ЦРУ при Никсоне и Форде, 1968 – 1977 4 страница
Во многом неопределенный устав ЦРУ был ясен в одном пункте: агентство не может являться американской тайной полицией. И все‑таки во время холодной войны ЦРУ шпионило за собственными гражданами, прослушивая их телефоны, вскрывая почту первого класса и вступая в заговоры с целью совершения покушений по указке Белого дома.
Приказ Шлезингера был датирован 9 мая 1973 года и немедленно вступил в силу. В тот же день Уотергейтский скандал начал планомерно разрушать карьеру Ричарда Никсона. Тот вынужден был уволить свою «дворцовую стражу», и на своем посту остался лишь генерал Александр Хейг, новый глава аппарата сотрудников Белого дома. Спустя считаные часы после издания приказа Хейг позвонил Колби и сообщил, что генеральный прокурор ушел в отставку, что его обязанности переходят к министру обороны, что Шлезингер оставил ЦРУ и переходит в Пентагон, а президент хочет, чтобы следующим директором Центральной разведки стал именно Колби.
В правительстве царила такая неразбериха, что Колби был приведен к присяге лишь в сентябре. В течение четырех месяцев генерал Уолтерс был исполняющим обязанности директора ЦРУ, а Колби – номинированным, но не вступившим в должность директором. Таким вот неуклюжим получилось состояние дел…
Колби на тот момент исполнилось пятьдесят три года, при этом за плечами у него было тридцать лет работы в УСС и ЦРУ. Он был олицетворением деятельности секретной службы. Весной 1973 года он был вынужден служить персональным ассистентом Шлезингера, регулярно созывая своих коллег и вручая извещения об их увольнении с работы. На фоне этих событий его подстерегла семейная трагедия: старшая дочь, которой было чуть больше двадцати, умерла от анорексии…
21 мая Колби ознакомился с первоначальным перечнем преступлений ЦРУ, который в конечном итоге насчитывал 693 потенциальных нарушения. На той же неделе сенат открыл публичные слушания по Уотергейтскому делу. Достоянием общественности стали факты о том, как Никсон и Киссинджер организовали прослушивание телефонов своих помощников и газетных репортеров. Для расследования Уотергейтского скандала было объявлено о назначении специального обвинителя.
Всю свою жизнь Колби был весьма преданным католиком, человеком, который верил в последствия смертного греха. В тот день он впервые узнал о заговорах против Фиделя Кастро и центральной роли в этом деле Роберта Ф. Кеннеди, об экспериментах по управлению сознанием, секретных тюрьмах и наркотических тестах на «человеческом материале». Прослушивание и слежка ЦРУ за простыми гражданами и репортерами не вызывали у него угрызений совести, ведь за всем этим стояли приказы от трех американских президентов. Но Колби знал, с учетом веяний времени, что в случае утечки этих тайн агентство ждет неминуемый крах. Колби спрятал это все в долгий ящик и попытался выправить ситуацию в ЦРУ.
Под сокрушительным бременем Уотергейтского скандала Белый дом трещал по швам, и Колби иногда казалось, что ЦРУ тоже вот‑вот «посыплется».
Зачастую оказывалось не так уж плохо, что Никсон не читал разведсводок, которые ему предоставляло агентство. Когда в 1973 году совпали религиозные праздники Йом‑Киппур[31]и Рамадан, Египет развязал войну против Израиля и продвинулся далеко в глубь контролируемой израильтянами территории. В отличие от поразительно точных прогнозов в отношении Шестидневной войны в 1967 году, ЦРУ неправильно истолковало грядущую бурю. «Мы не покрыли себя славой , – сказал Колби. – За день до того, как разразилась война, мы предсказывали, что ее не будет».
За несколько часов до фактического начала очередной арабо‑израильской войны ЦРУ заверило Белый дом: «Нынешняя обстановка в регионе является более напряженной, чем обычно. Но никакой войны не будет ».
Глава 32
«Классический фашистский идеал»
7 марта 1973 года президент Никсон встретился в Овальном кабинете с Томом Паппасом, американским деловым магнатом греческого происхождения, политическим посредником и другом ЦРУ. В качестве подарка от лидеров греческой военной хунты Паппас передал для избирательной кампании Никсона 1968 года в общей сложности 549 тысяч долларов. Деньги отмывались через КИП – греческую разведывательную службу. Это являлось одной из наиболее мрачных тайн Белого дома при Никсоне.
Теперь Паппас мог предложить президенту на сотни тысяч долларов больше, он вполне мог заплатить за молчание ветеранов ЦРУ – антигероев Уотергейтского скандала. Никсон щедро отблагодарил его. «Я знаю, как много вы делаете, чтобы выручить нас », – сказал он.
Большая часть денег поступила от участников и приверженцев «черных полковников» – греческой хунты, которая в апреле 1967 года захватила власть в стране. Во главе ее стоял Георгиос Пападопулос, завербованный агент ЦРУ со времен Аллена Даллеса и главное связующее звено КИП и ЦРУ.
«Эти полковники плели заговоры в течение многих лет , – сказал Роберт Кили, позднее – американский посол в Греции. – Это были настоящие фашисты. Они идеально подходили под определение фашизма, которое символизировал тот же Муссолини в 1920‑х годах: Греция превратилась в корпоративное государство – объединение промышленности и профсоюзов, никакого парламента, четкий график поездов, жесткая дисциплина и цензура… т. е. во всем почти классический фашистский идеал».
Греческие военные и разведчики работали в тесном сотрудничестве поочередно с семью резидентами ЦРУ в Афинах. У них был близкий друг в лице Томаса Геркулеса Карамессинеса, греко‑американского руководителя тайной службы при Ричарде Хелмсе, и они всегда считали, что «Центральное разведывательное управление – это эффективный и относительно прямой маршрут в Белый дом », – сказал Норберт Аншуц, высокопоставленный американский дипломат в Афинах во время государственного переворота 1967 года.
И все же «полковники» своими действиями захватили ЦРУ врасплох. «Единственный раз я видел Хелмса рассерженным как раз во время греческого переворота в 1967 году , – рассказал ветеран‑аналитик и бывший шеф разведки Дик Леман. – Греческие генералы планировали переворот против избранного правительства, об этом заговоре мы были проинформированы, но он, по нашему представлению, все же был еще очень сырой. Но группа полковников имела, видимо, какие‑то свои козыри в этом деле и начала действовать без предупреждения.
Хелмс думал, что будет заранее предупрежден о генеральском перевороте, а когда он уже произошел, то он, естественно, предполагал, что это именно тот переворот, о котором он думал. В итоге он пришел в ярость». Леман, который читал ночные телеграммы из Афин, «попытался успокоить Хелмса, указав, что это совсем другой переворот, по поводу которого у нас не выработано определенной линии. Это что‑то новое».
Официальная американская политика по отношению к греческим полковникам была прохладной и сдержанной вплоть до инаугурации Ричарда Никсона в январе 1969 года. Хунта использовала Тома Паппаса, который работал с ЦРУ в Афинах в течение двадцати лет, в качестве курьера для перекачки наличности в политическую казну Никсона и вице‑президента Спиро Агню, наиболее влиятельного американца греческого происхождения в истории Соединенных Штатов. Эти денежные вливания, естественно, дали свои плоды. Агню прибыл в Афины с официальным визитом. Потом то же самое сделали госсекретарь, министры обороны и торговли. Соединенные Штаты продавали хунте танки, самолеты и артиллерию. В Афинском отделении ЦРУ утверждали, что оружие, сбываемое греческим полковникам, «поможет вернуть их к демократии», как заявил Арчер К. Блад, сотрудник американского посольства. «Это было «ложью», но если бы вы вздумали высказать что‑нибудь критическое по поводу хунты, в ЦРУ сразу начинали ворчать и брызгать слюной».
К 1973 году Соединенные Штаты остались единственным государством развитого мира, которое находилось на дружеской ноге с греческим режимом. Режимом, который бросил в тюрьмы и подвергал пыткам своих многочисленных политических противников. «Шеф отделения ЦРУ имел тесные отношения с людьми, которые фактически издевались над греческим народом , – заявил Чарльз Стюарт Кеннеди, американский генеральный консул в Афинах. – Я не раз поднимал вопрос по поводу соблюдения прав человека, но в ЦРУ на это взирали скептически». Агентство «вступило в слишком близкие отношения с неправильными людьми, – сказал Кеннеди. – И это, по‑видимому, оказало неуместное влияние на господина посла», старого друга Ричарда Никсона – Генри Таску.
Весной 1974 года лидером хунты стал генерал Димитриос Иоаннидис. Он сотрудничал с ЦРУ в течение двадцати двух лет. Агентство являлось единственной нитью, связывающей Иоаннидиса с правительством Соединенных Штатов; посол и американское дипломатическое ведомство из этой цепочки выпадали. Джим Поттс, шеф отделения ЦРУ, фактически и был американским правительством, насколько это касалось интересов хунты. «Главный актив агентства находился в Афинах . У них были отношения с человеком, который управлял страной, и они не хотели здесь ничего нарушать», – сказал Томас Бойатт из Государственного департамента, формально ответственный за Кипр.
«Обведен вокруг пальца каким‑то долбаным генералом»
Остров Кипр, расположенный всего в 40 милях от южных берегов Турции и в 500 – от Афин, был в незапамятные времена захвачен и поделен на части греческими и исламскими войсками. Нынешние греческие полковники питали глубокую ненависть к лидеру киприотов архиепископу Макариосу и испытывали нестерпимое желание поскорее свергнуть его. Американский заместитель шефа резидентуры на Кипре Уильям Кроуфорд смог разгадать их коварные замыслы.
«Я отправился в Афины, собрав немало доказательств того, что они собираются разрушить весь этот карточный домик , – вспоминал он. – Наш руководитель в Афинах Джим Поттс сообщил мне, что такое абсолютно невозможно. Он не мог со мной согласиться: по его мнению, эти люди дружны с теми, с кем мы работали в течение тридцати лет, и они никогда не задумают подобную глупость».
К 1974 году Том Бойатт окончательно убедился, что друзья ЦРУ в Афинах хотят‑таки покончить с Макариосом. Он составил текст телеграммы послу Таске в Афинах. Переговорите с генералом Иоаннидисом, говорилось в ней. Объясните ему – «простыми, односложными словами, – так, чтобы даже он понял, что Соединенные Штаты настойчиво выступают против всяческих усилий любых элементов греческого правительства, открытых или тайных, что‑либо предпринимать в кипрской ситуации». Скажите ему, что «мы, в частности, выступаем против любых попыток свергнуть Макариоса и посадить на острове проафинское правительство. Поскольку, если это произойдет, на остров вторгнутся турки, а это не сулит ничего хорошего ни для кого из нас».
Но посол Таска так ни разу и не побеседовал с генералом Иоаннидисом. Эта роль досталась шефу резидентуры ЦРУ.
В субботу, 12 июля 1974 года, Государственный департамент получил телеграмму из резидентуры ЦРУ в Афинах. Не сомневайтесь, говорилось в ней. Генерал и хунта не предприняли ничего, чтобы свергнуть архиепископа Макариоса. «Поэтому все нормально, эта информация получена из надежного источника, – вспоминал Бойатт. – Я отправился домой. А около 3:00 ночи в понедельник получил запрос из операционного центра в Государственном департаменте, и мне сказали: «Вам лучше поскорее туда отправиться».
Хунта все‑таки совершила нападение. Бойатт помчался в Государственный департамент, где сотрудник по связи положил перед ним два листка бумаги. Один из них представлял собой краткое донесение ЦРУ для президента Никсона и госсекретаря Киссинджера: «Генерал Иоаннидис заверил нас в том, что Греция не станет перебрасывать свои войска на Кипр». Другой листок был телеграммой из американского посольства на Кипре: «Президентский дворец в огне. Войска киприотов несут большие потери».
Из Анкары поступило экстренное сообщение о том, что турецкие войска приведены в состояние повышенной боевой готовности. Две натовские армии – греческая и турецкая, обе подготовленные и вооруженные с помощью Соединенных Штатов, – собирались начать между собой войну американским же оружием. Турки ударили с севера и с помощью американских танков и артиллерии оккупировали половину острова. В турецком секторе началась резня греческих киприотов, а в греческом секторе – соответственно истребление турецких киприотов. Весь июль ЦРУ докладывало, что греческая армия и народ дружно поддерживают генерала Иоаннидиса. После начала сражения за Кипр греческая диктатура рухнула.
Неспособность ЦРУ вовремя предупредить Вашингтон стала довольно необычным событием в ее истории. В летописи агентства случалось немало подобных провалов, начиная с корейской войны и позднее. В одном только 1974 году полной неожиданностью для Белого дома стали левый переворот в Португалии и ядерные испытания в Индии. Но здесь случай был несколько иного рода: ЦРУ находилось в тесной связи с военными, о действиях которых, как предполагалось, оно должно было предупредить высших американских чиновников.
«Вот так и получилось, – грустно вспоминал Бойатт несколько лет спустя, – что вся разведка Соединенных Штатов при всех своих регалиях была подставлена и обведена вокруг пальца каким‑то долбаным греческим генералом».
«Расплата»
8 августа 1974 года президент Соединенных Штатов Ричард Никсон ушел в отставку. Последним ударом стало признание Никсона в том, что именно по его приказу ЦРУ во имя национальной безопасности чинило препятствия правосудию.
На следующий день госсекретарь Киссинджер получил чрезвычайное донесение от Тома Бойатта. В нем, в частности, говорилось, что ЦРУ лгало о том, чем оно фактически занималось в Афинах, преднамеренно вводя в заблуждение американское правительство, и эта ложь спровоцировала военные действия, вовлекшие Грецию, Турцию и Кипр; в этой войне погибли тысячи людей.
На следующей неделе вокруг американского посольства на Кипре разразилась перестрелка, в которой погиб посол Роджер П. Дэвис. Пуля угодила ему прямо в сердце. В Афинах сотни тысяч людей двинулись к американскому посольству; демонстранты попытались поджечь здание.
Новым послом в Греции стал Джек Кубиш, старый опытный дипломат, которого в день отставки Никсона лично выбрал на этот пост Генри Киссинджер.
Он попросил назначить нового шефа резидентуры, и ЦРУ направило в Афины Ричарда Уэлча, который изучал греческий в Гарварде и работал резидентом в Перу и Гватемале. Уэлч поселился в особняке, где жили все его предшественники. Адрес резиденции был широко известен. «Это была очень серьезная проблема, – заявил посол Кубиш. – Я распорядился, чтобы Уэлч переехал в другое место – на противоположном конце города, чтобы хоть как‑то скрыть, кем он является на самом деле, и тем самым обеспечить ему некоторое прикрытие». Учитывая антиамериканскую истерию в Афинах, такая мера представлялась вполне благоразумной. Однако «ни сам Уэлч, ни его супруга, похоже, совершенно не были этим обеспокоены, – сказал он. – Им и в голову не приходило, что в Афинах резиденту ЦРУ угрожает хоть сколько‑нибудь серьезная опасность».
На празднование Рождества Уэлч и его жена отправились в резиденцию посла, расположенную всего в нескольких кварталах от особняка ЦРУ. Когда они возвратились домой, на дороге их поджидал маленький автомобиль, в котором сидело четверо бандитов. Трое из них вытащили американского резидента из его машины. «Они трижды выстрелили ему в грудь из пистолета 45‑го калибра и убили его, – сказал посол Кубиш. – Потом сели в свой автомобиль и скрылись».
Впервые в истории ЦРУ был убит шеф резидентуры. Но это событие явилось отголоском прошлого.
Посол Кубиш заявил, что в Афинах он впервые в жизни стал свидетелем «той ужасной цены, которую пришлось заплатить американскому правительству, когда оно слишком глубоко увязло в связях… с репрессивным режимом». Частично это стало следствием того, что ЦРУ было позволено участвовать в формировании внешней политики Соединенных Штатов.
Глава 33
«ЦРУ будет уничтожено»
«Позвольте мне начать с проблемы об использовании секретных материалов », – заявил президент Джеральд Р. Форд, открывая одно из первых совещаний Совета национальной безопасности в Кабинетной комнате Белого дома 7 октября 1974 года.
Сохранившие свои посты после Уотергейтского скандала госсекретарь Киссинджер, министр обороны Шлезингер, заместитель директора Центральной разведки Уолтерс, а также честолюбивый и влиятельный представитель Белого дома Дональд Рамсфельд – все были взбудоражены последней утечкой. Соединенные Штаты готовились отправить партию вооружений Израилю и Египту на сумму в миллиарды долларов. Газеты напечатали израильский перечень «покупок» и американский ответ.
«Нет, это просто невыносимо, – сказал Форд. – «Я обсудил несколько вариантов решения этого вопроса с Доном Рамсфельдом». Президент хотел в течение сорока восьми часов получить план того, как помешать прессе напечатать ту информацию, которой она на данный момент владела. «У нас нет для этого необходимых нам рычагов , – предупредил его Шлезингер. – Нам нужен официальный закон о государственных тайнах, – добавил он, – но нынешний климат не слишком хорош для такого рода вещей». Сила тайны подрывалась ложью самих американских президентов, которые произносили ее во имя национальной безопасности Соединенных Штатов. По их утверждениям, U‑2 являлся не более чем метеорологическим самолетом. И, как они заявляли, Америка не собиралась вторгаться на Кубу. А наши суда подверглись жестокому нападению в Тонкинском заливе. И вьетнамская война – кто бы сомневался! – была правым делом.
Уход в отставку Ричарда Никсона показал, что подобная благородная ложь больше не служит демократии.
Билл Колби с радостью ухватился за возможности восстановить репутацию ЦРУ в глазах Белого дома, поскольку знал, что дальнейшее усугубление ситуации угрожает самому существованию агентства. Он искал дружбы с Фордом с момента, когда тот стал вице‑президентом, направляя к нему посыльного с копией ежедневной сводки для президента и держа в курсе секретного проекта ЦРУ стоимостью 400 миллионов долларов по подъему затонувшей советской субмарины со дна Тихого океана (операция по спасению сорвалась, когда подводная лодка раскололась надвое). Ему хотелось, чтобы Форд знал «все, что знает сам президент », заявил он. «Мы не хотели повторения той ситуации, когда Трумэн, как оказалось, изначально ничего не знал о «Манхэттенском проекте»[32].
Но президент Форд никогда не звонил ему и не просил его частного совета. Форд восстановил Совет национальной безопасности в том виде, в котором он начинал работать при Эйзенхауэре, и на его заседаниях присутствовал Колби, однако его не допускали в Овальный кабинет. Колби пытался участвовать в обсуждении важнейших вопросов мировой политики, но всегда оставался посторонним для этого круга высших американских чиновников. При Киссинджере и Хейге, выполнявших роль заботливых привратников и опекунов, Колби так и не проник в правящие круги Белого дома Джеральда Форда. А если и существовал хоть малейший шанс восстановить репутацию ЦРУ, он бесследно исчез в декабре 1974 года.
Репортер «Нью‑Йорк таймс» Сеймур Херш раскрыл секреты шпионажа ЦРУ внутри страны. Он давно уже подозревал это, накопив за многие месяцы репортерской работы большой материал, а в пятницу, 20 декабря 1974 года, ему наконец удалось взять столь желанное интервью у самого Колби в штаб‑квартире ЦРУ. Колби, который тайно записывал беседу на пленку, уверял Херша, что незаконная слежка больше не имеет былого значения и об этом даже не стоит говорить. «Думаю, что шокирующие семейные тайны лучше всего оставить там, где им самое место, – в шкафу», – сказал он Хершу. Но он признал, что раньше такое все‑таки случалось. Херш трудился всю ночь с пятницы на субботу и закончил под утро.
Статья была напечатана 22 декабря 1974 года на первой полосе одной из воскресных газет. Заголовок звучал так:
ЦРУ СООБЩИЛО О КРУПНЕЙШЕЙ ОПЕРАЦИИ В США ПРОТИВ АНТИВОЕННЫХ СИЛ
Колби попытался защитить агентство, переложив проблему незаконной внутренней слежки на Джима Энглтона, который в сотрудничестве с ФБР вскрывал курьерскую почту уже в течение двадцати лет. Он вызвал Энглтона к себе на седьмой этаж и уволил его. Брошенный всеми, Энглтон провел остаток жизни, распространяя мифы о своей работе. Когда его попросили объяснить, почему ЦРУ не выполнило приказ Белого дома уничтожить имеющийся в агентстве запас ядов, он ответил так: «Просто невообразимо, чтобы секретная рука правительства выполняла все откровенные приказы этого правительства ».
«Наружу выльется немало грязи»
В канун Рождества Колби направил длинное донесение Киссинджеру, дав краткое резюме государственных секретов, накопленных за срок пребывания Шлезингера на посту директора. Сразу после Уотергейтского скандала их разглашение могло серьезно подорвать положение агентства. Киссинджер, в свою очередь, сократил этот документ до пятистраничной рождественской докладной записки президенту Форду. Для того чтобы «выскрести» кое‑какие факты из этой записки, конгрессу потребовалось немало времени: весь 1975 год…
Киссинджер проинформировал президента, что ЦРУ действительно проводило негласный шпионаж, прослушивало газетных репортеров и осуществляло за ними слежку, проводило незаконные обыски и вскрыло бесчисленное количество почтовых мешков, писем и бандеролей. Но было еще немало других, намного более мрачных и зловещих нарушений. Киссинджер не решился отразить в письменной форме то, что узнал из так называемой «книги ужасов». Некоторые действия ЦРУ «являлись явно незаконными», предупредил он Форда. Другие, добавил он, «поднимают острые нравственные вопросы». Проработав добрый десяток лет в небольшом подкомитете по ЦРУ в палате представителей, президент Форд не слышал даже намека на подобные тайны – шпионаж внут ри страны, манипуляции сознанием, организация покушений. Тогда как заговоры с целью совершения заказных убийств неугодных лиц начались в Белом доме еще при Эйзенхауэре, наиболее уважаемом президенте от республиканцев в ХХ столетии.
В пятницу, 3 января 1975 года, Форд получил еще один бюллетень, на этот раз действующего генерального прокурора Соединенных Штатов Лоуренса Сильбермана.
В тот день Сильберман узнал о толстом досье, в котором содержались тайны злодеяний ЦРУ. Заветная папка лежала в сейфе в кабинете Колби, и Сильберман предполагал, что в ней можно обнаружить массу фактов федеральных преступлений. Самый высокопоставленный сотрудник правоохранительных органов страны загнал в ловушку директора Центральной разведки. Тому теперь оставалось либо распрощаться с вышеупомянутым досье, либо навлечь на себя обвинение в препятствовании отправлению правосудия. Больше не стоял вопрос о том, хочет ли Колби пролить свет на эти тайны. Теперь ему грозила тюрьма, если он собирался и дальше отпираться.
Сильберман – позднее федеральный судья апелляционного суда и руководитель разоблачительного расследования деятельности ЦРУ в 2005 году – в этот опасный момент рискованно близко подошел к тому, чтобы самому занять пост директора Центральной разведки. «Форд попросил меня приехать в Белый дом, чтобы руководить разведкой, но я отклонил это предложение , – заявил Сильберман в интервью. – В тот момент меня всерьез рассматривали как будущего директора ЦРУ. Я же не желал им становиться по целому ряду причин». Он знал, что агентство стоит на пороге оглушительного скандала.
3 января в своей докладной записке президенту Сильберман поднял две проблемы. Первая: «Планы покушений на определенных лидеров иностранных государств – что само по себе неслыханно». Вторая: «Г‑н Хелмс, по‑видимому, лжесвидетельствовал во время слушаний при назначении его послом в Иране ». Хелмса попросили рассказать под присягой о ниспровержении президента Альенде в Чили: «Имело ли ЦРУ какое‑либо отношение к этому делу?» – «Нет, сэр», – ответил Хелмс. Верный своей тайне, но поклявшийся говорить правду и только правду, Хелмс в конечном счете должен был предстать перед федеральным судьей и получить обвинение в даче ложных показаний – за то, что не сообщил конгрессу всей правды.
Вечером 3 января Форд заявил Киссинджеру, вице‑президенту Нельсону Рокфеллеру и Дональду Рамсфельду, что в случае утечки этих тайн «ЦРУ будет уничтожено».
В полдень в субботу, 4 января, Хелмс вошел в Овальный кабинет. «Откровенно, мы попали в затруднительное положение », – сказал ему Форд. Президент сообщил, что Рокфеллер возглавит комиссию по расследованию деятельности ЦРУ внутри страны. «Очень печально, если окажется, что агентство все‑таки выходило за рамки действия своего устава, – сказал он Хелмсу. – Было бы позором, если бы общественная шумиха вынудила нас принять надлежащие меры и в итоге навредила целостности ЦРУ. Я автоматически принимаю и соглашаюсь со всем, что вы делали и о чем сообщили, но лишь до тех пор, пока не будет доказано иное».
Хелмс прекрасно понимал, что всех ждет впереди.
«Наружу выльется немало грязи, – предупредил он президента. – Я могу быть не в курсе абсолютно всего того, что происходило в агентстве. Возможно, никто не в курсе. Но если эта грязь польется наружу, то мне тоже достанется».
Кое‑что из этой грязи Хелмс в тот же день подбросил в Белый дом, сообщив Киссинджеру, что Бобби Кеннеди лично руководил заговорами против Фиделя Кастро. Киссинджер тут же передал эти новости президенту.
Форд впервые получил известность через свою работу в Комиссии Уоррена. Теперь он понял, что в деле убийства Кеннеди существовали аспекты, о которых он понятия не имел, и недостающие части этой загадки часто не давали ему покоя. Ближе к концу жизни он назвал утаивание агентством улик от Комиссии Уоррена «недобросовестным». ЦРУ «совершило ошибку, не предоставив нам все имеющиеся данные , – заявил Форд. – В предоставлении нам всей полноты информации они вели себя недобросовестно».
Белый дом теперь столкнулся с фактом проведения целых восьми отдельных расследований и слушаний конгресса по ЦРУ. Рамсфельд объяснил, как Белый дом собирался предотвратить негативное развитие событий с помощью Комиссии Рокфеллера, участники которой будут «республиканцами и правыми». Один из них уже был занесен в его список: «Рональд Рейган, политический комментатор, бывший президент Гильдии киноактеров[33]и бывший губернатор Калифорнии».
«А что будет в финале?» – спросил президент. Все присутствующие согласились, что первостепенное значение имеет предупреждение и устранение ошибок и провалов. «Над Колби нужно установить контроль», – заявил Киссинджер. Если он откроет рот, то «весь этот материал скоро окажется у всех на устах».
16 января 1975 года президент Форд принимал за завтраком в Белом доме старших редакторов и издателя «Нью‑Йорк таймс». Президент заявил, что выносить на широкое обсуждение прошлое ЦРУ было бы не в национальных интересах. Он сказал, что если пролить свет на многие тайны, то репутации каждого президента, начиная с Гарри Трумэна, будет нанесен непоправимый ущерб. «Какие, например?» – спросил один из редакторов. «Такие, как организованные покушения!» – ответил Форд. Трудно сказать, что выглядело более странным – то, что вскользь заявил президент, или то, что редакторам удалось удержаться от публикации этого его заявления.
Новый конгресс, избранный через три месяца после отставки Никсона, был самым либеральным в истории. «Вопрос состоит в том, как правильно запланировать расследование по ЦРУ », – сказал президент Форд Рамсфельду 21 февраля; Рамсфельду вменялось в обязанность организовывать «операцию с минимальным ущербом для президента». Он взялся определить, сколько именно тайн ЦРУ Форд и Рокфеллер разделят с Капитолийским холмом. И нужно ли вообще это делать.
28 марта Шлезингер сообщил президенту, что необходимо обязательно сократить «огласку операций ЦРУ» во всем мире. «В ЦРУ на этот счет существуют острые разногласия », – сказал Шлезингер, который сам же помог посеять их. Тайная служба была «полна измотанных старых агентов» – людей, которые могли пролить свет на многие тайны. Колби «слишком погряз в сотрудничестве с конгрессом». Опасность утечки важной информации увеличивалась с каждым днем.
Глава 34
«Сайгон выходит из игры»
2 апреля 1975 года Билл Колби предупредил Белый дом, что Соединенные Штаты, по‑видимому, проиграют войну во Вьетнаме.
– Позвольте мне прояснить ситуацию , – вмешался Киссинджер. – Есть ли у южных вьетнамцев шанс остановить северных вьетнамцев?
– Вот здесь, к северу от Сайгона, – сказал Колби, указывая на линию на карте.
– Но это безнадежно! – воскликнул Шлезингер.
– Неужели Южный Вьетнам не выдержит? – спросил Киссинджер.
Для Колби это казалось неизбежным и очевидным.
– Думаю, что Мартин, – то есть посол Грэм Мартин, – должен приступить к подготовке плана эвакуации, – сказал Киссинджер. – Считаю, что мы должны – и это наш долг! – выручить тех людей, которые верили в нас… Мы должны забрать оттуда тех, кто участвовал в программе «Феникс».
Это была военизированная кампания арестов, допросов и пыток, которой Колби помогал руководить в качестве гражданского лица, в ранге американского посла, с 1968 по 1971 год. В кампании «Феникс» погибло более 20 тысяч вьетнамцев, заподозренных в связях и пособничестве вьетконговцам или являющихся таковыми.