Рокировка
Заканчивался май, вовсю цвела черемуха, зеленый ковер покрыл поля и луга; приближалось лето, а с ним и мое перемещение на пост заведующего. Леонтий Михайлович окончил ремонтировать городскую квартиру и написал заявление на увольнение. Отведенные законом две недели его отработки заканчивались 31 мая, и с первого июня я вступал в должность.
За шесть лет работы районным хирургом я многому научился, встал на ноги – и все это благодаря Ермакову. Конечно, мне приходилось работать и самостоятельно, но недолго, в общей сложности пару месяцев в год. И я всегда знал, что скоро приедет Леонтий Михайлович и возьмет инициативу в свои руки. Даже когда его не было на отделении, я всегда ощущал его незримое присутствие. И теперь он уезжал навсегда!
Еще в марте Ермаков съездил в медуниверситет и попросил еще хирургов. Ему пообещали, что летом пришлют и хирурга, и травматолога. Я не верил, что кто‑то и правда приедет – мы каждый год просили и пока никого не получили.
Заведующий предлагал нам с Санычем сходить в отпуск. Я согласился, и с конца апреля и до конца мая поработал в N‑ске, съездив в свою традиционную командировку. Саныч в отпуск идти отказался. Ни кола ни двора, ехать некуда, пить завязал. Зато он сошелся с медсестрой из инфекционного отделения и переехал к ней жить. Попросил, если что, отпустить его осенью на неделю – картошку выкопать.
Нам тоже предлагали взять в разработку приличный земельный участок, но я отказался. Во‑первых, с такой работой у меня абсолютно не получалось выкроить время на сельхозработы, во‑вторых, хранить урожай было негде, а в‑третьих, просто не хотелось. Благодарные больные круглогодично снабжали меня продуктами, а стоять все лето в позе горного орла ради десятка мешков картошки я совершенно не желал. Не вдохновлял меня крестьянский труд.
Раньше мне и в голову не приходило, что Леонтий Михайлович отчитывается за нас всех перед своим начальством. Теперь я это прочувствовал в полной мере.
В последний рабочий день, 31 мая, Леонтий Михайлович устроил прощальную вечеринку – проставился. В ординаторской накрыли столы, его жена наготовила еды, мы тоже из дома принесли кто что смог. В общем, стол получился на славу. Но где еда – там и выпивка. Саныч не пил, его поставили экстренным, и он постоянно бегал на «скорую» смотреть «острые» животы и шить мелкие раны. Вечер прошел нормально, Ермаков говорил, как он любит нас, мы – как тяжело нам будет без него и как жаль, что от нас уходит такой замечательный человек и хирург.
Разошлись мы еще засветло, все вроде прошло гладко, без эксцессов. Утром я проснулся бодрым и свежим и к восьми ноль‑ноль уже сидел в кресле заведующего. Не успел я провести пятиминутку, как меня вызвали к главному врачу.
– Добрый день, Дмитрий Андреевич, поздравляю с вступлением в должность! – поприветствовал Тихий.
– Спасибо, Николай Федорович! – чуть зардевшись, ответил я.
– Не хочется в первый же день вашего заведования ругаться, однако вынужден напомнить, что заведующий несет полную ответственность как за отделение, так и за медперсонал, который у него в подчинении!
– А что случилось?
– Я понимаю, что вы вчера провожали Леонтия Михайловича. Дело хорошее, Ермаков отличный специалист, мне, честно говоря, жаль было с ним расставаться, и поэтому я ничего предосудительного не вижу в том, что вы собрались в коллективе и выпили по этому поводу. Но всему есть предел!
– Не понимаю, о чем вы. Мы посидели, выпили, да, но культурно, и все разошлись по домам без скандалов!
– Ладно, я вас на первый раз наказывать не буду, дам вам время на адаптацию, но если через полгода такое повторится – разговор будет другим!
– Николай Федорович, что вы все загадками говорите. Можете вы мне сказать, что произошло?
– Вот иди и сам выясни, что произошло, и сам разберись во всем, а после мне старшую сестру пришлешь, я с ней отдельно потолкую.
У входа в отделение стояла удрученная старшая медсестра, похоже, она специально здесь находилась и поджидала именно меня.
– Что, Дмитрий Андреевич, сильно досталось вам? – участливо спросила старшая.
– Досталось! Только, Анастасия Романовна, честно сказать, я не понял, собственно, за что?
– А главный врач что, не сказал?
– Сказал, что‑то произошло у нас в отделении, велел разобраться с вами, а после вас к нему прислать на ковер. Что произошло‑то?
– Да беда у нас, товарищ заведующий, – тяжело вздохнула Анастасия Романовна. – Вы вчера все разошлись, мы столы убрали, посуду перемыли, и я тоже ушла. А санитарки наши, молодые Наташа Косицина и Тамара Степанова, все никак угомониться не могли. Мало им показалось, добавки захотелось. Сходили в магазин, взяли еще «беленькой» и пошли на терапию отношения выяснять с Настей Бобровой, медсестрой, она как раз вчера дежурила. Вроде как Настя у Тамарки когда‑то мужика увела. Вот девки поддали и пошли на разборки. В общем, закончилось тем, что наши санитарки облили ее мочой и всю измазали калом. Тьфу, стыдобища!
– Каким калом, какой мочой? Где они ее взяли?
– Да, говорят, они ее в туалет затащили, а там «утки» с этим добром стояли, ну они и воспользовались. (Санитарок, как правило, в учреждениях не хватает, за мизер мало желающих экскременты таскать, приходиться среднему медперсоналу этим заниматься. Медсестры складывают использованные «ночные вазы» в одно место, так как туалет один, в лучшем случае два, и он постоянно, хронически занят, кто‑то из больных обязательно «заседает». Сестра ждать не может, она ставит горшок рядом и уходит на пост, а как выпадет свободная минутка от основной своей работы, то возвращается и только тогда моет и выливает. Так и громоздятся рядами полные «утки» в местах общего пользования, распространяя не довольно веселое амбре. Это обычное явление в ЦРБ.)
– Ужас! И что теперь?
– Не знаю. Настя заявление написала в милицию, сожитель ее сказал, что порвет девок, в общем, дурдом!
– Весело, – вздохнул я. – Не поймешь, чем заниматься, то ли лечебным процессом, то ли разборками.
– А и тем, и тем придется заниматься! На то вы и заведующий!
– А что, Леонтий Михайлович, тоже этим занимался?
– А то! Он еще и не тем занимался. Думаю, при нем такого не произошло бы. Его тут шибко уважали! Уважали и боялись!
– Вы хотите сказать, что меня тут ни во что не ставят? Оттого так себя вести стали?
– Я этого не говорила! Вы не обижайтесь, Дмитрий Андреевич, как хирург вы молодец, все вас хвалят и любят за это, и оперируете вы прекрасно, и больных тяжелых на ноги ставите, но как организатор, извините, пока никакой!
– Спасибо за откровенность, – хмыкнул я.
– Никак обиделись?
– Да нет, задумался.
– Это хорошо. Вот, Леонтий Михайлович, он все знал: сколько у него на отделении персонала, какие ставки, кто работает, а кто халтурит. Он все лично проверял, в каждую дырку залазил, знал даже, сколько половых тряпок на этаже, и если не хватало, то давал втык сестре‑хозяйке и мне.
– Заведующий и тряпками занимается?
– А как же, всем! Он хозяин был, вы, может, и не замечали. А Леонтий Михайлович и тряпками занимался, и тазиками, ведрами, швабрами – всем!
– Да, тяжела ты, шапка Мономаха!
– Вы не расстраивайтесь, втянетесь со временем, – утешила меня старшая медсестра. – Парень вы неглупый, с характером, не трус, умеете быть требовательным, так что научитесь, а я вам подсказывать на первых порах буду. Согласны?
– Значит, Анастасия Романовна, будете серым кардиналом на отделении?
– Вы начальник отделения, а я ваша правая рука. Это моя работа. Вы же администратором, поди, не были никогда?
– Нет, конечно, когда бы я успел.
– А я уже тридцать лет старшей! Так что давайте не ссориться, а помогать друг другу, я вашу индивидуальность ни в коей мере не собираюсь ущемлять! Вы согласны?
– Согласен! А Ермаков, по‑вашему, был хорошим хозяйственником?
– Замечательным! Просто идеальным! Мы же раньше заготовкой сена занимались.
– Сена? Больным вместо матрацев подкладывать?
– Ну, нет! Раньше при советской власти, да и незадолго до вашего приезда, все государственные организации оказывали шефскую помощь сельскому хозяйству. Причем в обязаловку было. Вы разве не слышали?
– Нет, откуда? Я же в городе жил.
– Была такая установка от райкома, что все учреждения помогали совхозам и колхозам, даже школы. У всех план, больница должна была, по‑моему, 60 тонн сена заготовить. Наш совхоз «Заветы Ильича» во Фролове располагался.
– И что, вы каждое лето накашивали вручную 60 тонн? Я даже не представляю себе, сколько это сухой травы, но, наверное, много.
– Много, – улыбнулась старшая. – И конечно, мы косили не вручную. Работали трактором, затем, когда трава высыхала, ее специальная машина собирала и прессовала в тюки, а мы уже таскали и в скирды складывали. Правда, где трактор не мог пройти, там мужики вручную выкашивали. Леонтий Михайлович и Иван Григорьевич, анестезиолог, он тогда еще совсем молоденький был, только к нам приехал, ох как любили «литовкой» помахать!
– Во дела, – изумился я. – Шесть лет проработал у вас, а первый раз слышу, как вы сено заготавливали.
– И сено, и на картошку ездили! Все было. Как советская власть рухнула, еще года три поездили, а потом все!
– Анастасия Романовна, а как же больные, бросали больницу?
– Почему бросали? Раньше все ставки были заняты, у нас врачей девять человек только работало на отделении, кого‑то оставляли, а остальные – на покос! Леонтий Михайлович там ух как руководил! Ты – сюда, ты – туда! Никто не бездельничал! И сам работал – не угнаться! Весело было! Домой не ездили, ночевать там оставались, в здании старой школы нам место выделили, речка рядом – купались, загорали, а вечером – танцы. Ох, время было! Вы Рябова‑то порасспрашивайте, если интересуетесь, он вам расскажет. Да, есть что нам вспомнить, лучшие годы в работе нашего отделения были.
– А сейчас что, худшие?
– Ну, не худшие, но и не самые лучшие. Врачей вон всего четверо, вы с Санычем, лор да Иван.
– Почему четверо, а Трошин? Вы его в расчет не берете? – напомнил я о нашем втором анестезиологе.
– Хм, Трошин – больной человек, по полгода на больничных проводит, а в этом году ему шестьдесят пять стукнет – может, вовсе на пенсию уйдет.
– Ну, уйдет, значит, уйдет. Раз мы по полгода без него справляемся – думаю, переживем. Ладно, вернемся к нашим баранам. Что нам следует сделать с санитарками?
– Ну что с ними делать? Пусть объяснительные напишут, да с Настей надо как‑то вопрос уладить, чтоб заявление из милиции забрала. Я, правда, не представляю пока, как это сделать. Это надо же, догадались человека экскрементами облить! От дуры! Но я это возьму на себя, а вы поговорите с Тамаркой и Наташкой, только построже! Как заведующий! Орать не надо, девкам и без того стыдно, протрезвели, но приструнить просто необходимо! Справитесь или мне поприсутствовать?
– Думаю, справлюсь, – решил я. – А где они сейчас?
– Дома, где ж им еще быть. Я уже девчонок за ними послала, скоро будут. Построже, Дмитрий Андреевич! – напомнила старшая сестра. – Чтобы все знали, кто в доме хозяин! Леонтий Михайлович, бывало, только глянет, у них уже поджилки трястись начинают, и орать не надо! Вам, наверное, главный сказал, что дает время?
– Да, сказал! Говорит, полгода на адаптацию даю, а затем уже по полной спрашивать буду!
– Ну, и хорошо, через полгода у вас уже все отлично будет.
«Да, вот они, подводные камни должности заведующего отделением – тряпки, швабры, пьяные санитарки! – думал я. – Этому тоже в институте не учат, на месте приходится вникать. Жаль, я Ермакова не расспросил… Леонтий Михайлович был настоящим хозяином отделения, но и он, наверное, не с ходу им стал. Да, круто судьба завернула, не было печали, как говорится».
Если бы не отъезд Ермакова, я ни за что не согласился бы на такой пост. Но Саныча главный врач ни в какую не хотел видеть руководителем, несмотря на солидный хирургический стаж. И теперь я должен был не только оперировать, но и заниматься черт‑те знает чем!
Пришли понурые санитарки: двадцатилетние девчонки с опухшими, мятыми, но не потерявшими природной привлекательности лицами.
– Ну, что, красавицы, весело вам вчера было? Что молчите, носы повесили?
– А что говорить? – за двоих, без энтузиазма ответила Наташа.
– Ты вот, Наталья, сколько у нас уже работаешь?
– Два года почти.
– А ты, Тамара?
– И я столько же, мы вместе пришли.
– Два года работали, и все нормально было, да? Пока значит, Ермаков у руля был? А как я стал заведующим, то можно на ушах стоять? Можно ходить и людей фекалиями обливать?
– Да нет! Дмитрий Андреевич, – начала Наташа, – мы вас тоже сильно уважаем, просто так получилось!
– Мы не специально, – промямлила Тамара.
– О как! Не специально облили мочой! Нечаянно дерьмом измазали! Да?
– Ну, примерно так. Мы на самом деле не хотели! Просто напились вчера, а тут в окно смотрим, а эта сука Настя с терапии с Мишкой Ковалевым стоит, обнимается во дворе больницы, у всего народа на глазах, и ей даже не стыдно, а он мой парень был, мой! Понимаете?
– Понимаю, Тамара, ты успокойся и рассказывай все по порядку, не сбивайся и не уходи в сторону!
– Да не могу я успокоиться! Мы же с Мишкой пожениться собирались, уже заявление в ЗАГС подали, у нас через неделю свадьба должна была быть, а тут эта влезла!
– Как влезла?
– Ну, Мишка с ней до меня ходил, а потом они поругались, и он ко мне стал клинья подбивать. Мы год с ним встречались, год! Этой шалавы ни слуху, ни духу не было, а тут вот нарисовалась!
– Так что ее не было в поселке?
– Не было, куда‑то завербовалась на год, говорят, в Чечню ездила по контракту. А тут перед самой свадьбой приехала и к Мишке прибежала: «Прости, Мишенька, не могу без тебя!»
– А он что?
– Снова с ней снюхался! А эта гадина специально к нам в больницу устроилась, специально! Мол, посмотри на меня, я медсестра, а ты санитарка занюханная! А мы, между прочим, с Натахой в юридическом на заочном учимся, уже на третий курс перешли. Думаете, мы всю жизнь санитарить будем?
– Нет, я так не думаю, – покачал головой я. – Вы как будущие юристы знаете, где вы будете, если продолжите в том же духе.
– Дмитрий Андреевич, это я Настю облила, Наташа тут ни при чем, она просто рядом стояла.
– Ну, ладно, одна делала. А без этого нельзя было обойтись?
– Да как‑то так само собой получилось. Мы же когда Леонтия Михайловича провожали, почти и не пили, а когда все разошлись, мы посуду домыли и тоже собрались уходить, тут я Мишку с Настькой и увидела. Это я предложила пойти водки купить!
– Для храбрости жахнуть?
– Да, для храбрости! Вот, накатили мы и пошли в терапию, я знала, что она вчера дежурила. Я ей все объяснила мирно, чтоб она от Мишки отстала, что у нас свадьба скоро, а она не понимает, давай убегать, хотела в туалете спрятаться. Ну, в туалет я за ней забежала, она поскользнулась, упала на пол, я вижу, там «утки» полные стоят, ну и вылила на нее, – объяснила Тамара.
– И все?
– Ну, там сказала ей еще пару ласковых, но это уже не интересно. А Натаха даже пальцем ее не трогала.
– Да, и это будущие юристы! Боюсь, если вы конфликт не уладите, то вообще ими не станете.
– Как это?
– А вот так! Настя на вас заявление в милицию накатала и, думаю, краски не забыла сгустить, а Мишка тот вообще убить обещал.
– Кто, Мишка? – ухмыльнулась Тамара. – Да он тряпка половая, я еще и его в дерьме вывожу, пусть только сунется!
– Что ж, ты за тряпку замуж‑то собиралась?
– Как что? Самый подходящий вариант, всю жизнь кофе в постель носил бы! Он и стирать, и готовить может, и прибираться.
– И к другой уйти, если та поманит, – кивнул я. – Не слишком‑то выгодный муж. Ладно, пишите объяснительные, а там видно будет, что с вами делать.
– А мы ничего писать не будем, – сказала Наташа.
– Тогда и я вам ничем помочь не смогу. Из милиции придет запрос, я все им и отпишу – «недисциплинированны, асоциальны» и так далее.
– Дмитрий Андреевич, – отозвалась Тамара. – Хорошо, мы напишем, только если что, дадите нам нормальную характеристику? Что писать?
– А напишите, мол, был бытовой конфликт, пошли поговорить, Настя стала убегать, поскользнулась, да и опрокинула на себя фекалии. Чего их складировать в туалете, выливать надо!
– А что, можно разве так написать?
– Ну, вы же в туалете одни были, вас никто больше не видел?
– Вроде одни.
– Ну, и все значит, Настя вас оговорила! Вы же юристы! Нет свидетелей, нет обвинения!
– Ой, и правда! А что мы сами‑то не дотумкали?
– Пить меньше надо!
– Да мы теперь вообще пить не будем! Спасибо, Дмитрий Андреевич! Мы все поняли, можно идти?
– Идите, только у меня к вам одно условие!
– Какое?
– Всем теперь говорите, что новый заведующий просто зверь. Так вас взгрел, что теперь на глаза ему боитесь попасться! Договорились?
– Обижаете! Вы нас так выручили, что мы ваши должники по гроб жизни, а теперь мы вас должны грязью поливать? Нет, мы не согласны!
– Девчонки, да что с вами? По длинной шее, да по короткой резьбе пока дойдет, да?
– А? – недоуменно переглянулись Наташа с Томой.
– А еще в институте учитесь, хоть и заочно! Где ваша смекалка? Ну? Я вам не помог, а наоборот – от‑ру‑гал! – по слогам произнес последнее слово для большей убедительности. – Усекли?
– А‑а! Поняла! – первой пришла в себя Тома. – Я все поняла, вы…
– Все, идите! – прервал я ее. – По дороге подружке все растолкуешь, а то у меня еще дела, и так столько времени на вас потратил.
Решив вопрос с санитарками, я позвал Саныча, и мы отправились на обход. После Бурлаков ушел на прием, а я занялся перевязками. Но внезапно нарисовалась Анастасия Романовна, и ее сердитое лицо не сулило ничего хорошего.
– Дмитрий Андреевич, можно вас на пять минут, – сдержанно проговорила она.
– Что‑то срочное? А то я перевязками занят.
– Ничего, перевязки подождут! Это срочно.
– Ну, пойдемте, раз срочно! – пожал плечами я.
– Дмитрий Андреевич, – начала старшая медсестра. – Вы, конечно, замечательный доктор, хирург от бога, заведующий нашим отделением, но всему есть предел!
– Вы о чем, Анастасия Романовна?
– О чем? Да о том, что я просила вас просто поговорить с девочками! А вы что?
– А я что?
– А вы довели их до таких горьких слез, что уму непостижимо! Они обе рыдают и рассказывают, какой вы зверь! Никогда бы не подумала про вас такое! Правильно люди говорят, что кресло начальственное сильно меняет человека! Первый день в заведующих, и уже слезы у персонала! Что же дальше будет?
– А когда вы с ними успели поговорить?
– А сразу после вас! Они вышли из ординаторской, а на них лица нет! Вы чудовище! И я вам не боюсь это заявить!
– Ну, не надо бросаться такими словами, – улыбнулся я.
– Дмитрий Андреевич, я не бросаюсь! Вы еще относительно молодой человек, это ваша первая руководящая должность, я не знаю, может быть, вы и главным врачом станете или даже министром здравоохранения, но подчиненных надо уважать! Да, да, уважать! Вот вы не с того сейчас начинаете!
– Анастасия Романовна, успокойтесь, все под контролем, – сказал я, думая, что девушки слегка перегнули палку.
– Под контролем говорите, а вы знаете, что девочки невиновны?
– Как невиновны, не пили, что ли? Мы их зря в чем‑то предосудительном обвинили? В том, в чем эти ангельские создания не замешаны? – изобразил я на своем лице удивление.
– Нет, пить‑то они как раз и пили, но фекалиями никого не обливали, это их Настя оговорила!
– А вы откуда узнали?
– Я‑то узнала, а вы бы вместо того, чтоб на них орать, поинтересовались, что к чему!
– Да я спрашивал, но про это они ничего не говорили!
– Знаю, как вы спрашивали! Вы даже бедным девочкам и рта не дали открыть! Только кричали!
– Стоп, Анастасия Романовна, вот вас же там не было, как вы судите?
– Не было, – согласилась старшая. – Но мне достаточно было на их испуганные лица взглянуть, чтоб во всем разобраться! Я не знаю, что конкретно вы им говорили, но суть ясна!
– Ну, Анастасия Романовна, раз вы не знаете, то и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь!
– Это вы к чему?
– А к тому, что кто здесь заведующий, вы или все‑таки я?
– Вы, конечно.
– А раз я, то позвольте мне своими методами порядок наводить, а не плясать под вашу дудку, договорились?
– Я не прошу вас под мою дудку плясать, – сбавила обороты старшая сестра. – Я просто попросила не кричать на санитарок. Вот, Леонтий Михайлович, себе такого никогда не позволил бы!
– А я не Леонтий Михайлович, а Дмитрий Андреевич. И давайте прекратим этот бессмысленный спор. Раз я здесь заведующий, то хочу, чтоб в отделении был порядок, а его сотрудники вели себя должным образом, а вы как старшая сестра должны мне помогать в этом, а не создавать оппозицию за моей спиной! Вам ясно?
– Ясно, – совсем растерялась Анастасия Романовна. – Я же не против порядка, просто культурно надо с людьми разговаривать.
– Все! Разговор окончен, идите и занимайтесь своим делом! Приду – проверю, чем вы заняты – делами или распространением слухов о том, какой зверь ваш новый заведующий, – сказал я, прекратив затянувшийся диалог, и сам подивился начальственным ноткам в своем голосе.
В течение дня я обратил внимание, что в отделении возникло какое‑то напряжение, даже врачи старались со мной не разговаривать. Дело принимало нежелательный оборот, так я скоро мог остаться совсем один, исключая утренних визави. И я решил рассказать все Ивану.
– Ну, ты молоток! – воскликнул анестезиолог, выслушав мой рассказ. – А я думал, у тебя звездная болезнь началась. Даже хотел тебе физическое замечание при случае сделать.
– Что, правда?
– А то! Тут знаешь, что про тебя рассказывают?
– Что?
– Что девок наших застроил, орал на них диким голосом, тюрьмой пугал, обещал с работы уволить и в институт сообщить, в котором они заочно учатся! Вот как!
– Да это же гнусная клевета на уровне слухов!
– Вот и я подумал, что слухи плюс испорченный телефон, решил вот сам с тобой поговорить, а ты опередил.
– Да, сделал доброе дело, а теперь все будут думать, что я зазвездился.
– Да не переживай! Оставайся самим собой, будь строгим, но без фанатизма, коллектив оценит, но нужно время. Я на твоей стороне! Жаль, другим нельзя всего рассказать, но будь уверен, я не дам трепать твое честное имя!
– Спасибо, Иван!
– Да нормально, а со старшей я тоже переговорю, чтоб не ходила и воду не мутила.
– Только правду ей не говори, а то женщина есть женщина, проболтается, и пойдет сало по воде.
– Ну, ты за кого меня держишь? Все в ажуре будет. Ну, конечно не сразу, но, думаю, народ за тобой пойдет! Ты не забывай, что тут все еще помнят Ермакова и тебя поначалу будут с ним сравнивать.
– Уже сравнивают, – вздохнул я.
– А ты как думал. Он тут почитай двадцать лет заведовал, и неплохо, я тебе доложу, заведовал! Такого заведующего не скоро забудут, можно даже сказать навечно в памяти останется. Но ты тоже себя прояви как заведующий! Чтоб люди сказали, а вон Правдин‑то тоже молодец, и отделение у него не последнее в больнице! Тогда тебе и почет, и уважение!
– Ой, не знаю! Что‑то пока не очень получается.
– А как ты хотел, чтоб все в первый день у тебя по полочкам разложилось? Дай бог, чтоб через полгода получилось. Давай дерзай! А мы поможем, нам тоже не все равно, где и с кем работать!
Весь оставшийся день я был как на иголках. Порывался сходить к Тихому и отказаться от заведования. Но потом решил, что это вроде как очередное испытание на живучесть. «Ладно, Ермаков сумел, и я сумею! Надо взять себя в руки, и прежде чем предпринять очередной шаг, взвесить все за и против, – решил я. – Так, старшую сестру правильно, что на место в первый день поставил, а то и вправду пришлось бы под ее дудку плясать. Думает, если молодой, так и слова поперек не скажу!»
Иван свое слово сдержал, сходил к старшей и не выходил из ее кабинета добрых полтора часа. Не знаю, о чем они там говорили, – к нам привезли мужика с ножевым ранением в живот, и мы ушли в операционную.
– Что ты ей сказал? – спросил мимоходом Ивана.
– Секрет фирмы! Не переживай, санитарок не выдал и тебя выгородил. Все о'кей.
Следующие три часа я спасал жизнь пострадавшего и ни о чем больше не думал. Операция прошла успешно, и очередная жизнь была спасена.
– Молодец, Андреич, отлично прооперировал. Это у тебя пока лучше всего получается, – объявил Саныч.
Я тактично промолчал.
В коридоре меня поджидали повеселевшие Наташа и Тамара.
– Дмитрий Андреевич, можно вас? – шепотом попросила Тамара. – Давайте в сторонку отойдем.
– Давайте отойдем, что‑то еще случилось?
– Наоборот, все замечательно! Мы сходили к Насте, я перед ней извинилась, попросила забрать заявление.
– Ну и?
– Она поначалу ни в какую! Хочу, говорит, чтоб тебя судили и срок реальный дали. Я тогда сказала, как вы посоветовали, что она ничего не докажет, что свидетелей у нее нет, а если будет упрямиться, то я встречную заяву напишу, мол, она сама упала в говно, а на меня поклеп наводит.
– Ну, этого я вам уже не советовал.
– Вы не советовали, но мы же юристы! Статья в кодексе за клевету есть. В общем, Настя пообещала, если я на Мишку претендовать не буду, то она заявление свое заберет.
– А ты что решила?
– Да пусть забирает, нужно мне такое сокровище! В общем, хэппи‑энд!
– Ну, замечательно, рад за вас. Впредь больше не хулиганьте, а то в другой раз может и не повезти.
– Другого раза не будет! Дмитрий Андреевич, нам, правда, жаль, что на вас теперь все косятся! Мы переиграли, да?
– Похоже, что да, ну да все образуется.
– Вы нас извините! – включилась в разговор Наташа. – Мы постараемся, чтобы про вас в больнице плохо не думали.
В будущем девушки благополучно окончили юрфак и позже снискали себе славу на ниве юриспруденции. Тамара стала следователем прокуратуры, а Наташа оказалась на хорошей должности в милиции.
Подходил к концу мой первый день рокировки. Переставить меня переставили, а объяснить, что и как делать, не объяснили, приходилось все своим умом постигать.
Глава 20