Document Outline 12 страница

в каком-то смысле мой отец был в заложниках, и я ожидал указаний от его похитителя.

— Прости, Джилл, — прошептал я. Я говорил это как никогда от души.

—Тристен, подойди, — настояла она, похоже понимая, что на самом деле произошло

между мной и зверем. — Быстрее.

Я снова поцеловал ее и пошел к телефону, оставив Джилл одну в своей комнате.

Глава 56

Джилл

Я ждала, лежа в кровати Тристена, слушая, как он говорил по телефону.

Я... лежала в кровати Тристена .

Что, если бы телефон не зазвонил?

Меня настолько захлестнули чувства, что я чуть не призналась ему в любви . Но то, чем

мы занимались, меня не только возбуждало, но и пугало. Я чувствовала его упругое, сильное

тело, я чувствовала... его всего. Он прижимался ко мне. Осознание этого, само событие

казалось мне таким чудесным и волнующим, но в то же время я боялась.

Я оказалась в постели с парнем. И было очевидно, что он готов к большему, чем

просто поцелуи.

А Тристен все разговаривал. Я слышала его низкий мужественный голос.

Что будет, когда он вернется? Будем дальше целоваться? Поговорим о... презервативах?

Интересно, у него есть презервативы? Или он спросит, пью ли я таблетки? Или догадается,

что нет? По моей весьма заметной неопытности...

Кожа у меня горела и зудела. Я села, потом встала с кровати.

Ложась рядом с ним, я даже не предполагала, что мы начнем целоваться. Я-то считала,

что у него слишком все болит и совсем нет сил даже подумать о... том, чем мы занимались.

Но это все как-то вдруг произошло, он навалился на меня — я этого хотела, но...

Я принялась нервно расхаживать по его комнате, не зная, чем заняться, и настроение у

меня как-то испортилось.

Та девчонка, которая целовала Тристена в лаборатории, появившаяся, когда я ощутила

вкус раствора у него на языке, — она бы не одергивала блузку, мешая его руке подняться

выше. Нет, она сама бы разделась . Но я не она...

Продолжая ходить из утла в угол, я подошла к его столу. И заметила под какими-то

другими книгами то самое первое издание «Странной истории доктора Джекила и мистера

Хайда». И вспомнила, как Тристен не хотел, чтобы оно попало мне в руки.

Он все еще разговаривал по телефону. Слов я не разбирала, но поняла, что звонил не

его отец, как он надеялся. Или боялся. Голос Тристена был спокоен, говорил он весьма

сдержанно, как будто не так-то уж хорошо знал звонившего.

Передо мной лежала запретная книга, она манила меня. Почему он не хотел, чтобы я ее

видела? Я же отдала Тристену вещи, имевшие огромную ценность для моей семьи. А он что

от меня скрывал? Было ли у меня право знать о нем все? Мы же лежали в одной постели ...

Я импульсивно протянула руку, вытащила книгу и открыла форзац с дарственной

надписью, на которую упал мой взгляд еще тогда, в лаборатории.

Тристену, с благодарностью за его силу, когда я был слаб. Никогда и ни за что не

сомневайся в справедливости своих поступков, как бы люди ни судили... Храни ...ть обо мне...

Я не все могла разобрать, дед Тристена и с самого начала писал совсем без нажима, а к

концу строки почерк становился совсем неразборчивым — видно, что рука дергалась. К тому

же на листе были пятна, которые я уже заметила в прошлый раз, чуть ниже подписи. Одно

большое, а еще отпечаток пальца — поменьше. Я поняла, что это кровь: уже не в первый раз

видела подобное.

Я присмотрелась повнимательнее. Точно кровь, как и на списке моего отца...

— Джилл? Что ты делаешь?

Я резко подняла голову, закрыла книгу и повернулась — в дверном проеме стоял

Тристен со скрещенными руками и смотрел на меня.

— Тристен, — заикаясь, начала я, охваченная чувством вины, а также какой-то смутной,

но очень давящей тревогой, — Что ты сделал ?

Глава 57

Джилл

— Джилл, говорил же я тебе ее не трогать, — сказал Тристен, входя в комнату и

закрывая за собой дверь. В глазах проглядывал какой-то холодок, словно он на меня злился.

— Это личное.

От смущения у меня вспыхнули щеки, но я не сдалась и не положила книгу.

— Тристен, я же с тобой всем поделилась. — Ну, почти всем…

Тристен подошел ко мне еще ближе и мягко, но уверенно вытащил книгу у меня из

пальцев.

— Джилл, — сказал он, и я заметила, насколько он бледен. — Мне кажется, что будет

лучше, если всего обо мне ты не узнаешь.

Я посмотрела на него и покачала головой:

— Тристен, это нечестно. Ты не можешь решать за меня.

У него был какой-то секрет. Страшный.

Ужасные тайны в моей жизни чем-то напоминали пятна крови. Я была уже настолько

хорошо знакома с Тристеном, что узнавала многое издалека. Бегающий и затравленный его

взгляд выдал все, что мне было нужно, за исключением самой правды.

— Тристен, что произошло? — настойчиво повторила я. — Я имею право это знать.

Мы только что вместе лежали в постели. Благодаря мне он обрел ключ к изгнанию

собственных демонов, я была с ним рядом, когда он чуть не погиб. Я заслужила правду. Он

должен был объяснить мне, что написано в этом странном посвящении... и откуда взялось

кровавое пятно.

— Джилл, — сказал он, с легкостью сдаваясь, словно ждал возможности кому-то

довериться. Он положил книгу и провел здоровой рукой по волосам. Холодка в его глазах

больше не было. Наоборот, стало казаться, что его мучают вина и горе. — Не знаю, как тебе

сказать, — начал он. — Я до недавнего времени даже не был уверен в том, что все это правда.

Я надеялся, что это не так, пытался убедить себя...

— Тристен, все в порядке, — уверила его я. Но я боялась. — Рассказывай.

Он побледнел еще больше, губы побелели, но смотрел он прямо мне в глаза.

— Джилл, я убил своего деда.

Глава 58

Джилл

— Что? — Я хотела, чтобы он сказал это еще раз, надеясь, что услышала что-то не так.

— Тристен, повтори.

— Я убил своего деда, — снова сказал он. — Точнее, это сделало чудовище — моими

руками.

Мы стояли лицом друг к другу, мне хотелось убежать, но он перегородил мне выход.

— Как? — спросила я. Голос мой звучал сдавленно. — Что ты...

— Ножом. — Он скривился так, словно его самого опять резанули. — Похоже, зверю

предпочтителен этот способ.

Я понимала, что на самом деле Тристен не может нести ответственности за то, что

случилось с его дедом. Рассудком я понимала, что не его в этом надо винить. Я видела, как он

менялся, и знала, что зверь и мой любимый — не одно и то же. Но я все же смотрела на его

руки — вонзившие лезвие в собственного родственника. В человека, которого он любил...

который подарил ему музыку, научил сочинять. У Тристена в руках был нож...

В моем больном воображении эти образы смешались с фантазиями об убийстве моего

собственного отца, которому тоже перерезали горло.

— Тристен, нет! — воскликнула я, качая головой. — Не верю, что это сделал ты!

— Джилл, я этого и не делал, — сказал он. Но голос его звучал не очень уверенно. —

То есть само действо было произведено моим телом. Но это был не я. Ты же помнишь, как я

той ночью переменился…

Я его слышала и понимала, что он прав, но страх и ужас все равно побеждали рассудок.

Я лежала рядом с убийцей. Не с потенциальным убийцей — ведь Тристен этого боялся, — а

с настоящим . С человеком, пролившим чью-то кровь. Я все еще качала головой и пятилась

от него. Он только что этими же пальцами касался меня...

— Тристен, нет.

Он сделал шаг вперед, протягивая ко мне руку, он говорил поспешно, признание лилось

из него.

— Прошу тебя. Попытайся понять. Дед умолял помочь ему уйти из этого мира. Он

помнил все те ужасы, которые совершил он сам , и он больше не мог так жить. Он уже был

прикован к постели, почти парализован, и днем и ночью его терзали воспоминания, которые

раньше как-то удавалось подавлять. Он упрашивал меня украсть у отца смертельную дозу

таблеток, но этого я сделать не мог. Я слишком сильно его любил, чтобы потерять его

навсегда. Я был эгоистом, таким эгоистом, что не мог покончить с его страданиями.

— Тристен... — Я отошла от него еще дальше и уперлась в стену. Уже начало темнеть.

Уже, в общем-то, совсем стемнело. — Перестань!

Он шел за мной, пытаясь меня подбодрить, но я чувствовала себя как в ловушке.

— Джилл, пойми. Дед каким-то образом пробудил во мне зверя, вызвал его по

собственному желанию. Он говорил колкости, называл меня трусом и ничтожеством... он

сказал, что я слишком слаб, чтобы посмотреть в лицо правде о нашем семействе. Он

рассказывал, какой это кайф — убивать, он обращался непосредственно к чудовищу, пытаясь

заставить его перехватить власть надо мной, взять нож и впервые вкусить это удовольствие,

вонзив лезвие в его плоть. Я умолял его замолчать…

Хотя Тристен рассказывал все это совершенно ровным голосом, по его щеке побежала

слеза, но у меня внутри все настолько похолодело, что сочувствия я не испытывала. Я

вообще ничего не чувствовала.

— Больше я ничего не помню, — добавил он. — В себя я пришел уже дома, с чистыми

руками, и тут как раз приехали полицейские и сообщили, что деда нашла сиделка — он

лежал в кровати с перерезанными запястьями. Они решили, что он покончил с собой. —

Тристен бросил взгляд на «Странную Историю...». — Но у меня осталась эта окровавленная

книга с подписью. Я пытался убедить себя в том, что в худшем случае зверь подал ему нож.

Но это был самообман. Дед и писать-то еле мог, а одна рука была перерезана вообще до

кости ...

Тристен закрыл глаза, может быть, он старался и избавиться от видений, а может, он

наказывал себя, стуча переломанной рукой по голове.

— Я это впервые вслух произношу. Господи, Джилл...

Он мучился. Но я не пошла ему навстречу.

Пока он стоял с закрытыми глазами, я воспользовалась моментом и кинулась через весь

дом, резко распахнула входную дверь, вылетела на крыльцо и влезла в машину. У меня так

тряслись руки, что я целую вечность не могла закрыть дверцу. Потом еле вставила ключ и

резко надавила на газ, я в отчаянии съехала с дорожки и, пробуксовывая, понеслась по траве,

чтобы убраться от него подальше.

Я лишь однажды посмотрела в зеркало заднего вида на уменьшавшийся вдалеке домик

Тристена.

Как он вышел на крыльцо, я не видела.

Я даже не думала, что он побежал за мной.

Глава 59

Джилл

Мне давно уже не требовалось маминой поддержки, когда я плакала. Даже когда умер

отец, я понимала, что у нее самой не было сил, чтобы помочь мне. Но по пути домой от

Тристена я думала лишь об одном: хочу к маме.

Заводя машину в гараж, я заметила, что в ее комнате горит свет, и поспешила домой,

бегом поднялась по лестнице, постучала в ее закрытую дверь:

— Мам?

— Заходи!

Я распахнула дверь, готовая кинуться в ее объятии. Я понимала, что о Трнстене ей

рассказывать нельзя — ни о том, что между нами чуть не произошло, ни о том, что он сделал,

когда жил еще в Англии. Я собиралась сказать ей, что в школе был тяжелый день, и мне

хотелось, чтобы она меня обняла.

Но увидев ее, я застыла на месте:

— Мам?

Невероятно, но на ней было платье.

— Джилл, как я выгляжу? — Она разгладила подол, как будто не была уверена в себе.

—Нормально?

— Отлично, — сказала я, ничего не понимая. Это было черное платье, которое она

надевала, когда отец приглашал ее в хорошие рестораны. — Ты куда-то собираешься?

— Да, с друзьями, — сказала она, отвернувшись от меня к зеркалу. — С работы.

— А... — Я так и осталась стоять в дверях, не зная, что делать. Мне все еще хотелось

броситься к ней. Но она казалась... чуть ли не счастливой. Имела ли я право портить ей

настроение?

Мама, похоже, мою реакцию расценила неправильно, потому что она добавила, не

оборачиваясь:

— Надеюсь, ты не против. Я понимаю, что, поскольку мне стало лучше, надо побольше

работать. Но Фредерик считает, что мне и развлекаться тоже нужно.

Фредерик. Чудовище, которое спасло мою мать, когда она была на грани потери

рассудка. Он вылечил мою мать, но он был опасен и склонен к насилию ... как и Тристен.

— Мам, — сказала я, стараясь сдерживать не только печаль, но и беспокойство за нее,

— как ты думаешь, тебе все еще нужна помощь доктора Хайда? Я к тому, что тебе уже,

похоже, намного лучше.

— Да, Фредерик тоже так считает. — Мама пригладила волосы, глядя на свое

отражение в зеркале. — Как с профессионалом я с ним больше не встречаюсь.

Я была так рада это слышать и в то же время настолько поглощена собственным горем,

что на ключевое слово даже внимания и не обратила.

— Пойду к себе, — сказала я, потому что мама продолжала смотреться в зеркало и обо

мне, похоже, забыла. На ее губах играла улыбка, и я понимала , что не могу вываливать на

нее свою печаль. — Я устала, — добавила я. — Может, спать лягу пораньше.

— Хорошо, Джилл. — Мама открыла коробочку с украшениями, выбрала сережки,

надела их. — Увидимся завтра утром. Двери не открывай!

— Конечно, — согласилась я и закрыла дверь, глаза мои снова налились слезами.

Можно ли еще когда-нибудь будет рассчитывать на маму? На Тристена точно нельзя...

Уж и не знаю, как мне удавалось сдерживаться, пока я шла в свою комнату. Тристен

убил человека. И его тайна стала моей тяжелой ношей, она уничтожила нас как пару, я снова

осталась одна.

Закрывшись в комнате, я дала волю слезам, но старалась плакать потише, уткнувшись

лицом в подушку, пока в дверь не постучала мама и не сказала мне «до свидания». Услышав,

как закрылась входная дверь, я начала реветь в голос. Не помогло. Может, дело в том, что в

последний год я плакала слишком часто и слезы перестали приносить былое облегчение.

Свою злость и боль я точно не выплакала.

Я не была готова отдать свое сердце, душу и тело человеку, забравшему чью-то жизнь,

причем так же бесчеловечно и жестоко, как поступили и с моим отцом.

Тристену следовало быть сильнее, когда его дед молил о смерти.

Он недостаточно настойчиво сопротивлялся.

Нет. Я Тристена Хайда любить не буду.

Но пока я рыдала, какой-то слабый голос твердил мне, что я все еще люблю его.

Этот голос... это он заставил меня расстегнуть кармашек рюкзака, в котором лежал

украденный пузырек с раствором. Я собиралась отдать его Тристену, сказав, что сама не

поняла, как он оказался у меня. Но этот настойчивый советчик, черт за плечом,

противоречащий голосу совести, нашептывавшему, что Тристена любить нельзя, именно он

подтолкнул меня открыть пузырек и сделать глоток.

Мне лишь хотелось заставить его замолчать. На несколько часов. Или, может, навсегда .

Или мне хотелось чего-то другого? Например, настоящей свободы, которую

олицетворял этот голос? Мне ведь было настолько больно, что хотелось сделать что-нибудь

плохое, что-нибудь злое. Может, даже причинить кому-то такие же страдания, которые

испытывала я сама.

Думаю, доводы мои не имели особого значения, потому что я упала на пол,

схватившись за живот, по моим венам растеклась боль, ломая и освобождая меня.

Глава 60

Джилл

Двойной эспрессо обжигает горло. Новый лифчик мягко прилегает к груди. А

украденные стринги…

— Джекел, ты какого хрена здесь делаешь?

Я улыбаюсь Тодду Флику, глядя на него снизу вверх и гадая, чего же он так медлил,

прежде чем подойти ко мне. Какое же он восхитительное и омерзительное чмо.

— Что? Это место зарезервировано для пацанят, облизывающих туфли Дарси Грей?

Ухмылка сходит с лица Флика, его хорошенькие глазки вспыхивают.

— Да что с тобой в последнее время? — возмущенно спрашивает он. — Если ты

думаешь, что, начав встречаться с Хайдом, ты вдруг стала сильно крутой, то ошибаешься.

Он и сам ничего не стоит.

— Он же тебя отметелил, нет? — Смеясь, я показываю на руку Флика. — Тогда чего

же стоишь ты?

— Э…

— И давай посмотрим правде в глаза. — Я развожу руки сантиметров на двадцать

пять. — Он у Тристена тоже побольше, раза в два.

— Сучка! — плюет Флик. — Брехня это!

— Ну, слухи-то по школе ходят. Дарси жаловалась, что у тебя маленький, да и

пользоваться ты им толком не умеешь.

— Заткнись! — вопит он. — Дарси такого не говорила!

— Слушай, Тодд. Меня это не волнует. Меня ты лапать не будешь. Слава богу.

— Ты меня голыми руками не возьмешь!

Я смеюсь:

— Что? Он у меня между пальцами выскользнет?

У Флика отвисает челюсть, он даже не находит, что ответить, поэтому, осушив

чашку с эспрессо, я с грохотом ставлю ее на стол и ухожу, отталкивая его так, чтобы

непременно коснуться его своими сиськами.

И спиной чувствую его взгляд, пока иду к машине.

Глава 61

Джилл

Я проснулась, лежа поверх одеяла... Одетая как-то непривычно. Я почувствовала это

даже раньше, чем увидела. Косточка лифчика упиралась в грудную клетку, и казалось, что у

меня веревочка в...

О, нет. Я попробовала поправить веревочку, но наткнулась на узкую юбку. Что я

наделала? Воспоминания были туманные, словно ускользающий сон.

Я встала с кровати и подбежала к зеркалу. С лицом все в порядке, а вот с одеждой...

Откуда я это вообще взяла? У меня даже денег на это никогда не было!

Мой взгляд метнулся на рюкзак. Раствор. Я вспомнила, как выпила немного...

Вся вспотев, я сорвала с себя одежду и судорожно принялась искать бирки —

присвистнула, увидев имена известных дизайнеров. Посмотрела на грудь. Этот лифчик... В

нем моя маленькая грудь выглядела на удивление сексапильно.

Я что, все это украла ? Никак не удавалось вспомнить...

Сердце бешено колотилось, в голове стучало. Что еще я натворила? Куда в таком виде

ходила? Меня кто-нибудь видел?

Я сунула новую одежду поглубже в шкаф и быстро пошла в душ. Натерлась мочалкой

до скрипа, словно содеянное можно было смыть. Потом оделась как обычно и пораньше

вышла из дому, чтобы не встречаться с мамой.

Может, она меня вчера в таком виде застала? И мы о чем-то говорили? Может, у меня

неприятности ?

А что будет в школе? Видел ли меня кто-нибудь из одноклассников? Возможно…

Я шла, светило солнце, и я вдыхала свежий ноябрьский воздух, стараясь придумать, что

скажу, если вдруг с кем-то все-таки встретилась вчера. И не думать о том, как я чувствовала

себя в этой одежде, и уж тем более не задавать вопросом: почему я сунула ее в шкаф, а не в

мусорный бак во дворе?

Глава 62

Джилл

Я была в кабинете рисования, прикрепляла к холсту прошлогоднюю фотографию,

чтобы уже в сотый раз перерисовать на своем автопортрете глаза, как вдруг в комнате

наступила какая-то непривычная, тревожная тишина. Обычно, устанавливая мольберты, все

безудержно шумели, но тут вдруг резко смолкли.

Даже не глядя, я поняла, что в класс вошел Тристен.

Я безвольно опустила руку, повернулась — и действительно увидела его: он смотрел

прямо на меня, а весь класс глазел на него .

Я покачала головой, пытаясь сказать Тристену, что ему лучше уйти, но он направился

прямо ко мне, не обращая внимания на недовольный взгляд учительницы.

— Тристен, — сказала мисс Лэмпли не особо убедительно. Думаю, что, как и всех, ее

насторожили рана, самодельная повязка на руке и усталый, загнанный, но решительный

взгляд. — Мне кажется, что тебе здесь нечего делать.

Я испуганно посмотрела на нее. Она что, правда считала, что такое робкое обращение

может остановить Тристена Хайда?

— Я всего на минутку, — ответил он, игнорируя ее протест и не останавливаясь. Он

шел, обходя одноклассников, которые смотрели на него с тревогой и интересом и отступали

сами, если он подходил к ним слишком близко.

— Тристен, уходи, прошу тебя, — прошипела я, когда он добрался до меня.

Меня он тоже не послушался и попытался взять за руку:

— Джилл...

Я вырвалась, приказывая ему:

— Не трогай меня.

— Отлично, — согласился он, скрещивая руки на груди. — Как скажешь.

— Зачем ты сюда пришел? — спросила я, глядя на холст, на котором была изображена

невинная девушка с натянутой улыбкой, какой я была в прошлом году. — Чего ты хочешь?

— Я насчет конкурса, — ответил он.

Я даже усмехнулась:

— Никакого конкурса. Тристен, с этим покончено .

Краем глаза я заметила, что мисс Лэмпли подошла поближе, наблюдая за Тристеном. Я

также заметила, что он слегка обернулся и бросил на нее взгляд.

Она отошла, и он снова повернулся ко мне.

— Как бы ты ко мне ни относилась, — продолжил он, — деньги тебе нужны, а опыт

наш удался . Мы можем выиграть.

— Мне плевать на деньги, — соврала я, хотя до сих пор не оплачивала счета вовремя.

— Можем начать работать днем, — добавил он. — Тебе не придется оставаться со мной

наедине.

Я слегка закашлялась и демонстративно отвернулась от него, Я просто мечтала остаться

с ним наедине... Но совсем не хотела этого.

— Тристен, не важно, — сказала я. — Мы не будем участвовать в конкурсе.

— Джилл. — Он назвал меня по имени таким твердым голосом, что я обернулась:

— Что?

— Мы с тобой заключили сделку, — напомнил он. — Ты помогла мне, а теперь я

должен выполнить свои обязательства.

— Тристен, мы о презентации даже не задумывались, — сказала я дрогнувшим

голосом, и не потому, что меня огорчало прискорбное положение дел с нашим заброшенным

проектом. — Как мы представим публике то, что узнали? — И добавила, чуть не плача, то,

что касалось не только нашей заявки на конкурс: — У нас ничего не получилось, Тристен.

Он взял меня за плечо и наклонился.

— Джилл, мы справимся, — сказал он. — Ты же знаешь, что это в наших силах. — Он

сжал мою руку. — Мы обойдем Дарси и всех остальных. Мы умные, мы сможем

использовать наработанный материал и выиграть.

Мне следовало бы вырвать руку, но я этого не сделала. Дарси... Мне хотелось ее обойти.

И деньги мне были нужны.

И победить мне хотелось.

— Ладно, — согласилась я, решительно высвобождая руку. — Но работать будем, когда

школа открыта, и в этот раз решать все буду я, потому что это мои деньги. Ты так сказал.

— Мне они не нужны, — ответил он. снова скрещивая руки. — Я и эту часть договора

выполню.

Я на секунду задумалась о предложении Тристена.

— Позволь мне помочь тебе выиграть, — повторил он так тихо, что я сама еле

расслышала. — Позволь мне с пользой прожить свои последние дни.

Когда он сказал это, у меня предательски дрогнуло сердце. Его отец… Тристен знал, что

он вернется за ним. Мне очень не хотелось смотреть на рану на его щеке, но я не могла

сдержаться. Вполне вероятно, что вскоре один из них убьет другого.

— Прошу, — снова сказал он, — позволь мне выполнить свою часть уговора.

Я представить не могла, что придется работать с ним бок о бок. Даже стоять с ним

радом в течение нескольких минут было невыносимо больно. Но если Тристен Хайд

чувствовал, что, помогая мне, он сможет хоть как-то искупить свой грех, который он на себя

взял, лишив человека жизни, то я была готова дать ему эту возможность хоть немного

очистить совесть. Особенно после того, как узнала, каково это — потерять контроль над

собой под воздействием напитка, изобретенного моим предком, который и сделал Хайда

порочным человеком.

— Начнем сегодня после обеда, — сказала я и взяла кисть, чтобы дать ему понять, что

ему пора. Иди, Тристен. Уходи, прощу…

Ушел он молча, я, в отличие от всех остальных учеников, не стала провожать его

взглядом. Я смотрела на свой автопортрет, мой взгляд метался между фотографией и

рисунком, пока меня не затошнило. Мне стало казаться, что девушка на снимке начала

расплываться и исчезать, а та, которую я пыталась запечатлеть на холсте, была мне совсем

незнакома.

Неужели я сама не знаю, какие у меня глаза?

Крепко держа кисть без краски, а вспомнила вечер, когда Тристен играл на нашем

старом «Стэйнуэе» — я тогда видела тьму в его глазах, тьму, которую было слышно и в

музыке. Я еще подумала в тот момент, не ее ли мне не хватает в собственном творчестве.

Но я ошиблась. Это была не я. Я никогда не стану такой, как он.

Я вытерла рукой губы, на которых вдруг появился металлический привкус,

напоминавший о выпитом вчера растворе.

Ярость, направленная на отца, спрятанная одежда, рука, перерезанная до кости, кровь

на белых простынях и бумаге...

Нет! Это не я .

Слабой рукой я окунула кисть в белую краску и закрасила глаза толстыми, отчаянными

мазками — чтобы начать все с начала. Но сколько я ни старалась, я не могла понять, с чего

начать.

Когда мисс Лэмпли наконец велела нам собираться, я почувствовала облегчение. А

когда зазвонил звонок, я вышла в коридор и радостно направилась к кабинету социологии,

где надо будет просто слушать и конспектировать.

Сев на свое место, я почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернулась и увидела

Тодда Флика, он сидел в самом конце класса и просто сверлил меня глазами. Вдруг он

прошептал: «Сучка».

Я отвернулась в ужасе и шоке, не понимая, чем заслужила такую неприкрытую

ненависть, не говоря уж про то, что раньше меня так никто не обзывал.

Это... не про меня .

Глава 63

Джилл

— Я так рад, что вы решили принять участие в конкурсе, к тому же с таким интересным

проектом. — Мистер Мессершмидт изливал свои чувства, потирая руки и счастливо

улыбаясь — мне, Тристену и стопке старых бумаг, лежавшей перед нами на столе. —

Подумать только, воссоздать этот знаменитый опыт по оригинальным записям! Здорово.

Просто поразительно!

Мистер Мессершмидт попробовал протянуть руку, словно хотел дотронуться до

старинных бумаг, но я придвинула их к себе, чтобы он не мог их достать. Меня несколько

удивлял энтузиазм учителя по поводу нашего с Тристеном сотрудничества, и мне не

нравилось, как он смотрит на документы. Я, конечно, не думала, что он может украсть

принадлежавшие моей семье архивы, но все же... видно было, что у него слюнки потекли.

— Они довольно ветхие, — сказала я, аккуратно положив пальцы на пожелтевшие

страницы. — Их лучше лишний раз не листать.

— Разумеется, — согласился мистер Мессершмидт, убирая руку. И с некоторым

недовольством посмотрел на меня: — Джилл, но почему же вы не выступили с этим

предложением раньше? Презентация должна быть готова уже меньше чем через две недели!

— Не знаю, — соврала я и растопырила пальцы, словно пытаясь скрыть эти записи ото

всех, — Наверное, я об этом даже не задумывалась.

— Не задумывалась об этом ? — Учитель со смехом указал на документы. — Верится с

трудом!

— Не просто «верится с трудом», а. полный бред, — подала голос Дарси, которая

сидела с Тоддом за первым столом, как обычно. Она даже не удосужилась извиниться за то,

что подслушивала. — Они работают уже несколько недель.

— А что, держать свои планы при себе запрещено правилами? — риторически

поинтересовался Тристен. На самом деле ему до правил и дела не было. — Неужели надо

устраивать спектакль, чем бы ты ни занимался ? Кого-то, Дарси, интересует только результат.

Ее голубые глаза вспыхнули.

— Или вы просто обманываете...

Тристен рассмеялся:

— Ты хвасталась, что будешь работать одна, но, как я нижу, у тебя есть напарник. Так

кто тут жульничает?

— Тодд всего лишь мой ассистент , — пояснила она, повышая голос. — А не напарник