Конец холодной войны: упущенные возможности 6 страница
Позже Пауэлл назовет это жалкое представление недостойной страницей своей карьеры102. Многие его утверждения были опровергнуты как разведкой, так и инспекторами ООН еще задолго до этого. Другие аргументы основывались на информации, предоставленной известными лжецами вроде Чалаби и Ловкача – алкоголика-кузена одного из помощников Чалаби. Ловкача уже уличала в мошенничестве разведка ФРГ, которой он представил более 100 ложных докладов об ОМП. «У меня был шанс сфабриковать что-то, что позволит свергнуть режим», – позже признавал Ловкач. Немецкие разведчики предупреждали ЦРУ, что Ловкачу верить нельзя. Пауэлл сопротивлялся давлению со стороны Чейни, требовавшего доказать прямую связь Саддама с «Аль-Каидой», – госсекретарь назвал большую часть догадок Либби и компании «чушью собачьей»103.
Сотрудники разведслужб возмущались тем, с какой легкостью неоконсерваторы из Пентагона крадут, искажают и фабрикуют доказательства. Когда несуществующее ОМП в итоге так и не было обнаружено, обозреватель New York Times Николас Кристоф назвал неоконсерваторов психопатами, стремящимися любым путем доказать, что они правы. Один чиновник, пожелавший остаться неизвестным, сказал: «Как сотрудник РУМО, я знаю, каким образом наше правительство лгало общественности, стремясь добиться поддержки нападения на Ирак»104.
Хотя за рубежом никто не воспринял речь Пауэлла всерьез, на американское общественное мнение она все же оказала нужное влияние. Washington Post назвала его доказательства «неоспоримыми». Войну поддерживала уже не треть, а половина всего населения страны. Когда на следующий день Пауэлл встретился с членами сенатского комитета по иностранным делам, расчувствовавшийся Джозеф Байден произнес: «Если бы я мог, то выдвинул бы госсекретаря Колина Пауэлла на пост президента»105.
США нужно было добиться одобрения 9 из 15 членов Совета Безопасности и убедить Францию не использовать право вето. Они начали оказывать сильнейшее давление на развивающиеся страны, которым было прекрасно известно, что случилось с Йеменом в 1990 году, после того как он вместе с Кубой не согласился с применением силы против Ирака. Ооновский гамбит мог бы получиться, если бы не храбрый молодой офицер английской разведки Катарина Ган: невзирая на огромный личный риск, она рассказала о незаконной операции АНБ по слежке за делегатами ООН, которая позволила бы оказать на них давление, чтобы они поддержали войну. Разоблачения шокировали англичан, но в американских СМИ о них не было сказано практически ничего106. В итоге, несмотря на продолжавшиеся неделями угрозы и предложения взяток, резолюцию поддержали только США, Англия, Испания и Болгария. Среди бросивших Америке вызов были Камерун, Чили, Гвинея, Ангола и Мексика107.
Американские чиновники презрительно смеялись над сопротивлением войне со стороны Франции и ФРГ. Рамсфелд называл их «старушкой Европой»108. В стиле, напоминавшем поношение всего немецкого во время Первой мировой войны, в кафетерии палаты представителей French fries (картофель фри – буквально «жаренный по-французски») переименовали в «картофель свободы». Обозреватель New York Times Томас Фридман предложил заменить Францию в Совете Безопасности ООН Индией, поскольку «Франция, как говорят в детском саду, не хочет играть с остальными»109.
Буш долго не мог забыть отказа «старушки Европы» поддержать войну. В своих мемуарах, опубликованных в 2010 году, он обвинил германского канцлера Герхарда Шредера в том, что тот нарушил свое обещание поддержать вторжение, данное в январе 2002-го. Шредер с возмущением отверг его обвинения, парировав: «Как мы сегодня знаем, аргументы правительства Буша в пользу вторжения были основаны на лжи». Его взгляды разделяли и другие германские деятели. Уве-Карстен Хайе, бывший в то время пресс-секретарем Шредера, едко усомнился в наличии у Буша хотя бы минимального понимания международной обстановки: «Мы видим, что умственные способности президента самой важной страны современного мира исключительно низки. С ним даже общаться сложно. Он не понимает, что происходит на земном шаре. Он слишком подчеркивает, что он техасец. Не сомневаюсь, что в родном штате он знает каждую корову»110.
Решение начать вторжение 10 марта уже было принято. Встретившись с Блэром через пять дней после речи Пауэлла, Буш предложил несколько способов спровоцировать конфронтацию, включая перекрашивание американского самолета-разведчика в цвета ООН и вызов на него иракского огня, разоблачения относительно иракского ОМП со стороны «перебежчика» и даже убийство Саддама111.
Барабаны войны грохотали все сильнее. Американские СМИ отказались от малейших претензий на объективность и стали открыто восхвалять милитаристов, изгнав из эфира всех критиков. Канал MSNBC, принадлежащий General Electric , закрыл вечернее шоу Фила Донахью. В своем уведомлении канал объяснил: «Нам кажется, что Донахью предпочитает гостей, настроенных против войны, против Буша, скептически воспринимающих политику правительства». Руководство компании NBC боялось, что шоу может стать «рассадником антивоенного либерализма, тогда как наши конкуренты по любому поводу размахивают американским флагом»112.
И они действительно размахивали. CNN , Fox , NBC и другие телесети и радиостанции приглашали целый ряд отставных генералов, которые были не более чем глашатаями Пентагона. Пентагон задействовал более 75 офицеров, большая часть из которых открыто работала на военных подрядчиков, а тем война сулила огромные прибыли. Рамсфелд лично одобрил этот список. Многих отправляли в специальные турне в Багдад, Гуантанамо и другие подходящие места. В 2008 году New York Times опубликовала разоблачение, в котором говорилось, что «во внутренних документах Пентагона военных аналитиков называют “трещотками” и “суррогатом”, в их задачу входит доносить до миллионов американцев “послания” правительства, выдавая их за свое собственное мнение».
Победа будет легкой, уверяли доверчивую публику и раболепствующих телеведущих бывшие военные. Каналы платили дезинформаторам 500–1000 долларов за каждое появление. В задачу Брента Крюгера, главного помощника Тори Кларка, который, в свою очередь, был помощником министра обороны по связям с общественностью, входило следить за всем этим процессом. Он похвалялся: «Как вы видите, мы передаем речи министра и профессионалов дословно. Ничего удивительного, ведь они все время повторяют одно и то же». Однажды он заметил: «Мы можем включить любой канал – и там обязательно будет выступать кто-то из наших. Невозможно спорить с тем, что это работает».
Позже некоторые сожалели о своем вранье о войне. Аналитик Fox майор Роберт Бевельакуа, служивший в «зеленых беретах», жаловался: «Они прямо так и говорили: “Вы не должны и языком пошевелить без нашего приказа”». Военный аналитик NBC полковник Кеннет Аллард называл эту программу «стероидной психологической войной». «Я чувствовал себя так, будто нас отымели», – признавался он113.
Ведущие газеты несли аналогичную чушь. В 2004 году редактор New York Times по вопросам этики Дэниэл Окрент разнес издание в пух и прах за то, что оно печатало статьи, которые «рекламировали позицию Пентагона так агрессивно, что можно было чуть ли не увидеть погоны на плечах редакторов»114.
Для неоконсерваторов Ирак был лишь закуской. Проглотив его, они планировали взяться за главное блюдо. В августе 2002 года один из высших английских чиновников сказал Newsweek : «Большинство стремится в Багдад. Но Тегеран – это для настоящих мужчин»115. Заместитель госсекретаря Джон Болтон предпочитал Сирию и Северную Корею. Член ПНАВ Норман Подгорец призывал Буша мыслить более масштабно. «Режимов, которые заслуживают свержения и замены, гораздо больше, чем три страны “оси зла”, – писал он в своем журнале “Комментари”. – В эту ось надо включить еще как минимум Сирию, Ливан и Ливию, таких “друзей” Америки, как саудовская королевская семья и египетский лидер Хосни Мубарак, а также руководство Палестины, вне зависимости от того, будет ли ее возглавлять Арафат или кто-то из его преемников»116. Майкл Ледин, бывший чиновник СНБ и стратег неоконсерваторов, размышлял: «Я думаю, мы обязаны участвовать в войнах в этом регионе, хотим мы того или нет. Эти войны могут изменить мир»117.
Когда отставной генерал Джон Уэсли Кларк посетил Пентагон в ноябре 2001 года, он понял, что то были не просто воздушные замки. Один из старших штабных офицеров сказал ему: «Мы по-прежнему готовимся к вторжению в Ирак… Но есть и другие идеи. Мы обсуждали их в рамках подготовки пятилетнего плана операций». «Всего в плане были упомянуты семь стран, – рассказывал Кларк. – Ирак, Сирия, Ливан, Ливия, Иран, Сомали и Судан. Видимо, именно их они имели в виду, когда говорили об “осушении болота”»118.
Понимавшие специфику региона люди, в число которых входили и сотрудники Госдепартамента и ЦРУ, пытались рассеять фантазии неоконсерваторов. «Для людей, ничего не понимающих в делах Ближнего Востока, устроить такую войну – просто перевернуть калейдоскоп», – говорил бывший посол США в Саудовской Аравии Чарльз Фримен 119. «Это простительно в качестве фантазии для некоторых израильтян… – сказал Энтони Кордсмен. – Но для американской политики это уже переходит грань между неоконсерватизмом и неопомешательством»120. Специалист по международным отношениям из Принстонского университета Джон Айкенберри удивлялся «имперским амбициям» неоконсерваторов, желавших построить «однополярный мир, в котором у США просто не будет конкурентов» и в котором «ни одно государство или коалиция не сможет бросить вызов глобальному лидеру, протектору и жандарму»121.
С приближением войны некоторые люди стали замечать, как мало среди воинственных энтузиастов тех, кто служил в армии во времена холодной войны или Вьетнама. Их стали обзывать «ястребами-цыплятниками»[155]. Несмотря на искреннюю поддержку вьетнамской войны, большинство из них уклонились от службы. Теперь же они с легкостью посылали молодежь на убой в Афганистан и Ирак. Сенатор-республиканец от штата Небраска Чак Хейгел, ветеран Вьетнама, выступавший против воинственной политики Буша, отмечал: «Интересно, что многие из тех, кто хочет ввергнуть страну в вооруженный конфликт и считает, что победа в нем будет легкой, ничего не знают о войне. Они отталкиваются от умозрительных заключений. Они не сидели в джунглях и окопах, не смотрели, как их товарищам простреливают головы»122. Заслуженный генерал морской пехоты Энтони Дзинни считал, что «интересно было бы подумать о том, почему все генералы видят ситуацию в одном свете, а все те, кто в жизни своей не стрелял ни во что, кроме пустых бутылок, видят ее по-другому и изо всех сил стремятся развязать войну. Впрочем, история показывает, что так было всегда»123.
Ситуация начала XXI века была наиболее вопиющим примером. Дик Чейни считал Вьетнам «правым делом», однако, переведясь из Йеля в Касперский колледж в Вайоминге, он получил отсрочку по учебе, а затем еще одну – по причине женитьбы. «В 1960-е годы у меня были более важные дела, чем служба в армии», – объяснял Чейни124. Многие думали, что рождение в семействе Чейни первого ребенка в июле 1966 года, через девять месяцев после того, как правительство Джонсона объявило о призыве бездетных женатых мужчин, не было чистой случайностью125. Джордж Буш-младший использовал семейные связи для того, чтобы попасть в Национальную гвардию. Афроамериканцев в Национальной гвардии был всего 1 %. Бушу не хватило сил пройти весь шестилетний срок службы, и он перевелся в Алабаму, где занялся политикой126. Четырехзвездный генерал[156]* Колин Пауэлл, бывший председатель КНШ, писал в автобиографии, вышедшей в 1995 году: «Меня возмущает, что сыновья многих сильных мира сего… смогли отсидеться в резерве и различных подразделениях Национальной гвардии. Из всех трагедий Вьетнама это вопиющее классовое неравенство наносит самый серьезный удар по идеалам, согласно которым все американцы созданы равными и должны одинаково выполнять долг перед своей страной»127. Будущий спикер палаты представителей Ньют Гингрич получил отсрочку по учебе. Однажды он сказал репортеру, что Вьетнам был «нужной войной в нужное время». Когда репортер спросил, почему же он не был нужен лично ему, Гингрич ответил: «Да какая разница? В конгрессе шли бои пожарче, чем во Вьетнаме»128. Однако он был избран в конгресс лишь через четыре года после окончательного вывода американских войск из Вьетнама. Джон Болтон поддерживал вьетнамскую войну во время своей учебы в Йеле, но после окончания университета записался в Национальную гвардию, чтобы избежать отправки в зону боевых действий. Позже он написал в своей книге, посвященной 25-летию окончания Йеля: «Признаюсь, что у меня не было желания умирать на рисовых полях Юго-Восточной Азии»129. Пол Вулфовиц, Либби, Питер Родмен, Ричард Перл, бывший глава аппарата Белого дома Эндрю Кард, Джон Эшкрофт, Джордж Уилл, бывший мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани, Фил Грэм, бывший спикер палаты представителей Деннис Хэстерт, Джо Либерман, сенатор Митч Макконнелл, судья Верховного суда Кларенс Томас, Трент Лотт, Ричард Эрми, бывший сенатор Дон Никлс – все они получили отсрочку. Джон Эшкрофт получал ее семь раз. У Эллиота Абрамса болела спина, заместитель министра юстиции Кеннет Старр страдал от псориаза, Кеннет Эдельман – от кожной сыпи, а у Джека Кемпа и вовсе было ножевое ранение, что, впрочем, не помешало ему еще восемь лет играть в Национальной футбольной лиге (НФЛ). «Суперъястреб» Том Делэй, будущий лидер республиканского большинства, во время войны боролся с вредителями на полях. Он уверял критиков, что пошел бы служить, если бы все лучшие должности уже не заняли представители меньшинств. Раш Лимбо пропустил Вьетнам, по разным данным, из-за кисты – то ли пилонидальной, то ли анальной130.
С приближением войны протестующие вышли на улицы более 800 городов по всему миру. По разным данным, их число составило от 6 до 30 миллионов человек. В одном Риме демонстрантов было 3 миллиона. Это вошло в Книгу рекордов Гиннесса как крупнейший антивоенный митинг в истории131. Более миллиона протестующих промаршировали по Лондону. Сотни тысяч – по Нью-Йорку. Более 80 % европейцев было против американского вторжения в Ирак. В Турции недовольных было 94–96 %. Недовольство в Восточной Европе колебалось от 60 % в Чехии до 70 % в Польше132.
Но самым сильным возмущение было в арабском мире, и это несмотря на то, что именно на его территории США вели наиболее агрессивную пропаганду. Социологическая компания «Зогби» сообщила, что количество негативно относящихся к США саудовцев за год выросло с 87 до 97 %133. Исследование журнала Time показало, что из 300 тысяч опрошенных европейцев 84 % считают главной угрозой миру США и лишь 8 % – Ирак134. Обозреватель Роберт Сэмюельсон писал: «В глазах иностранных критиков присущая Бушу мораль в стиле Рэмбо подтверждает худшие стереотипы об американцах как людях тупых, неосмотрительных и кровожадных»135.
Безразличный к мировому общественному мнению, Буш 20 марта отдал приказ о массированном авианалете. Операция была названа «Шок и трепет» и основывалась на стратегическом исследовании Харлана Ульмана и Джеймса Уэйда, вышедшем в 1996 году. В нем говорилось: «Взятие страны под контроль должно осуществляться путем как физического уничтожения ее инфраструктуры, так и завладения важнейшими информационными и коммерческими потоками в как можно более сжатые сроки, поскольку это произведет эффект национального шока, подобного тому, который испытала Япония после применения ядерного оружия против Хиросимы и Нагасаки». Авторы объясняли, что цель заключается в «установлении режима шока и испуга путем мгновенного причинения разрушений почти немыслимых масштабов, что позволит оказать влияние в первую очередь на власть и общество, а не на армию, как было бы в случае ударов по стратегической военной инфраструктуре». При этом авторы предупреждали, что подобная стратегия является «совершенно безжалостной» и «абсолютно несовместима с американскими ценностями и культурным наследием»136.
Но при Буше и Чейни произошла фундаментальная переоценка американских ценностей и культурного наследия. Ведущий NBC Том Брокау негодовал: «Чего мы точно не должны делать – это разрушать инфраструктуру Ирака, потому что через несколько дней нам самим придется управлять этой страной»137. Рамсфелд отправился в Багдад выразить благодарность солдатам за их самопожертвование и там, как оказалось, слегка преждевременно заявил: «В отличие от многих армий мира вы пришли не завоевывать, а освобождать, и иракцы это знают… Многие… вышли на улицы, чтобы приветствовать вас, разрушить статуи Саддама Хусейна и отпраздновать обретение свободы»138.
Антивоенный протест у монумента Джорджу Вашингтону. С приближением вторжения в Ирак к американским протестующим присоединились миллионы людей по всему миру. Число демонстрантов в Риме составило около 3 миллионов.
Тщательно срежиссированные кадры американской мощи и ликования иракцев быстро сменились кадрами иракцев, выносящих древние сокровища из музеев Багдада. Оказалось, что даже «ликование» не было таким массовым и спонтанным, каким его хотели показать. Знаменитая картина с иракцами, сносящими статую Саддама Хусейна на площади Фирдос, оказалась постановкой американских военных психологов, нанявших иракцев для сноса монумента139.
После захвата Ирака следующими потенциальными целями для свержения правящих режимов стали Иран, Сирия, Саудовская Аравия, Ливан, Палестинская автономия, Судан, Ливия, Йемен и Сомали. Перл уже злорадствовал: «Мы теперь можем отправлять сообщения всего из двух слов: “Вы – следующие”»140. В своей статье «Война за Ирак» Уильям Кристол и Лоуренс Каплан написали: «Мы находимся в преддверии новой эпохи». Они считали происходящее «решающим моментом», скрывающим в себе «нечто большее, чем взятие под свой контроль Ирака. На карту поставлена даже не судьба всего Ближнего Востока и войны с терроризмом. На карте роль, которую США будут играть в ХХІ веке». «Началось все в Багдаде, – признавали они, – но закончится отнюдь не там»141.
Неудивительно, что сирийский президент Башар Асад сказал 1 марта на саммите Лиги арабских государств: «Мы все находимся под прицелом… Нам всем угрожает опасность»142. Северная Корея пришла к тем же выводам, но предложила иное решение. Ким Чен Ир сказал, что Ирак допустил большую ошибку, не создав своего ядерного оружия. Если бы оно у него было, сказал Ким, США ни за что бы не вторглись в страну. Газета Rodong Shinmun [«Рабочая газета»], орган ЦК Трудовой партии Кореи (ТПК), заявила, что страна никогда не пустит к себе инспекторов и никогда не разоружится. Газета писала, что КНДР «уже постигла бы незавидная участь Ирака, если бы она пошла на компромисс и приняла требования империалистов и их прислужников о проведении инспекций и разоружении… Пусть никто даже не надеется, что КНДР пойдет на малейшие уступки и компромиссы»143.
Помимо ядерного оружия, у Северной Кореи было еще одно «преимущество» по сравнению с Ираком: она не сидела на вторых по объему разведанных запасах нефти в мире. У иракцев не было иллюзий относительно побуждений Америки. Чем больше американские лидеры говорили о свободе, тем чаще иракцы слышали слово «нефть». Более трех четвертей опрошенных иракцев сказали социологам, что считают причиной американского вторжения желание получить контроль над иракской нефтью. В своем радиоинтервью в ноябре 2002 года Рамсфелд категорически это отрицал: «Чушь. Все совсем не так. Ситуация обросла кучей мифов… Нефть здесь ни при чем в прямом смысле этого слова»144.
Алан Гринспен, бессменный председатель Высшего совета Федеральной резервной системы, считал подобные отрицания абсурдными. «Меня огорчает, – писал он, – что политикам неудобно признавать то, что знает каждый: война в Ираке идет из-за нефти»145.
По оценкам экспертов, Саудовская Аравия с ее 259 миллиардами баррелей разведанных запасов и Ирак со 112 миллиардами баррелей вместе имеют примерно треть мировых запасов нефти. Некоторые же считают, что на самом деле запасы Ирака составляют более 400 миллиардов баррелей146.
Американские танки едут по Багдаду в начале американского вторжения в Ирак. Когда их предполагаемая задача в Ираке быстро «завершилась», неоконсерваторы как в правительстве Буша, так и за его пределами стали искать новые цели для своего драконоборчества.
Один из основателей ПНАВ, Роберт Каган, считал, что обеспечение контроля над нефтью, скорее всего, потребует долговременного военного присутствия. «Нам, вероятно, понадобится сосредоточить на Ближнем Востоке крупный контингент, которому придется находиться там на протяжении длительного времени, – сказал он. – Если у нас возникают экономические проблемы, значит, что-то не так с поставками нефти»147. Майкл Кларе, много писавший на эту тему, видел проблему более комплексно, чем Каган. «Иракская нефть, – заметил он, – скорее политический инструмент, чем топливо. Контроль над Персидским заливом означает контроль над Европой, Японией и Китаем. Контролировать его – значит держать руку на вентиле»148.
Те, кто хотел ликвидировать иракские государственные компании и передать контроль над нефтью транснациональным корпорациям, столкнулись с яростным неповиновением, вылившимся в саботаж со стороны мятежников, профсоюзными выступлениями и оппозицией со стороны иракского парламента. Kellogg, Brown & Root , дочерняя компания Halliburton , заполучила в 2004 году контракт стоимостью в 1,2 миллиарда долларов на восстановление нефтяных предприятий на юге Ирака, но иракцы сохранили контроль над самими предприятиями. США продолжали давить на иракское правительство, стремясь заставить его принять долгожданный закон о нефтехимическом секторе.
Американцы рано праздновали победу. Разбить деморализованную иракскую армию оказалось просто. Но вот навести порядок было невозможно. Высокомерные организаторы вторжения игнорировали предупреждения со стороны как гражданских, так и военных советников, говоривших, что управление оккупированным Ираком – не игрушка. В январе 2003 года Национальный совет по разведке провел два масштабных оценивания перспектив развития обстановки в стране после вторжения, основывавшихся на данных 16 различных разведслужб. «Основные проблемы Ирака после Саддама» и «Региональные последствия смены режима в Ираке»149 предупреждали, что спровоцированная США война может привести к усилению влияния Ирана, открыть двери для «Аль-Каиды» как в самом Ираке, так и в Афганистане, привести к столкновениям на почве дремлющей межконфессиональной розни в стране, возродить политизированный ислам и предоставить террористам новые денежные средства, которые будут идти от мусульман, «возмущенных действиями США». Становление демократии будет «длительным, сложным и потенциально бурным процессом», поскольку в Ираке отсутствует «сама концепция лояльной оппозиции и нет опыта смены власти»150.
Схожие выводы были сделаны и в результате проведенной в апреле 1999 года серии военных учений «Поход через пустыню», призванных оценить последствия американского вторжения151. Генерал Дзинни, руководивший этими учениями, стал категорическим противником такой войны. Он яростно критиковал «ястребов», преуменьшающих важность общественного мнения в исламском мире: «Не знаю, на какой планете они живут, но уж точно не на той, которую объездил я»152. Майкл Шойер, глава подразделения ЦРУ, занимавшегося поисками бен Ладена, отмечал, что «ЦРУ постоянно предупреждало Тенета о неизбежности катастрофы в результате вторжения в Ирак: такое вторжение спровоцирует распространение бенладенизма, вызовет кровавую войну между суннитами и шиитами и совершенно дестабилизирует регион»153.
Очевидно, что, планируя вторжение в Ирак, президент не внял этим предупреждениям. Незадолго до начала вторжения Буш встретился с тремя проживающими в США иракцами, один из которых впоследствии стал первым представителем послевоенного Ирака в США. Когда они выразили обеспокоенность расколом между суннитами и шиитами, который начнется после свержения Саддама, то поняли, что президент попросту не понимает, о чем они говорят. Тогда они объяснили ему, что иракцы разделены на два потенциально враждебных лагеря. Но Буш явно не понимал, что может преподнести в одночасье оказавшийся под властью шиитов Ирак Ирану на блюдечке с голубой каемочкой154.
Главари «Аль-Каиды» благодарили Аллаха за колоссальные стратегические и тактические промахи американских неоконсерваторов. В сентябре 2003 года, в годовщину терактов 11 сентября, второй человек в «Аль-Каиде», Айман аз-Завахири, воскликнул: «Возблагодарим же Аллаха за то, что он поставил американцев перед дилеммой как в Ираке, так и в Афганистане. Американцы столкнулись с трудностями в обеих странах. Если они выведут оттуда свои войска, то потеряют все. Если же останутся там, то будут истощать свою экономику до тех пор, пока она не рухнет»155. В следующем году бен Ладен использовал ту же метафору истощения для объяснения своей стратегии, напомнив, как они «10 лет истощали Россию, пока она не обанкротилась, потерпела поражение и была вынуждена вывести войска». Он заявил, что «продолжает ту же политику истощения Америки до полного ее банкротства», отметив, что полмиллиона долларов, потраченные «Аль-Каидой» на организацию терактов 11 сентября, «вылились в триллионный экономический дефицит США»156.
Буш, Чейни и Рамсфелд приняли целый ряд пагубных решений. Пентагон через голову Госдепартамента направил фаворита неоконсерваторов Ахмеда Чалаби и сотни его сторонников обратно в Багдад вскоре после свержения Саддама. К чести своей, американский генерал-лейтенант Джей Гарнер не позволил Чалаби играть роль, задуманную Рамсфелдом и Чейни 157. Позже американцы убедились, сколь шаткой была преданность Чалаби. Всплыли сведения о его связях с иранским руководством и проиранской шиитской военизированной организацией «Лига благочестивых», замешанной в похищениях и убийствах иностранцев, включая казнь пяти американских морпехов в 2007 году. Правительство США порвало с Чалаби в мае 2008-го. Через три месяца американцы арестовали одного из его главных помощников по подозрению в том, что он служил связным «Лиги»158.
Начиная с президента Буша и заканчивая последним клерком, всех в правительстве охватила лихорадка бредовых идей. В апреле 2003 года ведущий телепередачи «Ночная линия» Тед Коппель не поверил, когда администратор Агентства международного развития (АМР) Эндрю Нациос сказал ему, что операция обойдется американским налогоплательщикам всего в 1,7 миллиарда долларов159. Вулфовиц настаивал на том, что прибыли от иракской нефти будет достаточно, чтобы профинансировать послевоенное восстановление страны. Как он отметил: «Ирак купается в нефтяном море»160. Однако к концу правления Буша США потратили на войну более 700 миллиардов долларов, и это не считая платежей по взятым кредитам и программ адаптации ветеранов, многие из которых страдали от серьезных физических и психологических травм.
Когда в начале мая Гарнера на его посту сменил Эл Пол Бремер, ситуация в Ираке уже катилась по наклонной. Бремер быстро распустил иракскую армию и полицию, а также уволил с государственных должностей бывших баасистов. Недоукомплектованные силы англо-американской коалиции не могли поддерживать порядок, и по Багдаду прокатилась волна грабежей. Пока из иракских музеев похищали национальные сокровища, американские солдаты и танки охраняли Министерство нефти. Страна быстро погрузилась в хаос. Отключалось электричество, пересыхали водохранилища, по улицам текли нечистоты, больным и раненым не хватало мест в больницах. Пока Бремер и Временное коалиционное правительство (ВКП), управлявшие из особо укрепленной «зеленой зоны», публиковали один победный доклад за другим, в стране вспыхнуло восстание, начало которому положили вооруженные и недовольные бывшие солдаты иракской армии, которых Рамсфелд презрительно называл «кончеными людьми». Стоимость войны неимоверно возросла161. Пентагон затребовал на Ирак и Афганистан еще 87 миллиардов.
К ноябрю 2003 года силы коалиции подвергались примерно 35 нападениям ежедневно. Озлобленные мятежники стекались со всего исламского мира. Они были решительно настроены изгнать неверных. Бен Ладен и Завахири призывали братьев по вере «похоронить американцев на иракском кладбище». В одном лишь сентябре в страну прибыло от 1 до 3 тысяч иностранных боевиков и ожидалось прибытие еще нескольких тысяч. Один высокопоставленный американский чиновник отмечал: «Ирак – это теперь стадион джихада. Это место розыгрыша их суперкубка, место борьбы с Западом… о числе потенциальных игроков можно только гадать»162.
Бремер вознамерился реорганизовать иракскую экономику, что означало в первую очередь приватизацию иракской национальной нефтяной компании и 200 других государственных предприятий. Эти планы начали разрабатывать еще до вторжения, когда американское АМР подготовило «Перспективы послевоенного Ирака». Пять инфраструктурных компаний, в число которых входили Kellogg, Brown & Root и Bechtel Corporation, заключили контракты на сумму в 900 миллионов долларов. Министерство финансов США озаботилось созданием программы «массовой приватизации», получившей широкое распространение среди финансовых консультантов.
27 мая 2003 года Бремер объявил, что Ирак «вновь открыт для бизнеса», и начал выпускать один приказ за другим. Приказ № 37 устанавливал простую шкалу налогообложения в 15 %, уменьшив налоговое бремя для богатых граждан и корпораций, отдававших до этого в казну 45 % своих доходов. Приказ № 39 объявлял о приватизации предприятий и разрешал иностранцам стопроцентное владение иракскими компаниями. Доходы могли вывозиться из страны полностью. Лизинг и контракты могли длиться до 40 лет с возможностью последующего продления. Приказ № 40 приватизировал банки. Рамсфелд свидетельствовал, что эти реформы создали «одно из самых благоприятных в мире законодательств в сфере налогообложения и инвестиций». При предположительной стоимости восстановления в 500 миллиардов долларов неудивительно, что журнал Economist назвал Ирак «мечтой капиталистов»163. По словам лауреата Нобелевской премии, бывшего главного экономиста МБРР Джозефа Стиглица, Ирак пережил «еще более радикальную форму “шоковой терапии”, чем постсоветское пространство»164.