Москаленко Нина

Самохвалова Татьяна

В медчасти я получила новые пакеты медикаментов и отправилась в свою часть. По дороге началась бомбежка, и я получила первое ранение. Меня отправили в госпиталь в Ленинград, на Обводный канал, 19. Там я пролежала с 17 сентября до 1 января 1942 года. Город сильно бомбили. Помню, как меня вынесли из операционной, а врач кричит: «Пожалуйста, быстрее в бомбоубежище!» Не успели меня до него донести, как бомба упала прямо в операционную. Погибли все врачи, а я осталась жива. Потом нас, раненых, перевезли в другой госпиталь – на Васильевский остров, в Дом культуры.

Иду по Невскому, смотрю – напротив Казанского собора собралась толпа. Я тоже подошла. Люди шумят. Один голос слышу: «Зерно с грузовиков ссыпается в Неву. Продукты грузятся на баржи. Отправляются в Кронштадт». Другой: «А что мы будем есть?» Но в это время над нами чернеет небо. Заполняется каким‑то дымом. И все чернеет и чернеет. Люди гадают, что бы могло гореть? Я подумала – горит газовый завод на Обводном.

Я пошла на Лиговку. Вдруг, не доходя до угла Фонтанки и Невского, у Аничкова моста, раздался оглушительный гул. Вылетела стена целиком на Невский проспект. Если бы я раньше чуть‑чуть прошла, то была бы под обломками. Я смотрю – висит ножка от пианино. Болтаются занавески. Если люди были, то они, конечно, остались там навсегда.

На следующий день я пошла в магазин. А там – пустые полки, абсолютно ничего нет. Я узнала, что горели Бадаевские склады. У меня кушать было нечего. Я пришла домой, посмотрела на буфет, начала искать что‑нибудь съестное. Нашла старую селедочную голову, сварила ее и съела. Так начался голод.

Даже в истории такой жестокой войны, как Вторая мировая, существовала практика объявления города открытым – противники негласно договаривались, что выдающиеся по культурному значению столицы передаются без сопротивления и разрушений. Открытыми городами объявлялись Париж и Рим. В Ленинграде были те, кто мечтал подобным способом спасти город и себя. Но такого выхода для Ленинграда не было. Гитлер не собирался сохранять ни город, ни его жителей.

Из речи Гитлера 16 сентября 1941 года: «Гнездо заразы – Петербург, из которого столь долго изливался яд в Балтийское море, должен исчезнуть с лица Земли».

Командующий группой армий «Север» фон Лееб не понимал, как выполнить приказ Гитлера. Ожидая капитуляции Ленинграда, он запрашивал командование, что делать с женщинами и детьми? Ответ был однозначен: «Тесно блокировать город и путем обстрела сравнять его с землей. Если будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты. В этой войне, которая ведется не на жизнь, а на смерть, нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города».

Но о том, что немцы решили город не брать, в Ленинграде не знали. Город оборонялся изо всех сил, но тайно готовился к немецкой оккупации. Срочно вывозилось все самое ценное: музейные коллекции, военное оборудование, на самолетах эвакуировали ученых и деятелей искусств.

В действие был приведен секретный план «Д»: минировались важнейшие городские объекты и корабли Балтийского флота. В каждом районе собирались специальные тройки: представитель партийного руководства, сотрудник НКВД и офицер‑сапер. Если город суждено сдать, то он должен быть в максимальной степени разрушен с тем, чтобы его потенциал не был использован противником.

Из мандата ГКО № 670: «Совершенно секретно. Товарищу Меркулову поручается тщательно проверить дело подготовки взрыва и уничтожения предприятий, важных сооружений и мостов в Ленинграде на случай вынужденного отхода наших войск из Ленинградского района».

ВОСПОМИНАНИЯ: