Империя терпит поражение 3 страница

 

 

 

Президент Сукарно во время визита в США в 1956 году.

 

 

 

 

Президент Никсон приветствует президента Сухарто, захватившего власть в Индонезии после организованной при поддержке США резни, в результате которой погибло от полумиллиона до миллиона коммунистов и сторонников других левых партий. Позже ЦРУ назовет эти события «одним из худших массовых убийств XX века».

 

 

В последующие месяцы было убито от полумиллиона до миллиона коммунистов и сторонников других левых партий. Многих убили из американского оружия. Еще около миллиона человек были брошены за решетку, многие на много лет. Макджордж Банди сказал Джонсону, что события, начавшиеся 1 октября, были «лучшим подтверждением политической мощи США»81.

Когда массы сторонников Сукарно были физически уничтожены, его в 1967 году отстранили от власти. Пост президента занял генерал Сухарто, что вызвало вздох облегчения у американских бизнесменов. В декабре 1965 года посольство США в Джакарте сообщило в Вашингтон: «Иностранцев в течение многих лет постепенно отстраняли от прямой добычи полезных ископаемых». Если бы не восстание, «изгнание иностранных нефтяных компаний было бы неизбежным»82. Среди иностранцев, рассчитывавших на дивиденды в результате произошедшей резни, был нефтяной магнат Г. Л. Хант. Он объявил Индонезию единственным лучом света во мраке холодной войны и назвал свержение Сукарно «величайшей победой со времен решающих битв Второй мировой войны». В отчете ЦРУ по Индонезии 1968 года говорилось следующее:

 

 

«Ключевым пунктом экономической программы правительства Сухарто… является возвращение в Индонезию иностранного капитала. Около 25 американских и европейских компаний уже восстановили свой контроль над шахтами, плантациями и другими предприятиями, национализированными Сукарно. Кроме того, в целях привлечения новых инвестиций правительство приняло либеральные законы. Во многих случаях гарантированы налоговые льготы и права на административное управление, вывоз доходов, а также компенсации на случай экспроприации. Перспективы для иностранных инвестиций в добывающем секторе довольно хороши… иностранцы уже вкладывают капитал в относительно нетронутые залежи никеля, меди, бокситов, а также в лесопромышленность. С точки зрения как иностранного капитала, так и роста индонезийской экономики самой обещающей индустрией является нефть. Производство сырой нефти на месторождении “Калтекс-5” на Центральной Суматре сегодня достигает 600 тысяч баррелей[116]в сутки, а в ближайшие три года оно перевалит за миллион баррелей»83.

 

 

В 1968 году ЦРУ признало, что «по количеству жертв антикоммунистическая резня в Индонезии была одним из самых страшных массовых убийств в XX веке»84. На закрытом заседании сенатского комитета по иностранным делам посол Грин сказал, что никто не знает истинного числа жертв. «Мы просто судили по числу вырезанных деревень», – заявил он85.

Сухарто и другие военные диктаторы оставались у власти десятилетиями. Несмотря на невероятные природные богатства страны, рядовые индонезийцы жили в нищете. Годами восхвалявшая Сухарто New York Times в 1993 году сообщила, что «рядовой индонезиец зарабатывает от 2 до 3 долларов в день и считает электричество и водопровод немыслимой роскошью»86. А вот американские корпорации сполна воспользовались возникшим после 1965 года комфортным деловым климатом, созданным при помощи американских советников и охранявшимся жестокими военными, которые зверски подавляли малейшие признаки оппозиции.

 

 

 

Джонсон, впавший в отчаяние после прослушивания магнитофонной записи из Вьетнама. К несчастью для себя и всей страны, он предпочел войну во Вьетнаме «Великому обществу».

 

 

Упрямый, тщеславный, грубый и ограниченный Джонсон принес свои мечты о масштабных внутренних реформах на алтарь антикоммунистического помешательства во Вьетнаме, Индонезии и многих других уголках мира. Оглядываясь в прошлое в 1970-х годах, он признался историку Дорис Кернс, что столкнулся с ужасным выбором и в итоге бросил «женщину, которую действительно любил, – “Великое общество” – ради интрижки со шлюхой-войной на другом краю света». Но если бы он так не поступил, то его считали бы «трусом», а США – «государством-слабаком»87. Джонсон утверждал, что сделал выбор, прекрасно осознавая, чего это будет ему стоить, и памятуя о том, как предыдущие войны разрушали надежды и мечты целых поколений:

 

 

«О, я понимал, что все идет именно по этому сценарию. История знает слишком много примеров того, как звук армейской трубы мгновенно разрушал надежды и мечты лучших реформаторов: испано-американская война уничтожила дух народовластия; Первая мировая положила конец “Новой свободе” Вудро Вильсона; Вторая мировая – “Новому курсу”. Как только началась война, все эти консерваторы в конгрессе приготовились использовать ее как оружие против “Великого общества”… они бы использовали ее не потому, что были против бедных, а потому, что были против моих программ. Для них на первом месте стояла война. Сначала мы должны победить этих “безбожных коммунистов”, а лишь затем позаботиться о бездомных американцах. А еще были генералы. О, эти тоже обожали войну. Без нее трудно стать героем войны. Героям нужны битвы, бомбы и пули, чтобы оставаться героями. Как же они узколобы! Видят все только в понятиях войны».

 

 

В итоге Джонсон сделал свой выбор, и последствия этого надолго лягут позором на страну, во главе которой он стоял. «Мысль о потере “Великого общества” была ужасна, – жаловался он. – Но не так ужасна, как мысль об ответственности за проигрыш Америки коммунистам. Ничего хуже и быть не может»88.

Говорят, что США потеряли свою душу в джунглях Вьетнама. И страна заплатила за это двойную цену. Война, поражение в которой было неминуемым, несмотря на все усилия Джонсона, положила конец последней значительной социально-политической реформе в истории Соединенных Штатов. Пообещав «и пушки, и масло», США оказались способны производить только пушки. Послевоенная экономика начала постепенно замедляться, пока наконец ее не затряс очередной кризис.

 

Глава 9

Никсон и Киссинджер: «Безумец» и «Психопат»

 

Мало кто имел в свое время такое влияние, как Ричард Никсон и Генри Киссинджер. Их решимость смогла подвести мир ближе к примирению. Но они проводили и безжалостную карательную политику, которая более чем нивелирует их миротворчество. Это был один из самых необъяснимых политических тандемов в истории. Киссинджер находил Никсона «очень странным человеком… неприятным… нервным… неискренним… [который] ненавидел знакомиться с новыми людьми». Киссинджер считал необычным, что такой нелюдим «пошел в политику. Ему действительно не нравятся люди»1. Глава аппарата Белого дома Боб Холдеман провел с Никсоном много времени, но говорил, что тот «не считал меня личностью… даже просто человеком… До сего дня Никсон не знает, сколько у меня детей, вообще ничего о моей частной жизни»2.

За глаза Киссинджер и Никсон презирали друг друга, постоянно сражаясь за то, кому достанется вся слава за достигнутое. Киссинджер называл Никсона «этот безумец», «наш пьющий приятель» и «дурная башка», но при этом лебезил перед ним. Никсон называл Киссинджера «жиденком» и «психопатом»3. Но и безумец, и психопат видели США гегемоном всего мира. Никсон считал «величайшим президентом столетия» Вудро Вильсона, потому что тот «правильнее всего понимал роль Америки в мире». Киссинджер был с ним согласен: «Наш опыт позволяет нам считать, что мы сами и то, что мы делаем, имеет универсальное значение, важность которого выходит за пределы национальных границ, поскольку от этого зависит благополучие всего человечества. Америка не была бы тем, чем она является, если бы не мыслила глобально. Именно поэтому Америка всегда видела свою роль в мире как внешнее проявление успехов, достигнутых внутри страны»4. Но ни Киссинджер, ни Никсон так и не поняли, что могущество должно сочетаться с достоинством.

Лоуренс Иглбергер, проработавший с Киссинджером много лет, говорил: «Генри – сторонник теории баланса сил. Он глубоко верит в стабильность. Именно такие цели являются антитезой американского опыта. Американцы… хотят следовать моральным принципам. Но Генри этого не понимал: он просто не думал о подобных вещах, когда начинал свою политическую карьеру»5. Судьбы Никсона и Киссинджера были разными. Жизнь Никсона будет погублена его собственной мелочностью, продажностью, подозрительностью и тщеславием. Киссинджер, несмотря на то что страдал теми же пороками, удостоился Нобелевской премии мира. Однако страх быть обвиненным в военных преступлениях и других отвратительных вещах будет преследовать его до конца его дней.

1968 год стал самым необычным годом в истории века. И США, и весь мир бурлили энергией. В воздухе ощущался ветер перемен. На президентских выборах столкнулись республиканец Ричард Никсон и демократ Губерт Хэмфри. Репутация Хэмфри, занимавшего пост вице-президента, была запятнана подобострастной поддержкой политики Джонсона во Вьетнаме. Но самой большой сенсацией было то, что рейтинг алабамского губернатора-расиста Джорджа Уоллеса всего за месяц до выборов дошел до 21 %. В качестве кандидата в вице-президенты Уоллес выбрал генерала Кертиса Лемея и вел свою кампанию в духе правого популизма. Его упор на правопорядок находил отклик среди белых избирателей, обеспокоенных восстаниями в гетто, мятежами в университетских городках и растущей уголовной преступностью.

В 1964 году университетские городки стали наводнять люди, родившиеся во время послевоенного демографического взрыва. Наполненные юношеским идеализмом, вдохновленные движением за гражданские права, они отказались прислушиваться к динозаврам холодной войны, а их протест пронесся по всей стране. В апреле 1968 года студенты Колумбийского университета заняли несколько зданий городка, выступая против отношения его руководства к чернокожим и против военных исследований. Тогда ректор университета Грейсон Кирк выступил с обвинением: «Масса нашей молодежи, отрицающей любые формы власти, начинает беспокоить… они склонны к непримиримому, бесцельному и разрушительному нигилизму. Я не знаю ни одной эпохи в истории США, когда конфликт поколений был бы так велик и нес такую страшную потенциальную угрозу»6.

 

 

 

Никсон и Киссинджер прогуливаются по южной лужайке Белого дома. За глаза относившиеся друг к другу с презрением, эти двое составляли один из самых странных политических тандемов в истории. Их решительные действия смогли подвести мир ближе к примирению. Но они также проводили жестокую карательную политику, которая более чем нивелирует их миротворчество.

 

 

Кирк был прав насчет конфликта поколений, но его обвинения в нигилизме не имели под собой никаких оснований. После восьми дней протестов полиция Нью-Йорка грубо вытеснила протестующих из зданий. 800 человек было арестовано, более сотни ранено. Никсон назвал эти протесты «первым масштабным столкновением в революционной борьбе, нацеленной на захват университетов нашей страны, дабы превратить их в очаги радикализма и средство достижения революционных политических и социальных целей»7. Столь возмутительные нападки показали правоту студентов-радикалов относительно того, что американские власти готовы применить силу против собственных граждан ради защиты своих корпоративных и геополитических интересов во Вьетнаме и Индонезии.

Бунты студентов и молодых рабочих сотрясали индустриальные страны по всему миру. Массовые демонстрации прокатились по Праге, Парижу, Токио, Западному Берлину, Турину, Мадриду, Риму и Мехико. Вооруженные американцами полицейские и солдаты убили сотни недовольных студентов.

В США антивоенное движение бросило вызов верхушке Демократической партии, поддержав Роберта Кеннеди и Юджина Маккарти. В июне, через несколько минут после своей победы на первичных выборах в Калифорнии, Роберт Кеннеди был убит, и это перечеркнуло все надежды на прогрессивную альтернативу Хэмфри и его нелепой «политике радости». В августе делегаты, противники войны, и 10 тысяч их сторонников собрались у места проведения общенационального съезда демократов в Чикаго. Их встретили 12 тысяч чикагских полицейских, 6 тысяч солдат Национальной гвардии и 1 тысяча агентов ФБР. Еще 7500 солдат американской армии патрулировали негритянские гетто. В объективы телекамер попали полицейские, избивавшие дубинками не только участников митинга, но и журналистов и просто прохожих. Проводившая расследование солидная комиссия впоследствии назовет это «полицейским бунтом».

 

 

 

События, которые эксперты впоследствии назовут «полицейским бунтом». Полиция без разбора избивала антивоенных демонстрантов, журналистов и просто прохожих у места проведения съезда Демократической партии в Чикаго в августе 1968 года.

 

 

Совершенно неожиданно две трети американцев поддержали полицейских. Никсон назвал этих людей «молчаливым большинством» и с их помощью выиграл выборы, с небольшим отрывом обойдя Хэмфри. События в Чикаго перечеркнули надежды Джонсона на то, что зашедшие в тупик делегаты съезда в последнюю минуту обратятся к нему. Он все еще имел значительное влияние в партии и даже заблокировал инициативы ее умеренного крыла по Вьетнаму, в которых так нуждался Хэмфри. Кларк Клиффорд назвал провал мирных инициатив «катастрофой для Хэмфри»8. Хэмфри и сам подрубил сук, на котором сидел, лишь в сентябре начав немного дистанцироваться от непопулярной политики Джонсона во Вьетнаме. Никсон же, в свою очередь, утверждал, что у него есть тайный план окончания войны, отказываясь при этом сообщать какие-либо детали. В действительности этот план, как позже признавал министр обороны Мелвин Лэйрд, был не более чем идеей бомбить Северный Вьетнам до тех пор, пока тот не капитулирует9.

В последние дни избирательной кампании Джонсон попытался оживить давно заглохшие переговоры и ради этого приказал прекратить бомбардировки Ханоя. Испугавшись последствий «октябрьского сюрприза», Никсон взял в свой штаб Анну Шеннолт, вдову прославленного генерала Второй мировой Клера Шеннолта. Ее задачей были связи с южновьетнамским правительством. Джонсон установил за ней слежку и выяснил, что она убеждала южновьетнамского президента Нгуен Ван Тхиеу выйти из переговоров, пообещав большую поддержку со стороны Никсона. Джонсон расценил действия Никсона как предательство. Но, не обладая железными доказательствами, Хэмфри недальновидно отказался публично заявить о махинациях Никсона. «Джонсон был в ярости», – рассказывал советник президента Джозеф Калифано. Не сообщив о «предательстве» Никсона, полагал Джонсон, Хэмфри совершил одну из «самых больших глупостей в истории» – доказал, что он «бесхребетный импотент», чья слабость стоила ему президентства10.

 

 

 

Никсон во время предвыборной кампании 1968 года. Воспользовавшись недовольством антивоенными протестами со стороны людей, которых он называл «молчаливым большинством», и заявляя, что у него есть тайный план окончания войны во Вьетнаме, Никсон с минимальным преимуществом победил Губерта Хэмфри.

 

 

Меньше чем за неделю до окончания кампании Тхиеу и вице-президент Ки действительно отказались от переговоров, предрешив таким образом судьбу Хэмфри. Много лет спустя Шеннолт, занимавшая должность сопредседателя движения «Республиканки за Никсона», сделала признание относительно своей роли в этом деле. Но до этого было еще далеко. В последние дни перед выборами Джонсон практически перестал поддерживать Хэмфри, считая, что Никсон с большей вероятностью продолжит его политику во Вьетнаме. Он боялся, что Хэмфри будет стремиться к миру любой ценой. Джонсон даже приказал ФБР начать прослушивание телефонов Хэмфри, надеясь заранее узнать, если тот решит в открытую выступить против войны.

У Никсона были свои источники информации. Профессор Гарварда Генри Киссинджер был близким советником губернатора штата Нью-Йорк Нельсона Рокфеллера, противника Никсона на республиканских первичных выборах. Когда Никсон стал кандидатом от партии, Киссинджер едко заметил: «Этот человек – настоящая катастрофа. За него нельзя голосовать, поскольку к катастрофе он нашу страну и приведет». Еще он говорил: «Этот человек просто не подходит на пост президента»11. Но это не помешало ему предоставить Никсону информацию, которую тот использовал для попытки срыва парижских мирных переговоров. Он же в начале октября сообщил Никсону о достигнутых там крупных успехах, которые сделали прекращение бомбардировок неизбежным. По его словам, американская делегация в Париже уже открывала шампанское 12.

Киссинджер втерся в доверие и к лагерю Хэмфри. Он сказал Збигневу Бжезинскому, что ненавидит Никсона уже много лет, и предложил Хэмфри доступ к хранившимся у Рокфеллера документам, которые позволят «утопить Никсона в дерьме»13. Хэмфри наивно поверил в то, что Киссинджер работает на него, и, как позже сам признался, хотел назначить его советником по национальной безопасности.

Никсона мало интересовала внутренняя политика, которую он однажды назвал «сооружением сортиров в сельской глуши»14. Его внутренняя программа была призвана привлечь умеренных консерваторов, дистанцировав Никсона от правых радикалов. Они с Киссинджером решили оставить не у дел «чертовых гомиков»15 из Госдепа и вести внешнюю политику непосредственно из Белого дома. госсекретаря Никсон выбрал соответствующего: он назначил на эту должность прокурора Уильяма Роджерса, сказавшего ему однажды, что плохо разбирается во внешней политике 16. Позже Никсон признавал, что именно «невежество позволило ему занять этот пост». «Мало когда госсекретаря назначали только потому, что президент был убежден в его невежестве в вопросах внешней политики», – вторил ему Киссинджер17. Именно он следил за тем, чтобы Роджерс не совался в сферу подготовки и принятия решений по самым важным вопросам. Однако политика Никсона–Киссинджера оказалась менее идеологизированной, чем многие ожидали. «Демократия в американском стиле, – заявил Никсон в 1967 году, – не обязательно должна быть лучшей формой правления для Азии, Африки или Латинской Америки. У жителей этих регионов совсем другой менталитет»18. «Генри, – говорил он, – пускай с ниггерами разбирается Билл (Роджерс). А мы подумаем об остальном мире»19.

Во время переходного периода Киссинджер дал корпорации RAND Сorporation задание проанализировать возможные политические ходы во Вьетнаме. Для этой цели RAND выбрала Дэниела Эллсберга, только что закончившего работу по заказу Макнамары – по изучению действий США во время войны. Позднее именно этот доклад станет известен как «Документы Пентагона». Анализируя эти ходы, Эллсберг категорически исключил вариант применения ядерного оружия: и в принципе, и потому, что считал победу в войне невозможной.

Следующий доклад Эллсберга ставил целый ряд вопросов. В ответ КНШ заявил, что лучшее, на что могут надеяться США, – это сохранение контроля над Южным Вьетнамом на протяжении 8–13 лет, но лишь ценой огромных денег и людских потерь. Столкнувшись с такой перспективой, Никсон решил быстро выйти из войны, но настаивал на том, чтобы сделать это «с честью», пусть даже для этого придется опустошить половину Юго-Восточной Азии20.

Никсон постепенно перекладывал тяготы войны с плеч американских солдат, число которых к тому времени уже достигло 543 тысяч, на плечи подготовленных ими вьетнамцев, но дал понять Ханою, что его решимость не ослабла. Первым делом он усилил бомбардировки Южного Вьетнама и Лаоса, а затем, в марте 1969 года, начал наносить удары по тайным вьетнамским лагерям в Камбодже.

 

 

 

Южновьетнамские солдаты проходят подготовку под руководством американских инструкторов в 1970 году. В апреле 1969 года Никсон одобрил план вывода американских войск и замены их вьетнамцами, обученными и вооруженными США. В случае неудачи Никсон был всегда готов «сыграть в безумца»: начать грозить Северному Вьетнаму ядерным ударом.

 

 

Никсон хотел показать, что не собирается ограничивать себя так, как это делал его предшественник, и что в случае провокаций он может действовать иррационально. Объясняя в 1968 году свою «теорию безумия» Бобу Холдеману, он подчеркивал важность угрозы применения ядерного оружия21.

И было не ясно, всегда ли он блефовал. После совещания по ядерному оружию, на котором присутствовал бывший тогда вице-президентом Никсон, Роберт Оппенгеймер сказал своему другу, что он «только что вернулся со встречи с одним из самых опасных людей, которых видел в жизни»22. И действительно, Никсон поддерживал идею использования атомной бомбы для того, чтобы помочь французам в Дьенбьенфу.

Боясь протестов общественности в отношении бомбардировок Камбоджи, США разработали сложную систему двойных целей для сокрытия доказательств. Каждый день майор Хэл Найт, командовавший радарами на авиабазе в Бьенхоа, получал дублирующие цели и передавал их пилотам, давшим подписку о неразглашении. Ни дежурный связист, ни офицеры разведки не знали, что доклады были ложными и удары по заявленным целям во Вьетнаме не наносились. Найт, знавший, что своими действиями нарушает дисциплинарный устав, в итоге проинформировал о них конгресс в 1973 году23.

Когда New York Times сообщила о бомбардировках тайных лагерей в Камбодже в апреле 1969 года, Киссинджер назвал Лэйрда «сукиным сыном» и обвинил его в утечке информации. Не менее разозленный Никсон приказал Эдгару Гуверу прослушивать телефоны трех главных советников Киссинджера, одного чиновника Министерства обороны и четырех журналистов. Впоследствии список мог быть расширен24.

В случае если бомбардировки и угрозы не смогут сломить НФОЮВ и его северных союзников, Никсон и Киссинджер планировали нанести массированный удар. Вместе с начальником штаба ВМС адмиралом Томасом Мурером Никсон втайне от Лэйрда разработал план операции «Наживка»25. Никсон так проинструктировал комитет СНБ по оценке риска этого плана: «Я отказываюсь верить, что четверосортное государство вроде Северного Вьетнама невозможно сломить… Задача группы – изучить возможность нанесения яростного, решающего удара по Северному Вьетнаму. Вы должны действовать без какого бы то ни было предубеждения»26.

Роджер Моррис, координатор этой группы, лично видел планы нанесения ядерных авиаударов по двум позициям на севере. «Слово “ярость” фигурировало постоянно… яростный и решительный удар по Северному Вьетнаму, чтобы заставить его сдаться», – отмечал он27. Холдеман же однажды сказал специальному советнику президента Чарльзу Колсону, что «с весны по осень 1969 года Киссинджер проталкивал решение о нанесении ядерного удара». Лэйрд говорил, что Киссинджер всегда рассматривал угрозу применения ядерного оружия «в качестве одного из вариантов»28. Но даже без применения ядерного оружия жестокость «Наживки» поражала. В число возможных вариантов входили вторжение в Северный Вьетнам, массированные бомбежки Ханоя и Хайфона, минирование порта Хайфон, а также бомбардировка северовьетнамских плотин для уничтожения запасов продовольствия в стране. В начале августа Киссинджер тайно встретился с вьетнамцами в Париже и передал ультиматум: «Если к 1 ноября не будет достигнут значительный прогресс на переговорах, мы с сожалением будем вынуждены принять меры, последствия которых будут исключительно серьезными»29. 2 октября Киссинджер направил Никсону сверхсекретную докладную записку, в которой говорилось: «Мы должны быть готовы к любым необходимым действиям… Наши действия должны быть жестокими, если мы хотим заставить Ханой осознать его положение»30.

Состоявшаяся в конце сентября встреча Киссинджера с советским послом А. Ф. Добрыниным была прервана заранее запланированным звонком Никсона, после разговора с которым Киссинджер предупредил Добрынина: «К сожалению, все попытки переговоров провалились. Президент только что сказал мне, что поезд тронулся и набирает скорость»31.

К счастью, поезд отбуксировали назад к вокзалу. По целому ряду причин, включая сопротивление Лэйрда и Роджерса, неуверенность в эффективности военных мер и рост антивоенных настроений, уже приведший к массовым протестам, Никсон в итоге отказался от проведения «Наживки». «Мой ультиматум имел единственный шанс на успех, – рассуждал он, – если бы удалось убедить коммунистов, что меня полностью поддерживают дома. Однако перспективы такой поддержки были очень малы, учитывая, как усилилось антивоенное движение»32. Так что заявления о «ярости» и решимости были весьма опрометчивы.

 

 

 

Взрыв бомбы в Одаре (Камбоджа) в ноябре 1970 года. Никсон и Киссинджер начали тайные бомбардировки Камбоджи в марте 1969-го. По мнению Никсона, они должны были «разбомбить этих чертей в Камбодже, послать наземные войска и держать все в тайне» от конгресса и «пацифистов».

 

 

13 октября 1969 года Никсон в обстановке секретности объявил в сухопутных войсках США ядерную тревогу. Бомбардировщики стратегической авиации с ядерными бомбами на борту были размещены на военных базах и гражданских аэродромах, ожидая приказа об атаке. 32 B-58, 144 B-52, а также 189 заправщиков KC-135 пребывали в состоянии полной готовности. Никсон давал понять Советам, что готов резко усилить давление на Ханой, лишь бы вынудить вьетнамцев к переговорам33. Лэйрд считал, что в отношении ДРВ это бесполезно, а в отношении Советов и вовсе безрассудно – ведь те могли неправильно истолковать американские намерения. И все же США упорно продолжали эскалацию вплоть до 25 октября, загружая все больше самолетов ядерными боеприпасами и размещая их на взлетно-посадочных полосах стратегической авиации. На следующий день B-52 с ядерными зарядами на борту начали полеты над Арктикой в опасной близости от советских границ. Американское руководство почти ничего не знало о том, что в тот момент СССР был на грани войны с Китаем вследствие пограничного конфликта. СССР даже информировал США о своей готовности нанести превентивный удар по китайским ядерным объектам, подтверждая слова Кеннеди и Джонсона десятилетней давности. Китай мобилизовал почти миллион солдат и был готов ответить на советское нападение ядерным ударом. Так что Советы вполне могли расценить провокацию Никсона не как сигнал по Вьетнаму, а как настоящее нападение, скоординированное с Китаем.

Позднее Моррис признал, что «Наживка» была полнейшим безумием: «КНШ смеялся над этой хренотенью еще много лет. Она была очередной попыткой быстро решить проблему, не имевшую быстрых решений… Это было военно-политическое фиаско, произошедшее из-за того, что некоторые – как бы сказать помягче? – не слишком выдающиеся умы в Пентагоне попытались решить проблему военным путем»34. Даже «ястреб» Эдвард Теллер считал вариант с ядерным ударом «нерациональным». Позже он сказал в одном интервью: «Использовать ядерное оружие во Вьетнаме планировала лишь кучка идиотов. И они были идиотами в прямом смысле этого слова»35.

Никсон решил сорвать планировавшиеся на октябрь и ноябрь антивоенные марши. Белый дом стал распространять слухи о вмешательстве коммунистов. Оплаченные Белым домом группы сторонников войны собирались в местах проведения этих маршей. Число агентов, проникавших в ряды антивоенных групп, было увеличено. Была развязана травля конгрессменов, выступавших против войны. Загнанный в угол президент даже пытался умилостивить антивоенное движение, объявив о дальнейшем сокращении воинского контингента во Вьетнаме, приостановив призыв в армию и уволив одиозного главу призывной комиссии Льюиса Херши, чье заявление о намерении забирать в армию протестующих вызвало гнев активистов.

Несмотря на столь беспрецедентные усилия, 15 октября на демонстрации вышло не менее 2 миллионов человек по всей стране. Никсон вспоминал: «И хотя на публике я игнорировал нараставшие вокруг войны противоречия, я отдавал себе отчет в том, что они, возможно, подорвали веру в серьезность моего ультиматума Ханою»36.

Мнения в американском обществе относительно войны и многих других вопросов разошлись так сильно, что кое-кто заговорил о гражданской войне. Университетские городки были на передовой этой борьбы. Демонстрации, митинги и забастовки вспыхнули в сотнях кампусов. Представители правительства и промышленности появлялись там на свой собственный страх и риск.

Активисты осуждали неэтичность использования науки для выполнения военных планов. Ученые, чьи действия вызвали эти протесты, часто сами же их и возглавляли. Американская ассоциация содействия развитию науки (ААСРН) – крупнейший научный форум страны, объединявший более 100 тысяч членов, – была первым объединением интеллигенции, принявшим в декабре 1965 года антивоенную резолюцию. В ней говорилось: