История Икс 13 страница

— Мальчишкой я часто бывал здесь, — говорит Марк. — Мама и сестра по-прежнему обитают в этих краях.

Он съезжает с автострады, и мы направляемся по узенькой проселочной дороге, сквозь виноградники, где ссутулившиеся старики внимательно осматривают лозы. Мчимся мимо ярко-изумрудных ферм, где по лугам скачут галопом кони, мимо пестрых старых деревенек со средневековыми церквушками. Стараюсь не думать про нас с Марком: обнаженными. Я, наверное, помешалась. Можно ли приобрести сексуальный психоз? Неужели мистерии сделали меня гиперсексуальной?

И вдруг я понимаю.

— Все указатели на немецком.

— Мы уже проехали языковую границу, — отвечает Марк.

Пытаюсь не смотреть на его мускулистые руки, крепко держащие руль, и на щетинистый и очень мужественный подбородок или на подергивающиеся скулы, что делают лицо моего лорда опасным, хищным и агрессивным. Я легко могу представить Марка в гневе, как он кого-то убивает. И все же я хочу поцеловать его. Все это определенно неправильно.

— В десяти милях позади говорят в основном на итальянском, здесь — на немецком, хотя по национальности они по-прежнему итальянцы. Итальянцы, которые умеют нормально парковаться.

Новый внезапный поворот выводит нас на длинную, засыпанную гравием подъездную дорожку. Я с открытым ртом смотрю по сторонам. Перед нами огромный и очень красивый старый дом, оплетенный виноградными лозами и бугенвиллеей. В углу красуется массивная башня с бойницами.

— Шлосс Роскаррик. Мама и сестра сейчас в отъезде, вернутся завтра.

Марк дерзко разворачивает машину на гравии и припарковывается перед главным входом. К нам торопится мужчина средних лет, в шортах, сандалиях и футболке. По его манере видно, что это один из слуг.

— Guten tag [78], Клаус, — говорит Марк и выходит из машины.

Слуга улыбается, забирает ключи и очень вежливо кивает. Затем за что-то извиняется, ссылаясь на работу в саду. По крайней мере я так поняла по слову «garten», мой немецкий совсем никудышный. Марк кивает и радостно принимает извинения. Указывает на наши чемоданы на заднем сиденье.

— Ein uhr? Im Zweiten Schlafzimmer. Danke [79], Клаус.

Марк берет меня за руку и ведет к огромной двери. Больше не могу сдерживаться ни секунды. Как только переступаем порог, я беру лицо моего лорда в ладони и целую.

Повод ему и не нужен. Он подхватывает меня на руки, и мы целуемся. И снова.

— Марк! — рыдая и смеясь, выкрикиваю я. — Думаю, ты обязан меня трахнуть. Или я сбегу.

Он ставит меня на пол и принимается за мою одежду. Я делаю то же самое. Расстегиваю его рубашку. Хочу впиться ногтями в обнаженную мускулистую грудь. До крови. Хочу увидеть его возбуждение. Из-за меня. Хочу иметь над ним власть.

— Сюда, — говорит Марк и повелительно тянет меня за собой. — Спальня там, наверху.

Лестница просто громадная, широкая и величественная. Пока мы поднимаемся, Марк пытается раздеть меня. Я отталкиваю его, затем скидываю туфли. Остаюсь босиком. Бегу. Он бежит следом. Срывает с себя рубашку, кидает за перила. Легкая ткань парит в теплом воздухе как знак необузданного желания.

— Где эта спальня?

— Здесь, — говорит Марк, и я поворачиваюсь к нему.

Он пропускает меня внутрь спальни, дверь захлопывается за нами. Марк без рубашки, я уже лишилась платья. Теперь я в нижнем белье. Но мне хочется быть полностью голой, голой в его объятиях. Мне жарко, я вспотела после долгой дороги. Надо помыться.

— Мне нужно в душ.

— Тогда позволь помыть тебя.

Марк перекидывает меня через плечо и несет в просторную, ярко-освещенную и невероятно современную ванную. Повсюду блестит металл. Оглядываюсь кругом. Марк заплатил за это, за все это.

Теперь мой дорогой лорд Роскаррик ставит меня на пол. Расстегивает бюстгальтер и спускает по ногам трусики. Я голая, потная и вся в предвкушении.

— Помой же меня.

Он вновь поднимает меня, как фигурист свою партнершу, и ставит в душевую кабину. Поворачивает металлический кран, и на меня потоком льется теплая вода. Затем берет душ с гибким шлангом и приступает к делу. Его руки теплые и скользкие от мыла. То же самое мыло, что и в Неаполе. Из Флоренции. Аромат просто божественный. Марк тщательно смывает с меня пыль и пот.

Он поливает воду на ступни, намыливает пальчики на ногах — аккуратно, нежно и грациозно. Поднимает одну ступню за другой и моет каждый пальчик. Целует. Посасывает один, затем второй и переходит к лодыжкам, коленям, бедрам. Методично моет каждый участок моих ног. Старательно массирует ягодицы, втирая мыло и споласкивая горячей водой. Внутри зарождается удовольствие. Но я жду и наблюдаю. Марк поворачивает меня и направляет струю теплой воды вниз живота, на лобок. Рука проскальзывает между мокрых, скользких бедер. Это уже чересчур.

— Залезай ко мне в душ.

— Через минутку, cara mia, через минутку.

Теперь он намыливает мои груди. Хмурится, массируя их и покрывая ароматной пеной. Какие же нежные у него руки, какие крепкие. Он заносит душ у меня над головой и льет воду на волосы и лицо. Зажмуриваюсь, позволяя влаге смыть остатки пота с моей кожи. И вдруг рта касаются теплые губы. Марк страстно целует меня.

Теперь он тоже в душе. Сбросил джинсы и стоит голым рядом со мной. Я ощущаю близость его восставшего члена, упирающегося в меня. Открываю глаза и обхватываю ладонями набухшую великолепную плоть. С восхищением и осторожностью намыливаю его по всей длине. Обожаю возбужденное достоинство моего лорда. Обожаю его. Обожаю его страсть ко мне. Как я могла сомневаться в нем?

Марк смывает пену и выключает душ. Выходим из кабины, ступая на полотенца, и вытираем друг друга. Перекинувшись взглядом, мы буквально мчимся в спальню. Нагие, чистые, молодые. Влюбленные! Жаждущие секса. Как обычные любовники. Нет, лучше. И хуже. Стойте…

И вот мы в постели. Марк хочет овладеть мною, но я его останавливаю. Качаю головой. Дотягиваюсь и кладу ладонь на горячую плоть. Смотрю ему в глаза.

— Ты убил человека, — говорю я.

— Да, убил, — кивает Марк, его глаза блестят.

— Тебе пришлось так поступить?

— Да, пришлось.

— Я смогу простить тебя.

— Сможешь ли?

Крепко сжимаю его член. Марк прищуривается. Наши лица так близко друг от друга.

— Да, смогу. Потому что люблю тебя, Роскаррик. Я чертовски тебя люблю. Хотя лучше бы не любила. Но это так.

Я впервые сказала самые главные слова. По моей щеке катится слезинка. Убираю руку и ложусь на спину.

— А теперь, прошу, сделай это. Возьми меня, пока… пока я не передумала и все не рухнуло, пока я не сдалась и не сбежала.

Марк кивает. Опускается, чтобы ублажить меня языком. Но нет, я хочу не этого. Приподнимаюсь и беру его лицо в ладони и подтягиваю к себе. Целую в губы, красные, прелестные губы. Вновь целую.

— Марк, я готова.

Ничего не ответив, он опускает меня на кровать и разводит бедра. Подается вперед. Властно смотрит мне в глаза и слегка улыбается. С силой входит в меня.

Я испытываю неимоверное облегчение. Стискиваю зубы. Больно. И великолепно. Марк снова погружается в меня, и снова. Я такая влажная. И совсем не из-за душа. Еще толчок, я ахаю. Вскрикиваю. Чуть ли не рыдаю вновь. Ощущения затмевают разум. Это то, в чем я нуждалась. Сегодня никакой нежности, не после утренних событий. Никаких томительных предварительных ласк. Только это. Только он. Жестко. Обладание мною. Целиком и полностью.

Мы буквально трахаем друг друга. Иначе не описать. Трахаем друг друга. Берем то, в чем оба нуждаемся. С аппетитом и страстью. Целую упругое, великолепное плечо своего любовника. Затем кусаю, с силой, и снова целую.

Он издает вздох:

— Ты…

Веду ногтями по спине Марка, пока он глубже и глубже погружается в меня. Еще один вздох. Знаю, ему больно. Но я хочу, чтобы было больно. Ему и мне. Смотрю Марку в глаза. Он вздымается надо мной, затем вновь приближается и вводит член. Снова и снова.

— Я люблю тебя, сволочь ты! — выдыхаю я.

И снова впиваюсь ногтями в кожу. Сильный толчок. Провожу пальцем по жесткой и безумно красивой линии подбородка.

— Ненавижу и люблю.

— Икс… Икс!..

Марк поднимает мои ноги, так что ступни упираются ему в грудь. И непрерывно трахает меня. Мои белые босые ножки на его мускулистой, загорелой груди с темными волосами. Он трахает меня. Затем разводит мои ноги в стороны, крепко стискивая щиколотки ладонями. Поднимает еще выше, заводя назад, до боли. Но Марк, видимо, решил внедриться в меня еще глубже. Так глубоко, что я буквально раздавлена его весом.

Я подчиняюсь. Марк доминирует. Он так сильно завел мне ноги назад, что ступни касаются стены. Но мне нравится, нравится эта легкая боль. Лишь бы он не останавливался, скакал на мне, властвовал надо мной. Пускай делает все, что хочет. Мой лорд очень близок к финалу. Я вижу это по неистовой ярости в его красивых глазах. Внезапно он отпускает мои ноги, и те падают. На секунду Марк замирает, словно выжидая чего-то.

Я тянусь к нему.

Прикусываю его плечо, и тут он вновь вонзается в меня. Ох уж это крепкое, мужественное, мускулистое тело. Плечи атлета. Руки убийцы. Летальная схватка. Ох уж этот дуэлянт. Марк Роскаррик.

— Сзади!

Кто я, чтобы раздавать приказы?

Но Марк повинуется. Разворачивает меня. Кружит, как балерину в танце. Я словно игрушка, его излюбленная вещь. Он опять раздвигает мне ноги. Да, да! Мы так близки к экстазу. Утыкаюсь лицом в подушку. Знаю, что будет дальше. Восхищена тем, что будет дальше.

Но на этот раз все несколько иначе. Марк делает восемь или девять резких, властных толчков, невероятно глубоких, а затем отступает. Подхватывает меня под живот и поднимает, перенося через всю комнату.

К окну. К этому огромному, широко распахнутому окну. С видом на горы, леса и темно-синее вечернее небо. Горы залиты алым светом заходящего солнца. Великолепие. Марк перегибает меня через обитый кожей подоконник. Смотрю вперед, на горы. А позади — Марк.

Он вновь овладевает мною. Трахает меня у окна. Прохладный воздух приятно холодит груди. Аромат сосен и гор заполняет легкие. Вижу ледяные верхушки доломитов. На клитор ложатся нежные пальцы. Лоно заполнено горячим желанием Марка. На моих ресницах слезы. Оргазм совсем близко, я чувствую это. Он как подъезжающие всадники. Гром!

 

— Ну и как в Южном Тироле? Здорово?

— Очень красиво, ослепительно! Доломиты — нечто невероятное. Ле Корбюзье говорит, что их будто спроектировали. И это так.

— Ле Крузет? Парень, что делает блюдца? Какая разница, что он думает про доломиты?

Подозреваю, что Джесс шутит.

— Не Ле Крузет, а Ле Корбюзье. Швейцарский архитектор.

— А…

— Джесс, они потрясающие. Зеленые-зеленые луга с дикими цветами, теплые прелестные озера на высоте в четыре тысячи футов. Розовато-серые верхушки, будто соборы — целый парад готических соборов.

— Правда?

— Да.

— Хм, горы. Кому это интересно? Слишком преувеличено.

Я улыбаюсь, а Джесс хохочет на экране ноутбука. Мы общаемся по скайпу. Она сидит в своей квартире в Неаполе, за ее спиной — ироничный календарь Муссолини. Я же нахожусь в просторной комнате на втором этаже арендованного палаццо на Гранд-канале. В Венеции. Утром мы приехали сюда из домашнего поместья Марка в Тироле. Припарковались в Местре и проплыли на яхте через лагуну.

Венеция!

— Значит, ты побывала в его знаменитом шлоссе, спала там и ела kartoffelsalat и все такое?

— Ja. Es schmeckt gut [80].

— И твои… раны… зажили?

— Я в полном порядке. Спасибо, что переживаешь за меня.

— Ну, Икс, я всего лишь волнуюсь за твою задницу. Наверное, ей еще так достается.

Джесс слегка раздражена, что я не делюсь с ней всеми подробностями мистерий. Она хочет знать малейшую деталь, чем непристойнее, тем лучше. Но конечно же, я не могу многого рассказать.

— Поверь, я в порядке. У нас все в порядке.

Подруга закатывает глаза и усмехается.

— Ну и каков этот шлосс? — спрашивает она.

— Большой и… величественный. А еще я встретилась с матерью и сестрой Марка.

— Правда? С Леди Само Совершенство? Ну и как? — Глаза Джесс распахнулись в ожидании рассказа.

— Вообще-то, на деле они оказались совсем другими, не как я ожидала. Сестра очень милая девушка, настоящая англичанка, слегка сдержанна в манерах, но очень смешная. Мама больше похоже на тевтонку.

— Да?

— Блондинка, представительница нордической расы. Будто норманнская королева. Алиенора Аквитанская. Аквитания ведь в Нормандии?

— Наверное. Икс, но я думала, что мама у него из Неаполя. Аристократка-неаполитанка и все такое…

— Ну да… и я про это. Совсем другого ожидала. Есть вокруг нее аура некой печали.

Оглядываюсь через плечо. Слышу, как по каналу плывет венецианский вапоретто [81]. Чуть ли не различаю голоса туристов, направляющихся в Риальто. А может, на площадь Святого Марка.

Я отчаянно желаю вырваться на улицу, увидеть все красоты города, ведь я никогда здесь раньше не бывала. Но мы приехали как раз к четвертой мистерии, состоится она вечером.

Венеция!

Вновь поворачиваюсь к ноутбуку и Джесс — счастливой, улыбающейся, симпатичной британке со вздернутым носиком. Моя лучшая подруга. Как же я по ней соскучилась! Я уже три недели не была в Неаполе. Три недели минуло с тех пор, как Марк отвез меня в Калабрию, а потом в Тироль.

Меня по-прежнему трясет при воспоминании о пережитых эмоциях. Марк Роскаррик крепко засел в моей душе, теперь я не смогу так просто избавиться от него.

При одном воспоминании о нем я возбуждаюсь. Смотрю на Джессику. Та читает сообщение на телефоне. Улыбается.

— Как там на Санта-Лючии? — спрашиваю я.

Подруга поднимает на меня глаза и пожимает плечами:

— Нормально.

— Преподаешь?

Она слегка морщится, но выглядит довольной. На губах играет улыбка. Хмм… Здесь зарыт какой-то секрет. У Джесс определенно есть что мне рассказать. Но у нее еще остались свои вопросы.

— Ну так что, Икс… я собиралась спросить… про это.

— Прости?

— Ну, сама знаешь, про… — Ее голос спускается на октаву ниже. — Про случай в Плати. Ты уже справилась с этим? — Джесс приближает лицо к камере. — Ты сможешь все это вынести?

Я рассказала ей всю историю в письме и отправила еще две недели назад. Рассказала обо всем, что узнала: как Марк хладнокровно убил человека. Может, и не стоило этого делать, но она же моя лучшая подруга, а мне нужно было с кем-нибудь поделиться. Слишком сложно держать все в себе. Я хотела снять камень с души.

Джесс была потрясена и удивлена. Ни следа ее типичного сарказма или циничных шуточек. И это еще больше подчеркнуло серьезность вопроса.

Но она также выразила свою обеспокоенность за меня, что делает и сейчас.

— Думаю, со мной все в порядке, — пытаюсь заверить я подругу. — Когда знаешь всю историю целиком, то понимаешь, что его поступок был…

Как же правильно сказать? Приемлемый? Нет. Закономерный? Не совсем. Оправданный. Да. Именно оправданный — очень суровое и глубоко личное правосудие, совершенное в стране без каких-либо законов.

У Марка, как я понимаю, не было большого выбора. Иначе Норцино, убийца-психопат, продолжал бы резню, не жалел бы ни мужчин, ни женщин, буквально изрубая их на мелкие кусочки. По крайней мере я так себе все объяснила, именно так справляюсь с этим фактом.

Я вновь говорю об этом Джесс. Она мрачно кивает.

— Ты можешь утверждать, что он поступил героически, — задумчиво произносит она. — Но также можно сказать, что Марк — убийца.

— Джесс!

— Не пойми меня неправильно. Я не возражаю.

— Хорошо…

— Икс, напротив, я с тобой полностью согласна. Здесь совсем другой мир. Здесь, на юге, в Меццоджорно. Это место не похоже на тихий пригород Нью-Гэмпшира. Это их мир, их законы. — Подруга хмурится. — Я думала об этом на днях и решила: кто мы такие, чтобы судить Марка? Я могла бы выйти замуж за пилота ВВС, который бы сбрасывал бомбы на детей, участвуя в бессмысленной войне на Ближнем Востоке. И что, это лучше? Но никто бы не думал про меня плохо, правда ведь? Никто бы ничего не спросил: как же ты живешь с этим, зная, чту он сделал?

Я молча киваю. Интересное мнение и хорошее, мне от него даже стало лучше. Но сейчас я хочу обсудить совсем иное, ведь я слышу, как Марк внизу разговаривает со служанкой, приходящей в наше арендованное жилище. Скоро нам нужно будет собираться. Очевидно, сюда придут девушки, чтобы подготовить меня к четвертой мистерии. Наверняка костюмы на этот раз будут очень утонченными.

Но сперва я хочу узнать от Джесс про ее новости. Ведь есть что-то недосказанное.

— Ладно, Джессика, мне пора.

Она кивает и смотрит на телефон:

— Ага, уже шесть часов. Нужно пошевеливаться. Вечером я еду в Вомеро.

— В Вомеро?

— Да… — И снова загадочная улыбка.

Похоже, я знаю, в чем дело. Здесь замешан мужчина. Я уже прежде видела это мимолетное выражение на лице Джесс. Значит, в ее постели завелся новый мужчина.

— И с кем ты едешь в Вомеро?

— Да так, кое с кем, — пожимает она плечами.

— Новый бойфренд?

Джесс качает головой. Но потом робко улыбается и кивает:

— Да. Новый бойфренд.

— Боже! — чуть ли не визжу я. — Расскажи мне все! Ты обязана все рассказать!

— Ну… он… — Она отворачивается от камеры. — Все сложно. Я не… не…

Очень странно. Джессика Раштон никогда не скромничает и ничего не скрывает про своих любовников. Она выдает все подробности, каждую мелочь, да еще и наслаждается этим. А потом требует того же от меня. Подруга обожает сплетничать о мужчинах и сексе. Я и сама не прочь. Одна из причин, почему мы друг с другом так хорошо ладим, — наша увлеченность хитросплетениями любви.

Так с чего такая застенчивость?

— Джессика?

Теперь она смотрит прямо на меня. Вздыхает и говорит:

— Я встречаюсь с Джузеппе.

Что?

— Встречаешься с Джузеппе? Джузеппе, который работает у Марка?

— Да.

Я восторженно хлопаю в ладоши. Знала ведь, что он ей понравился. Роскошнозавр Рекс! Он очень милый и обаятельный молодой человек. Превосходно!

— Это же здорово! — отвечаю я.

Джесс смотрит на меня и расплывается в улыбке:

— Ты уверена? Правда уверена? С тобой действительно все в порядке? Не думаешь, что я притесняю тебя или что-то в этом духе?

— Джессика Раштон, не будь тупицей. Конечно же нет. Значит, мы будем чаще видеться.

— Да, это так! — кивает она. — Завтра Джузеппе по поручению Марка летит в Венецию. Он хочет взять меня с собой, но я ничего не ответила, не переговорив с тобой.

— Ну так вперед! Прилетай! Ты просто обязана! Мы выпьем «Беллини» в баре «У Гарри». Это замечательно!

— Хорошо, — сияя от счастья, отвечает Джесс. — Класс! Не беспокойся, я не участвую в твоих странных мистериях. Да меня и не приглашали. Но зато мы увидимся в Венеции. Завтра.

— Хорошо, пока!

Машу ей на прощание рукой, она отвечает тем же.

— Не упади в канал! — говорит подруга напоследок.

Экран чернеет. Я откидываюсь в кресле. Как же я счастлива! По-настоящему счастлива. Мир вновь идеален.

Или, по крайней мере, почти идеален. Осталось последнее, снедающее меня сомнение, крошечный змий в непорочном раю. Сомнение насчет жены Марка. Не могу забыть слова Энцо Пазелли за ланчем в ужасном Плати. Слова о внезапной смерти леди Роскаррик, что означало: ее деньги перешли к Марку…

«Злая шутка судьбы».

Но я не желаю думать об этом. Хочу быть счастливой. Я и вправду счастливая. А сегодня вечером я стану Александрой четвертой мистерии.

 

Через три часа выхожу на сырой, поросший мхом причал нашего частного арендованного палаццо — Палаццо Дарио. Я в одиночестве. Марк все еще внутри, заканчивает дела за своим ноутбуком, где на экране бегают алые и черные цифры.

Смотрю на свое отражение в освещенной звездами водной глади Гранд-канала. Не могу сдержать улыбку.

Прислужницы нарядили меня как надо: бальное платье в стиле английского ампира, с завышенной талией, узкими рукавами, из превосходного нежно-кремового муслина. Оно прелестно. Выгляжу как дебютантка из романа Джейн Остин: длинные шелковые перчатки, атласные бальные туфли, браслеты на предплечьях, нить бус из натурального жемчуга. Муслин великолепного качества и довольно прозрачный. На мне кремового цвета чулки и, конечно же, никакого белья.

Но сейчас темно, так что никто не заметит. По крайней мере я на это надеюсь. Делаю шаг вперед и смотрю вдоль канала. Гондола заказана на девять часов. Знаю, что пришла рано, но мне хотелось немного насладиться окружающей красотой.

Сердце мое трепещет при виде дома, где мы остановились. Приехали мы только утром, и я совсем еще не исследовала это место.

Правда, мне оно уже чрезвычайно нравится.

Днем палаццо очень красивый — насколько я успела заметить, вечером — освещен огнями канала, звездами Венеции и фонарями в готическом стиле. Он словно видение, призрачной красоты мираж. Темно-фиолетовые углубления, черные проемы окон, роскошный, меланхолично-серый камень — и все это становится еще более заманчивым и нереальным среди мерцающей воды. Голова слегка кружится от такого зрелища, меня будто покачивает из стороны в сторону в танце под безмолвную вечную мелодию Венеции.

С канала доносится веселый смех и разговоры. Ароматы вина и дизельного топлива, духов, дыма и далекого моря.

Мост Вздохов. Площадь Святого Марка. Санта-Мария делла Салюте! Все это уже поселилось в моей душе, ведь я так часто бывала здесь в своем воображении, фантазиях, мечтах школьницы и студентки о путешествиях. Даже не знаю, что и думать про настоящую Венецию. Реальность столь пленительна, что я уже не уверена, сон это или явь. Город будто шикарная копия самого себя, будто невероятно правдоподобные декорации фильма, а я часть действия. Александра мистерий!

Это, случаем, не отель «Гритти палас» вдалеке? Стоит мне привстать на носочки своих атласных туфелек, и по ту сторону темных вод Гранд-канала я увижу роскошных мужчин и женщин, ужинающих на освещенной фонарями террасе. Ловлю обрывки смеха, вплетенные в звяканье столовых приборов и посуды. Раздается более громкий шум: по каналу, залитому лунным светом, плывет синяя лодка венецианской polizia. Направляется она к колокольной башне собора Святого Марка — призрачно-красному силуэту на горизонте.

Прямо перед палаццо стоят четыре столба в бело-голубую полоску, похожие на леденцы. Их позолоченные шляпки блестят в свете готических стеклянных фонарей, что висят на крюках. Поворачиваюсь и вновь поднимаю голову. У Палаццо Дарио очень странные дымоходы. Они называются дымоходами «карпаччо», с массивным верхом и очень старинные. Причудливые формы труб обрамлены ясным звездным небом. На фасаде здания — довольно известный готический узор. Изящные балконы.

Связанные с этим местом легенды одновременно романтичны и трагичны. Я хорошо подготовилась. В Палаццо Дарио испустили последний вздох многие знаменитые люди. В начале девятнадцатого века здесь «при загадочных обстоятельствах» погиб торговец бриллиантами из Армении. Следом дом купил некий британский богач Родон Браун, но покончил жизнь самоубийством после того, как потратил все состояние на навязчивую идею о реставрации. Далее им владел ирландский старший лейтенант, но его тоже постигла таинственная смерть в 1860 году. Потом шли многочисленные графини и графы, последнего из которых зарезала его же любовница. Далее — продюсер рок-группы: убит. Затем финансист: утоплен. Следом — изгнание бесов: полный провал.

А теперь я. Но иначе он бы мне не достался.

— Ах, госпожа Бекманн. Что новенького на Риальто?

Это Марк. В наряде стиля ампир. Выглядит он бесподобно: вылитый Дарси [82], но более смуглый и высокий. На нем узкие черные брюки, может, это и бриджи, уходящие в кожаные ботфорты. Выше пояса — довольно простая белая рубашка с высоким воротником, роскошный лиловый жилет и длинный распахивающийся фрак очень темного цвета. Костюм Марка дополнен щегольским цилиндром. Я же без головного убора, но мои волосы уложены в великолепную прическу: кудри выглядят естественно и даже слегка растрепанно, хотя это лишь видимость. Очень умно.

Держа в руке белые шелковые перчатки, Марк ступает на мраморный причал и кланяется.

— Только посмотри на себя. — Он указывает на платье, подходит ближе, берет мою руку в белой перчатке и галантно целует. — «Она идет во всей красе, — бормочет он. — Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены» [83].

Рука Марка ложится на спрятанную за муслином талию, он нежно целует меня в губы.

— Celenza, — слегка отталкиваю его я, словно в протесте.

Но нет, я не сопротивляюсь.

Марк довольно улыбается:

— Ты готова к четвертой?

Готова ли я? Не уверена. Внутри я как комок нервов. Но есть еще кое-что — решимость. Я уже призналась Марку в любви, обратного пути нет.

Я приседаю в притворном реверансе, но выходит у меня плохо.

— Si, Celenza. Думаю, да.

— Ты выглядишь весьма правдоподобно. Американская принцесса в Венеции, необъяснимым образом перевоплотившаяся в Элизабет Беннет [84]. — Он бросает взгляд через мое плечо. — А теперь пора к гондоле.

Поворачиваюсь и вижу, как из мерцающей темноты появляется продолговатый черный силуэт гондолы. Лодка бесшумно подплывает к нашему причалу. Гондольер, конечно же, очень симпатичный.

— Signor Roscarrick?

— Si.

Узкая черная гондола с обитыми алым шелком сиденьями. Марк помогает мне спуститься в лодку, я сажусь на роскошные подушки, Марк — рядом со мной. Я взираю наверх, на ясное летнее небо.

Ноздри приятно ласкает аромат его геля для душа. Марк благоухает чистотой, а в наряде ампир он ослепительно красив. Как же я хочу его. Хочу в Венеции. Хочу заняться сексом прямо здесь и сейчас. Удовлетворить моего лорда в гондоле.

Гондольер неспешно рассекает воду веслом, мы плавно движемся по Гранд-каналу. Парень напевает под нос какую-то песенку. Это, конечно, избито, но в то же время и нет. Почему бы и не запеть, будучи гондольером в Венеции? Ну где еще, скажите, где еще в целом свете стоит запеть на работе, как не здесь?

Весь город тоже безмолвно подпевает этим теплым летним вечером, умиротворенным и прекрасным в своем совершенстве. Когда проплываем под мостом Академии, сверху на нас с любопытством взирают чьи-то лица, наблюдая за этой сценой из венецианского фильма, а мы — звезды кино. Это фильм про Икс и Марка.

Я сплю. Нет, я не сплю. Мы и вправду здесь, проплываем Палаццо Фортуни и Ка’Реццонико, проскальзываем под белой аркой Риальто, рассматриваем дома, где умер Вагнер, где жил Марко Поло, дома, где писал Стравинский и грустно вздыхал Генри Джеймс, дома Браунинга, Тициана, Казановы, дворцы поэтов, дожей, принцев и куртизанок. Плененная этим великолепием, я лежу на подушках и держу Марка за руку. По-прежнему сплю, не собираюсь пробуждаться. Не хочу. Бормочу себе под нос: «Она идет во всей красе. Светла, как ночь ее страны…»

Только теперь я понимаю, что Байрон писал не про женщину, а про Венецию. Город и есть эта вздорная, капризная и опасная соблазнительница, ускользающая, едва сверкнув очами, но все же выносливая, невзирая на ежемесячные паводки. Венеция — мрачная, прекрасная, депрессивная поэтесса, постоянно пытающаяся утопиться в озере.

Ладонь Марка незаметно скользнула мне под платье.

Ничего не говорю. Лишь указываю на очередной палаццо, очень суровое серое здание.

— Это же дом Байрона, да?

— Так и есть. Палаццо Мочениго.

Ладонь по-прежнему ползет вверх по моим ногам, в поисках своей цели.

— Он здесь жил, — говорит Марк. — С лисой, волком, как минимум с двумя обезьянками и хилым вороном.

Пальцы наконец достигают центра наслаждения, ласкают меня.

— Хилый ворон? — невинно произношу я, стараясь говорить ровно.

— Кажется, ворон испустил дух. И как раз здесь любовница Байрона грозилась утопить себя в Гранд-канале. И выжила.

Гондольер легким движением меняет направление лодки. Марк убирает руку из-под юбки, а я испытываю прилив разочарования. Ведь я изнываю от желания. Мне ужасно хочется наклониться вперед, расстегнуть молнию на изящных черных бриджах и обхватить ртом достоинство моего лорда.

Боже, что же творят со мной мистерии?

Не важно, мне нравится. А еще я влюблена в Венецию. Мы направляемся на север, вверх по более узкому каналу. Пока мы плывем, я цепляюсь взглядом за каждую мелочь: манящие боковые каналы, целующаяся парочка в темной узкой улочке, словно ее никто не видит, крошечная церквушка, отражающаяся в черной масляной воде. Кто-то поет в озаренной желтым светом комнате, другая гондола везет плачущую женщину, по черным переулкам скользят огни, упираясь в стену с готическими окнами, которые закрыты ставнями.

— Марк… — Я крепче сжимаю его руку. Четвертая мистерия все ближе и ближе. — Поцелуй меня.

Он наклоняется и страстно впивается в мои губы, затем отстраняется.

— Видишь нас? — спрашивает он, и я понимаю, что он говорит про созвездие Нас: рядом с Орионом.

Я киваю, сдерживая желание разрыдаться.

— Да, я вижу Нас, Марк, вижу.

Самое поразительное здесь — тишина. Венеция в ночи. Ни машин, ни рева моторов. Может, это самый тихий город в мире? Лишь приглушенные всплески воды на средневековом мраморе и нежные напевы гондольера. И среди этого — тишина. Пустота, прекрасное безмолвие, будто город на грани вымирания.

Гондола везет нас к окраине Венеции. Я привстаю и вижу выход в более широкую лагуну. Возможно, блистающие огни Мурано, затем низкие очертания темного и мрачного кладбищенского острова: острова мертвых.