Document Outline 11 страница

Он взял кружку, протер глаза:

— Спасибо, Тристен.

Пей. Просто выпей . Я отвернулся, чтобы взять, еще одну чашку, чтобы не пялиться на

него. Но когда я наливал кофе себе, у меня дрожали руки. Ну, он пьет? Пьет?

— Тристен?

У меня кровь застыла в жилах.

— Да?

— А что ты хотел достать из шкафчика? Что у нас там, на такой высоте?

— Хотел посмотреть, нет ли там еще кофе, — сказал я первое, что пришло в голову. —

Мы вроде покупали, но он как будто испарился.

— А... .

Он что, еще не отпил? Почему его еще не скрючило от боли? Надо посмотреть, что он

там делает, черт возьми...

Больше я этого давления вынести не мог и повернулся к отцу. К тому времени я уже

был уверен, что он что-то заподозрил. И что мой план провалился.

Увидев его лицо, я понял, что не ошибся.

К сожалению, я опоздал, буквально на мгновение.

Глава 49

Тристен

— Как ты посмел? — ревел зверь. Прямо за моей головой разбилась чашка с раствором

— я вовремя пригнулся. Преимущество было на его стороне. Пока я стоял к нему спиной и

не видел его, он молча вынул нож из подставки.

— Пап! — закричал я, когда он кинулся на меня и прижал к кухонным шкафам. Он с

силой схватил меня за горло и принялся стучать моей головой по тонкой деревянной дверце,

я даже почувствовал, как пробил ее. — ПАПА!

Хотя это не был мой отец. Но как мне еще было к нему обращаться? Он ударил меня

под дых, я весь согнулся от боли, но все же попытался оттолкнуть его:

— Папа, не надо!

Зверь стиснул меня еще сильнее, с какой-то невероятной мощью.

Я уверен, что своего отца я бы поборол. Я был моложе и сильнее. Но существо, с

которым мне пришлось сражаться, оказалось слишком яростным и сильным, реальное

воплощение зла, оно с легкостью удерживало меня, несмотря на все мое сопротивление. Я

стих, когда он медленно и уверенно поднял нож, приставив его мне под подбородок, тем

самым сначала усмирив меня, а потом заставив посмотреть в его омерзительные глаза.

Облизнув губы, он опустил нож ниже, к горлу, в самую уязвимую его точку. Казалось,

если он вонзит нож снизу вверх, я почувствую, как металл войдет в мозг.

Я старался не двигаться, не сводить с него глаз и успокоить собственное дыхание — я

боялся, что могу дернуться и напороться на нож сам . Hо взгляд мой бегал туда-сюда, я готов

был смотреть куда угодно, только не в его глаза, так как до смерти боялся того, что мог там

увидеть. Или того, что по моему взгляду он заметит отсутствие зверя.

— Посмотри на меня, — наконец рявкнул он, сильнее вдавливая нож в кожу.

Я задыхался от напряжения, и это его слегка смягчило. Я заставил себя посмотреть в

его серые глаза. В звериные серые глаза. И больше уже не мог отвернуться от этого взгляда.

Передо мной стояло чудовище, в котором не осталось даже следа от моего отца. Не

осталось ничего разумного и человечного. Как же я раньше этого не замечал? Как

получилось, что этот зверь обманывал меня так долго уже после того, как отец сделал

последнюю запись в дневнике?

Но я знал правду. Я просто не хотел видеть чудовище. То есть в какой-то мере я

обманывал сам себя. Стоя в кухне и глядя на него, я мельком увидел реальность, а потом, как

и минуту назад, снова отвел взгляд.

Чудовище, угрожавшее ножом, без тени раскаяния заглянуло в мою душу. Пристально

смотрело мне в глаза, осознавая случившееся.

— Тристен, что ты наделал? — прогремел он; от его горячего мерзостного дыхания мне

стало дурно. Он снова принялся трясти меня, сжимая горло, и едва не задыхался. — ЧТО ТЫ

НАДЕЛАЛ, ТВОЮ МАТЬ?

— Ты знаешь, что я сделал. — Я жадно глотнул воздуха, — Я и тебе бы мог помочь,

папа.

— Твоего отца НЕТ, — рявкнул он. — Ему уже не поможешь! Я ВМЕСТО НЕГО!

— Не верю, — сказал я, глядя ему прямо в глаза, ища в них хоть что-то, что могло

остаться от папы, хоть малейший намек на то, что он еще где-то есть. Пусть и задавленный

схватившей меня тварью. — Я могу тебе помочь! Я нашел способ!

Позже, когда все уже уляжется, я не раз еще задумаюсь о том, что, наверное, в этот

момент я как-то все же достучался до отца, и это спасло мне жизнь, потому что зверь на долю

секунды заколебался, немного отодвинул лезвие от шеи, даже взгляд его стал мягче.

А потом, громко зарычав, он размахнулся и резанул ножом по щеке. На белоснежный

холодильник брызнули капли крови, я зажал рану рукой. Он меня выпустил, и я чуть не упал,

сильно ударившись рукой об острый край стола — кости хрустнули, я рухнул на колени,

забыв о порезе и вцепившись в переломанную руку.

Как он мог?.. Так со мной?..

Я поднял взгляд на него, вглядываясь в такое знакомое и в то же время такое чужое

лицо — после того, что он со мной сделал, я чувствовал себя преданным, все еще наивно

думая: мы же родственники.

Но мы конечно же не были родственниками. Нависший надо мной монстр не был моим

отцом. А во мне больше не жил зверь, которого он считал своим сыном. Своим наследником.

Я убил его дитя.

—Где раствор? — прорычал он, гневно глядя на меня сверху вниз. — Выпей его снова!

Исправь то, что ты наделал!

— Больше раствора нет,— соврал я.

— Сделай!

Я покачал головой:

— Нет. Ни за что.

Нож так и остался у него в руке, он замахнулся, но ударил кулаком, а не лезвием, и моя

голова резко дернулась в сторону.

Это почему-то стало последней каплей. Большего я не мог вынести.

— Ты убил мою мать, и я тебя прирежу , — рычал я, пытаясь встать на ноги. Но боль в

сломанном запястье снова пронзила меня, так что я повалился на пол от его пинка.

— Ты сам захочешь выпить снадобье, — сказал он, внезапно улыбнувшись: это была

улыбка победителя. — Ты Хайд, и ты будешь скучать по своему зверю.

— Нет. Не буду.

— Будешь, Тристен, — пообещал он уже серьезно. — Жаль, что мне не удалось

поводить тебя за нос чуть дольше. Жаль, что ты не успел испытать того кайфа, который

чувствуешь, когда невинное, доверчивое существо умирает прямо у тебя в руках. Тристен, ты

же чуть не убил ее. Ту девушку, которую ты любишь, точно так же, как я прирезал твою мать.

Несмотря на то что я это уже знал, от его признания меня чуть не вырвало — такое

глубокое удовлетворение слышалось в голосе монстра. К горлу действительно подкатило. Я и

вправду жил с убийцей моей мамы.

— Нет...

— Да, Тристен, да, — подтвердил он. — И если бы ты испытал это наслаждение хоть

однажды, вкусил бы ни с чем не сравнимое удовольствие, которое испытываешь, лишая

жизни свою любовницу, ты бы охотно пошел за мной. — Он сердито посмотрел на меня,

вытер рукавом слюну с губ и бороды. — Ты еще пойдешь за мной... сынок .

Нет. Я не такой. Я доказал это, когда мы были с Джилл вместе. Я остановил зверя и

остановился сам.

— Ни за что, — настойчиво повторил я, в кухне как-то потемнело. По лицу текла кровь,

я попытался встать, готовясь к борьбе, в запястье снова хрустнули кости. — Я не...

— Тристен, я дам тебе время прийти в себя, потому что возлагал на тебя большие

надежды, — сказал он. — Ты лучший, из нашего рода, и я пока не готов списать тебя со

счетов. Пока .

— Ни за что! — поклялся я в последний раз, а вокруг тем временем стало совсем

темно. — Я скорее умру, чем выпью!

— Выпьешь , — сказал он, смеясь. — Причем по собственному желанию.

Я покачнулся, стоя на коленях, теряя равновесие:

— А если не выпью?

Он перестал смеяться, его угрозу я услышал как будто издалека и сразу же потерял

сознание.

— Я прикончу то, что породил.

Глава 50

Джилл

— Джилл, я тебя спрашиваю, что мне с этим делать. — Бекка слегка толкнула меня

локтем, показывая на мензурку. — Ты сегодня какая-то растерянная.

С усилием я оторвала взгляд от пустой парты Тристена и попыталась вспомнить, чем

мы там с Беккой занимались.

— Вылей в другую мензурку, — сказала я. Все эти мелочи меня ничуть не волновали.

Не сдержавшись, я снова посмотрела на стол Тристена. Где он? Очевидно, что-то

случилось...

— Джилл, может, повернешься и поможешь мне? — раздраженно попросила Бекка. —

Тристена сегодня нет, успокойся. Отвлекись. Я тут одна все делаю, и это несправедливо!

— Извини, — сказала я рассеянно и даже не пошевелилась, чтобы ей помочь. Я упрямо

смотрела на пустое место, где по идее должен стоять Тристен, и прокручивала в голове

всякие страшные варианты. Например, Тристен просыпается от кошмара и понимает, что

зверь все там же, идет в ванную, берет лезвие, подносит к запястью... Я не могла остановить

в своем воображении эти кровавые картины...

Но реальность совсем выбила меня из колен: класс ахнул, а Бекка воскликнула:

— О боже! Что с ним случилось?

Глава 51

Джилл

Тристен шел к своему столу в тишине, которая казалась громче бурных оваций. Мы все

были в шоке, но он шагал хладнокровно, словно не замечая того, как все уставились на него.

В том числе и я — я с ужасом смотрела на глубокую рану у него на щеке и на запястье,

туго перевязанное разорванной майкой. Но, несмотря на это, рука висела криво, точно какой-

то безумный айболит отрезал ее и поленился пришить как следует.

— Да, ему давно уже пора огрести, — тихонько буркнул Флик, нарушая тишину. —

Надеюсь, и у него сезон испорчен.

— Заткнись, — бросила я.

Флик вспыхнул — его, похоже, больше удивила моя резкость, чем ранения Тристена. Он

открыл рот, чтобы ответить, а я продолжала пристально смотреть на него, впервые в жизни

не принимая в расчет, что он самый крутой парень во всей школе. И Тодд закрыл рот, а я

вдруг поняла, что зря терпела его насмешки все эти годы — получается, я одним взглядом

могу его заткнуть. Столько времени наблюдая, как Дарси Грей манипулирует Тоддом, точно

куклой, которой он, несомненно, и был, я только сейчас поняла, что могу делать то же самое.

Но, к сожалению, и Дарси надо было вставить слово.

— Я же говорила, что он склонен к насилию, — напомнила она мне, и это прозвучало

так, будто на Тристена ей вообще плевать. Он для нее был не важнее, чем поломанная

горелка на лабораторном столе. — Предупреждала я тебя, Джилл.

Я и на Дарен посмотрела так же свирепо, думая, что она себе просто не представляет,

что случилось с Тристеном. Она же ничего не знала — а вдруг он просто в аварию попал? Но

Дарси считала, что знает все, и была уверена, что в данном случае она тоже права. Меня от

этого просто выворачивало, как и от того, что она действительно не ошибалась,

выворачивало и от себя самой, потому что, я хоть и рявкнула на Тодда, спорить с Дарси не

смогла.

Я повернулась к Тристену: он сел на свое место, скривившись от боли, когда его

запястье легло на стол.

Наверняка это сделал отец. Глядя на темный порез на лице, я была абсолютно уверена в

этом. Разумеется, вернувшись домой, Тристен попытался и излечить и его. Но что-то пошло

не так. Как же я раньше не догадалась? Я была слишком занята своими новыми

ощущениями...

— Достаточно, — сказал мистер Мессершмидт, направившись к Тристену. — Хватит

таращиться на него, продолжаем работу.

Я послушно повернулась к своему столу, но то и дело оборачивалась назад — учитель

беседовал с Тристеном.

О чем они говорили? Что же мог сказать мистер Мессершмидт, что вызвало у Тристена

Хайда такой интерес ?

— Эй, Джилл! — Это Бекка похлопала меня по плечу. — За этот опыт оценки будут

ставить, помнишь?

В кои-то веки мне было все равно. Меня не интересовала ни собственная оценка, ни

подруги. Я следила за происходящей в конце кабинета беседой.

Я смотрела на Тристена и гадала: почему он не смотрит на меня ?

Глава 52

Тристен

Меньше всего мне хотелось выслушивать лекцию от химика. Достаточно было того, что

одноклассники так таращились. И без них паршиво.

Но он вперевалочку направлялся ко мне с озабоченным выражением на обрюзгшем

лице.

— Тристен, — сказал он, и я удивился тому, что он обратился ко мне по имени. Он

начал учить меня год назад и называл исключительно «мистером Хайдом». Похоже,

обращался с сарказмом, но выходило, наоборот, очень уж почтительно. — Что произошло? —

спросил он. — Снова подрался?

— Нет.

Учитель покачал головой:

— Тристен...

Я попытался расстегнуть сумку и достать учебники одной левой рукой, но выходило

крайне неловко.

— Ничего страшного, — отрезал я, меня бесило это любопытство, да и собственная

неуклюжесть тоже.

Но Мессершимидт не повелелся. Наоборот, наклонился ко мне и заговорил тише:

— Тристен, я преподаю уже почти двадцать лет и много подобных случаев видел.

Хотя мне было очень больно и паршиво, я чуть не улыбнулся. Правда? Он знал кого-то

еще, в ком вследствие химических опытов поселилось чудовище и чья жизнь описывалась в

романах?

Но Мессершмидт не имел в виду конкретно мою ситуацию. Он говорил в общем — и

попал в точку.

— Я видел случаи бытового насилия, — тихонько продолжил он. — Иногда сыновья

дерутся с отцами, особенно когда у ребенка нет матери, которая могла бы этому помешать.

Разозлившись на Мессершмидта, я с тяжелым ударом бросил книгу на стол.

— Не вмешивайте сюда мою мать, — шепотом предупредил его я, ощетинившись. Моя

мать была жертвой, и не ее вина, что мы с отцом выясняли отношения. Я отвернулся и начал

судорожно листать учебник, пытаясь найти описание сегодняшнего опыта, игнорируя

учителя. Потом я бросил на него резкий взгляд, обвиняющий — и в то же время

подозрительный. — А что вам известно о моей матери? О том, что творится у меня дома?

Мессершмидт нервно поправил галстук и откашлялся:

— Ну... Просто... Я слышал, что вы с отцом живете одни.

— А вас это не касается, — сказал я, пристально глядя в его блеклые глаза, пока он их

не отвел.

Я вернулся к учебнику, даже уже не понимая, что именно ищу, а Мессершмидт стоял

рядом и наблюдал за моей борьбой с книгой.

Я наконец не вытерпел и снова посмотрел на него:

— Что-то еще? А то я и так опаздываю с заданием.

Похоже, мой тон его не задел и не разозлил. Он не стал предпринимать вялых попыток

прочесть мне нотацию. Наоборот, он опять наклонился ко мне и предложил:

— Тристен, я хочу сказать тебе вот что: если у тебя какие-то проблемы, я готов тебе

помочь. У меня дома есть свободная комната, если хочешь, можешь там пожить некоторое

время в безопасности.

Я ошарашенно уставился на него. Я не мог вообразить, что останусь у него хоть на

одну ночь, но его предложение заставило меня почувствовать некоторую вину за то, что я

пытался сорвать свою злость на нем.

— Спасибо, — скупо поблагодарил я, — но дома у меня все в порядке.

Мессершмидт достал из нагрудного кармана бумажный блок и написал что-то на

листке:

— Вот мой телефон и адрес.

Я руку за листком не протянул. Мне на самом деле казалось, что ночлег в чужом доме

ни к чему. Когда я очнулся, зверь уже исчез, прихватив почти всю одежду моего отца, а это

означало лишь то, что я буду жить один, пока он не решит снова встретиться со мной.

— Нет, спасибо, — отказался я.

— Возьми. — Мессершмидт встряхнул листочком. — Может, пригодится.

— Ладно. — Я взял записку и сунул ее в карман. Потом убрал учебник в сумку и

повесил ее на плечо — с опытом у меня дела явно не ладились, и, честно говоря, мне было

сложно находиться в одной комнате с Джилл. Даже сложнее, чем я ожидал.

Мне хотелось посмотреть на нее, но что, если бы и в ее глазах я увидел жалость?

Жалость или, того хуже, любовь ?

Не жестоко ли продолжать отношения с девушкой, которая не так давно потеряла

близкого человека, если я знал, что мои собственные шансы на выживание — в лучшем

случае пятьдесят на пятьдесят? Я попытался пошевелить запястьем и вздрогнул от боли.

Наверное, даже куда меньше.

— Я пойду, — сообщил я Мессершмидту.

Он не стал говорить мне, что скоро звонок.

— Береги себя, Тристен, — сказал он. — И если понадобится, звони. В любое время,

днем или ночью.

— Может быть, — ответил я.

— Тристен, вот еще что... — добавил Мессершмидт, положив ладонь на мою здоровую

руку.

— Что?

— Не пытайся отомстить, — предупредил он. — Отвечать насилием на насилие...

плохая идея в любом случае.

Меня это лишь заставило улыбнуться. Насилие на насилие, и так несколько поколений.

Это в стиле Хайдов. Даже лекарство от этого безумия, похоже, не могло полностью

остановить порочный круг.

— До встречи, — сказал я, направляясь к двери.

Некоторые одноклассники отодвигались в сторону, когда я проходил мимо, словно

боялись, что я их изобью, если они окажутся слишком близко. На Джилл я даже не взглянул.

Я вышел из класса и закрыл за собой дверь, отгораживаясь ото всех, достал из кармана

бумажку с координатами Мессершмидта и раскрыл ее. Его желание помочь было

трогательно. На короткое время мне стало тепло от мысли, что есть союзник. Хоть и слабый.

Но я смял листок и бросил на пол, не успев заучить написанные на листке цифры.

Что мне было действительно нужно, так это побыть одному.

Глава 53

Джилл

Тристен вышел из класса, даже не посмотрев на меня. Я как-то собралась с силами и

помогла Бекке закончить опыт. Потом наконец зазвонил звонок, извещая об окончании

самого длинного и кошмарного на моей памяти урока. Я пошла к двери.

— Джилл, — остановила меня Бекка. — Давай поговорим?

Мой взгляд метался ив стороны в сторону, я осматривала коридор, как будто Тристен

мог вдруг появиться.

— Бекка, не сейчас.

— Это важно, — сказала она, схватив меня за руку. — Дело касается тебя, меня и

Я вырвалась, уже зная, что она хотела сказать. Она опять собиралась просить дать ей

списать на тесте. Надвигался первый серьезный экзамен, и я ждала, что она снова поднимет

эту тему. Но как вообще можно в такой момент думать о тесте? Она что, не видела Тристена?

Она не понимала, что ему нужна помощь?

— Мне надо идти, — сказала я и пошла прочь. — Поговорим позже. Может быть.

Я оставила ее в коридоре и, даже не задумываясь о том, куда собиралась, направилась к

выходу из школы — ушла прямо в разгар учебного дня, хотя разрешения уйти с уроков у

меня не было.

Прибежав домой, в ящике со всяким барахлом на кухне я нашла связку ключей. Потом

бросилась в гараж, сорвала брезент с отцовской «вольво», прыгнула за руль и завела мотор —

примерно с третьей попытки. Когда я нажала на газ, мне показалось, что спущенные шины

прилипли к полу. Я надавила на педаль сильнее и выехала на улицу.

Тристен оказался прав. Вести машину… было нестрашно. Я почти не думала о том, что

случилось с отцом, вероятно, прямо на этом самом сиденье. Не забыла, нет, даже знала, что в

какой-то мере это будет влиять на всю мою дальнейшую жизнь, но, похоже, пролитая кровь

гораздо меньше волновала меня, чем та, что еще может пролиться.

Глава 54

Тристен

Я лежал с закрытыми глазами, вытянувшись на кровати и пытаясь сосредоточиться.

Мог я хоть как-то подготовиться? Увеличить свои шансы, когда придет время неизбежной

битвы?

Я ничего не мог придумать, так что просто лежал, терпя боль, и ждал.

Наконец мне удалось уснуть, но вскоре меня разбудило легкое прикосновение к плечу.

— Что такое? — спросил я, поворачиваясь и пытаясь подняться. Я забыл о сломанном

запястье, и меня пронзила резкая боль.

— О, черт! — простонал я и снова лег, испытывая одновременно боль и облегчение.

Это не зверь пришел по мою душу. Это была Джилл Джекел, встреча с которой была

неизбежна, несмотря ни на что.

По сути, я боялся разговора с Джилл чуть ли не больше, чем схватки с чудовищем: чем

больше я обдумывал этот вопрос, тем сильнее утверждался в мысли, что нам с ней не

следовало поддерживать отношений. Сближение с Джилл было бы проявлением эгоизма и

безответственности — меня ведь убьют, так что следует побороть свое желание быть с ней

вместе и не рассчитывать на ее поддержку. Но по ее взволнованному и полному теплоты

взгляду я понял, что победить ее почти так же невозможно, как и зверя.

Глава 55

Тристен

— Джилл, тебе не следовало приходить, — сказал я, снова поднимаясь, на этот раз

аккуратно придерживая пульсирующее от боли запястье. — Может появиться отец, и я не

уверен, что смогу тебя защитить.

— Я не боюсь его, — нежно сказала Джилл, садясь рядом со мной на колени и

внимательно глядя мне в лицо, — но вот за тебя беспокоюсь.

Меня опять поразило, насколько она смела, когда речь заходит о серьезных вещах.

Всего несколько недель назад она так нервничала, когда я пришел к ней домой, чуть было не

отказалась меня впустить. А теперь, когда ставки были действительно высоки — ведь в

любой момент в дом могло ворваться чудовище, одержимое желанием убить хотя бы одного

из нас, — Джилл стояла спиной к двери, совершенно не думам о собственной безопасности.

Ее беспокоило только мое состояние.

— Тристен, дай мне посмотреть на твое запястье, — сказала она, нежно взяв мою

сломанную руку. — Как-то оно неестественно выглядит.

Я протянул ей руку, и Джилл нежно повернула ее.

— Сделать это самому одной рукой было бы сложно.

Она принялась разматывать мою импровизированную повязку, осторожно, еле касаясь.

— Надо было мне позвонить или съездить в больницу. Или и то, и другое.

— Я не мог этого сделать, — объяснил я. — Я не хотел вмешивать тебя. И власти тоже.

— В моем голосе все же прозвучали эмоции, которые я старался сдержать. И чувства, о

которых я даже не догадывался. — Джилл, он все же мой отец .

Она посмотрела на меня, и я понял, что она думает о собственном папе, который ее

предал — вел двойную жизнь и потратил деньги, которые предназначались на обучение. Но

Джилл бы тоже не донесла на него. Пока был хоть какой-то выход, но, может, и в

безвыходной ситуации тоже не смогла бы. Мы оба чувствовали себя несчастными и

преданными и в то же время оставались верны своим родителям.

Посмотрев на меня с пониманием, Джилл все равно разматывала повязку, и хотя я

осознавал, что следовало бы ее выгнать, позволил остаться. Все равно Джилл Джекел,

которая молча пошла в ванную и принесла оттуда спирт, салфетку и ножницы, меня бы не

послушалась.

И когда она промывала влажной тканью порез на щеке, нежно успокаивая меня, крепко

держа мой подбородок, я понял — Джилл стала полноправным партнером. Я никогда больше

не буду главным в наших отношениях, и меня это устраивает. От самодостаточности я устал.

— Так-то лучше, — сказала она, сделав шаг назад и взглянув на свое творчество. Потом

она осмотрела комнату: — Есть из чего сделать новую повязку?

Я показал на пластиковую корзину, в которой лежала купа одежды: — Все чистое.

— Ага. — Покопавшись, Джилл нашла белую майку. Она села рядом и, склоняя голову,

аккуратно вырезала длинную полосу.

— Давай, — попросила она, кладя мою руку себе на колени.

— Ай, черт, — пожаловался я сквозь зубы, когда она принялась перематывать место

перелома.

— Тристен, — нежно пожурила меня она. Взгляд у нее был лукавый, несмотря на

жуткие обстоятельства, — Хватит.

— Буду стараться, — сказал я, вцепившись в матрас, а Джилл нежно, но уверенно

повернула сломанную руку под правильным углом.

Боль была почти невыносимой, и, чтобы не потерять сознание, я старался

сконцентрироваться на профиле Джилл. Щеки слегка розовые от нервного напряжения,

сосредоточена настолько, что прикусила нижнюю губу, на лбу глубокая складка, словно она

разделяла со мной мою боль. Я фокусировался на всем этом, напоминая себе, что должен

буду ее защищать в случае, если вдруг вернется чудовище и застанет Джилл в моей комнате.

— Ну, Тристен, вот, наверное, и все, — сказала она и встала. — Теперь отдыхай.

Я не стал спорить и лег, закрыв глаза, с мыслью, что сейчас за пару минут наберусь сил

и наконец выгоню ее.

Я слышал, как она убрала окровавленную салфетку и то, что осталось от майки. Потом

— я все еще лежал с закрытыми глазами, не говоря ни слова ей, — матрас скрипнул и

прогнулся, я, почувствовал, как кто-то маленький, но сильный лег рядом со мной,

нерешительно положив мне руку на грудь.

Я думал, что такое невозможно, но вскоре понял, что меня снова охватывает сон, я

погружался в легкую дремоту, то и дело просыпаясь и все так же чувствуя на себе легкую

руку Джилл. По крайней мере, мне казалось, что я лишь дремал и что прошло всего

несколько минут. Но, проснувшись таким отдохнувшим, каким давно себя не чувствовал, я

понял, что уже начало темнеть, а Джилл лежит рядом, тесно прижавшись ко мне.

Насколько она изменилась с того вечера у нее дома, когда я впервые попытался ее

поцеловать и столкнулся с ее стеснительностью и неопытностью. А потом еще эта странная

ночь в лаборатории...

Я повернулся, вдруг заволновавшись, что рядом со мной может оказаться безумица,

которая впивалась в меня тогда.

Но нет, лицо Джилл находилось в нескольких сантиметрах от моего, и во взгляде

читалась теплота. Теплота, нежность, и легкая неуверенность, которую я и ждал от нее в

моменты нашей первой близости.

Мы оба молчали, понимая, что происходит, перебинтованной рукой я погладил ее по

щеке, не обращая внимания на боль. Когда я слегка надавил ей на плечо, Джилл повернулась

на спину, мне удалось подняться, опираясь на здоровую руку, но, наверное, я все равно

навалился на нее довольно-таки сильно, и мы начали целоваться, еле касаясь друг друга

губами, не спеша, наслаждаясь моментом.

Так... именно так я представлял себе нашу близость. А не как было в лаборатории, когда

у нас обоих съехала крыша.

—Тристен, — пробормотала она, когда я, отодвинув край блузки, погладил нежную

кожу у нее над бедром. — О, Тристен, — Джилл положила руку мне на плечо. Я

почувствовал, как она напряглась.

— Все хорошо, — шепотом подбодрил ее я, думая о том, не вспомнила ли она тот

ужасный и одновременно чудесный вечер, когда мы поцеловались впервые. — Все хорошо,

— снова заверил ее я, и она расслабилась. Какая она была нежная. Ее дыхание, ее кожа, ее

касания.

Так мы лежали долго, поцелуи становились более глубокими и страстными, Джилл

понемногу приобретала уверенность, гладила мои волосы, наши языки встречались снова и

снова, но все же делать следующий шаг я не спешил. Пока еще рано. Она даст мне знать,

когда будет готова. Подаст какой-нибудь еле уловимый сигнал, а пока я буду давать ей только

то, что она хочет, не больше. Я уже не поведу себя как чудовище, не буду торопить ее.

— Тристен, — она назвала меня по имени, когда наши губы разомкнулись. — Тристен?

Я чуть отстранился, поднял сломанную руку, чтобы снова погладить ее по щеке, и она

открыла глаза.

— Что, Джилл? — прошептал я, завороженный изменчивым цветом ее глаз. — Что

такое?

Я покорно ждал ее ответа.

Я надеялся, что она скажет то, что я читал в ее глазах. Что она меня любит.

Сам я тысячу раз уже собирался сказать ей это, когда мы целовались, но все время

сдерживался. Я видел, что Джилл тоже уже на грани признания, но мне хотелось, чтобы она

сказала это первая, а не повторила мои слова.

— Тристен, — прошептала она, тоже глядя в мое лицо, и глаза ее наполнились слезами.

Но не от горя. Эти слезы Джилл Джекел заслужила. Не лить их у могилы, а уронить слезинку

на мою подушку. — Я...

Но она не успела сказать мне то, что я хотел — так же, как хотел целовать и ласкать ее:

в коридоре резко зазвонил телефон, мы оба застыли, таинство момента было нарушено.

При других обстоятельствах я плюнул бы на телефон, пусть разрывался бы до утра. Но