ЦРУ при Никсоне и Форде, 1968 – 1977 3 страница

На том вышеупомянутая идея умерла, сохранившись лишь в голове Ричарда Никсона. «Наша разведка – это священная корова, – бушевал он. – С тех пор как мы здесь, мы так ничего и не сделали. ЦРУ гроша ломаного не стоит ».

Про себя он решил, что, видимо, пришла пора избавиться от Ричарда Хелмса…

«Естественные и вполне вероятные последствия»

Подрывная деятельность в отношении Сальвадора Альенде продолжалась. «Вариант 2 на самом деле так и не завершился», – заявил Том Карамессинес, и его заметки, сделанные во время совещания в Белом доме 10 декабря 1970 года, отражали ход происходящего: Киссинджер, выступая в роли «адвоката дьявола», указал на то, что предложенная ЦРУ программа нацелена на поддержку умеренных. «Раз Альенде выставляет себя умеренным, – спросил он, – почему бы нам не поддержать экстремистов?»

Именно так и поступило ЦРУ. Большую часть из 10 миллионов долларов, санкционированных Никсоном, ЦРУ потратило на разжигание политического и экономического хаоса в Чили. В 1971 году эти «семена» дали всходы. Новый руководитель латиноамериканского отделения Тед Шекли, вернувшись в штаб‑квартиру ЦРУ после работы в качестве шефа резидентур в Лаосе и Южном Вьетнаме, заявил своим начальникам, что его сотрудники «используют наше влияние и смогут должным образом надавить на местных ключевых военачальников так, чтобы те сыграли решающую роль в перевороте». Новый шеф резидентуры в Сантьяго Рэй Уоррен создал сеть военно‑политических диверсантов, стремившихся изменить конституционную «приверженность» у ведущих чилийских военных.

А президент Альенде совершил фатальную ошибку. В ответ на давление со стороны ЦРУ он сформировал теневую армию, названную Grupo de Amigos del Presidente, или Группой друзей президента. Группа получила поддержку Фиделя Кастро.

Почти за три года до дня выборов, на которых победил Альенде, молодой офицер ЦРУ по имени Джек Девайн, который много лет спустя стал действующим руководителем тайной службы, составил официальное донесение, которое поступило прямиком к только что назначенному госсекретарем Генри Киссинджеру. В телеграмме говорилось, что Соединенные Штаты в считаные часы или даже минуты должны получить запрос о помощи от «ключевого офицера чилийской военной группы, планирующей свержение президента Альенде».

А 11 сентября 1973 года произошел тот самый пресловутый государственный переворот. Он был молниеносным и ужасным. Окруженный со всех сторон и оказавшийся в безвыходной ситуации, Альенде застрелился из автоматической винтовки, подаренной ему Фиделем Кастро. В тот же день к власти в стране пришла военная диктатура во главе с генералом Аугусто Пиночетом, а ЦРУ тут же наладило связь с чилийской хунтой.

Правление Пиночета отличалось особой жестокостью; было убито более 3200 человек, десятки тысяч брошены в тюрьмы и подвергались пыткам. Страну охватила волна репрессий, названная «караваном смерти».

«Нет сомнения, – признались в ЦРУ в заявлении конгрессу после окончания холодной войны, – что некоторые из тех, с кем поддерживало связь ЦРУ, нарушали или были причастны к серьезным нарушениям прав человека». Ключевую роль в репрессиях сыграл полковник Мануэль Контрерас, глава чилийской разведывательной службы при Пиночете. Он стал платным агентом ЦРУ и встречался с ведущими чиновниками ЦРУ в Вирджинии через два года после переворота – как раз в тот момент, когда в агентстве доложили, что этот человек несет персональную ответственность за тысячи фактов убийств и пыток в Чили. Контрерас, в частности, «отличился» одним вопиющим актом террора: убийством Орландо Летельера, посла правительства Альенде в Соединенных Штатах, и его американской помощницы Ронни Моффитт. Они погибли при взрыве бомбы, заложенной в автомобиль, за четырнадцать кварталов от Белого дома. Потом Контрерас шантажировал Соединенные Штаты, угрожая рассказать миру о своих отношениях с ЦРУ, и тем самым помешал собственной экстрадиции и преданию суду за убийство. В ЦРУ не сомневались, что Пиночет знал и лично одобрил этот акт на американской земле.

Пиночет продержался у власти целых семнадцать лет. После того как режим пал, Контрерас был признан чилийским судом виновным в убийстве Орландо Летельера и получил семилетний срок. Пиночет умер в декабре 2006 года в возрасте девяноста одного года. Ему также было предъявлено обвинение в убийствах. На секретных счетах заграничных банков у него осталось 28 миллионов долларов… На момент написания данной книги Генри Киссинджер преследуется через суды Чили, Аргентины, Испании и Франции оставшимися в живых после «каравана смерти». В его бытность госсекретарем совет Белого дома высказал Киссинджеру справедливое предупреждение о том, что «тот, кто приводит в движение государственный переворот, может быть расценен как ответственный за естественные и вероятные последствия таких действий».

ЦРУ оказалось неспособным к «запуску сложного механизма » секретной операции , заявил Дейв Филипс, руководитель чилийской оперативной группы. «Я предполагал, что, случись здесь военный переворот, в Сантьяго недели две будут громыхать уличные бои, а в сельской местности перестрелки растянутся на долгие месяцы, и все это приведет к тысячам жертв, – сообщил он при даче свидетельских показаний комиссии сената через пять лет после первоначального провала варианта 2. – Видит бог, я ведь догадывался, что вовлечен в события, где вполне возможны жертвы».

Его спросили: «Какое различие вы проводите между гибелью одного человека при индивидуальном покушении и тысяч – во время целого переворота?» – «Сэр, – ответил он, – во время Второй мировой войны я служил в артиллерийском расчете и в итоге погубил десятки, а возможно, сотни людей. А здесь, по‑вашему, где разница?»

Глава 30

«Нас ждет хорошая взбучка»

При президенте Никсоне секретный правительственный надзор достиг своего пика весной 1971 года. ЦРУ, Управление национальной безопасности и ФБР активно шпионили за американскими гражданами. Секретарь министерства обороны Мелвин Лэйрд и Объединенный комитет начальников штабов использовали электронные подслушивающие устройства и шпионаж, чтобы следить и за Генри Киссинджером. Никсон, значительно усовершенствовавший работу спецслужб по сравнению с Кеннеди и Джонсоном, оснастил Белый дом и Кемп‑Дэвид современными микрофонами с голосовым управлением. Стремясь остановить утечки важной информации в прессу, Никсон и Киссинджер подслушивали разговоры собственных помощников и вашингтонских репортеров .

Но утечки являлись пружиной, которая всегда работала безотказно. В июне «Нью‑Йорк таймс» начала публикацию длинных выдержек из «Документов Пентагона», секретной истории вьетнамской войны, составление которой было санкционировано за че тыре года до этого министром обороны Робертом Макнамарой. Источником утечки являлся некто Дэниел Эллсберг, смышленый малый из Пентагона, которого Киссинджер ранее взял в качестве консультанта в Совет национальной безопасности и приглашал в частную резиденцию Никсона в Сан‑Клементе, штат Калифорния. Публикация сильно расстроила Киссинджера, а Никсон вообще пришел в ярость. Президент обратился к своему шефу по внутренней политике Джону Эрлихману, чтобы тот остановил эти утечки. Он собрал команду так называемых «сантехников» во главе с офицером ЦРУ в отставке, который сыграл видную роль во время переворота в Гватемале и при разработке операции в заливе Кочинос.

Эверетт Говард Хант‑младший являлся «уникальным персонажем », заявил посол Сэм Харт, который встречался с ним, когда Хант был шефом отделения ЦРУ в Уругвае в конце 1950‑х. По его словам, это был «полностью поглощенный собой, абсолютно аморальный тип, представлявший опасность как для себя самого, так и для всех окружающих». Когда Хант поступил на службу в ЦРУ в 1950 году, он был романтичным приверженцем холодной войны. Из него вышел бы вполне приличный создатель шпионских романов. С момента его отставки из ЦРУ прошло меньше года, когда случайный знакомый, весьма кстати оказавшийся помощником Никсона, Чак Колсон, предложил ему новое захватывающее назначение – руководить тайными операциями для Белого дома.

Хант отправился в Майами, чтобы повидаться со старым кубинско‑американским компаньоном Бернардом Баркером, который занимался продажей недвижимости. Их беседа прошла неподалеку от памятника жертвам операций в заливе Кочинос. «Свою миссию он описал как тесно связанную с обеспечением национальной безопасности , – рассказывал Баркер. – Он сообщил, что по прямому указанию президента Соединенных Штатов состоит в группе на уровне Белого дома». Вместе они завербовали еще четырех кубинцев из Майами, включая Эухенио Мартинeса, который руководил приблизительно тремястами морскими миссиями на Кубу и состоял на «довольствии» штаб‑квартиры ЦРУ, получая 100 долларов в месяц.

7 июля 1971 года Эрлихман позвонил шпиону Никсона в ЦРУ, заместителю директора генералу Кушману. Президентский помощник сообщил, что ему позвонит Говард Хант и обратится за помощью. «Мне нужно, чтобы вы знали, что он выполняет кое‑какие поручения для президента , – сказал Эрлихман. – Необходимо учитывать, что ему предоставлен значительный карт‑бланш». Требования Ханта все возрастали – ему хотелось вернуть обратно своего старого секретаря, он жаждал получить кабинет с «безопасным телефоном» в Нью‑Йорке, хотел, чтобы ему предоставили современные магнитофоны. Ему вздумалось, чтобы камера ЦРУ зафиксировала проникновение в кабинет психиатра Эллсберга в Беверли‑Хиллз и чтобы потом ЦРУ проявило эту пленку. Кушман слишком поздно проинформировал Хелмса, что агентство предоставило Ханту ряд элементов маскировки: рыжий парик, прибор, изменяющий голос, фальшивое удостоверение личности. Затем Белый дом потребовал от агентства предоставить психологическую характеристику Дэниела Эллсберга. Выполнение этого приказа явилось бы прямым нарушением устава ЦРУ, запрещающего шпионаж за американцами. Но Хелмс подчинился.

Хелмс выдворил Кушмана из агентства в ноябре 1971 года. Про шло несколько месяцев, прежде чем Никсон отыскал превосходного кандидата на это место – генерал‑лейтенанта Вернона Уолтерса.

Уже добрых два десятка лет генерал Уолтерс проводил секретные миссии для различных президентов США. Но Хелмсу не доводилось пересечься с ним раньше. Их встреча состоялась только теперь, 2 мая 1972 года, когда Уолтерс прибыл в качестве нового заместителя директора Центральной разведки. «Я тогда только что завершил управление операцией, о которой ЦРУ ничего не знало , – вспоминал генерал Уолтерс. – Хелмс, которому, понятное дело, хотелось видеть на этом посту кого‑нибудь другого, сказал: «Я слышал о вас; а что вам известно о разведке?» Я в ответ: «Дело в том, что я в течение трех лет вел переговоры с китайцами и вьетнамцами и полтора десятка раз привозил Генри Киссинджера в Париж, причем никто в агентстве, в том числе и вы, понятия не имел об этом». На Хелмса это произвело должное впечатление. Но вскоре у него появились причины всерьез заинтересоваться лояльностью своего нового заместителя.

«В лесу упадет каждое дерево»

Поздним вечером в субботу, 17 июня 1972 года, Говард Осборн, руководитель Управления ЦРУ по безопасности, позвонил Хелмсу домой. Директор уже знал, что вряд ли сейчас его ждут хорошие новости. Вот как он запомнил тот разговор:

– Дик, вы еще не спите?

– Нет, Говард.

– Я только что узнал, что окружная полиция схватила пять человек при попытке проникновения в национальную штаб‑квартиру Демократической партии в отеле «Уотергейт»[30]… Четверо кубинцев и… Джим Маккорд.

– Маккорд? Это же ваш человек?

– Да, он прошел подготовку два года назад.

– А что с кубинцами – они из Майами или из Гаваны?

– Из Майами… в нашей стране они находятся уже порядочное время.

– Мы их знаем?

– В данный момент ничего определенного сказать не могу.

– Первым делом свяжитесь с теми, кто участвует в операциях… Сделайте так, чтобы они добрались до Майами. Проверьте все досье здесь и в Майами… Это все?

– Нет, отнюдь, – тяжело ответил Осборн. – Говард Хант тоже, кажется, в этом участвует.

Услышав имя Ханта, Хелмс сделал глубокий вдох. «Что, черт возьми, они наделали?» – спросил он. У него возникла идея: Маккорд был экспертом по системам электронной слежки и подслушивания, Хант работал на Никсона, а подслушивание являлось федеральным преступлением.

Сидя на краю кровати, Хелмс позвонил исполняющему обязанности директора ФБР Л. Патрику Грею, в одну из гостиниц в Лос‑Анджелесе. Эдгар Гувер умер за шесть недель до этого разговора, пробыв на своем посту без малого сорок восемь лет. Хелмс осторожно сообщил Грею, что взломщики, схваченные с поличным в «Уотергейте», действовали по указке Белого дома, а ЦРУ не имеет к этому никакого отношения.

– Поняли? Отлично, тогда доброй ночи.

В понедельник, 19 июня, в 9:00, Хелмс созвал в штабе ЦРУ ежедневное совещание старших офицеров. Билл Колби, ныне исполнительный директор ЦРУ, человек номер три в агентстве, вспомнил, как Хелмс тогда сказал: «Нас ждет хорошая взбучка, потому что они – бывшие», то есть бывшие люди ЦРУ, и «мы знали, что эти люди работают в Белом доме». На следующее утро «Вашингтон пост» разразилась статьей, в которой ответственность за события в «Уотергейте» возлагалась на Овальный кабинет, хотя и по сей день никто точно не знает, санкционировал ли на самом деле Ричард Никсон вышеупомянутое незаконное проникновение.

В пятницу, 23 июня, Никсон поручил своему начальнику штаба Х.Р. Холдерману вызвать Хелмса и Уолтерса в Белый дом и приказать им в интересах национальной безопасности «дать отмашку» ФБР. Они согласились подыгрывать друг другу, но это была весьма опасная затея. Уолтерс позвонил Грею и сообщил новость. Но настоящая каша заварилась в понедельник, 26 июня, когда советник Никсона Джон Дин приказал Уолтерсу принести кругленькую сумму, предназначенную для того, чтобы заткнуть рты шести ветеранам ЦРУ, заключенным в тюрьму. Во вторник Дин повторил свое требование. Позднее он сообщил президенту, что цена вышеупомянутого молчания составит 1 миллион долларов. Только Хелмс или Уолтерс, когда Хелмс находится за пределами США, могли санкционировать секретные платежи из черного бюджета ЦРУ. Они были единственными чиновниками в американском правительстве, которые могли законно доставить чемодан с миллионом долларов в Белый дом, и Никсон знал это.

«Мы могли доставить деньги в любую точку в мире , – вспоминал Хелмс. – Нам не требовалось отмывать их. Но если бы наличность поставляло именно ЦРУ и это стало бы достоянием гласности, для агентства это означало бы конец, крушение, – сказал он. – Нет, дело не в том, что я бы оказался за решеткой, согласись я с тем, что хотел от меня в тот момент Белый дом. Главное, что доверие к ЦРУ было бы утрачено навсегда».

И Хелмс отказался. Потом, 28 июня, он покинул Вашингтон, отправившись в трехнедельное турне по представительствам американской разведки в Азии, Австралии и Новой Зеландии, оставив Уолтерса в качестве исполняющего обязанности директора.

Прошла неделя. Нетерпеливые агенты ФБР подняли бучу. Грей сказал Уолтерсу, что ему понадобится письменное указание от ЦРУ, которое в интересах национальной безопасности отменяет расследование. Оба теперь поняли риски документальных улик. Они беседовали 6 июля, а также вскоре после того, как Грей позвонил президенту в его резиденцию в Сан‑Клементе. «Люди в вашем штабе пытаются нанести вам смертельный удар, манипулируя ЦРУ», – сказал он Никсону. Последовало угрюмое молчание, после чего президент приказал Грею продолжать расследование.

Вскоре после того, как Хелмс возвратился из своей поездки в конце июля, Джим Маккорд, ожидая суда и рискуя получить пять лет тюремного заключения, отправил донесение в ЦРУ через своего адвоката. По его словам, люди из окружения президента хотели, чтобы он дал показания, будто незаконное проникновение в «Уотергейт» являлось частью операции ЦРУ. Пусть наказание понесет ЦРУ, сказал ему помощник из Белого дома, заверив, что за этим сразу же последует помилование со стороны президента. Маккорд ответил в письме: «Если Хелмс пойдет на это и операция в «Уотергейте» будет свалена на ЦРУ, хотя это вовсе не так, то я опасаюсь за последствия. Сейчас все стоят на краю пропасти. Передайте, что если они хотят взорвать ситуацию, то выбрали весьма правильный курс».

«Все знали, что нас ждут непростые времена»

7 ноября 1972 года президент Никсон был переизбран на новый срок, одержав триумфальную победу над своими конкурентами. В тот же день он поклялся в течение своего второго срока управлять ЦРУ и Государственным департаментом железной рукой, при этом целиком перестроить оба ведомства по своему образу и подобию.

9 ноября Киссинджер предложил заменить Хелмса на Джеймса Шлезингера, который на тот момент занимал пост председателя Комиссии по атомной энергии . «Очень хорошая идея », – отметил Никсон.

13 ноября он заявил Киссинджеру, что намерен «перестроить дипломатическую службу . То есть упразднить старую дипломатическую службу и создать новую. Я твердо намерен сделать это». В этом деле он возлагал надежды на ветерана УСС и главного сборщика средств на проведение предвыборной кампании для Республиканской партии, Уильяма Дж. Кейси. В 1968 году Кейси настойчиво пытался убедить вновь избранного президента Никсона назначить его, Кейси, директором Центральной разведки, однако тогда Никсон усадил его в кресло председателя Комиссии по ценным бумагам и биржам. Это было хитрое решение, которое взбодрило корпоративные советы директоров по всей Америке. Теперь же, во время второго срока президентства Никсона, Кейси ожидало назначение заместителем Государственного секретаря по экономическим делам. Но его реальное назначение заключалось в том, что этот человек становился «диверсантом» Никсона. Он должен был «разорвать на части этот департамент», – говорил Никсон.

20 ноября во время короткой и довольно неуклюжей встречи в Кемп‑Дэвиде Никсон уволил Ричарда Хелмса с поста директора Центральной разведки. Он предложил ему должность американского посла в Советском Союзе. Наступила неловкая пауза, когда Хелмс мысленно прикидывал последствия такого решения. «Послушайте, господин президент, я не думаю, что идея отправить меня в Москву так уж хороша », – сказал Хелмс. «Что ж, может быть, вы и правы», – ответил Никсон. Тогда Хелмсу в качестве альтернативы был предложен Иран, и Никсон убедил его согласиться. Они также договорились, что на своем текущем посту Хелмс останется до марта 1973 года, до достижения своего шестидесятилетия – формально пенсионного возраста в ЦРУ. Никсон в итоге совершил жесткий и бессмысленный поступок. «Этот человек был просто дерьмом», – говорил Хелмс, дрожа от гнева, когда рассказывал эту историю.

Хелмс до самой смерти считал, что Никсон уволил его потому, что он не уступил в Уотергейтском скандале. Но из архивных документов следует, что отделаться от Хелмса и выпотрошить ЦРУ Никсон решил еще задолго до Уотергейта. Фактически президент считал, что своим отказом Хелмс решил ему отомстить.

– Вы думаете, был заговор ЦРУ, нацеленный на то, чтобы сместить вас с занимаемого поста? – спросил Никсона десятилетие спустя его друг и бывший помощник Франк Гэннон.

– Многие так думают, – ответил Никсон. – У ЦРУ был повод. Ни для кого не секрет, что я был недоволен ЦРУ, его донесениями и особенно его оценками советской военной мощи, а также оценками других проблем по всему миру… Мне хотелось избавиться от части ненужного балласта и т. д. И они знали это. Так что у них был такой повод.

– Вы думаете, они боялись вас? – спросил Гэннон.

– Никаких сомнений, – ответил Никсон. – И у них была причина для таких опасений.

21 ноября Никсон предложил возглавить ЦРУ Джеймсу Шлезингеру, который принял это президентское предложение с нескрываемой радостью. Никсон был не прочь «поставить туда собственного человека, то есть такого, на котором действительно стояло клеймо «R. N. » (Ричард Никсон) – и таким человеком стал Шлезингер », – сказал в интервью Хелмс. Приказы Шлезингера, как и Кейси в Госдепе, были призваны вывернуть ведомство наизнанку. «Избавьтесь от клоунов, – продолжал раздавать команды президент. – Какая от них польза? У них 40 тысяч человек, которые только и занимаются тем, что листают газеты ».

27 декабря президент изложил основные принципы новой миссии. Хотя Киссинджеру хотелось добиться полного контроля над американской разведкой, Никсон предупредил, что «командовать здесь должен Шлезингер ». Если только у конгресса «создастся впечатление, что президент передал всю разведку в руки Киссинджера, начнется бог знает что. Если, с другой стороны, я назову нового директора ЦРУ Шлезингера своим главным помощником по разведывательной деятельности, то мы вполне можем провести это через конгресс. У Генри просто нет на это времени… По этому поводу я теребил его и Хейга больше трех лет, чтобы они реорганизовали разведку. Однако безуспешно». Это было эхо заключительной вспышки гнева Эйзенхауэра в конце срока его президентства, когда тот переживал за свой «восьмилетний провал» в сражении за пределами американской разведки.

В последние дни пребывания на своем посту Хелмс опасался, что Никсон и его лоялисты начнут рыться в досье ЦРУ. Он сделал все, что в его власти, чтобы уничтожить два набора секретных документов, которые могли нанести непоправимый вред агентству. В одних документах содержались улики, свидетельствующие об экспериментах по управлению сознанием с помощью ЛСД и других наркотических средств, которые он и Аллен Даллес лично одобрили два десятилетия назад. Тех документов сохранилось крайне мало.

Второй набор документов представлял собой личные секретные магнитофонные пленки. За шесть лет и семь месяцев службы на посту директора Центральной разведки Хелмс записал сотни бесед в своем кабинете на седьмом этаже. К дню его официального отъезда 2 февраля 1973 года все записи были уничтожены.

«Когда Хелмс покидал здание, у входа собралась огромная толпа, – сказал в интервью Сэм Хэлперн, на тот момент – главный помощник по тайной службе. – В ведомстве не было никого, кто бы мог спокойно взирать на происходящее. Все понимали, что нас ждут весьма непростые времена».

Глава 31

«Изменить концепцию секретной службы»

Крушение ЦРУ как секретной разведывательной службы началось в день ухода с поста директора Центральной разведки Ричарда Хелмса и прихода на его место Джеймса Шлезингера.

На новом посту Шлезингер провел… семнадцать недель. За это время он успел уволить более пятисот аналитиков и свыше тысячи сотрудников тайной службы. Офицеры, работающие за границей, получали зашифрованные телеграммы без подписи, в которых сообщалось, что они уволены. В ответ Шлезингер получил несколько анонимок с угрозами физической расправы, что послужило для него веским поводом обзавестись вооруженной охраной.

В качестве нового руководителя тайной службы Шлезингер назначил Билла Колби, с которым он вскоре встретился, чтобы подробно разъяснить, что настала пора «изменить концепцию «секретной службы ». Наступала эпоха технократии, а время изрядно постаревшей гвардии, которая находилась в игре уже четверть века, безвозвратно ушло. «Он испытывал гиперподозрительность по отношению к роли и влиянию тайных операторов, – вспоминал Колби. – Он чувствовал, что агентство сделалось самодовольным и «обрюзгшим» от их вездесущего господства, и, действительно, в рядах этой гвардии было немало лиц, которые лишь следили друг за другом, играли в шпионские игры и с тоской вспоминали былые безмятежные дни».

Представители «старой гвардии» утверждали, что каждый элемент работы ЦРУ за границей являлся составной частью борьбы против Советов и красных китайцев. Будь вы в Каире или Катманду, вы всегда, на каждом клочке суши и моря, боролись с Москвой и Пекином. Но когда Никсон и Киссинджер чокались бокалами с лидерами коммунистического мира, то какая при этом преследовалась цель? Президентская политика разрядки иссушала наступательный порыв тайной службы времен холодной войны.

Колби произвел пересмотр возможностей ЦРУ. За десятилетие до этого половина бюджета ЦРУ уходила на тайные операции. При Никсоне этот показатель упал ниже 10 процентов. Вербовка новых талантов существенно сократилась, и тому причиной была, естественно, война во Вьетнаме. Политический климат не способствовал привлечению умных выпускников колледжей; растущее количество университетских городков также мешало активной работе вербовщиков ЦРУ. Окончание военного призыва означало приостановку перевода младших офицеров в число действующих сотрудников ЦРУ.

Советский Союз по‑прежнему оставался для американских шпионов неизведанной страной, полной загадок. Северная Корея и Северный Вьетнам были просто белыми пятнами. ЦРУ покупало информацию у дружественных иностранных разведывательных служб и лидеров третьего мира, которых напрямую и контролировало. Лучше всего это проявлялось на периферии властей, но эти места были «дешевыми», обзор глобальных событий с них был несколько затруднен.

Советский отдел ЦРУ все еще был парализован теориями заговора Джима Энглтона, который по‑прежнему отвечал за американскую контрразведку. «Энглтон просто опустошил нас, – за явил Хэвиленд Смит из ЦРУ, который проводил операции против Советов в 1960‑х и 1970‑х годах. – Он оставил нас на обочине советского бизнеса».

Одна из многочисленных малоприятных задач Билла Колби состояла в том, чтобы принять решение по поводу алкоголика‑контрразведчика, который теперь пришел к выводу, что и сам Колби является «кротом», работающим на Москву. Колби пытался убедить Шлезингера, чтобы тот уволил Энглтона из ЦРУ. Новый директор колебался, особенно после одного характерного эпизода.

В своем темном и закоптелом кабинете Энглтон провел для нового босса виртуальное путешествие на пятьдесят лет назад, к истокам советского коммунизма, познакомив с изощренными операциями и политическими манипуляциями, которые русские проводили против Запада в 1920‑х и 1930‑х годах через двойных агентов, а также с кампаниями по распространению дезинформации в 1940‑х и 1950‑х годах. Свою демонстрацию Энглтон завершил предположением о том, что в 1960‑х годах Москва смогла просочиться в ЦРУ, причем на самом высоком уровне. Короче говоря, противник прорвал оборону ЦРУ и окопался глубоко в американском тылу.

И Шлезингер попался на эту удочку, очарованный дьявольским экскурсом в историю, который организовал ему Энглтон.

«За рамками устава этого ведомства»

Шлезингер заявил, что рассматривает ЦРУ как «центральное разведывательное управление – каждое слово с маленькой буквы ». При Киссинджере оно стало не чем иным, как «определенным компонентом Совета национальной безопасности». Он намеревался передать его в ведение заместителя директора Вернона Уолтерса, в то время как сам активно занимался спутниками‑шпионами Управления национальной разведки, колосса электронной слежки при Агентстве национальной безопасности, а также военными донесениями Разведывательного управления министерства обороны. Он намеревался выполнять роль, которую в общих чертах обрисовал в донесении президенту – в качестве директора Национальной разведки.

Но его огромные амбиции были подорваны серьезными преступлениями и правонарушениями Белого дома. «Уотергейтский скандал начал вытеснять почти все остальное, – сказал Шлезингер, – и стремления, которые были у меня вначале, постепенно вытеснялись потребностью защиты и фактического спасения нашего агентства».

Ему пришло в голову нестандартное решение.

Шлезингер думал, что его проинформировали обо всем, что было известно ЦРУ о событиях в отеле «Уотергейт». Он был потрясен, когда Говард Хант заявил, что он и его «сантехники» проводили обыски в кабинете психиатра Дэниела Эллсберга при технической поддержке ЦРУ. При пересмотре ведомством собственных досье натолкнулись на дубликат пленки, которую проявили для Ханта, когда тот проводил расследование. В дальнейшем обнаружились письма от Джима Маккорда, которые можно было рассматривать в качестве угрозы шантажа президента Соединенных Штатов.

Находясь в составе УСС, Билл Колби не раз забрасывали в тыл противника. Он провел шесть лет, контролируя уничтожение коммунистов во Вьетнаме. Он не так уж легко поддавался на показной произвол. Но гнев Шлезингера он счел внушающим опасения. Директор рвал и метал. «Если нужно, увольте всех! – кричал он. – Разберите на части, раскройте все!» Затем Шлезингер составил служебную записку для каждого сотрудника ЦРУ. Составленное мелким шрифтом примечание было одним из самых опасных решений, которые когда‑либо принимал директор Центральной разведки. Это было наследство, которое он предпочел оставить:

«Я приказал, чтобы все старшие сотрудники агентства немедленно докладывали мне о любых действиях, происходящих сейчас или имевших место в прошлом, которые могли бы считаться выходящими за рамки установленного законом устава агентства.

Тем самым я призываю каждого, кто в настоящее время работает в ЦРУ, сообщать мне о любых таких действиях, о которых ему известно. Приглашаю всех бывших сотрудников сделать то же самое. Любому, у кого имеется такая информация, следует позвонить… и сказать, что он желает сообщить мне о «действиях за рамками устава ЦРУ».