Спутанное время 9 страница

Доктор Кол вскочил и с силой захлопнул дверь перед его лицом. Он не удивился, что произошла диссоциация. Доктор Хардинг предупреждал его, что полученный синтез в лучшем случае временный и довольно неустойчивый. Его собственный опыт с такими пациентами показал, что стрессовая ситуация, подобная суду, вполне может вызвать обратный процесс. Главное, что сейчас требовалось, – завоевать доверие Денни.

– Рад познакомиться с тобой, Денни. Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– Где ты родился?

Он пожал плечами:

– Не помню. Наверно, в Ланкастере.

Кол подумал немного и, видя, насколько измотан пациент, положил ручку на стол.

– Что ж, мы выясним это в другое время. А сегодня отдохни. Это миссис Кэтрин Гиллотт, одна из медсестер психиатрического отделения. Она покажет тебе твою комнату. Ты можешь оставить там чемодан и повесить пиджак.

Когда доктор Кол ушел, миссис Гиллотт провела его в первую комнату слева по коридору. Дверь была открыта.

– Это моя комната? Этого не может быть!

– Входи, парень, – сказала миссис Гиллотт, открывая окно. – У тебя чудесный вид на Афины и на университет. Сейчас уже темно, но утром ты все это увидишь. Давай устраивайся.

Но когда она оставила его одного, он остался сидеть в кресле возле своей комнаты, боясь пошевелиться, пока одна из сестер не выключила свет в коридоре. Он прошелся по комнате, сел на кровать. Его била дрожь, глаза были полны слез. Он знал, что, когда люди добры к тебе, в конце концов придется платить за это. Всегда следует ждать подвоха.

Билли лег на кровать, не зная, что же с ним будет. За окном виднелись голые деревья. Сон не шел, но день был длинным, и наконец Билли уснул.

Утром 5 декабря 1978 года Денни открыл глаза, разбуженный светом, льющимся в окно. Он выглянул в окно и увидел речку и здания университета на другом берегу. Пока он там стоял, в дверь постучали и вошла симпатичная женщина в годах, с короткой стрижкой и широко поставленными глазами.

– Привет, я Норма Дишонг, твой руководитель. Я буду приходить к тебе по утрам. Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе все помещение и место, где завтракают.

Они осмотрели комнату с телевизором, бильярдную, комнату, в которой можно перекусить. Двойные двери вели в небольшой кафетерий с длинным столом в центре, четырьмя маленькими вдоль стен и буфетной стойкой в дальнем конце.

– Возьми поднос и приборы и выбери себе, что хочешь.

Денни взял поднос и потянулся за вилкой, но случайно вынул из корзинки нож и тут же отбросил его от себя. Нож ударился о стену и со стуком упал на пол. Все подняли головы.

– В чем дело? – спросила Дишонг.

– Я… я боюсь ножей. Я их не люблю.

Норма подняла нож и спрятала его, затем достала вилку и положила ее на поднос.

– Не задерживайся, – сказала она, – возьми что‑нибудь поесть.

После завтрака Норма встретила его, когда он шел мимо сестринского поста.

– Если хочешь пройтись по зданию, распишись на этом листе, и мы будем знать, что тебя нет в отделении.

Он уставился на нее, совершенно ошарашенный.

– Вы хотите сказать, что я могу выходить отсюда?

– Это открытое отделение. Пока ты находишься в клинике, ты можешь приходить и уходить из отделения, когда пожелаешь. Когда доктор Кол посчитает, что ты готов, ты сможешь расписаться и выйти из здания, чтобы погулять в саду.

Миллиган с изумлением посмотрел на нее:

– В саду? Но там нет ни стен, ни забора?

Норма улыбнулась:

– Так и есть. Это же клиника, а не тюрьма.

В тот же день доктор Кол зашел в отделение, чтобы повидать Билли.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Я не думал, что можно уходить и приходить и никто не будет за мной следить, как в клинике у доктора Хардинга.

– Это было до суда, – сказал Кол. – Я хочу, чтобы ты помнил одно: тебя судили и признали невиновным. Для нас ты не преступник. Независимо от того, что ты или кто‑то другой внутри тебя совершил в прошлом, с этим покончено. Началась новая жизнь. Что ты будешь делать, каковы будут твои успехи, как ты будешь воспринимать вещи – как ты будешь сотрудничать с Билли, чтобы окончательно войти в одну личность и остаться там, – вот что поможет тебе выздороветь. Ты должен захотеть выздороветь. Никто здесь не будет унижать тебя.

 

В этот же день «Коламбус диспэч», сообщая о переводе Миллигана в Афины, рассказала о решении суда и опубликовала прозвучавшие в зале суда показания о жестоком обращении Челмера Миллигана со своей женой и детьми. Газета также опубликовала данные под присягой показания, представленные в газету Челмером Миллиганом и его адвокатом:

 

«Я, Челмер Дж. Миллиган, женился на матери Уильяма Стэнли Миллигана в октябре 1963 года. Вскоре после этого я усыновил Уильяма, а также его брата и сестру.

Уильям обвинил меня в угрозах ему, оскорблениях и изнасилованиях, в частности, в течение того года, когда ему было восемь или девять лет. Обвинение ложное. Более того, ни один из психиатров или психологов, которые обследовали Уильяма для отчета, представленного судье Флауэрсу, не беседовал со мной до того, как данный документ был составлен и опубликован.

Я нисколько не сомневаюсь, что Уильям все время лгал тем, кто его обследовал. За десять лет брака с его матерью я убедился, что Уильям – отъявленный лжец. Я чувствую, что Уильям продолжает так же лгать, как он это делал много лет назад.

Обвинения, выдвигаемые Уильямом, и их последующая публикация в многочисленных газетах и журналах поставили меня в затруднительное положение, причинили душевную боль и страдания. Я делаю это заявление, чтобы внести ясность и восстановить свое доброе имя».

 

Однажды утром, через неделю после прибытия Миллигана, доктор Кол опять заглянул к нему:

– Сегодня мы начнем твое лечение. Пошли в мой кабинет.

Денни испугался, но последовал за ним. Кол указал на удобное кресло и сел напротив, сложив руки на своем внушительном животе.

– Я хочу, чтобы ты понял, что я многое о тебе знаю из судебного дела. Оно довольно объемное. А теперь мы сделаем кое‑что по совету доктора Уилбур. Я говорил с ней и знаю, что она сумела заставить тебя расслабиться и смогла поговорить с Артуром, Рейдженом и другими. Вот это мы и сделаем.

– Как? Я не могу заставить их выйти.

– Просто сядь поудобнее и слушай мой голос. Я уверен, Артур поймет, что доктор Уилбур и я – друзья. Это она посоветовала поместить тебя для лечения в нашу клинику, потому что доверяет мне, и я надеюсь, что ты мне тоже доверяешь.

Денни поерзал в кресле, потом откинулся назад и расслабился. Его зрачки задвигались туда‑сюда. Он настороженно поднял голову.

– Приветствую вас, доктор Кол, – сказал он, сложив кончики пальцев вместе. – Я ценю тот факт, что доктор Уилбур рекомендовала вас. Со своей стороны обещаю полное сотрудничество.

Кол ожидал появления англичанина, поэтому не поразился перемене. Он видел достаточно много подобных случаев, чтобы такое застигло его врасплох.

– Гм… а‑а… да. Не скажете ли, как ваше имя? Для записи в медкарту.

– Я Артур. Вы хотели побеседовать со мной.

– Да, Артур. Конечно, я узнал, что это ты, по твоему британскому акценту, но я уверен, ты понимаешь, что для меня важно не делать предположений о…

– У меня нет акцента, доктор Кол. Акцент есть у вас.

Кол озадаченно уставился на него.

– A‑а, верно, – сказал он наконец. – Извини. Надеюсь, ты не откажешься ответить на несколько вопросов.

– Конечно. Я здесь именно для того, чтобы помочь вам, насколько это в моих силах.

– Я бы хотел обсудить с тобой некоторые жизненно важные факты, касающиеся разных личностей.

– Людей, доктор Кол. Не «личностей». Аллен уже объяснял доктору Хардингу, что, называя нас личностями, вы отвергаете тот факт, что мы реальны. Полагаю, это не будет способствовать лечению.

Кол пристально всмотрелся в лицо Артура и решил не обращать внимания на его высокомерие и снобизм.

– Признаю свою ошибку, – сказал он. – Мне хотелось бы узнать об этих людях.

– Я предоставлю вам столько информации, сколько смогу.

Кол задавал вопросы, а Артур рассказывал о возрасте, внешности, привычках, способностях и причинах появления девяти человек, записанных доктором Хардингом в отчете.

– А почему появился этот ребенок, Кристин? Какова была ее роль?

– Составить компанию одинокому ребенку.

– Какой у нее темперамент?

– Она застенчива. Рейджен обожает ее. Когда мы опасаемся, что Рейджен выкинет что‑нибудь низкое или жестокое, она способна отвлечь его, сердясь и топая ногами.

– Почему она так и осталась трехлетней?

Артур улыбнулся:

– Возникла необходимость иметь кого‑то, кто знал мало или ничего не знал о том, что происходит. Неведение было средством защиты. Если Уильяму хотелось утаить что‑либо, Кристин занимала пятно и рисовала, или играла в «классы», или прижимала к себе тряпичную куклу, Неряху Энн, которую ей сделала Адалана. Она прелестный ребенок. Я очень ее люблю. Вы знаете, она англичанка.

– Я не знал этого.

– О да. Она сестра Кристофера.

Какое‑то мгновение Кол смотрел на него.

– Артур, ты знаешь всех других?

– Да.

– Ты всегда их знал?

– Нет.

– Как ты узнал об их существовании?

– Методом дедукции. Когда я понял, что теряю время, я стал следить за другими. Я обнаружил, что они разные, и стал размышлять об этом. Потом, задавая некоторые вопросы – и вслух, и про себя, – я узнал правду. Постепенно, за несколько лет, я установил контакт с остальными.

– Ну хорошо. Я рад, что мы познакомились. Если я должен помочь Билли – всем вам, – мне нужна твоя помощь.

– Всегда в вашем распоряжении.

– Еще один важный вопрос, который я хотел бы задать, прежде чем ты уйдешь.

– Да?

– Гэри Швейкарт упомянул кое‑что, появившееся потом в газетах. Он сказал, что противоречия между показаниями всех ваших людей и утверждениями жертв – ну, например, сквернословие, заявления о криминальных действиях, упоминание имени «Фил» – могут, по его мнению, объясняться тем, что существуют и другие личности помимо десяти уже обнаруженных. Ты знаешь что‑нибудь об этом?

Вместо ожидаемого ответа глаза Артура остановились, губы зашевелились. Медленно, почти незаметно он исчез. Через несколько секунд молодой человек моргнул и огляделся.

– О боже! Только не это опять!

– Здравствуй, – сказал Кол. – Я доктор Кол. Не скажешь ли ты мне, как тебя зовут – для записи?

– Билли.

– Понимаю. Ну, здравствуй, Билли. Я твой доктор. Тебя сюда поместили под мое попечение.

Билли дотронулся до головы, все еще немного удивленный.

– Я вышел из зала суда. Сел в фургон…

Он быстро перевел взгляд на свои запястья, потом на одежду.

– Что ты помнишь, Билли?

– Полицейский надел на меня тесные наручники. Потом он сунул мне в руки кружку с горячим кофе и захлопнул дверцу фургона. Когда мы тронулись, я пролил кофе на свой новый костюм. Это последнее… Где мой костюм?

– В твоем шкафу, Билли. Мы пошлем его в чистку. Пятна исчезнут.

– Я очень странно себя чувствую.

– Попытайся описать свое состояние.

– В голове чего‑то не хватает.

– Памяти?

– Нет. Понимаете, перед судом я был более тесно связан со всеми остальными. А теперь вот здесь, – постучал он по голове, – как будто не хватает многих кусочков.

– Потерпи, Билли, возможно, через несколько дней или недель нам удастся найти эти кусочки и снова сложить их.

– Где я?

– Это Центр психического здоровья в Афинах, Огайо.

Билли успокоился:

– Судья Меткалф так и говорил. Я помню, он сказал, что меня сюда посылают.

Чувствуя, что сейчас он имеет дело с частично синтезированным Билли‑ядром, личностью‑хозяином, Кол говорил мягко, стараясь задавать нейтральные вопросы. Его поразила перемена в чертах лица пациента. У Артура был твердый подбородок, сжатые губы, взгляд из‑под тяжелых век, придававший ему надменный вид. И вдруг – распахнутые глаза, неуверенное выражение лица. Билли казался слабым и уязвимым. Вместо страха и опасений, характерных для Денни, Билли демонстрировал замешательство. Хотя он с готовностью отвечал на вопросы, стараясь угодить доктору, было ясно, что он не знал или не помнил многое из того, о чем его спрашивают.

– Извините, доктор Кол. Иногда вы задаете вопрос, и мне кажется, что я знаю ответ, но когда я пытаюсь ответить – ответа нет. Мой Артур или мой Рейджен знали бы, как ответить. Они умнее меня, и у них хорошая память. Но я не знаю, куда они ушли.

– Все в порядке, Билли. Твоя память улучшится, и ты обнаружишь, что знаешь больше, чем думаешь.

– Доктор Хардинг тоже это говорил. Он говорил, что так будет, когда все соединятся, и это случилось. Но после суда я опять разделился. Почему так?

– У меня нет ответа, Билли. Ты сам‑то как думаешь?

Билли покачал головой.

– Единственное, что я знаю, – Артур и Рейджен сейчас не со мной. Когда они не со мной, я не очень хорошо помню. Большую часть своей жизни я пропустил, потому что почти все время меня заставляли спать. Артур сказал это.

– Артур много с тобой разговаривает?

Билли кивнул:

– С тех пор как доктор Джордж представил меня Артуру в клинике. Теперь Артур говорит мне, что делать.

– Думаю, ты должен слушать Артура. Люди с множественными личностями обычно имеют внутри себя кого‑нибудь, кто знает всех других и старается всем помочь. Мы называем этого кого‑то «внутренний помощник».

– Артур – внутренний помощник?

– Я так думаю, Билли. Он подходит для этой роли: умный, знает о существовании других, высоконравственный…

– Артур очень высоконравственный. Это он составил правила.

– Какие правила?

– Как поступать, что делать, чего не делать.

– Да, я думаю, Артур очень поможет в твоем лечении, если будет с нами сотрудничать.

– Он будет, – сказал Билли. – Артур всегда говорит, как важно соединиться и поправиться, чтобы я смог стать полезным гражданином. Но я не знаю, куда он ушел.

Пока они говорили, Кол чувствовал, что Билли все больше и больше ему доверяет. Кол привел его обратно на отделение, показал ему его комнату и снова представил его руководителю, а также другим сотрудникам отделения.

– Норма, это Билли, – сказал Кол. – Он у нас новенький. Нужно, чтобы кто‑нибудь показал ему наш ПИТ.

– Конечно, доктор Кол.

Но, приведя его обратно в комнату, Норма внимательно посмотрела на него:

– Билли, ты уже знаком с нашим помещением и не заблудишься, поэтому нам не нужно опять ходить по отделению.

– Что такое ПИТ?

Она подвела его к входной двери отделения и показала на табличку:

– Прием и интенсивная терапия. Коротко – ПИТ.

С этими словами она повернулась и ушла. Билли подумал, что он такого сделал, что она была с ним так резка, но, как ни старался, не мог понять.

 

Когда Билли узнал, что этим вечером к нему придут сестра и мать, его охватило беспокойство. На суде он видел Кэти, свою четырнадцатилетнюю сестру, превратившуюся в привлекательную молодую женщину. Как только он оправился от шока, ему стало очень уютно рядом с ней. Но матери на суде не было – он сам настоял на этом. Хотя Кэти уверяла, что мать часто посещала его в клинике Хардинга, а до этого в Ливанской тюрьме, Билли ничего не помнил.

Последний раз он видел маму, когда ему было шестнадцать, после этого его все время заставляли спать. Перед глазами стоял образ из более раннего времени: красивое окровавленное лицо и большой клок вырванных волос… Вот такую мать он запомнил с четырнадцатилетнего возраста.

Когда женщины пришли на свидание, Билли поразили перемены в облике матери: ее лицо покрыли морщины, волосы, завитые тугими темными кольцами, выглядели как парик. Лишь голубые глаза и полные губы не потеряли привлекательности.

Мать и Кэти вспоминали прошлое, причем каждая старалась превзойти другую в припоминании таких моментов из детства Билли, которые тогда были непонятны им, но теперь легко объяснялись появлением какой‑то иной личности Билли.

– Я всегда знала, что вас было двое, – сказала его мать. – И всегда говорила, что был мой Билли и тот, другой. Я пыталась сказать, что тебе нужна помощь, но меня никто не слушал. Я говорила докторам и говорила тому адвокату, который устроил так, что за признание меньшей вины тебя отправили в Ливанскую тюрьму. Никто меня не слушал.

Кэти посмотрела на мать:

– Но кто‑нибудь прислушался бы к тебе, если бы ты рассказала им о Челмере.

– Я не знала, – сказала Дороти Мур. – Бог свидетель, если бы я знала, что он делал с Билли, я бы вырвала у него сердце. Я не отняла бы у тебя тот нож, Билли.

Билли нахмурился:

– Какой нож?

– Помню, как будто это было вчера, – сказала его мать, разглаживая юбку на своих длинных загорелых ногах. – Тебе было около четырнадцати. Я нашла кухонный нож под твоей подушкой и спросила, почему он там лежит. Знаешь, что ты мне ответил? Наверно, это ответил тот, другой: «Мадам, я думаю, ваш муж будет мертв к утру». Это были твои слова, Бог свидетель.

– Как поживает Челла? – спросил Билли, чтобы сменить тему.

Мать опустила глаза.

– Что‑то не так? – сказал Билли.

– С ней все хорошо, – ответила мать.

– Я чувствую, что что‑то случилось.

– Челла беременна, – сказала Кэти. – Она ушла от мужа и возвращается в Огайо. Поживет с мамой, пока не родится ребенок.

Билли провел рукой по глазам, словно отгоняя дым или туман.

– Я знал – что‑то не так. Почувствовал.

Мать кивнула:

– Ты всегда чувствовал. Как это называется?

– Экстрасенсорное восприятие, – сказала Кэти.

– И ты тоже, – сказала мать. – Между вами двумя всегда была какая‑то связь. Каждый из вас знал, о чем думает другой. Признаюсь, у меня мурашки бегали по коже.

Они пробыли целый час, и когда ушли, Билли лег на кровать и долго смотрел в окно на городские огни Афин, мерцавшие в зимней темноте, за черными ветвями деревьев.

 

 

В следующие дни Билли гулял вокруг клиники, читал, смотрел телевизор и принимал сеансы терапии. Газеты Коламбуса не переставая печатали о нем материалы. Журнал «Пипл» опубликовал большую статью о жизни Билли, его фотография появилась на обложке «Коламбус мансли». Телефонные звонки не прекращались, в том числе звонки от людей, читавших о нем или видевших его картины и желающих купить рисунки.

 

Пейзаж маслом работы Томми

 

С разрешения доктора Кола Билли получил необходимые принадлежности, поставил в комнате мольберт и нарисовал десятки портретов, натюрмортов и пейзажей.

Билли рассказал доктору Колу, что многие говорили с Джуди и Гэри о правах на написание истории его жизни, были и такие, кто хотел, чтобы он появился на телевидении в программах «Шоу Фила Донахью» и «60 минут».

– Билли, ты хочешь, чтобы кто‑нибудь написал о тебе? – спросил Кол.

– Думаю, что мог бы использовать полученные деньги. Когда я поправлюсь и войду в общество, мне нужно будет на что‑то жить. Кто мне даст работу?

– Если забыть о деньгах – как ты будешь себя чувствовать, когда весь мир прочтет про твою жизнь?

Билли нахмурился:

– Я думаю, люди должны знать. Это поможет им понять, к чему может привести насилие над ребенком.

– Ну, если ты действительно хочешь, чтобы кто‑то написал твою историю, можно встретиться с писателем, которого я знаю и которому доверяю. Он преподает здесь, в Афинах, в Университете Огайо. По одной из его книг был снят фильм. Я сказал об этом, чтобы ты мог взвесить все возможности.

– Вы думаете, что настоящий писатель захочет написать обо мне книгу?

– Ничего плохого не случится, если ты встретишься с ним и узнаешь, что он думает.

– О’кей, это хорошая мысль. Я согласен.

Вечером Билли попытался вообразить, о чем они будут разговаривать с писателем. Он представил, как выглядит этот человек. Наверно, одет в твидовый пиджак и курит трубку, как Артур. Писатель должен обязательно жить в Нью‑Йорке или в Беверли‑Хиллз. Почему доктор Кол рекомендовал именно его? Надо быть осторожным. Гэри говорил, книга может принести много денег. И еще кино – интересно, кто будет исполнять главную роль?

Всю ночь Билли ворочался в постели, взволнованный и напуганный мыслью о предстоящем разговоре с настоящим писателем, по чьей книге даже снят фильм. Когда он наконец уснул на рассвете, Артур решил, что Билли не способен выдержать беседу с писателем. Пятно должен занять Аллен.

– Почему я? – спросил Аллен.

– Ты прирожденный манипулятор. Кто еще сможет быть настороже и не позволит надуть Билли?

– Чуть что, меня зовут, – проворчал Аллен.

На следующий день, когда Аллен встретился с писателем, он был поражен и разочарован. Вместо высокого, обаятельного писателя он увидел маленького худощавого человечка с бородой и в очках, в вельветовой спортивной куртке рыжевато‑коричневого цвета.

Доктор Кол представил их друг другу и предложил свой кабинет для предстоящего разговора. Аллен сел на кожаное канапе и закурил сигарету. Писатель сел напротив и закурил трубку – прямо как Артур. Они немного побеседовали о том о сем, затем Аллен перешел к сути беседы:

– Доктор Кол сказал, что вы заинтересованы получить права на написание моей истории. Как думаете, сколько это будет стоить?

Писатель улыбнулся и выпустил дым.

– Это зависит от многого. Я должен буду узнать о вас побольше, чтобы быть уверенным, что написанная книга заинтересует издателя. Узнать больше того, что было уже написано о вас в «Тайм» и «Ньюсуик».

Кол усмехнулся и сплел пальцы на животе:

– Это уж точно.

Аллен нагнулся вперед, положив локти на колени.

– Ясно. Значительно больше. Но я не собираюсь откровенничать задаром. Мои адвокаты в Коламбусе говорили мне, что очень многие хотят получить права. Даже из Голливуда приходил парень, они хотят снять кино и прокрутить по телевизору. На этой неделе прилетает один писатель с предложением и контрактом.

– Это звучит многообещающе, – ответил писатель. – При той известности, которую вы получили, я думаю, очень многие хотели бы прочитать историю вашей жизни.

Аллен улыбнулся и кивнул. Он решил еще немного прощупать этого человека.

– Я бы хотел почитать что‑нибудь из того, что вы написали, чтобы иметь представление о вашей работе. Доктор Кол говорит, что по одной из ваших книг был снят фильм.

– Я пришлю вам экземпляр, – сказал писатель. – Прочтите его, и в случае вашей заинтересованности мы сможем продолжить разговор.

Когда писатель ушел, доктор Кол дал совет: прежде чем продолжать переговоры о книге, Билли должен найти себе местного адвоката, который позаботится о соблюдении его интересов. Государственные защитники из Коламбуса не смогут больше представлять его.

 

Примерно неделю Аллен, Артур и Билли по очереди читали роман, присланный писателем. Когда они закончили читать, Билли сказал Артуру:

– Я думаю, он и должен писать книгу.

– Вполне согласен, – сказал Артур. – Должен заметить, он с большим мастерством описывает внутренний мир главного героя. Хотелось бы, чтобы и наша история была рассказана не хуже. Если люди хотят понять проблему Билли, о ней нужно рассказать «изнутри». Писатель должен встать на место Билли.

Тут появился Рейджен:

– Я возражаю. По‑моему, не нужно никаких книг.

– Почему? – спросил Аллен.

– А ты не понял? Билли будет болтать с этим человеком, да и вы все будете болтать. Вы можете рассказать ему что‑нибудь такое, за что меня опять обвинят, – что‑нибудь о других преступлениях.

Артур задумался.

– Мы не должны рассказывать об этом.

– Кроме того, – сказал Аллен, – у нас есть выход, и в любое время мы сможем его использовать. Если во время бесед выплывет что‑то, что может повредить нам, Билли всегда сможет дискредитировать книгу.

– Как это?

– Все отрицать, – объяснил Аллен. – Я могу сказать, что притворялся множественной личностью. Если я скажу, что все это выдумка, никто не купит книгу.

– Брось, кто этому поверит? – сказал Рейджен.

Аллен пожал плечами:

– Какая разница? Какой издатель возьмется за книгу, если человек, о котором она написана, говорит, что все это ложь?

– В этом есть некоторый смысл, – сказал Артур.

– Так же можно поступить и с любым контрактом, который Билли может подписать, – добавил Аллен.

– Ты хочешь сказать, сделать вид, что он неправомочен подписывать его? – спросил Рейджен.

Аллен улыбнулся:

– «Невиновен по причине безумия», верно? Я говорил об этом с Гэри Швейкартом по телефону. Он сказал, я всегда могу сказать, что был совсем сумасшедшим, подписывая этот контракт, что я это сделал под давлением доктора Кола. И контракт окажется недействительным.

Артур кивнул:

– Полагаю, можно предложить писателю подыскивать издателя для книги.

– А я все‑таки думаю, что это глупо, – сказал Рейджен.

– Мне кажется, очень важно, чтобы наша история была рассказана миру, – возразил Артур. – Есть другие книги о множественных личностях, но не было еще истории, похожей на историю Билли. Если люди смогут понять, как возникают такие явления, тем самым мы внесем вклад в психиатрию.

– А еще, – сказал Аллен, – мы загребем кучу денег.

– Первая человеческая мысль за сегодняшний день, – проворчал Рейджен.

– Одно из самых интересных противоречий в Рейджене, – сказал Артур, – это то, что убежденный коммунист так любит деньги.

– Я всегда отдаю бедным то, что остается от уплаты счетов.

– Надо же, – засмеялся Аллен, – может, нам скостят налоги за благотворительность?

 

 

19 декабря редактор местной газеты «Афинз мессенджер» позвонил в клинику с просьбой организовать интервью с Билли Миллиганом. Билли и доктор Кол согласились.

Кол привел Билли в комнату для совещаний, где представил его редактору Хербу Амею, репортеру Бобу Эки и фотографу Гелу Фишеру. Кол показал им рисунки Билли, а Билли ответил на их вопросы о своем прошлом, о надругательствах, о попытке самоубийства, о том, что другие личности доминируют над ним.

– А как насчет насилия? – спросил Амей. – Могут ли жители Афин быть уверены – если вам позволят свободно выходить, как это делают большинство пациентов этого отделения, – что вы не будете представлять угрозу ни им, ни их детям?

– Я думаю, – сказал Кол, – на вопрос о насилии должен отвечать не Билли, а одна из его личностей.

Он вывел Билли из комнаты и повел в свой кабинет. Усадив его, он сказал:

– Вот что, Билли. По‑моему, ты должен установить хорошие отношения с прессой в Афинах. Людям надо показать, что ты не представляешь опасности. В один прекрасный день ты захочешь, чтобы тебе разрешили выйти в город без сопровождающего – купить принадлежности для рисования, сходить в кино или съесть гамбургер. Эти газетчики явно симпатизируют тебе. Я думаю, что надо дать им возможность поговорить с Рейдженом.

Билли сидел молча, губы его шевелились. Потом он наклонился вперед и пристально посмотрел на доктора:

– Вы сошли с ума, доктор Кол?

Кол затаил дыхание, услышав суровый голос.

– Почему ты так говоришь, Рейджен?

– Не надо этого делать. Мы так старались, чтобы Билли перестал спать.

– Я бы не вызвал тебя, если бы не считал это важным.

– Это не важно. Нас эксплуатируют газеты. Я против. Меня это злит.

– Ты в чем‑то прав, Рейджен, – сказал Кол, осторожно следя за ним, – но публику следует уверить, что ты таков, каким тебя определил суд.

– Плевать мне на вашу публику! Я не хочу, чтобы газетчики делали на мне деньги и сбивали с толку всякими заголовками.

– Я же сказал, в чем‑то ты прав. Но, как ни крути, с прессой работать придется. То, что думают люди в этом городе, повлияет на лечение и на твой режим.

Рейджен подумал над этим. Он чувствовал, что Кол использует его, чтобы придать вес своим заявлениям прессе. Вместе с тем аргументы Кола были вполне логичны.

– Думаете, это правильно? – спросил он.

– Я бы не посоветовал, если бы так не думал.

– Ладно, – сказал Рейджен, – поговорим, если так.

Кол привел его обратно в комнату. Репортеры смотрели на него с опаской и любопытством.

– Спрашивайте, – нелюбезно произнес Рейджен.

Услышав акцент, Эки вздрогнул и растерялся.

– Я… я хочу сказать, что мы… мы спрашивали… Мы хотели заверить жителей, что вы… что Билли не буйный.

– Я буду буйным, если кто‑нибудь попытается обидеть Билли или причинить вред женщине или ребенку в его присутствии, – сказал Рейджен. – Только в таком случае я вмешаюсь. Я вам так скажу: вы сами‑то позволите обидеть своего малыша? Нет, вы будете защищать свою жену, ребенка или любую другую женщину. Если кто‑то попробует обидеть Билли, я встану на защиту. Но нападать без причины – это варварство. Я не варвар.

Задав еще несколько вопросов, репортеры попросили разрешения поговорить с Артуром. Кол передал их просьбу, и они увидели, как враждебное выражение лица Рейджена меняется, словно тает. Через миг лицо стало жестким, хмурым, надменным, тонкие губы поджались. Артур озабоченно огляделся, достал из кармана трубку, раскурил ее и выпустил длинную струйку дыма.