‑то эффективно скрыть. Во время слушаний на Капитолийском холме он запинался и ерзал в кресле, безуспешно пытаясь выстроить более или менее связные предложения. Он едва мог поднять голову. Его помощники были ошеломлены. Но все равно продолжали поддерживать его.

«Биллу Кейси приходилось за многое отвечать , – сказал в интервью Джим Маккаллох, ветеран ЦРУ с тридцатичетырехлетним стажем. – Сомнительно, чтобы какая‑нибудь операция когда‑либо сдвинулась с места – и тем более поддержалась бы дольше года – без его уступок и поддержки».

Вечером в четверг, 11 декабря, Кейси посетил памятный ужин в честь погибшего офицера ЦРУ Боба Эймса в Филадельфии. Он возвратился в штаб‑квартиру в 6:00 в пятницу, чтобы дать интервью репортеру «Тайм мэгэзин» Брюсу ван Воорсту. Агентство часто обращалось к «Тайм» для активизации «связей с общественностью» в моменты кризиса. Ван Воорст был надежным человеком. Он в течение семи лет служил в ЦРУ.

Агентство установило такой регламент: тридцать минут на тему «Иран – «контрас», тридцать минут – на обзор достижений ЦРУ под руководством Кейси.

Подобную болтовню Кейси Маккаллох слышал уже много раз. Он был уверен, что директор способен повторять это даже в полуобморочном состоянии. Первые полчаса показались пыткой, но, когда они истекли, прозвучавший вопрос пришелся как нельзя кстати: «Мистер Кейси, не могли бы вы немного рассказать о достижениях агентства под вашим руководством?»

«Все мы вздохнули с облегчением и расслабились, – вспоминал Маккаллох. – Но Кейси уставился на ван Воорста, как будто не мог поверить в то, что услышал, или не понял вопроса. Он молчал. Тишина, казалось, длилась вечно».

А утром в понедельник, 15 декабря, у Кейси случился приступ. Это случилось в его кабинете, в управлении, на седьмом этаже. Прежде чем кто‑нибудь успел понять, что случилось, его уже вывезли на носилках. Врачи университетской клиники Джорджтауна предположили, что у него недиагностированная лимфома центральной нервной системы – зловещая паутина, разрастающаяся в головном мозге, – редкое заболевание, которое невероятно трудно распознать. Оно часто приводило к необъяснимому и странному поведению за двенадцать – восемнадцать месяцев до фактического обнаружения.

Кейси уже не суждено было вернуться в ЦРУ. 29 января 1987 года к нему в больницу отправился Боб Гейтс, который принес документ об отставке. Кейси не мог держать ручку. Он лежал в постели, и глаза его блестели от слез. На следующий день Гейтс вернулся в Белый дом, и президент Соединенных Штатов предложил ему должность – «ту самую, которую, казалось, никто другой не хотел , – вспоминал Гейтс. – Неудивительно».

Гейтс работал исполняющим обязанности директора Центральной разведки в течение пяти мучительных месяцев, до 26 мая 1987 года, но его назначение было обречено на неудачу. Ему нужно было ждать, пока ситуация не изменится. «Очень быстро выяснилось, что он подобрался слишком близко к тому, к чему так или иначе имел отношение Кейси , – заявил следующий директор Центральной разведки Уильям Вебстер. – Подход Боба состоял в том, что он не хотел ничего знать. Что неприемлемо».

Вебстер управлял ФБР в течение долгих девяти лет. Он был безупречно чистым, аполитичным назначенцем Картера, одним из немногих образчиков нравственной прямоты, оставшимся в администрации Рейгана после «казуса» с иранским оружием и «контрас». Когда‑то он был федеральным судьей и предпочитал, чтобы к нему обращались согласно прежней должности. Предложение назначить человека по кличке Судья на должность шефа ЦРУ в Белом доме было воспринято с энтузиазмом. Как и адмирал Тернер, он был честным сторонником «Христианской науки» и сторонником твердых нравственных убеждений. Он не был человеком Рейгана; у него не было никаких политических или личных контактов с президентом. «Он никогда ничего у меня не спрашивал, – сказал Вебстер. – Мы никогда не говорили о делах. Эти отношения были далеки от приятельских. Затем, в конце февраля 1987 года, мне позвонили». Теперь Рейган был настроен по‑деловому. 3 марта президент объявил о назначении Вебстера на должность директора Центральной разведки и похвалил его как «человека, который целиком посвятил себя торжеству закона».

Чего, естественно, никак нельзя было сказать о Билле Кейси. После того как он умер 6 мая в возрасте семидесяти четырех лет, епископ, входивший в узкий круг его друзей, выступил с осуждением на похоронах, а президенты Рейган и Никсон молча внимали этой тираде.

За шесть лет Кейси почти удвоил численный состав ЦРУ; в тайной службе теперь состояло приблизительно 6 тысяч офицеров. Он выстроил стеклянный дворец стоимостью 300 миллионов долларов, предназначенный для размещения разросшегося личного состава; он мобилизовал секретные армии по всему миру. И все‑таки он оставил ЦРУ намного более слабым, чем тогда, когда пришел сюда впервые.

Во время службы под началом Кейси Боб Гейтс усвоил один простой урок. «Тайная служба – сердце и душа агентства , – сказал он. – Но это еще и такая штука, из‑за которой вы можете запросто угодить в тюрьму».

Глава 42

«Допустить немыслимое»

Президент Соединенных Штатов признался в обращении к американскому народу, что лгал о поставках оружия в обмен на заложников. Белый дом попытался обернуть политический вихрь в сторону Кейси и ЦРУ. Но ни этот человек, ни его ведомство не смогли организовать достойного сопротивления. Конгресс вызвал офицеров и агентов Кейси для дачи показаний. Их опрос создал впечатление, что Соединенные Штаты наняли для управления делами за границей целую бригаду мошенников и воров.

Появление на политической сцене Судьи Вебстера стало предвестником враждебных нападок на ЦРУ. Конгресс и независимый совет намеревались выяснить, чего именно добивался Кейси. Многие операции были приостановлены, планы отложены, карьеры разрушены. Вскоре в штаб‑квартиру ЦРУ ворвалось четыре десятка агентов ФБР, вооруженных судебными повестками. Они с грохотом проследовали через коридоры, принялись вскрывать сейфы и рыться в секретных досье, собирая улики против ЦРУ, связанные с лжесвидетельствами и помехами отправлению правосудия. Лидеров тайной службы вызывали на допросы, многим были предъявлены обвинения. Представление Кейси о ЦРУ как о ведомстве, свободном от каких‑либо рамок закона, довело всех до беды…

«Мне потребовались месяцы, чтобы получить ясную картину о том, что именно произошло и кто кому что сделал , – вспоминал Вебстер. – Кейси оставил после себя множество проблем». Главной среди них, считал Вебстер, являлось ставшее традицией вызывающее неповиновение. «На переднем крае, в реальной обстановке люди чувствовали, что должны действовать самостоятельно, – говорил он. – Предполагалось, что они и шагу не должны были ступить без одобрения своего босса. Однако руководители местных резидентур таким боссом считали только собственную персону».

Сотрудники тайной службы были уверены, что Вебстер, которого мгновенно окрестили Умеренным Биллом, не имел никакого понятия о том, кто они такие, чем занимаются и что именно связывает их вместе. «Никто больше не может этого понять , – сказал в интервью Колин Томпсон, служивший в Лаосе, Камбодже и Вьетнаме. – Это как блуждание в тумане. Вы в него погружаетесь и верите, что стали элитой в американском правительстве. А агентство подкрепляет эту веру с того самого момента, как только вы там оказываетесь. Они делают вас своим сторонником».

В глазах посторонних они выглядели словно члены мужского клуба из Вирджинии: как истинные южане в белых накрахмаленных рубашках. Но сами себя они рассматривали как замаскированный боевой батальон, братство крови. Вообще, отношения с Вебстером были накалены с самого начала. «Возможно, мы смогли бы преодолеть самолюбие Вебстера, его нехватку опыта в иностранных делах, его провинциальный взгляд на окружающий мир и даже его непомерное высокомерие , – сетовал Дуэйн Кларридж. – Но вот чего мы никак не могли преодолеть, так это то, что он был законоведом».

«Вся его подготовка и послужной список на юридическом поприще заключалась в том, чтобы не совершать противозаконных вещей. Он никогда не мог признать, что именно так и поступает ЦРУ, когда работает за границей. Мы нарушаем законы других стран. Так мы собираем информацию. Вот почему у нас все на мази. Вебстер испытывал непреодолимые проблемы с пониманием смысла существования организации, которой его назначили руководить».

Через считаные недели после прихода Вебстера Кларридж с коллегами пустили в Белом доме слух: это человек мелкий, несерьезный, дилетант…

Вебстер отдавал себе отчет, что именно ему предстоит, и попытался несколько облегчить свое положение с помощью совета Ричарда Хелмса, который, будучи в непростых отношениях с уголовными инстанциями, имел все же репутацию «серого кардинала». «Дик Хелмс любил повторять: поскольку приходится лгать и делать подобные вещи за границей, очень важно, чтобы мы не лгали друг другу и не допускали предательства внутри ведомства , – вспоминал Вебстер. – Этим я хотел бы донести следующее: вы способны добиться намного большего, когда люди вам доверяют. Не знаю, насколько это меняет дело. Люди слушали очень внимательно. Но в агентстве задавали вопрос: он на самом деле так думает? В их головах всегда вертелся этот вопрос».

Вебстер клялся, что агентство не станет ничего утаивать от конгресса. Но комитеты по разведке слишком часто убеждались в обратном. Они решили, что после истории «Иран – «контрас» агентством, видимо, придется управлять с Капитолийского холма. Конгресс мог навязать ЦРУ свою волю, поскольку, согласно Конституции, именно он в конечном счете контролировал «чековую книжку» правительства. Вебстер выкинул белый флаг, и с его «сдачей» ЦРУ перестало быть инструментом чисто президентской власти. Оно теперь балансировало, притом крайне неустойчиво, между главнокомандующим и конгрессом.

Тайная служба настойчиво противостояла тому, чтобы конгресс играл ведущую роль в управлении ЦРУ. Ее руководители опасались, что среди 535 избранных представителей может оказаться несколько таких, кто кое‑что смыслит в работе ЦРУ. В результате в состав комитетов конгресса были оперативно «внедрены» офицеры ЦРУ, которые могли бы приглядывать за «своими».

У комитетов конгресса имелся зуб на Клэра Джорджа, который все еще занимал пост руководителя тайной службы. Он являлся особым связующим звеном Кейси и конгресса и большим мастером обмана. Кейси нравились его обаяние и хитрость, но эти два качества не пользовались спросом в ЦРУ при Вебстере. «В Клэре ощущалась легкость, которая вызывала к нему симпатию со стороны, – заявил Вебстер. – Но он полагал, что один из способов обмануть бдительность конгресса состоит в бесконечной волоките и увиливании по какому‑либо щекотливому вопросу».

В конце ноября 1987 года Вебстер вызвал его к себе на ковер и сказал: «Дело в том, что конгресс не верит вам. Я вынужден освободить вас от должности». Джордж раздумывал не дольше секунды. Он ответил: «Я тоже считаю, что должен уйти, и, возможно, захвачу с собой еще некоторых из тех, кому тоже пора в отставку».

Три недели спустя, уже под Рождество, Дуэйн Кларридж за чашкой крепкого кофе встретился с Джорджем. В этот момент Вебстер вызвал его к себе заявил, что пора освободить пост. Первым побуждением Кларриджа было оказать сопротивление, сначала – шантажируя того же Вебстера, а затем – используя свои связи в Белом доме. Он только что получил хороший отзыв от своего доброго друга – вице‑президента Соединенных Штатов. «С вами останутся моя дружба, – написал ему Джордж Буш, – мое уважение и почтение. На это вы можете всегда рассчитывать». Но Кларридж решил, что договоренность о лояльности все‑таки нарушена. И ушел в отставку.

Через те же двери вместе с ним штаб‑квартиру ЦРУ покинули ценнейшие кадры из числа тайных операторов с многолетним опытом работы.

«Американская разведка была великодушна»

После отставки Клэра Джорджа чаще всего преследовали мысли не о дискредитированных операциях или о перспективах возможных обвинений в его адрес, а зловещий призрак неуловимого «крота» в ЦРУ.

По его наблюдению, за 1985 – 1986 годах Советское и Восточно‑Европейское отделения тайной службы растеряли своих лучших шпионов. Добрый десяток советских агентов, имеющих доступ к секретной информации, был один за другим арестован и впоследствии казнен. Небольшие отделения ЦРУ в Москве и Восточном Берлине прекратили свою деятельность, большинство явок было провалено, операции – приостановлены. В 1986 – 1987 годах эта структура ЦРУ разрушалась, словно взорванное здание в режиме замедленной съемки. В штаб‑квартире ЦРУ понятия не имели, почему так происходит. Сначала решили, что в ряды затесался коварный предатель, и подозрение пало на молодого офицера по имени Эд Говард. Он вступил в ряды сотрудников тайной службы в 1981 году и в качестве агента под глубоким прикрытием был направлен в Москву. Он прошел два года обучения. Некоторые весьма важные факты личностной характеристики Говарда были упущены, но всплыли в самую последнюю минуту: он оказался выпивохой, лгуном и… вором. Его уволили, и в апреле 1985 года Говард дезертировал к русским…

В период подготовки Говард внимательно ознакомился с досье на некоторых лучших шпионов ЦРУ в Москве. Среди них он наткнулся на досье на Адольфа Толкачева, военного ученого, который в течение четырех лет переправлял американцам документацию о новейших советских военных разработках. Толкачев расценивался как самый крупный советский осведомитель ЦРУ за последние двадцать лет.

Когда 28 сентября 1986 года в Кремле состоялось заседание Политбюро, то председатель КГБ Виктор Чебриков торжественно доложил Михаилу Горбачеву, что днем ранее Толкачев казнен за измену. «Американская разведка была к нему великодушна , – заметил Горбачев. – У него обнаружили 2 миллиона рублей ». На то время это составляло более полумиллиона долларов. КГБ теперь знал истинную цену шпионов мирового класса…

В ЦРУ полагали, что Говард, возможно, и предал Толкачева. Но он не мог быть ответствен за три из дюжины смертей, перечеркнувших список советских шпионов ЦРУ. Главного виновника еще предстояло найти. Президентский консультативный совет по иностранной разведке расследовал этот эпизод и доложил о «фундаментальной неспособности любого сотрудника Советского отдела допустить невероятное» – о том, что в ряды тайной службы мог затесаться предатель. Кейси прочел это донесение и сделал выговор Клэру Джорджу. «Я потрясен, – написал он, – удивительным самодовольством перед лицом этой катастрофы». Но наедине с ним Кейси не придал этому особого значения. Для расследования гибели самых дорогих иностранных агентов ЦРУ он выделил группу всего из трех человек, в том числе одного из них – на неполный рабочий день…

О доверии к Вебстеру со стороны высшего руководства тайной службы можно судить по тому, что они не сообщили ему всей правды об этом эпизоде. Он так и не узнал, что упомянутый случай стал самым печальным в истории агентства примером вражеского проникновения в ряды тайной службы. Он был лишь в курсе, что проводится «какое‑то расследование, и не более. Если они нашли там что‑то, что ж, превосходно, – сказал он. – Если они не на шли никакого зловещего довода, то, возможно, сумеют отыскать другой либо вообще никакого… Вот, собственно, и все, что я когда‑либо слышал об этом».

Расследование провалилось, и неразбериха в контрразведке, с которой столкнулось ЦРУ при Вебстере, стала еще более отчетливой.

В июне 1987 года майор Флорентино Аспиллага Ломбард, руководитель отделения кубинской разведки в Чехословакии, пересек чехословацко‑австрийскую границу и прибыл в Вену. Он направился в американское посольство и сдался Джиму Олсону, шефу местного отделения ЦРУ. По сведениям Ломбарда, каждый кубинский агент, завербованный ЦРУ за последние двадцать лет, был «двойным», то есть все они притворялись лояльными по отношению к Соединенным Штатам, но втайне продолжали работать на Гавану. Это был настоящий шок, в который было трудно поверить. Но после долгих и мучительных размышлений аналитики ЦРУ хмуро заключили, что кубинский майор все‑таки говорит правду. Тем же летом свежая информация о гибели агентов ЦРУ начала потихоньку поступать от военных и разведчиков советского блока. Эта поначалу тонкая струйка постепенно переросла в поток, а затем – в полноводную реку, но прошли долгие семь лет, прежде чем в ЦРУ с ужасом осознали, что это тщательно спланированная дезинформация.

«В этот раз они поступили правильно»

Вскоре после дачи показаний Вебстер обратился к Бобу Гейтсу и спросил: «Боб, что сейчас творится в Москве? Что собирается предпринять Горбачев?» Но полученные ответы его не удовлетворили.

ЦРУ не было в курсе, что Горбачев сообщил странам Варшавского договора на совещании в мае 1987 года о том, что Советы не собираются вторгаться в Восточную Европу ради укрепления своей империи. ЦРУ не было в курсе, что в июле 1987 года Горбачев заявил лидеру Афганистана, что скоро Советы начнут выводить оттуда свои войска. А в декабре 1987 года в ЦРУ онемели от изумления, когда восторженные толпы американских граждан приветствовали Горбачева в Вашингтоне, как героя. Простые люди, высыпавшие на улицы, поняли, что лидер коммунистического мира намерен прекратить холодную войну и делает первый шаг навстречу. В ЦРУ эту мысль, мягко говоря, не уловили. В течение следующего года Боб Гейтс постоянно спрашивал своих подчиненных, почему Горбачев постоянно преподносит им сюрпризы.

За тридцать лет Соединенные Штаты потратили около четверти триллиона долларов на спутники‑шпионы и оборудование для электронной слежки за советскими вооруженными силами. На бумаге эти программы входили в компетенцию директора Центральной разведки, но в действительности контролировались Пентагоном. Они поставляли информацию для бесконечных переговоров по Соглашению об ограничении стратегических вооружений с Советами, и можно было утверждать, что эти переговоры помогли сохранить холодную войну холодной. Но Вашингтон и Москва так и не отказались ни от одной системы вооружения, которую пожелали создать. Их арсеналы по‑прежнему были способны многократно взорвать существующий мир. И в итоге Соединенные Штаты аннулировали саму идею контроля над вооружениями.

Но в августе 1988 года, в самый неожиданный момент, наступила расплата. Фрэнк Карлуччи, теперь уже министр обороны в правительстве Рейгана, отправился в Москву для встречи со своим коллегой, советским министром обороны Дмитрием Язовым. Он выступил с лекциями перед группой генералов и адмиралов в Военной академии имени Ворошилова. «А откуда вы так много знаете о нас?» – задал вопрос один из слушателей. «Мы наблюдаем за вами со спутников, – ответил Карлуччи. – Нам было бы намного легче, если бы вы поступили так же, как мы, и опубликовали свой военный бюджет». Зал взорвался от смеха, позднее Карлуччи поинтересовался у сопровождающего его российского офицера, что так рассмешило аудиторию. «Вам не понять, – ответил русский. – Вы же ударили в самое сердце нашей системы – секретность».

Личные контакты между американскими и советскими военными заставили русских понять две вещи. Во‑первых, американцы вовсе не горят желанием их уничтожить. Во‑вторых, будь они настолько же сильны и укомплектованы ядерными ракетами, как и американцы, это вообще ничего не изменило бы. Во всех остальных отношениях Советы значительно уступали Америке. Русские знали тогда, что их закрытая система, основанная на тайнах и лжи, никогда не смогла бы победить общество открытого типа.

В СССР поняли, что игра окончена. ЦРУ – пока еще нет…

В том году ЦРУ трижды сопутствовал успех. Сначала на сторону Соединенных Штатов перешел полковник Чанг Хсуен‑ю, заместитель директора Научно‑исследовательского института ядерной энергии Tайваня. В течение двадцати лет он тайно работал на США, с тех пор как ЦРУ завербовало его как военного курсанта. Его институт, якобы предназначенный для сугубо гражданских исследований, существовал за счет американского плутония, южноафриканского урана и зарубежных специалистов. Лидеры Tайваня создали в пределах учреждения специальный отдел для разработки собственной атомной бомбы. У этого оружия была, естественно, только одна мыслимая цель – материковый Китай. Коммунистические лидеры Китая поклялись напасть, если только Tайвань попытается развернуть на своей территории ядерное оружие. Соединенные Штаты потребовали немедленно остановить программу. На Tайване сделали вид, что послушались, а сами продолжали работы. Среди немногих американцев, которые знали о многолетней службе полковника Чанга, был Джим Лилли из ЦРУ, который работал резидентом в Китае и на Tайване и ожидал назначения на должность американского посла в Пекине. «Вы подбираете себе подающего надежды кандидата, назначаете ему нужного оперативного руководителя и осторожно вербуете на идеологической основе – хотя и не без материального стимула! – и потом поддерживаете с ним постоянную связь», – рассказывал Лилли.

Полковник Чанг отправил тревожное донесение своему оперативному руководителю, потом дезертировал и передал доказательства, свидетельствующие о продолжении программы создания ядерного оружия на Тайване. Шпион ЦРУ с двадцатилетним стажем помог остановить распространение оружия массового поражения.