Document Outline 10 страница
все потемнело, но все же ее мольба, ее голос — любимый мною голос — достиг меня.
— Тристен, остановись, — скулила Джилл, она уже чуть не плакала. — Прошу...
перестань...
Как во сне. Ее голос звучал точно как во сне.
Не говоря ни слова, я отдернул руки, отпустив старавшуюся вырваться из моих объятий
девушку, сделал шаг назад и прижал тыльную сторону ладони к губам, влажным от слюны,
моей и Джилл. Мы оба тяжело дышали. Ее хрупкие плечи просто ходуном ходили, а
красивые каре-зеленые глаза были широко распахнуты от ужаса.
При виде ее испуга у меня все в животе сжалось.
Нет. Я этого не хотел. Никогда. Я не хотел ее напугать. Или сделать ей больно .
— Джилл, прости, — прошептал я. — Пожалуйста.
Я чуть было не дал ей погибнуть. Я так хотел быть с ней, что чуть не стал
соучастником…
Джилл, бледная, смотрела прямо на меня, подняв руки, словно готовясь отогнать меня,
если я попытаюсь к ней приблизиться.
— Господи! — Я закрыл лицо руками, боясь, что сломаюсь. Невозможно было вынести
ее взгляд. — Господи, нет!
Мы стояли молча — только что мы были близки, а теперь стали так далеки. Джилл и не
пыталась до меня дотронуться, а я не оправдывался и не объяснялся, хотя мне не терпелось
сказать ей, что я вовсе не такой. Я бы не… Особенно с ней...
И в то же время я чуть было не...
— Тристен? — тихонько позвала она, я услышал знакомый легкий стук ее туфель без
каблуков, она нерешительно положила руку мне на плечо, и тут я действительно чуть не
сломался.
Она была лучше меня. Смелее. Ей бы следовало бежать отсюда и погромче звать на
помощь. А она вместо этого дотронулась до меня.
Я провел трясущимися пальцами по волосам, сделал шаг от нее и повернулся к ней
спиной. Я был недостоин ее заботы и не мог смотреть ей в лицо.
— Джилл, уходи. Пожалуйста. Иди.
Она меня не послушалась. Она опять подошла ко мне и погладила меня по плечу:
— Тристен... это было… — Джилл не смогла закончить вопрос. Но я ее понял.
Это было чудовище? Или ты?
— Не имеет значения, — ответил я. — Теперь это не важно, Джилл.
Я расправил плечи и подошел к рабочему столу, не давая ей возможности возразить —
если она вообще собиралась это делать. Я поднес колбу со зловонной жидкостью к губам и
без колебаний выпил сколько смог, поглощая мерзкое варево огромными, жадными глотками,
не думая о дозировке, не думая о том, какой вред стрихнин нанесет моему организму, потому
что в тот момент я уже не надеялся на исцеление, я жаждал лишь мучений. Я видел взгляд
Джилл — она была уверена, что я ее предал, и боялась меня, — необходимо прикончить и
чудовище, и себя .
Это наименьшее наказание за то, что я чуть было не сделал.
Есть во мне зверь или нет — я же сам принимал в этом участие.
Глава 44
Джилл
ЕМУ НЕОБХОДИМО ИСЦЕЛИТЬСЯ.
Вот что я говорила себе, когда Тристен поднес к губам раствор.
Когда мы целовались, я чувствовала и слышала, что чудовище захватило над ним
власть. Тристен ускользал от меня, становясь кем-то другим, чем-то другим, уже совершенно
не человеком. Парень, чьи губы коснулись моих, и животное, пытавшееся прижать меня к
парте, были двумя совершенно разными существами. Я чувствовала это: они по-разному
дотрагивались до меня, говорили и выглядели, даже их запах был разным. И кожа у него
стала жестче, а у теплых карих глаз появился серый металлический отблеск.
В целом перемена была еле уловима. Если бы он не стоял так близко, не прижимался бы
ко мне, не дышал бы на меня, я бы, возможно, и не могла с уверенностью сказать, что я что-
то такое заметила. Но я заметила. В нем жило настоящее чудовище. И я с ним встретилась.
Оно было бесчеловечно, и его надо было остановить.
Если его убить, Тристен стал бы моим... настоящий Тристен. И мы смогли бы
целоваться без страха.
Оглядываясь назад, я думаю, что именно поэтому я так долго ждала, прежде чем
попросила его остановиться и больше не пить. Это был по-настоящему эгоистичный
поступок.
Мне так хотелось, чтобы был рядом Тристен, что ради этого я рисковала им самим.
Эгоистка, эгоистка, эгоистка...
Меня настолько охватила надежда на чудесное исцеление Тристена, что поначалу я
даже не задумалась о том, что о дозировке он ни разу ничего не говорил. Только когда он
выпил примерно половину содержимого колбы — а глотал он так поспешно, что текло через
край, по губам и по горлу, — и согнулся пополам, схватившись за живот, я поняла, что он
вовсе и не хочет излечиться. Он пытался покончить с собой прямо у меня на глазах... а я
позволила ему сделать это.
— Тристен, нет! — наконец закричала я, подбегая к нему.
Но было слишком поздно.
Глава 45
Джилл
— Нет, Тристен! — выла я, сев рядом с ним на колени и вцепившись в его трясущиеся
плечи. — Ты выпил слишком много! — Я принялась трясти его. — Что там было? Что?
Тристен не ответил. Может, не мог. Он корчился на жестком полу, схватившись руками
за живот, он стонал и рычал , как будто бы он боролся не только с болью, но и с жившим в
нем зверем.
— Тристен, что там?— молила я, тряся его. — Скажи. Прошу. Можно попытаться
нейтрализовать!
Тристен лишь еще больше скрючился, дыша тяжело и прерывисто. Я подскочила,
разбросала записи, упаковки и пузырьки с химикатами — и наконец нашла.
Маленький наполовину пустой пузырек стрихнина.
— Нет! — воскликнула я, вцепившись в пузырек. Это же яд . Из-за него так больно
Тристену, из-за него он сейчас перестанет дышать...
Тристен уже стих, я отшвырнула пузырек и упала рядом на колени. И эта
неподвижность пугала меня больше, чем предшествовавшая ей агония. Боль прошла? Ему
уже не помочь?
— Я вызову «скорую», — пообещала я, глотал слезы. Взяв Тристена за запястье, я
нащупала слабый пульс. Он умирал... умирал прямо у меня на глазах.
Я поползла от него к своему рюкзаку, где лежал мобильник, и тут я точно попала в
медвежью ловушку — его рука схватила меня за лодыжку.
— Тристен, отпусти! — взмолилась я, резко обернувшись и попытавшись разжать его
пальцы. Но хватка, оказалась поразительно мощной, словно сама боль придавала ему сил. —
Я позову на помощь!
— Нет, — приказал он, едва дыша. Вцепился он в меня сильно, но голос был слаб, я его
еле слышала. — Не надо... не хочу, чтобы ты... вмешивалась...
— Но ты... ты… —Я не могла заставить себя произнести слово «умираешь».
— Я понимаю, — сказал Тристен. Видимо, на него нахлынула очередная волна боли, и,
сжимая мою лодыжку еще сильнее, он снова затрясся, лицо его искривилось, — Джилл, я...
этого хочу.
— Тристен. — Я уже ревела вовсю. — Пожалуйста…
— Ты просто… останься со мной. Пока… а потом уйдешь…
Я колебалась: я хотела его спасти, помочь ему. Он ослаб и побледнел, чуть отодвинулся
от меня — я, наверное, могла бы разжать его пальцы. Но сам Тристен не хотел, чтобы его
спасали. Может, это было и невозможно .
И в итоге, уж не знаю, правильно это было или нет, но я решила сделать так, как просит
он. Я любила его и решила дать ему умереть, как он сам того хотел.
Тристен лежал неподвижно, я с легкостью вырвалась из этой хватки, подползла к нему,
села рядом и положила его голову к себе на колени, чтобы хоть немного облегчить его
последние минуты. Наверняка он этого даже не заметил. Я думала, что боль уже оставила
его. А вместе с болью возможно ушла и жизнь — он стал совсем неподвижным и бледным.
Я не могла заставить себя проверить его пульс. Я слишком боялась убедиться в
неизбежном. Потому что если бы я это сделала... и поняла бы, что сердце его больше не
бьется... Тристена Хайда действительно не стало бы.
Навсегда.
Слезы, которые мне как-то удавалось сдерживать, снова полились ручьем, я сидела на
полу, держала его голову и оплакивала его. Себя мне тоже было жалко.
Я такая эгоистка.
— Тристен, мне так жаль, — шептала я, гладя его по голове. — Так жаль.
Жаль, что на его долю выпала такая страшная судьба. Что он предпочел жизни столь
ужасный конец.
Жаль, что в этот момент я чувствовала себя хуже, чем когда умер отец.
Жаль... всего было жаль... например, того, что у нас был всего лишь один поцелуй, и тот
оказался испорчен, украден у нас. У меня.
Я гладила Тристена по лицу, жесткая щетина слегка кололась, пот на лбу уже остыл, и,
как в исковерканной с точностью до наоборот сцене из «Белоснежки», в гротескной вариации
на тему всех сказок про принцесс, которыми я воображала себя в детстве, я нагнулась к
Тристену, чтобы поцеловать его: Одновременно и принца, и чудовище. Только надежды на
счастливый конец не было.
Губами я почувствовала холод его кожи.
Тристен… его не стало...
И я похороню его, как похоронила отца. Двух любимых мужчин меньше чем за год.
Я была просто раздавлена горем, я сидела на полу, одна-одинешенька, с закрытыми
глазами, но горячие слезы так и лились ручьем по лицу. Всего несколько минут назад я была
частью целого. А теперь я снова одна. И не просто одна, я теперь сломлена.
Кто обнимет меня на похоронах Тристена ? Никто... Никто…
Вдруг я поняла, что не могy больше держать его голову на руках, не могу больше
смотреть на это остановившееся лицо. Я аккуратно положила Тристена, уверенная в том, что
он уже не чувствует под собой твердого пола. Затем я, как раненый зверь, подползла и легла
ему на грудь, отдаваясь во власть собственной боли, которая сжигала меня изнутри, как будто
я тоже выпила яда. Я вцепилась руками в его рубашку, лицом прижалась к нему и принялась
рыдать.
Умер... Он умер...
И тут я почувствовала, что кто-то гладит меня по спине, пытаясь успокоить.
Поначалу до меня даже не дошло. Кто-то меня утешал.
Но постепенно я осознала, что творится, и подняла голову с груди Тристена, не
понимая, кто же это мог быть.
Кроме меня, в классе никого не было — только тело Тристена.
Тристен.
Не смея в его поверить, я утерла рукой слезы, медленно повернулась к нему и, увидев,
что глаза у него открыты, резко вдохнула от неожиданности. Меня удивил не только тот факт,
что Тристен оказался жив, но и выражение его лица.
Я отважилась назвать его по имени — и услышала в собственном голосе удивление и
смущение.
—Тристен?
Глава 46
Джилл
Тристен тихонько сел. Он все еще держался за живот и был все так же бледен, дышал
поверхностно. Что-то в нем изменилось — выглядел он как будто только что вернулся из ада,
хотя, возможно, так и было. Но я заметила какую-то перемену во взгляде. Словно чего-то не
хватало. Той загнанности, которая была всегда, даже когда он смеялся.
— Тристен? — Я подала ему руку, помогая опереться спиной о лабораторный стол. Ты в
порядке?
Хотя он не мог быть в порядке. Верно?
Он прижал голову к столу и закрыл глаза, было видно, что ему до сих пор больно и
совершенно не осталось сил. Я смотрела на него, думая, что, может, следует хотя бы сейчас
поехать в больницу. Он улыбнулся .
— Со мной все нормально, Джилл, — пробормотал он. — Все хорошо.
Поначалу я подумала, что он бредит. Посчитала, что это затишье перед новым
приступом боли, который может оказаться еще сильнее первого. Он выпил такую отраву…
Все не могло быть «хорошо».
— Тристен, давай позовем на помощь, — настаивала я, крепко сжимая его руку.
— Нет. — Он покачал головой, а на лице его все еще светилась эта странная блаженная
улыбка. — Не надо, Джилл. Я только хочу отдохнуть минуточку.
— Что с тобой происходит? — спросила я. Мне так хотелось, чтобы Тристен снова
открыл глаза. Что я увидела в его взгляде? — Что… что ты чувствуешь? Тебе больно? — Я
сейчас снова его потеряю? Боюсь, что не перенесу этого.
— Джилл, я чувствую покой, — сказал Тристен, — впервые за долгие годы.
У меня глаза на лоб полезли от изумления. Хотя я и заметила перемену в его взгляде, но
не совсем поняла, о чем он.
— Ты же не хочешь сказать, что раствор сработал ?..
Тристен сжал мои пальцы и улыбнулся шире. Он уже выглядел не таким бледным и
казался даже каким-то отдохнувшим .
— Джилл, давай не будем сейчас об этом. Дай мне насладиться этим покоем, ладно?
Тристен потянул меня за руку, и я придвинул к нему. Он обнял меня, прижимая к себе.
А я думала, что мне больше не суждено еще хоть раз оказаться в его надежных объятиях. Он
снова открыл глаза, ища моего взгляда, — хотел, чтобы я посмотрела на него внимательно.
Словно знал, что стал выглядеть иначе, и ему нужно, чтобы это увидела и я, он хотел
доказать мне, что изменился.
Верь мне , говорил его взгляд.
Пристально глядя в такие знакомые, но уже изменившиеся карие глаза, я знала
наверняка: что бы ни произошло с Тристеном в этом кабинете — то ли формула
подействовала, то ли собственной силы воли хватило, — но зверя он победил. Не стало
больше той темной тени, которая всегда таилась в глубине его взгляда. Человек, на которого я
смотрела, был тем самым Тристеном, которого я любила: уверенным, умным и властным. И
совершенно не опасным.
Он снова закрыл глаза, откинул голову, я прижалась к его груди и слушала, как бьется
сердце. Я чувствовала себя абсолютно счастливой — наверное, впервые с начальной школы,
с тех пор, когда началась моя жизнь за пределами семьи, в которой родители принимали меня
такой, какая я есть. С того момента, как я поняла, что скромность и неумение выделиться —
это в глазах большинства недостатки. Но в объятиях Тристена я явно ощущала то самое
одобрение, которое было знакомо мне с детства.
Его сердце постепенно начинало биться в прежнем ритме. Тристен прижался щекой к
моему затылку, поцеловал мои волосы и прошептал:
— Спасибо, Джилл. — И обнял меня еще крепче. — Спасибо за то, что пришла и
осталась со мной.
— Я не могла тебя бросить, — сказала я. — Ты слишком много выпил... — Мне
хотелось отругать его за безрассудство, но, вспомнив, как он корчился на полу, а потом
похолодел, я испугалась, что мой голос сорвется.
— Мне нужно было его уничтожить, — объяснил Тристен, впервые упоминая
побежденного зверя с того самого момента, как он очнулся. — Он слишком тебя хотел.
Тристен меня тоже хотел. Я поняла это, когда он снова поцеловал мои волосы.
Я отогнала воспоминания о том, как он прижимал меня к столу. Этого больше нет. Я в
безопасности. И я желанна. Впервые в жизни меня хотел именно тот парень, по которому я
сама сходила с ума.
Я повернулась к нему, наши взгляды снова встретились, и я увидела, что его глаза стали
еще теплее.
— Джилл, я хочу тебя поцеловать, — нежно сказал он. — Один я. — Он замолчал,
пристально глядя на меня. Он, наверное, заметил мою неуверенность, так как добавил: — Я
тебе все еще интересен? Или то, что случилось... чуть не случилось... Я тебе противен? Или
ты меня боишься? — На его лице появилась тень, сделавшая его несчастным. — Себе я
противен. Из-за того, что могло бы произойти, если бы я не услышал твоего голоса...
— Ничего страшного не случилось, — уверила его я, хотя эти воспоминания и меня
заставили вздрогнуть. Та страшная холодная сталь в глазах, шершавая кожа, его попытки
вдавить меня в стол... Я гнала их прочь. — Ничего страшного, — повторила я, стараясь
стереть из памяти недавние события ради нас обоих. — Я теперь тебя не боюсь, — честно
добавила я. Страшен был не Тристен, а тот зверь, что жил в нем.
Но... в то же время я лгала. Меня пугали не чудовища, а простые вещи, о которых я так
давно мечтала: парень, отношения... секс? Мне были необходимы какие-то инструкции,
правила. Насчет того, что делать и как далеко можно заходить. У Тристена опыт явно имелся.
Это было видно по тому, как он опять наклонился ко мне, чтобы снова коснуться моих губ —
нежно, но уверенно. А вот мне уверенности недоставало.
Мы теперь пара?
Я любила Тристена, а он чуть не умер из-за меня. Что я была должна ему ? Что нужно
ему отдать? Я не знала.
Я очень его хотела. Но при этом мне требовалось время. Несмотря на щекочущее
ощущение в животе, возникшее, когда он провел пальцами по моей шее, я все же осторожно
положила руку ему на плечо, на случай, если снова придется его останавливать — не потому,
что он был чудовищем, а потому, что он был мужниной .
Хотя я и нервничала, Тристену все же удалось снова приоткрыть мои сжатые губы —
уверенно и без усилий, так же легко, как он взламывал замки, встречавшиеся ему на пути, —
и второй раз за ночь наши языки сплетись, мы пили друг друга... и тут... я вдруг задрожала
всем телом.
Не от страха, не от холода, не от жажды и даже не от любви. Нет, к этому всему
примешивалось и что-то еще, укол боли, настолько чистой, что ее можно было назвать только
удовольствием.
Я испытала… некую трансформацию.
И ах, что это было за порочное удовольствие!
Глава 47
Джилл
— Тристен!.. — Я стонала, молила, моя рука соскользнула с его плеча и обвила его
шею, я льнула к его груди, терлась о него. — Не медли, прошу.
Меня охватило какое-то внезапное нетерпение, я жаждала инициативы от Тристена,
жаждала его самого. У меня заболел низ живота, я держалась за него другой рукой, но я
хотела еще больше этой боли, я хотела перейти уже наконец к делу.
Слишком много нежностей... а вот действия маловато... Чего он ждет?
— Джилл, — пробормотал Тристен, отрываясь от моих ищущих и требовательных губ.
— Джилл!
Слишком много болтовни.:. недостаточно ласки...
Легким движением я переместилась к нему на колени. Посмотрим, что у тебя там...
Но он схватил меня за бедра и отодвинул, останавливая меня.
— Джилл, полегче, — сказал он. Тристен смеялся, но слышно было, что он смущен. —
Это не гонки. И не родео!
Да ну, как раз гонки... гонка к финишу...
Я попыталась отцепить его пальцы — нам давно уже пора слиться воедино.
Он же вцепился в меня еще сильнее, снял со своих колен и посадил обратно на пол,
пока я прикладывала все усилия к тому, чтобы наши уста не разомкнулись, из-за чего мы оба
неуклюже завалились на бок, как вдруг я поняла, что мы перестали целоваться — мы уже
боролись. И не так, как мне хотелось бы.
— Джилл, — твердо произнес Тристен, его происходящее уже явно не забавляло, он
был вдвойне сконфужен. Он удерживал меня, положив мне руку на плечо. — Притормози или
хотя бы ненадолго отдай инициативу мне.
Я поднялась, с изумлением глядя на него. В этом все дело? Мужская гордость
взыграла, что ли?
— Легко, — согласилась я, пожав плечами. — Давай. Руководи. Главное результат, а
там — какая разница?
Но Тристен, похоже, передумал. Сидя на полу, он смотрел на меня с каким-то
беспокойством — не с вожделением.
— Джилл, — продолжил он, внимательно глядя мне в лицо и поглаживая мое плечо. —
Давай сделаем паузу, а? Как-то это странно. — Тристен покачал головой, он явно был
озадачен. — Что-то тут не так.
Это шутка, да? Парень. Девушка. В темной комнате. Тут все в порядке — только
почему-то мы все еще в одежде.
— Да ладно, Тристен, — взмолилась я, протягивая к нему руки, — не будем терять
время!
Он схватил меня за запястье:
— Нет. Не сейчас, Джилл. У нас выдалась тяжелая ночь. Ты, по-моему, несколько не в
себе.
Да, не в себе. Он распалил меня до безумия. Но разве это ненормально?
— Уже поздно, — вставая, добавил Тристен. Он протянул руку, чтобы помочь
подняться и мне. — Мне надо приготовить еще раствор, а потом я отвезу тебя домой.
Ах, раствор . Я снова облизнулась, отвлекаясь от мыслей о сексе.
— Еще?
— Да, — сказал Тристен, подходя к столу. Он, похоже, начал нервничать. И
скрытничать — он больше не смотрел мне в глаза. — Вдруг понадобится еще.
— Я помогу, — вызвалась я. Помогу и поучусь .
— Не надо, — слишком уж поспешно ответил он. — Сам справлюсь.
Он что-то от меня скрывает? Он действовал быстро, расставляя пробирки и мензурки, а
я с подозрением смотрела на него,
— Мне не сложно, — снова попробовала я.
Боль в животе стихла, просто слегка ныло, в голове начало проясняться. Чувствовала я
себя странно — похоже, желание, из-за которого я только что обнаглела настолько, что самой
стало стыдно, начало утихать.
— Ты, наверное, могла бы тут прибраться, — предложил Тристен. — Не возражаешь?
Тогда сможем уйти побыстрее.
Я бы не хотела становиться его личной уборщицей, но мне вдруг стало так неловко из-
за того, как я на него только что кидалась, поэтому пришлось согласиться:
— Конечно.
— Положишь мои вещи в сумку? — попросил Тристен, кивая на кипу бумаг и книг,
параллельно переливая что-то — я не поняла, что — в чистую колбу. Смесь начала бурлить.
Вкуснятина . Я покачала головой, не понимая, почему мне вдруг в голову пришло это
странное слово, и подошла к Тристену. Я собрала разбросанные по столу бумаги в стопку —
похоже, он настолько торопился изготовить питье, что вывалил все содержимое сумки на
стол. Взяв уже изрядно помятое лабораторное руководство, я заметила книгу, которую в
прошлый раз Тристен мне в руки не дал.
Я открыла ее и увидела чью-то подпись.
Тристену...
Вдруг «Странная история» резко закрылась в моих руках, я аж подпрыгнула и уронила
книгу на стол, Тристен сгреб ее и убрал от меня подальше.
— Джилл, она нам больше не нужна, — сказа он. — Я с этим покончил.
Я посмотрела на Тристена и увидела, что с ним что-то происходит. Зверя я больше не
замечала, но его определенно что-то мучило.
Он нервно сунул книгу в сумку и бумаги тоже принялся убирать сам.
— Я уже все приготовил, — сказал он. — Ты не перельешь раствор в пузырьки
поменьше? Я только что понял, насколько я устал, и хочу поскорее отсюда убраться.
Мне тоже хотелось домой. С того момента, как Тристен спихнул меня со своих колен,
меня все больше и больше охватывал стыд, Я как-то совсем слетела с катушек. Обезумела
настолько, что ему пришлось меня остановить . Хоть с кем-то еще во всей вселенной такое
случалось? И о чем я вообще тогда думала? Неужели я и вправду отдалась бы ему? На
полу?
Нет. Ни за что. Я бы остановилась. Конечно, остановилась бы.
— Да, пойдем, — согласилась я, найдя четыре пузырька поменьше и разлив препарат.
Мне хотелось поскорее добраться до дома и лечь спать. Тристен был прав. Слишком многое
за эту ночь произошло. И у меня крыша поехала. — Я себя как-то не очень хорошо чувствую,
— сказала я, вытерев рукой лоб — он показался горячим.
— Я сейчас быстро… и провожу тебя, — сказал он, обеспокоенно посмотрев на меня.
— У тебя, наверное, температура поднялась.
— Может, я все же пойду одна? — спросила я. — Меня, правда, подташнивает.
Тристен колебался — ему хотелось проявить галантность, но не убрать в классе было
нельзя. Там царил ужасный беспорядок.
— Ты точно подождать не можешь?
— Я сама дойду, правда, — уверила его я.
Тристен, похоже, просто разрывался.
— Ну, если ты уверена, что дойдешь...
— Уверена, — ответила я. направляясь к двери.
Я не поцеловала его на прощание, потому что не знала, стоит ли это делать и хотел ли
этого сам Тристен. Так что я вышла через другой проход между рядами столов. Но у двери я
остановилась.
— Тристен, я... рада за тебя, — сказала я. Мне показалось, что прозвучало это как-то
неубедительно, но ничего больше в голову не приходило. — Очень рада.
Тристен посмотрел на меня, он, кажется, был разочарован окончанием сегодняшнего
вечера. Поблагодарил он меня с какой-то грустью в голосе:
— Спасибо, Джилл. Спасибо за все.
— Спокойной ночи, — сказала я и вышла в темный коридор.
Но задумалась о том, почему Тристен так помрачнел, далеко не сразу. По дороге домой
я была слишком занята мыслями о самой себе. Все время пыталась понять, почему же,
наполнив изготовленным Тристеном препаратом четыре пузырька, я... оставила ему только
три.
Да, ночка выдалась действительно паршивой.
Я вбежала в свою спальню, встала около кровати и из-под майки на матрас выпал
четвертый пузырек, который я украла у Тристена.
Если бы не эти раздумья о собственном поведении, я, может быть, догадалась бы,
почему так помрачнел Тристен.
Может, догадалась бы, что он собирался сделать. Возможно, я задумалась бы и о том,
что заметила в книге до того, как Тристен выхватил ее у меня из рук.
Кровавое пятно под его именем.
Глава 48
Тристен
Я проснулся рано. Мне приснился сон, не такой жуткий, как раньше, но все же
тревожный. Новый кошмар, в котором я — но не в образе безликой девочки — сам
испытывал боль и умирал. Наконец встало солнце, и в комнате стало светлее, но уверенности
мне это не добавило. В утреннем свете призраки — предвестники — прошлой ночи
проступили еще явственнее.
Сколько раз за жизнь мне еще предстоит смотреть в лицо смерти — может быть, даже
убивать или быть убитым? А за неделю ? Не то чтобы я жаловался, но разве я не заслужил
хотя бы день-другой отдохнуть от мыслей об убийствах? Не заслужил нормального свидания
с Джилл?
Что случилось прошлой ночью? Я-то думал, что эта милая скромная девушка позволит
мне засунуть руку под ее кружевную блузку только через несколько месяцев поцелуев, а она
сама буквально накинулась на меня. Может, ее просто стишком взволновало случившееся —
ведь со стороны это, наверное, выглядело так, будто я вернулся с того света. Сам себя я
чувствовал именно так. Или у нее совсем нет опыта, она просто не знала, как вести себя в
такой ситуации?
Этот вариант казался мне более правдоподобным.
Я посмотрел на потолок над кроватью — и вдруг кое-что понял, что-то более важное на
данный момент, чем действия Джилл. Толстая длинная трещина, которая всегда казалась мне
линейкой на нотном стане, где я в воображении записывал ноты, сочиняя мрачные мелодии в
полумраке своей спальни, стала просто трещиной, которую требовалось заделать. Мелодия
не придумывалась — и это показалось мне зловещим признаком.
Получается, что, изгнав зверя, я покончил не только со своими ужасными желаниями?
Услышав, как скрипнул матрас в спальне отца, я резко подскочил, думая, что времени
на бессмысленное волнение почти нет.
Я — тюрьма для чудовища. И мне предстояло дальнейшее кровопролитие.
Надев толстовку, я тихонько вышел из комнаты и направился в кухню, насыпал в
фильтр три ложки кофе, налил воды и включил машину. Вскоре воздух наполнился сильным
ароматом заваривающегося кофе, из-за которого слабый запах раствора, приличную дозу
которого я вылил в отцовскую кружку, стал совсем незаметен. Я постоянно оглядывался,
опасаясь, что зверь мог тихонько пробраться в кухню и увидеть, что я собираюсь его убить.
Тогда будет фигово.
— Тристен, рановато ты.
Я как раз только успел спрятать пустой пузырек повыше в шкаф и еще стоял с
протянутой к дверце рукой.
— Да, у меня сегодня экзамен, — сказал я. — Пойду пораньше, позанимаюсь,
Тристен, не отворачивайся от него. Веди себя естественно.
Я медленно повернулся к отцу и, к собственному облегчению, увидел, что он еще очень
сонный, еще в пижаме и зевает. По всей видимости, ни одна из его субличностей не была
жаворонком — и слава богу.
— Я кофе сварил, — сказал я, понимая, что на осуществление задуманного у меня
крайне мало времени. Он должен выпить содержимое кружки на автомате, не думая и даже
не глядя. Хотя раствор темный, он все же светлее черного кофе. Я подал кружку отцу, ручкой
к нему, чтобы он не почувствовал, что чашка всего лишь теплая, и приврал: — Адски
горячий, как ты любишь.