Document Outline 7 страница

не развлекает. Своей мрачнухи хватает.

Дальше мы снова шли молча, Тристен, наверное, задумался о прошлом, о своей маме, а

я представляла ближайшее будущее, точнее, машину, которую я помнила в мельчайших

подробностях. А что, если в ней до сих пор стоит запах крови ? Запах… убийства ?

Мы шли под пологом деревьев, глядя на тени на дорожке, и вдруг в ночной тишине

раздался голос:

—Тристен? Джилл? Это вы ?

Глава 30

Джилл

— Так-так-так, — со смехом сказал Тодд Флик. Он гулял с Дарси — это она нас

окликнула. — Что тут происходит?

— Чего тебе надо, Флик? — требовательно спросил Тристен, ощетинившись на Тодда, у

которого рука была все еще в гипсе. — У нас времени на тебя нет.

— Куда же вы так спешите? — поинтересовалась Дарси, она явно подозревала что-то

нехорошее. — Что вы делали в школе в столь поздний час?

У меня сердце в пятки ушло. Они нас застукали. Значит, нам грозят серьезные

неприятности. Но Тристена это, видимо, не беспокоило.

— Чем мы занимаемся в школе или за ее пределами — не ваше дело, — спокойно

сказал он.

— Наше, вы же вломились в закрытое помещение, — сказала Дарси со смехом в голосе,

словно ее что-то веселило. — Это же противозаконно!

Ой, нас посадят в тюрьму...

— Но вы-то тоже тут, — заметил Тристен, пожимая плечами.

— Мы-то просто мимо проходили, — возразила Дарен, — мы ко мне домой

направляемся. А вы вышли из школы. Я вас видела.

— Ага. — Тодд положил сломанную руку на плечо своей девушки. — Не знай я вас как

облупленных, я бы подумал, что вы там безобразиями какими занимались. Может, у вас там

шпили-вили какие были прямо на матах в спортзале?

— Тодд, ты ведь опять нарвешься! — предупредил Тристен. — Давай-ка полегче, а?

Флик пропустил его предостережение мимо ушей и фыркнул:

— И не надейся, Хайд. Даже если Джекел тебе даст, ты сильно разочаруешься! — Он

убрал руку с плеча Дарси и ухмыльнулся: — Хотел бы я посмотреть, как ты раздвинешь эти

тощие ножки!

— Тодд. — оборвала его Дарси, — прекрати.

Я не знаю, меня ли она защищала или своего парня. Если последнее, то она опоздала,

потому что рука Тристена уже метнулась к нему, и не успела я понять, что происходит, как он

схватил Тодда за рубашку и притянул к себе. Через долю секунды они уже стояли нос к носу

— Тодду пришлось подняться на цыпочки, а Тристен яростно смотрел на этого футболиста,

который к тому же был ниже его ростом.

— Попробуй еще хоть слово на счет Джилл сказать в таком духе, и я не то что еще одну

руку тебе сломаю, — прорычал он, — я твою тупую башку скручу.

Голос Тристена звучал настолько угрожающе, что даже Тодд занервничал. И я

испугалась. Но несмотря на страх, мне было приятно. Тристен встал на мою защиту. Но он

ли это был или другая eго сторона? Я правильно все поняла? Он переменился почти

мгновенно.

— Тристен? — пропищала я. — Э... Тристен?

— Идем, Тодд, — снова вмешалась Дарси, на этот раз более настойчиво, и потянула его

за рукав. — Тристен, отпусти его. Пожалуйста. Это глупо.

Я стояла рядом и беспомощно молчала. Тристен, прошу тебя. Пожалуйста...

Тристен не расслаблялся: он все еще сжимал рубашку Тодда в кулаке и, подрагивая

желваками, смотрел ему прямо в глаза. Потом вдруг оттолкнул противника, сделал шаг назад

и взял меня за руку. Наши пальцы переплелись внутри длинного рукава его куртки.

— Хватит прикалываться, Флик, — сказал Тристен спокойнее. — Иначе ты мне

ответишь. — Немного помолчав, он вдруг процедил сквозь зубы: — И не дай бот, ты хоть

волос на ее голове тронешь . Твою голову тогда найдут на помойке.

И не дожидаясь ответа, Тристен пошел прочь, таща меня за собой и крепко сжимая мою

руку. Я спиной чувствовала на себе взгляды одноклассников. Они, подозреваю, смотрели в

точку, где мои пальцы вцепились в горячую ладонь Тристена.

Мне должно было бы быть страшно. До ужаса. Неужели я шла за руку с... чудовищем ?

Возможно ли такое?

Тристен держал меня крепко.

Я не боялась. Просто была немного обескуражена. С чего мы вообще взялись за руки?

Дойдя до угла Пайн-стрит, повернули к моему дому, тут Тристен разжал пальцы, и я

вдруг поняла, что моя ладонь мокрая от пота. Вытерев руку об джинсы, я чуть не спросила,

что это было.

Почувствовал ли Тристен, что живущий в нем зверь готов выбраться наружу?

И почему он вдруг стал меня защищать?

Но ответ я уже, разумеется, знала. Он сделал это потому, что я могла спасти его. Потому

что я была ему полезна , так же как и Бекке на уроках химии.

Джилл Джекел — всем нужна, но никем не любима. Эту фразу можно было бы

вытатуировать на моем девственном теле, не оскверненном даже сережками.

До дома оставался еще квартал, но я сняла полосатую куртку Тристена и протянула ему,

натянуто улыбаясь:

— Возьми. Я уже согрелась.

— Ты уверена? — Казалось, что Тристен думает о чем-то своем. Он взял куртку даже

раньше, чем я успела ответить.

— Уверена, — заверила его я, дрожа от холода.

Я шла плечом к плечу с парнем, в котором только что проснулось чудовище. Мы

добрались до нашего гаража. Там была вообще тьма-тьмущая, внутри которой стояла

запятнанная кровью машина, полная боли и страхов... машина, внутри которой, возможно,

таилось спасение одной души.

Глава 31

Джилл

— Джилл, ты знаешь, что такое веник? — спросил Тристен, когда я включила

единственную лампочку, висевшую под потолком, которая едва освещала наш полупустой

гараж, больше похожий на огромный амбар с просевшей крышей. — Им бы тут пройтись не

помешало. Хотя лучше сразу бульдозером.

Я не стала напоминать Тристену, что у меня было бы больше времени на уборку в

гараже, если бы я не занималась спасением его жизни . Меня всецело захватили очертания

громадного старого отцовского «вольво», накрытого грязным куском брезента. Отвратный

подарок в мерзкой обертке. Мне не хотелось даже приближаться к нему.

— Джилл? — Тристен посмотрел мне в лицо. — Я просто пошутил... от

безысходности...

— Сесть в машину, Тристен. мне даже тяжелее, чем войти в кабинет, — сказала я,

уставившись на «вольво» так, словно там мог скрываться убийца. — Тристен, в ней погиб

отец. В мучениях.

Я ждала от Тристена прежнего сочувствия. Напрасно. Он скользнул мимо и, словно

фокусник, сдернул с машины заляпанный краской брезент.

И я увидела. Обычный, ничем не примечательный автомобиль, в котором жестоко

зарезали моего отца.

— Джилл, тут надо так же, как пластырь с раны срывать. — Тристен отряхнул пыль с

рук. — Чем быстрее, тем лучше. Садись, может, тебе и поводить захочется.

Я смотрела на него, не веря своим ушам. Я не двигалась.

— Поводить?

— А почему бы и нет? — Он пожал плечами, — У тебя же нет машины. — Он похлопал

по «вольво». — И в то же время есть.

— Тристен... Я даже дверцу открывать не хочу.

— Тогда это сделаю я, — сказал он, подходя к машине с водительской стороны. Кивком

головы он указал на пассажирскую дверь. — Твоя очередь.

Я колебалась.

— Джилл, мне не терпится залезть в бардачок, и через десять секунд я сделаю это сам,

— предупредил он. — Но я все же считаю, что открыть его должна ты. Твоя склонность

прятаться и делать вид, будто убийства не было, ненормальна. Ты уже заходила в кабинет

отца. Ты знаешь, что справишься.

Я несколько расстроилась.

— Ты вроде бы говорил, что ты, в отличие от отца, не психиатр, — напомнила ему я. —

У нас с мамой, наверное, свои способы выживания в данной ситуации.

— Джилл, твоя мама сорвалась, — сказал Тристен.

Услышав это, я очень разозлилась:

— Ты не знаешь, что вызвало этот срыв!

Какое-то время мы стояли в свете этой голой лампочки и смотрели друг на друга: рука

Тристена лежала на «вольво», а я стояла у входа. В глубине души я понимала, что он прав. В

том, что наша с мамой реакция — это попытка забыть об отце и жить, как будто его и не

было, — возможно, нездорова. Но вести себя по-другому смелости не хватало. Такое

поведение в отношении смерти отца было очередным неписаным правилом, которому мне

приходилось следовать.

Дул осенний ветер, стропила скрипели, в конце концов Тристен не выдержал и пошел,

но не к пассажирской дверце, которую ему не терпелось открыть, а ко мне. Он наклонился и

посмотрел мне прямо в глаза, и я снова увидела в нем ту нежность, которая мне так

нравилась. Слишком нравилась.

—Джилл, — начал он, — я об этом никому не рассказывал, но, когда исчезла моя мама

— точнее, как я уверен, умерла, — я заставлял себя заходить в спальню родителей, ложился

на кровать, с той стороны, где раньше спала она, клал голову на ее подушку и вдыхал запах

ее духов. Сколько я себя помню, она пользовалась одной и той же маркой. Когда-то этот

аромат символизировал покой, а теперь я от него задыхался, гадая, что же маме пришлось

выстрадать в последние минуты ее жизни. Мне в голову лезли самые ужасные варианты

развития событий, но я не гнал эти фантазии прочь. И, как ни странно, потом запах этих

духов перестал выбивать меня из колеи. Я ему, можно сказать... рад. — Он снова бросил

взгляд на машину. — Если ты выедешь на ней несколько раз в хорошую погожу, ты забудешь

об убийстве, и к тебе вернутся более приятные воспоминания.

Я не знала, что и ответить. Я на самом деле даже сама не могла понять, какие

воспоминания о папе мне хотелось бы сохранить. Ужас от осознания того, что его убили, и

гнев на то, что он так жестоко обманул меня, точно масло с водой, то смешивались, то

разделялись.

Но сейчас я думала лишь о том, что мне не хочется никуда идти. И не только потому,

что я боялась садиться в это стоявшее всего лишь в паре метров от меня и прижавшееся к

земле на приспущенных шинах вместилище страха.

Нет, я не хотела снова разрушать возникшую между мной и Тристеном близость. Наше

общее горе связывало нас все теснее. Для меня этот парень стал больше, чем товарищем по

несчастью. Тристен очень сильный. Не только физически, но и эмоционально. Он

действительно сможет покончить с собой, если придется…

Мы смотрели друг другу в глаза, и я поклясться готова, что на долю секунды я увидела

в его взгляде отражение моих растущих к нему чувств. Но, может, я ошиблась. Потому что

снова подул ветер, заскрипели стропила, и Тристен выпрямился, удаляясь от меня.

— Джилл, давай сделаем это прямо сейчас, — сказал он. — Хватит колебаться.

Послушай его, Джилл. Он в этом разбирается…

Сделав глубокий прерывистый вдох, я потихоньку направилась к машине. Не забывая о

том, что за мной идет Тристен. Я шла через силу, буквально чувствуя вспыхнувшее с новой

силой рвение напарника.

Дойдя до «вольво», я протянула руку к дверце, и вдруг перед моими глазами замелькали

ужаснейшие картины. Папа... сверкающее лезвие ножа... крик... Из раны на горле отца

хлещет кровь, а убийца тащит его из машины...

Но я не остановилась, а потянула ручку, открыла дверь, и глаза мои заметались в поиске

неотмытых капель крови.

Не нашла. Ни одной.

Я села на знакомое сиденье и открыла бардачок. Из него посыпались бумаги и

салфетки. Тристен нависал надо мной, упершись руками в дверцу и крышу. Он уже не мог

сдерживать своего нетерпения:

— Ну, что там, Джилл?

— Я ничего… — Я выгребала из бардачка мусор. Зачем папа хранил все это барахло?

— Не вижу.

Но тут же заметила.

Кровавое пятно, которое я так боялась увидеть. Оно было старым и темным и так

притягивало к себе, как это может делать только кровь. Кровавое пятно на измятом листке

бумаги. Как будто его засунули в бардачок в спешке.

Трясущимися руками я достала листок и развернула его, разгладив на коленке.

Сощурившись, я пыталась разобрать непростой почерк отца.

— Ну? — повторил Тристен. — Это он?

— Тристен... — Мой голос дрожал еще сильнее, чем руки. — Смотри, — сказала я,

поворачиваясь к нему.

Кровавый список.

Систематически измененных солей.

Глава 32

Тристен

— K2CR2О7, плюс?.. — Я сосредоточенно изучал список доктора Джекела, мало что в

нем понимая. Да, отец Джилл экспериментировал с солями, но что он в них добавлял? Записи

были совершенно бессмысленные. Его сокращения даже не соответствовали таблице

Менделеева. Никакой личной системы сокращений я тоже не вывел. Половина каждой

формулы казалось бессмысленной. Но все же некоторая закономерность просматривалась.

Я настолько глубоко задумался, что даже не слышал, как в комнату вошел отец.

— Тристен? Ты до сих пор занимаешься?

Этот вопрос меня просто ошарашил, я резко развернулся и бросил взгляд на часы. Было

почти два ночи. Я совершенно потерял счет времени.

— Доделываю задание, — сказал я, глядя на отца и в то же время пытаясь спрятать

запятнанный кровью листок под книгу, которая, на мое счастье, оказалась под рукой:

«Справочник неорганических материалов» — в нем я пытался отыскать сведения по

различным солям. — Последний класс, ты же понимаешь... — Я старался не выдать своего

волнения. — Уроки, бег, я просто зашиваюсь.

Отец подошел ближе, на него упал свет настольной лампы.

— Может, я смогу тебе помочь? У меня же за плечами несколько научных степеней, не

забывай.

— Спасибо, сам справлюсь. — Я выдавил улыбку. Я попытался прикрыть список рукой,

но он все же сильно торчал из-под книги. — Химия, — шутливо добавил я, — в ней я силен.

— Ну, Тристен, — сказал отец, присаживаясь на край стола, — я же в ней тоже не

профан. Ты же не думаешь, что твой отец невежда ?

— Нет, сэр, ни в коем случае, — ответил я, тут же пожалев о том, что попытался

пошутить.

— Посмотрим... — Отец провел пальцем по странице справочника — чуть не задев

список — я аж весь вспотел. Он удивленно посмотрел на меня. — Ты же вроде говорил, что у

вас в этом году органическая химия.

— Дя…

— А зачем тебе справочник по неорганике?

— Да надо было кое-что посмотреть. — Я пожал плечами. Кровь пульсировала,

отдаваясь в ушах.

Отец понял, что я вру. Свет отражался от серебряной оправы его очков, и глаз его я не

видел, но по изгибу губ я догадался, что в душе он посмеивается надо мной.

Черт!

— Ну, если помощь все же понадобится, зови. — Он встал и пошел к двери, удаляясь от

спрятанного мной списка.

Заметил ли он его?

— Позову,— пообещал я. Иди, уходи...

Но отцу, кажется, было еще что добавить.

— Тристен, — сказал он, встав в дверном проеме. — Я надеюсь, тебе приходится

сидеть допоздна не потому, что ты на что-то еще отвлекаешься помимо бега?

— Нет, сэр. Мои мысли только об учебе, — уверил его я, снова напрягшись. Может, он

как-то прознал о моих ночных вылазках? О моем факультативном проекте?

Но отец имел в виду нечто другое.

—Я подумал, может, появилась какая девушка, — высказал он свое предположение. —

У тебя же в них недостатка не было... до последнего времени.

— Нет, — ответил я, и впервые с того момента, как он вошел, я почувствовал, что с

меня слетает маска небрежности. — Никого не появилось, — сказал я с нарочитым

спокойствием. — У меня сейчас слишком много дел.

— А... — Отец, казалось, был разочарован. — Я уж подумал, что ты заинтересовался

юной Джекел, ты же так настаивал на том, чтобы я помог ее матери.

Во рту у меня появился странный металлический привкус.

— Джилл? Нет. Мы с ней просто друзья.

Отец нахмурился:

— Жаль. Миссис Джекел бывает мила и очаровательна, хотя она сейчас крайне уязвима.

— Он взялся за дверную ручку, и на лице снова мелькнула та же самая подозрительная

улыбка. — Ты же знаешь поговорку: какова мать — такова и дочь. — Он посмеялся, — И

разумеется, каков отец — таков и сын.

На этом отец ушел — закрыл дверь, даже спокойной ночи не пожелав.

Руки у меня тряслись почти так же сильно, как и у Джилл тогда, когда она вручила мне

этот список. Я сложил его и спрятал между страницами романа Хемингуэя, которого нам

задавали читать в прошлом году. Потом я снял джинсы, выключил свет и лег в постель.

Но мне не спалось.

Какова мать — такова и дочь. Каков отец — таков и сын.

Когда мы были там, в гараже, заподозрила ли Джилл то же самое, о чем с уверенностью

подумал я, как только увидел этот последний окровавленный список «измененных солей»?

Что, возможно, это мой отец убил ее папу — или, в крайнем случае, был как-то причастен к

этому? И что, возможно, эта встреча Джекелов и Хайдов не случайна?

Я уверен, что отец приехал сюда не только преподавать, но и чтобы пообщаться с

доктором Джекелом. Уж не знаю, зачем или как они встретились, но совпадение получилось

слишком серьезное, чтобы его игнорировать. Наверняка они как-то сотрудничали. Но в

какой-то момент все пошло наперекосяк…

Мой отец — кто он теперь? С кем — или с чем — я живу под одной крышей?

Я закрыл глаза, надеясь заснуть, мне очень хотелось убежать ото всех этих мыслей, но

они, ясное дело, не отстали от меня даже во сне, и не прошло и двух часов, как я проснулся

от мучительного кошмара.

Она почти повернулась ко мне, я был так близок к тому, чтобы увидеть ее лицо, хотя я

уже угадал, кого именно вижу в этих страшных снах.

Бекку Райт. Но почему же мне хотелось убить ее ?

Тот вечер у реки для меня ничего не значил — для нее тоже. Бекка была безликой не

только во сне. Я видел ее чуть ли не каждый день. Но как-то не воспринимал. Ее образ у меня

в голове был расплывчат: продуманная стильная прическа, наряд по последнему писку моды,

блестящие глаза. Почему живущее во мне чудовище так страстно хотело зарезать столь

невинную девушку?

— Боже мой, — простонал я вслух.

Я был так близок к решению. Я чувствовал это. Но я был близок и к гибели.

Очередная стычка с Тоддом Фликом, которая произошла около школы. Я опять

частично ее забыл, воспоминания начинаются только с того, как я держу Джилл за руку.

Я сел на кровати, потер глаза руками. Меня подташнивало, я был разбит и растерян. Но

среди всех волнений этой ночи больше всего меня беспокоила моя собственная ложь насчет

того, что девушки у меня не появилос.

Ах, Джилл...

Уже дважды я оказывался рядом, когда в воздухе витал призрак ее убитого отца, и когда

это случилось во второй раз, мне страшно хотелось ее поцеловать . Возможно, это я терял

человеческий облик, но в последние недели невинность этой девушки, которая сперва

забавляла меня, стала казаться мне трогательной, начала привлекать меня, и я увидел в ней

силу, которой мне самому недоставало. Были в ней какое-то очарование и нравственный

стержень, в котором я так нуждался.

Говорят, противоположности притягиваются, и мы с Джилл Джекел являлись

превосходной иллюстрацией к этому. Красавица и чудовище в буквальном смысле этого

слова. Инь и ян. Чистый свет и кромешная тьма.

Не повезет Джилл, если у нее появится такая же мощная и настоятельная потребность

во мне, которую начал испытывать в ней я.

Это будет просто трагедией. Хотя на книжной полке и прятался ключ к моему

спасению, но часики-то тикали. И даже если мне все же суждено будет остаться в живых, это

не искупит моих грехов. Нет, мозаика моей жизни потихоньку складывалась, и я обретал все

большую уверенность в том, что в Лондоне я действительно совершил нечто ужасное, такое,

чего Джилл Джекел никогда не простит.

Черт, да я и сам себя простить не смогу.

Глава 33

Джилл

— Джилл?

Я оторвалась от учебника по социологии, который читала в столовой, и увидела Дарси

Грей — она стояла передо мной, упершись руками о столик.

Я проглотила откушенный кусок бутерброда с арахисовым маслом и сделала попытку

поприветствовать одноклассницу. Но поскольку я слишком нервничала, вышло больше

похоже на вопрос:

— Привет?

Раньше Дарси меня никогда не разыскивала. Она наверняка собирается нажаловаться на

меня за то, что мы с Тристеном проникли в школу...

— Я тут подумала о вчерашнем, — сказала она, сощурившись, — мои самые страшные

опасения подтверждались. Дарси, со строгой стрижкой и в одежде, сшитой на заказ у какого-

то модельера, была похожа на начальницу, которая собиралась меня отчитать. — О том, что

мы видели.

Арахисовое масло залепило мне горло.

— Да?

Дарси огляделась, чтобы увериться, что рядом никого нет. Мы действительно были

одни. Я почти всегда ела в одиночестве в самом дальнем углу столовой, параллельно читая

какой-нибудь учебник. Так что, убедившись в этом, Дарси наклонилась ко мне.

— Слушай, Джилл, — сказала она тихо, но в ее голосе прозвучала угроза, — я видела,

как вы вдвоем выходили из школы, но я, в отличие от Тодда, не думаю, что вы там

кувыркались на матах.

Я перепуганно уставилась на Дарси, но в то же время мне стало любопытно насчет

матов — они уже второй раз упоминались. Неужели кто-то вправду этим занимался ? Может,

ребята действительно пробирались в спортзал, и это был местный брачный ритуал, о котором

я не знала?

— Дарси, мы не...

Я даже не знала, что собиралась сказать. Да и одноклассница все равно не хотела

слушать моих оправданий.

— Я подозреваю, что вы тайно готовитесь к конкурсу по химии на пару.

Я даже подавилась арахисовый маслом, которое все еще не могла проглотить.

— Что?

Дарси еще сильнее прижалась к столу, словно готовящийся к атаке волк, ее голубые

глаза были холодны, как никогда.

— Каким же надо быть ничтожеством, чтобы бояться открытой конкуренции, —

прорычала она. — Вы же коварно объединились у меня за спиной. Вы что, опасаетесь, будто

я идеи у вас украду? Или вы думаете, что а не смогу сделать все от меня зависящее, если

гениальная Джилл Джекел с Тристеном Хайдом организуют мозговой трест? Если ты не

помнишь, я с самого начала сказала, что не хочу сотрудничать ни с тобой, ни с твоим

необузданный нелюдимым дружком .

— Нет, все не так... — Мы против нее ничего не затевали. Ничего дурного. А Тристен

мне не дружок — Мы... Мы... — А что я ей скажу?

— Ты такая же преступница, как и твой отец, — брызжа слюной, продолжала Дарси.

Она встала и скрестила на груди руки. — Пробираешься в школу ночью, работаешь втайне.

Кошмар! Невероятно просто! Уж, казалось бы, ты должна была бы извлечь какой-то урок из

того, что с ним произошло!

Я сидела просто ошарашенная и молчала, а в ушах звенели слова одноклассницы.

— Тристен Хайд склонен к насилию, — добавила она, — так что ты вполне можешь

кончить так же, как и твой отец.

Сказав это, Дарси повернулась на каблуках и гордо удалилась. А я осталась наедине с

недоеденным бутербродом и учебником, не особо зная, что делать. Убежать куда-нибудь и

разреветься? Или делать вид, будто ничего особенного не случилось?

Как Дарси могла сказать такое? Бросить мне в лицо про убийство отца?

Я набралась смелости и осмотрела полную ребят столовую. Я была уверена, что ее

слышала вся школа. Что громкоговоритель разнес слова Дарси по всему зданию. Но все

просто обедали и радовались своей благополучной жизни.

То есть все, кроме Тристена, которого я заметила в противоположном углу столовой. Он

тоже ел один, но его одиночество, похоже, как обычно, не смущало. Он откинулся на спинку

стула и балансировал на двух ножках, положив свои длинные ноги на скамейку напротив. Он,

казалось, был увлечен книгой и то и дело протягивал руку за стаканчиком кофе с логотипом

расположенной неподалеку заправки.

Дарси назвала его моим дружком. Но она ошибалась. В этом смысле я его точно не

интересовала.

Я увидела, как Тристен зевнул и потянулся, отчего он показался еще выше, еще

внушительнее.

Необузданный нелюдим . Дарси его и так тоже назвала.

Хотя мне быта знакома другая, положительная сторона Тристена, от нападок

одноклассницы я его защитить не могла. А что касается предсказания насчет того, что я

кончу так же, как и отец...

Тристен бросил стаканчик в стоящую неподалеку мусорную корзину, и я вспомнила

жар его руки в ту ночь, когда он угрожал оторвать голову Тодду Флику. В школе, когда мы по

вечерам делали свои опыты, я чувствовала себя с ним в безопасности. Но, встретив Дарси и

ее дружка, он как с цепи сорвался...

Тристен встал, сунул книгу в сумку, которая казалась вообще бездонной — он

запихивал в нее многочисленные вещи с таким же пренебрежением, какое он

демонстрировал и мистеру Мессершмид-ту, и другим взрослым.

Мы с Тристеном были так далеки друг от друга... но каким-то странным образом мы

становились ближе. Он меня не вожделел, но между нами появилась некая связь. Связь,

основанная на кровопролитии и бедах.

В голове снова пронеслись слова Дарси. Тристен Хайд склонен к насилию, так что ты

вполне можешь кончить так же, как и твой отец.

Меня вдруг бросило в жар, затошнило, я отвернулась от Тристена и положила

бутерброд в салфетку — доедать мне его расхотелось. За все эти годы борьбы за первенство я

очень хорошо знала, что Дарси Грей крайне редко ошибается дважды в день. Она была

неправа насчет того, что между мной и Тристеном что-то есть, — значит ли это, что она

наверняка знает, как я «кончу»?

Хоть я и знала, что Тристен ко мне ничего не чувствует, и боялась, что в нем и вправду

может таиться чудовище, я все же повернулась, чтобы снова посмотреть на него. Я не могла

не думать о том, как мне хотелось бы, чтобы такой талантливый парень — и в то же время

потенциальный убийца, — шедший по столовой с таким видом, будто вся школа

принадлежит ему, на самом деле был мой.

Глава 34

Джилл

— Тристен, что ты тут делаешь? — спросила я, запахивая халат, чтобы скрыть

уродливую пижаму. — Уже почти полночь!

— Знаю. — Тристен протиснулся мимо меня в прихожую. — Хочу показать тебе, что я

обнаружил.

— А что, до утра это подождать не могло?

— Нет. — Он вошел в гостиную и включил лампу. При свете я заметила, как блестят его

глаза. А еще я увидела, что он держит в руке.

Список. Которого я сама не видела с того самого вечера, когда мы ходили в гараж.

— Мама... — начала я, пристально глядя на листок. — Зачем ты сюда пришел? Если она

это увидит... Я тебе говорила, она даже не упоминала его с той ночи, когда у нее случился

срыв. Не знаю, что с ней может случиться, попадись он ей на глаза.

— Она же приняла снотворное, так? — предположил Тристен. Он сел на диван и

положил листок на кофейный столик, разгладив его. — Мы шуметь не будем.

Он был прав: мама крепко спала. Но вес же…

— Иди садись. — Он похлопал рукой по дивану рядом с собой.

При свете единственной лампочки я еле могла разобрать, что там написано, но темные

кровавые пятна были похожи на отпечатки пальцев. Я отвернулась.

— Смотри, Джилл, — велел Тристен, сунув список мне прямо в лицо, и тут же поток

воспоминаний и реальности пролился на меня. Дышать стало трудно. Папа... Тристен... Они

оба стишком много значили для меня…

Он сам, похоже, был настолько взволнован, что не замечал моей неловкости.

— Сначала мне показалось, что в записях твоего отца нет никакой логики, — объявил

он, — то есть я понял, что в его работе с солями есть какая-то система, но ничего не понимал.

— Он ткнул пальнем в одну из папиных формул. Знакомый почерк, а рядом кровавые пятна...

— Но общий алгоритм очевиден. Когда я начал размышлять об этом, мне в голову пришла

мысль и о шифрах.

Я старалась не думать о крови, а просто следить за пальцем Тристена, указывающим на

формулы из списка, «СаСl2 плюс R»... Хлорид кальция плюс... что? Да, очевидно, что отец

зашифровал формулы, отчего его и без того засекреченная жизнь стала казаться еще более