История первая, об искусстве жеста 3 страница
Но закончить свою глубокую мысль я не успел. Прямо передо мной из мутных вод болота выросла фигура.
Человеческая.
Точнее, зомбическая.
Фигура имела башку. А башка — лицо. Искаженное гримасой неописуемой в своей дебильности злобы. Но крика не последовало: изо рта зомби вместо звуков истекла такая же мутная зелено-серая водица.
— Ну и гадость, забодай тебя излом… — пробормотал я.
Секунда — и рядом с первой фигурой материализовалась вторая.
Плюх! И еще одна! Гаже и злобней двух предыдущих.
Я, разумеется, сразу отскочил назад, стаскивая с плеча автомат и без особого вдохновения переставляя предохранитель-переводчик режимов стрельбы на непрерывный огонь. У меня за спиной раздался высокий и по-мальчишески звонкий голос Борхеса:
— Шуметь не хочется. Давайте-ка попробуем просто убежать.
— И то верно. Чего патроны тратить? — согласился Тополь.
При этом все-таки свою ультранавороченную FN 2012 он не только снял с предохранителя, но и зарядил мощнейшей подствольной гранатой картечного действия.
Между прочим, хотя сейчас об этом говорить вроде как и не очень к месту, эта FN 2012 была штурмовой винтовкой мечты. Способная уложить двенадцать бронебойных пуль калибра 5,56 в круг размером с пол-ладони на дистанции в пятьдесят метров, FN 2012, таким образом, останавливала в броске самого тяжелого псевдогиганта, а если требуется — пробивала сквозную брешь в двойной кирпичной кладке из добротного советского силикатного кирпича.
Само собой, дорогая она была как сатана. Но это уж как всегда.
Тем временем мы, последовав совету нашего проводника, побежали. Конечно, не так быстро, как хотелось бы — ведь и устали, и стереглись аномалий. Чтобы не влететь с разбегу в свежую зыбь, Борхес все время посматривал на экран детектора «Велес», да и мы Костей клювами не клацали, исправно швыряя гайки. Но даже на такой скорости мы оторвались бы от любых зомби, если бы их было только трое.
Увы, они лезли из болота, как будто пчелы из улья.
Впереди на тропе выросли пять новых силуэтов!
Их тела мерзко блестели от болотного ила, а ноги по колено были измазаны бурой глиной. Они явно принадлежали к тому же, неведомому мне ранее подвиду зомби-утопленников.
Непрошеные гости были безмолвны. Только время от времени они как бы слегка сблевывали болотной водой и в движениях у них наблюдалась особенная, зловещая плавность.
Но и явление этой гоп-компании не представило бы для нас серьезной угрозы — если бы только, рассыпая стену камышей в невесомый прах, на тропу не вылетела грандиозная жарка лимонно-желтого цвета.
Желтая жарка, друзья мои, реагирует на две вещи: металл и движение.
Мы мгновенно застыли — в тех самых нелепых позах, в которых застало нас явление этого бродячего несчастья. «К нам едет ревизор», так сказать.
В ту же секунду слабый восточный ветер окончательно стих. И жарка тоже остановилась, покачиваясь в воздухе ровно на полпути между нами и пятеркой бодрых утопленничков.
С минуту царила густая кладбищенская тишина. Но вот за нашей спиной раздалось зловещее чавканье: нас неумолимо догоняла та утомительная троица, от которой мы только что убежали.
— Напоминаю: никому не шевелиться, — сказал я.
Не то чтобы я думал, что Борхес не видит жарку. А просто так. Для проформы.
Опасности со всех сторон. И поделать ничего нельзя. Пат. Надо же что-то говорить, чтобы скрасить это беспонтовое положение?
Нас спас Борхес.
Когда стало ясно, что программа «никому не шевелиться» нас не спасает, ведь троица зомби из камышей вот-вот настигнет нас и употребит на ужин, Борхес, шустро выпутавшись из лямок тяжелого рюкзака, во все лопатки бросился к воде.
Жарка, помедлив секунду, поплыла за ним с хищной неумолимостью одной из самых опасных аномалий Зоны.
Как ни странно, Борхесу удалось выиграть спасительные мгновения.
Вот он уже, расплескивая брызги, несется через мелководье… Вот он бросается на живот, словно нетерпеливый купальщик… А вот уже и скрылся под водой полностью!
Ну и шустрый! Кто бы мог подумать?! А ведь я всю жизнь считал его тормозом!
Бабах! — это взорвалась жарка над тем местом, где только что скрылась голова Борхеса.
«Интересно, выжил или нет?» — пронеслось в моей голове.
Но досматривать этот волнующий эпизод с купанием до самого конца нам с Костей было некогда.
Мы как по команде заняли положение для стрельбы лежа с упором.
В качестве последнего Тополь использовал рюкзак Борхеса. А я — выдвижные подствольные сошки. Я же говорил, что мой АК-47 тюнингован по-королевски!
Лежали мы, конечно, валетом. Мне достались трое из камышей. А Тополю — пятеро из второй партии.
Костина штурмовая винтовка FN 2012 залаяла первой.
А мой «Калашников», выпустив хорошо если пять пуль, вдруг дал позорнейшую осечку! Так что пока Костя буквально размалывал в кашу нежданных гостей, я боролся с затворной рамой своего автомата, вполглаза наблюдая за тем, как мои клиенты, разъяряясь все пуще от звуков стрельбы, устрашающе плотной серой массой несутся прямо на меня!
Каюсь: потерял самообладание и действовал как перепуганный отмычка.
Перехватив автомат за ствол, я с маху, по-хоккейному, ударил ближайшего зомби прикладом. Это хотя и лишило тварь половины черепа, еще больше раззадорило ее.
Утопленник, стремительно сложившись в три погибели, выбросил свои уродливые костистые руки вперед и вцепился прямо в мой ботинок. Какова наглость, вы скажете!
Стерпеть такое ваш Комбат никак не мог. Ибо брезглив и агрессивен по своему характеру.
Продолжая дурить, я перехватил «Калашников» левой рукой за цевье и ударил зомби сверху вниз прикладом в темя.
От удара затворную раму расклинило и оружие произвело несанкционированный выстрел, опалив мне нос пороховыми газами.
— Твою ж мать! — Я взвыл от боли.
Но эта же боль и отрезвила меня. Как будто пелена страха вдруг спала с моих глаз.
Ко мне вернулись здоровые сталкерские рефлексы. Мой мозг наконец-то просчитал, что в течение ближайшей секунды второй зомби вцепится зубами мне в левое бедро, а третий — повиснет на моей правой руке.
Тело сработало на опережение. Бросив «Калашников» и выхватив из кобуры быстрого доставания автоматический пистолет Стечкина, я успел нашпиговать свинцом нахала, намеревавшегося облапать мою драгоценную ногу.
— Получай, скотина! — противно взвизгнул я.
В этот миг когти третьего зомби схватили пустоту — ту самую, где мгновение назад находилась моя правая рука. Неугомонный утопленник недовольно лязгнул гнилыми челюстями и как-то странно дернулся.
Я вдруг заметил, что на плечах у него сохранились остатки форменной милицейской куртки, каким-то чудом уцелел даже сержантский погон. Сложная смесь омерзения, жалости и почтения к правоохранительным органам захлестнула душу вашего Комбата. И он, то есть я, намеревавшийся что было мочи лягнуть зомби прямо в челюсть, отделался более гуманным пинком в грудь.
Облевав меня напоследок вонючей болотной водой, зомби-сержант завалился на спину.
Тем временем FN 2012 Кости замолчала. Но зато заговорило его новое увлечение — четырехствольный пистолет морского спецназа СПП-1.
Это экзотическое оружие стреляло почти бесшумно, выпуская из каждого ствола внушительный снаряд в виде стальной иглы размером с авторучку. Этими-то иглами мой верный друг и добил того гаденыша, который все никак не отпускал мой ботинок.
Конечно, тратить на него такие экзотические боеприпасы было излишне экстравагантно. С другой стороны, когда Костя что-то экономил? Если бы Костя экономил, он мог бы в принципе не работать лет десять, начиная с сегодняшнего утра.
Но вернемся к нашим ходячим упырям.
Побитый, но недобитый сержант милиции вдруг повел себя наперекор всем зомби-канонам. Вместо того, чтобы продолжать с упорством морской волны добиваться благорасположенности моей ноги, он вдруг каким-то странным полугалопом, на четвереньках, бросился наутек. И тут мы с Костей вдруг поняли, что это никакой не зомби, а…
— Это снорк, итить его двести! Ты когда-нибудь такого снорка видел?
— Я? Я — нет! Это что-то новое! Какой-то, мля, оборотень в погонах!
— Даже я таких никогда не видел. Хотя казалось бы, — вдруг послышалось у нас за спиной.
Мы с Костей обернулись.
Это был Борхес — живой, невредимый и чудовищно грязный. Два голубых глаза аквамаринами сияли на его измазанном илом лице. Глубокая царапина алела на его подбородке, а рукав комбинезона был полностью оторван.
— Теперь я понимаю, — продолжал Борхес, — с какого бодуна военные затеяли всю эту шнягу с уничтожением Затона. Мне говорили, что, мол, тут вывелась какая-то новая порода мутантов, которая, в отличие от других, может запросто выбираться за Периметр и счастливо сплавляться по рекам вниз. И ничего им, сукам, за Периметром не делается! Не разлазятся они в кашу и активности не теряют. Короче, вот они какие — эти твари.
До погреба, где планировалась ночевка, добрались без происшествий.
А придя на место, долго и тщательно мылись, сушились, стерилизовали раны. Мало ли что эти бодрые утопленнички могут в организм занести! Может, они перед смертью брюшным тифом болели?
Перед сном выпили по сто. Не боюсь показаться трусом, но меня до самой полуночи колотило от адреналина и дурных предчувствий.
Как показал следующий день, колотило не зря.
Глава 4. Четыре бандита и один огнемет
Deal with the hate inside
That causes you the pain inside
That turns into the rage inside
That makes you feel like death inside
«1000 Points of Hate», Anthrax
Серело. Низкие свинцовые облака нависали над нами бесконечным карнизом. На солнце не было и намека.
Серо было сверху. Серо было снизу.
И только коричнево-желтые камыши вносили в это торжество серости ноту колористического разнообразия.
Мы встали до рассвета и, на скорую руку позавтракав, двинулись к цели.
Борхес вел нас к Подстанции весьма и весьма причудливым маршрутом. Настолько причудливым, что удаление гланд через анус на фоне его маневров показалось бы образцом целесообразности.
«Но почему так?», «Какого черта сюда?», «А здесь-то какой смысл закладывать этот чудовищный крюк?» — все эти вопросы вертелись у меня на языке. И лишь сверхчеловеческим усилием воли я не давал им с языка сорваться.
Я знал: коль нанял профессионального сталкера-проводника — зашей себе рот и терпи. Иначе зачем нанимал?
Уж сколько я чайников по Зоне протащил! Сколько туристов! Мне ли не знать, как раздражают эти бесконечные: «А вот по карте видно, что здесь можно пройти напрямик! И детектор аномалий ничего опасного не видит! Зачем же вы ведете нас по этой вонючей ледяной канаве? Самоутверждаетесь, да?!»
В общем, я помалкивал.
Молчал и Костя.
Впрочем, Костя всегда по утрам молчит. Потому что по утрам большая часть его личности находится в спящем состоянии, даже когда тело делает вид, будто бодрствует.
Итак, шли мы на Подстанцию самым экзотическим из возможных маршрутов. А потому, хотя по карте до этого примечательного и опасного места было не так чтобы далеко, я уже понял, что дойти за один световой день у нас вряд ли получится.
Проводником Борхес был старательным. Ни шага без гайки. Он столь тщательно обследовал наш маршрут на предмет аномалий, что я даже испугался, как бы наш общий запас гаек не закончился.
Шутка ли! Вот выйдут все гайки с болтами — и на обратном пути нам придется нащупывать безопасную тропу, швыряя перед собой патроны (тоже ведь в принципе вариант).
А там и до хабара дойдет…
Мы — Борхес первым, потом Костя и я замыкающим — проходили как раз мимо затонувшего рейдового катера «Пожарник» с двумя мощными лафетами гидрантов на борту, когда на тропе перед нами… возникли четверо!
Я машинально бросил взгляд на часы. Будь полдень — я бы не удивился. Обеденное время — тем паче. Но чтобы в такую рань!
Все четверо незнакомцев были мужчинами крепкого телосложения, одетыми разномастно: кто в куртку с капюшоном, кто в черный плащ, кто в камуфляжку.
Вооружены они тоже были кто чем, но всё их вооружение смотрело прямехонько на нас.
«А ведь могут быть еще сидящие в засаде снайперы», — печально вздохнул я.
— Эй вы, трое, стволы на землю! — потребовал самый крепкий из четверки.
Обращался он, конечно же, к нам.
Мы медлили. Я смотрел вперед через плечо Кости, Костя — через плечо Борхеса.
Я не столько даже видел, сколько чувствовал, что Костя готовится одной рукой сорвать с пояса гранату, другой — выхватить пистолет из кобуры.
— Константин, не надо дергаться, — очень тихо сказал я. — Сколько их на самом деле — мы не знаем.
Агрессивные незнакомцы медленно двинулись к нам (продолжая держать нас на прицеле, разумеется), и я смог рассмотреть их получше.
«Определенно бандиты, — заключил я. — Но вооружены по высшему разряду. На кого-то охотятся. Или на что-то».
Блондин в потертом камуфле и высоких, почти до колена, американских шнурованных ботинках был в этой группе, конечно же, предводителем. В его руках чванился автомат АС «Вал». Лицо предводителя было неумным и отекшим, рот — гнилозубым.
— Стволы на землю, — снова потребовал предводитель. — Третий раз повторять не буду. Меня зовут Коча.
«Коча! Словно бы это что-то объясняет!» — подумал я.
Никогда ни о каком Коче мне слыхать не приходилось. И слава Богу, ага?
Медленно, плавно Борхес обернулся к нам с Константином и посмотрел на нас побудительно.
— Я бы послушался, ребята, — сказал он. — Лично я зарубаться с ними не готов.
С этими словами Борхес сбросил на землю свой автомат.
— Да и я не готов, — пробормотал я. — Стрельба из автоматического оружия — развлечение, которого меньше всего хочется в шесть утра по московскому времени.
— Ну даже и не знаю, — пожал плечами Тополь. — Двух я бы завалил влегкую.
— Константин, не дури. — Я вновь вполголоса воззвал к его благоразумию.
Пока Костя аккуратно укладывал свою FN 2012 на траву рядом с тропой, я рассматривал спутников самовлюбленного Кочи.
Слева от своего, скажем так, лидера стоял конопатый, с безвольным подбородком коротышка, сжимающий в граблях высокотемпный автомат Никонова образца 1994 года, он же АН-94 «Абакан».
Мне всегда нравилась такая вот машинка — пока мой «калаш» выпускал пулю, «Абакан» выпускал две. Даже Костина штурмовая винтовка FN 2012 не поспевала за ним. И лишь врожденная лень вкупе с врожденной скупостью каждый раз отвращали меня от того, чтобы наконец купить «Абакан» и успокоиться.
Впоследствии конопатый владелец «Абакана» представился как Джу-Джу.
В двух метрах от Джу-Джу стоял Жаба, бывший вольный сталкер. Этого нерукоподатного подлеца я немного знал. Точнее сказать, краем глаза видал в сталкерских барах и кое-что о нем слыхал. В связи с Жабой припоминались мне какие-то мутные истории со жмурами и неотданными долгами…
Жаба был вооружен РПД — ручным пулеметом Дегтярева образца 1944 года.
«Хренасе, — подумал я. — РПД! Что за странная манера, собираясь за хабаром, вооружаться как на войну? Тем более как на Вторую мировую войну?»
В самом деле, РПД был оружием древним, как дерьмо птеродактиля. Громоздким, как оглобля. И дальнобойным, как стратегическая ракета «Тополь-2».
Про «Тополь-2» шучу, конечно.
(Впрочем, как показали дальнейшие события, Жаба со своим «Дегтяревым» пришелся очень даже к месту.)
Ну а четвертый бандит был скорее смешным, чем грозным или гнусным — позади всех перетаптывался совсем молодой, лет семнадцати, боец в черном комбинезоне наподобие костюмов ниндзя из восточноазиатских боевиков.
В целях оказания психологического давления на нас он сжимал в руках обрез некоего помпового ружья (их на рынок по десять моделей в год новых выбрасывают, так что помнить и узнавать все ну никак невозможно).
Но помповое ружье было явно не самым главным его оружием, потому что за спиной у «ниндзя» висел… арбалет!
«Сектант какой-то, что ли? Или с ролевки сбежал по „Властелину колец“? Умора, вообще…»
Впрочем, чуть присмотревшись к арбалету, я был вынужден признать, что конкретно этот образец, судя по ряду косвенных признаков, исключительно недешев и, вероятно, имеет завидную мощность.
Молодой арбалетчик представиться не удосужился. Поэтому и будет он Ниндзя до самого конца моего повествования.
Тем временем Борхес взял на себя функции главного переговорщика и попытался наладить коммуникацию. Без огонька, впрочем:
— Ну это… вы хоть скажите, в чем проблема?
«В чем проблема… Проблема в том, что кто-то думает, будто в наших контейнерах полно ценных артефактов, а в наших бумажниках — полно ценных бумажек. А за наши стволы можно выручить неплохие бабки, если толкнуть их с умом», — промолчал я.
Но я, как ни странно, ошибся.
— Ты стреляешь нормально, братка? — поинтересовался Коча, опуская автомат (вот уж чего я от него не ожидал!) и почесывая небритую скулу.
— Пока никто не жаловался, — буркнул наш проводник.
— А в рукопашной как? — не отставал Коча.
— В рукопашной не особо. Я считаю, если стреляешь нормально, это лишнее, — пояснил Борхес невозмутимым тоном.
Коча криво улыбнулся — ответ Борхеса, похоже, ему понравился — и, оставив нашего проводника за спиной, направился ко мне.
— А ты, братка, что?
— Я вижу третьим глазом аномалии, — соврал я, не краснея.
— Серьезно, что ли?
— Серьезно. Но только не все и не всегда, — без тени улыбки уточнил я.
— Ну а ты чем похвастаешься? — этот вопрос был адресован к Тополю (который, если судить по каменному выражению его и так не то чтобы мимически богатого лица, по-прежнему спал на ходу).
— А я могу двинуть в рыло так, что башка от позвоночника отлетит, — с каким-то особенно зловещим добродушием отвечал Костя. — Я — боксер-фристайлер!
Стоило Косте сообщить эту на сто процентов правдивую информацию о себе, как Джу-Джу тотчас навел на него «Абакан», а Жаба — РПД.
— Ты полегче, полегче, братка. — Коча отстранился от Тополя. Он, конечно, делал вид, что не воспринял слова Тополя всерьез. Но по тому, как ссутулились его плечи, я понял: воспринял.
— А чего «полегче»? Ты спросил — я ответил.
«Эх, всыпать бы этой несвятой четверице по первое число. В наших с Костей лучших традициях! Но с другой стороны, как же лень поутру махать руками и ногами!»
В общем, я вспомнил одного древнего китайца, который учил, что воистину велик тот, кто умеет ждать, и решил — что? Вот именно: подождать. Может, сейчас они обыщут нас, поймут, что взять нечего и отправятся своей дорожкой?
Но не тут-то было.
— Вот что, мужики. Мы не просто так к вам пристебались. Нам помощь нужна. Квалифицированная. Помощь таких дельных мужиков, как вы.
— Помощь? — как Борхес ни старался, чтобы его голос звучал бесстрастно, ему это не удалось. — И какая?
— Да старушечку одну через дорогу надо перевести. Мы-то сами не решаемся. Остается только вас попросить. А еще мы с братвой скворечник смастерили. К дереву его прибить сами, не можем, молотком пользоваться не умеем, — в свойственной бандосам манере взялся вдруг острить молчавший доселе Джу-Джу.
— Не та сейчас ситуация, чтобы шутки шутить, — неодобрительно отозвался Борхес. — Но поскольку мой ствол лежит на земле, а твой у тебя в руках, мне ничего не остается, как сделать вид, что твоя шутка смешная. Ха-ха.
Джу-Джу угрожающе глянул на Борхеса, но, к счастью, Коча не стал лезть в бутылку и не двинул нашего проводника прикладом (как в принципе мог быть наказан его «нечеткий базар»). Более того, Коча остановил Джу-Джу решительным жестом и ответил Борхесу вполне конструктивно:
— Если без шуток, нашего братана Отто кровососы побрали.
— Ваш братан Отто что, немец? — неприязненно осведомился Борхес.
С моей точки зрения, Борхес проявлял непозволительную в нашем положении болтливость. В Зоне никто не любит лишних вопросов, ну а бандиты в этом отношении абсолютные чемпионы. Однако и в этот раз его «нечеткий базар» встретил полное понимание Кочи.
— Не надо грязи. Отто — наш, русский. Просто он пять лет бундесов нелегально через Периметр водил. Вот и взял себе правильное погоняло, чтобы бундесы чувствовали, что пацан он ровный. Отто и на дойче нормально шпрехает.
— А что значит «кровососы побрали»? — не выдержал я (меня, в отличие от Борхеса, волновали вещи посущественней национальности Отто). — Ведь кровососы — не менты. Они протоколы не составляют и в обезьянник не сажают. Они сразу жрут. Высасывают. Насмерть.
— Типа мы кровососов никогда не видели. — Коча посмотрел на меня с усталой снисходительностью, как на ребенка. — В том-то и дело, братка, это не обычные кровососы были. А какие-то, ну… неместные, что ли. Рожи у них были розовые. И грабли розовые. А жвалы такие гнусные, типа малинового цвета.
— Может, тогда не кровососы? — предположил Борхес.
— Кровососы. Потому что такие же невидимки. Три твари было. Они схватили Отто, когда он «волчьи слезы» собирал. Мы, конечно, стреляли. Но не попали. А может, и попали… Но на планах кровососов это ни хрена не сказалось!
— И что? — наконец история стала интересна даже Тополю.
— Уволокли Отто! Мы проследили за тварями по сигналу его ПДА. Они его на земснаряд утащили. Он тут недалеко, километр двести метров всего.
— И что?
— А то, что вызволить его надо.
— Так вызволяйте, кто мешает?
— Нам одним не справиться. Нам еще народ нужен. Кровосос — это тебе не тушкан. Живучий, гад.
— Может, те кровососы, которые с розовыми лицами и розовыми руками, они не такие сильные? — предположил я на правах утешительной теории. — Ведь вашего друга Отто они заломать так и не сумели!
— Они сумели бы. Но они ни хрена не захотели. Разницу чуешь, братка?
— Ну, чую. — Я сделал кислую мину.
Как некстати все это было! Нам с Тополем была дорога каждая минута. И терять драгоценное время на какого-то Отто-бандюгана и наверняка отпетую сволочь — никому из нас не хотелось. Но…
— Ладно. Давайте, что ли, и правда сходим на этот земснаряд. Освободим парня. Если, конечно, он еще жив. Поддержим мужиков. Зона она, как-никак, на всех одна, — вдруг сказал Тополь прочувствованным голосом. — Вот если бы меня кровососы украли, вы бы за мной на земснаряд пошли? — Костя обвел всю компанию многозначительно-вопросительным взглядом.
— Спрашиваешь! — сказал я.
— А куда деваться? — вздохнул Борхес. — Деньги-то плачены!
— И я пошел бы! — Коча решительно сжал кулаки. — Показал бы этой нечисти, кто тут пахан!
— Ну а я за Кочей хоть в ад! — проблеял Джу-Джу.
— А я что? — огрызнулся Жаба. — И я пошел бы, ясен пень!
Ну а Ниндзя с арбалетом ничего не сказал. Впрочем, этого никто, кроме меня, не заметил.
Мы подняли с земли наши стволы и последовали за Кочей и его угрюмыми друзьями.
Всех наших благих намерений, конечно, не хватило бы, чтобы справиться с тремя кровососами. Пусть даже и «неместными», как определил их Коча.
С этой незатейливой мысли Борхес и начал свою речь на импровизированном военном совете, который мы устроили в тени проржавленного грузовика ЗИЛ-157.
Вообще-то это была моя партия. Я любил спускать людей с небес на землю, давить на реализм и прагматизм. Но легко уступил свои полномочия Борхесу. В конце концов, как он справедливо заметил, это ему деньги плачены.
— Кровососы сейчас наверняка прячутся в самых темных уголках трюма этого вашего земснаряда. Зачуяв нас, они, конечно же, войдут в боевой режим, а в боевом режиме эти твари почти невидимы даже при хорошем освещении. Хорошего освещения в трюме нет, поэтому они будут невидимы совершенно. Что же делать?
— Об этом мы с братвой уже подумали, — сказал Коча. — У меня и вот у него, — он ткнул пальцем в Ниндзя, — есть особая приблуда к детектору «Велес», показывает кровососа с пятнадцати метров. Будете гасить туда же, куда и мы.
— Целеуказание огнем по-научному называется, — ввернул довольный Тополь.
Борхес покачал головой.
— Мужики, — сказал он, — это получится, только если мы выгоним кровососов наружу. В трюмах очень тесно. Мы там либо друг друга рикошетами поубиваем, либо вообще никакого целеуказания огнем организовать не сможем.
— И что ты предлагаешь, умник? — зло ощерился Коча.
— Я предлагаю придумать, как заставить кровососов выйти из трюма, — пожал плечами Борхес.
— Забросаем земснаряд гранатами вдоль борта! — предложил Жаба.
— А Отто? Он что, думаешь, бессмертный и гранаты его не берут? — резонно возразил Коча.
— Так я же говорю «вдоль борта», — обиженно буркнул Жаба.
— Да не сможешь ты ничего гарантировать — у борта твоя грена упала или в трюм случайно провалилась. Не говорю уже об осколках.
— Ладно, я все понял, — устало вздохнул Борхес. — Придется воспользоваться моей машинкой.
— Что еще за «машинка»? — подозрительно осведомился Жаба.
Я уже заметил: он воспринял наше легкое согласие помочь со спасением Отто как признак какого-то особо подлого скрытого умысла.
— У меня ранцевый огнемет в тайнике припрятан. Если возьмем его, кровососам не поздоровится. Не возьмем — не поздоровится нам.
Все четверо бандитов синхронно засопели — как видно, осмысляли услышанное.
Мы с Костей переглянулись — а Борхес-то наш не промах! Столько лет из себя поведенного на книжной мистике ботаника изображал, а у самого по тайникам ранцевые огнеметы… Может, у него где-то и ядерная боеголовка листиками замаскирована?
— А где тайник-то твой? — приподнял бровь Коча.
— За Котлом.
— Это здесь аномальное поле такое, — пояснил Тополь специально для бандитов. Судя по их напряженным лицам, объяснение оказалось очень кстати.
— Сколько идти? По времени?
— За два часа обернуться успеем.
— Ч-черт, — выругался Коча. — Да они за два часа Отто на хрящики разгрызут!
— Хотели бы — уже разгрызли бы, — резонно возразил Джу-Джу.
Котел состоял из приметного холма, взятого в скобки двух стариц, заполненных удивительно прозрачной для Зоны водой.
Весь холм был словно иссечен гигантским штык-ножом. Глубокие трещины уходили на десятки метров в глубь израненной земли. Из них то и дело вырывались на поверхность языки призрачного недоброго огня — точно горел ацетилен.
Спецы, не поленившиеся пройти через лабиринт трещин за жирным хабаром в костюмах высшего класса защиты с замкнутым дыхательным циклом, говорили, что аномальное свечение не жжется, как настоящее пламя, а поражает человека субатомными обломками — мезонами. А еще рвутся там из земли короткоживущие изотопы радона — это я вам как бывший физик говорю… Но вот откуда они там берутся и почему никак не закончатся — это, уж извините, бывшего физика в моем лице ставит в тупик.
Но главная достопримечательность Котла — радуга.
Не всякий день ее видно. А когда видно, говорят, ничего хорошего это не предвещает. Если есть радуга — значит, активность аномалий и мутантов удвоилась, а то и утроилась.
Да и цвета у той радуги зловещие, апокалиптические: багряно-красный, мандариново-оранжевый и химически-синий. Увидев эту радугу, так и ждешь, что из-за саркофага Четвертого энергоблока выйдут в своих белых хламидах крылатые вестники и протрубят в трубы: «Трындец вам всем, грешники! Готовьтесь, сейчас будет жарко!»
Стоит ли говорить, что в тот день, когда мы шли за огнеметом Борхеса, радуга как раз была? Яркая, как последние минуты жизни Димы Шухова, великого первосталкера.
Но радуга радугой, а до тайника мы доковыляли бодрячком.
Я больше того скажу: радуга нам даже помогла! Изрядный табун псевдоплотей — голов пятнадцать, если не двадцать — двинулся было в нашу сторону, но, завидев радугу, раздумал и, разочарованно похрюкивая, заспешил куда-то на север.
Тайник Борхеса был устроен как-то очень по-эльфийски — в корнях рослой, вековой сосны.
А ранцевый огнемет ЛПО-50 — к слову, вещичка раритетная и вследствие раритетности не самая дешевая — был очень по-простецки завернут в восемь слоев полиэтиленовой пленки.
Учить да лечить Борхеса я, конечно, не стал. Но про себя подумал, что с такими делами огнемет скоро отсыреет вместе со всей своей пневматикой и толку от него будет как от швабры.
— А огнесмесь-то у тебя есть? — задал не вполне своевременный, но резонный вопрос Тополь.
— Огнесмесь? — хитро прищурившись, переспросил Борхес. — Не боись, сейчас набодяжим!
Вслед за этим — под нетерпеливыми, тяжелыми взглядами бандитов — Борхес вытащил из-под сплетения корней две замызганные пластиковые канистры.
— Мужики, сбегайте кто-нибудь за водой, а? — попросил он у людей Кочи.
— Пусть твои бегают, — покачал головой бандит.
Ну уж конечно! «Понятия», бандитский кодекс чести, работать им не позволяли даже в таких скромных объемах.
Стоит ли говорить, что в ту секунду я испытал жгучее желание срезать всех четверых благородных разбойников одной длинной, щедрой очередью?
Кстати, я мог это сделать совершенно элементарно, поскольку все наше автоматическое оружие бандиты разрешили нам подобрать сразу после того, как мы договорились о совместных действиях по спасению Отто.
Увы, слово настоящего сталкера — железо.
Дал слово — не отступайся от него.