НЕКРАСОВ 2 страница

что не хватало твердости воли и силы характера: обостренным чутьем народного поэта он ощущал неизбежный трагизм и обреченность мечты о революционном подвиге в России: Суждены вам благие порывы,

Но свершить ничего не дано...

«Рыцарь на час» — одно из самых проникновенных произведений поэта о сыновней любви к матери, перерастающей в покаянную любовь к родине. Все оно пронизано глубоко национальными, православно-христианскими исповедальными мотивами. Поэму эту Некрасов очень любил и читал всегда «со слезами в голосе». Сохранилось воспоминание, что вернувшийся из ссылки Чернышевский, читая «Рыцаря на час», «не выдержал и разрыдался». В обстановке спада общественного движения 60-х годов значительная часть революционно-демократической интеллигенции России потеряла веру в народ. На страницах журнала «Русское слово» одна за другой появлялись статьи, в которых народ обвинялся в грубости, тупости, невежестве. Чуть позднее и Чернышевский в «Прологе» устами Волгина произнес горькие слова о «жалкой нации» — «снизу доверху все сплошь рабы». В этих условиях Некрасов приступил к работе над новым произведением, исполненным светлой веры и доброй надежды,— к поэме «Мороз, Красный нос». Центральное событие «Мороза...» — смерть крестьянина, и действие в поэме не выходит за пределы одной крестьянской семьи. В то же время и в России, и за рубежом ее считают поэмой эпической. На первый взгляд, это парадокс, так как классическая эстетика считала зерном эпической поэмы конфликт общенационального масштаба, воспевание великого исторического события, имевшего влияние на судьбу нации. Однако, сузив круг действия в поэме, Некрасов не только не ограничил, но укрупнил ее проблематику. Ведь событие, связанное со смертью крестьянина, с потерей «кормильца и надежи семьи», уходит своими корнями едва ли не в тысячелетний национальный опыт, намекает невольно на многовековые наши потрясения. Некрасовская мысль развивается здесь в русле довольно устойчивой, а в XIX веке чрезвычайно живой литературной традиции. Семья — основа национальной жизни. Эту связь семьи и нации глубоко чувствовали творцы нашего эпоса от Некрасова до Льва Толстого. Крестьянская семья в поэме Некрасова — частица всероссийского мира: мысль о Дарье переходит естественно в думу о «величавой славянке», усопший Прокл подобен крестьянскому богатырю Микуле Селяниновичу:

Большие, с мозолями руки,

Подъявшие много труда,

Красивое, чуждое муки

Лицо — и до рук борода.

Столь же величав и отец Прокла, скорбно застывший на могильном бугре:

Высокий, седой, сухопарый,

Без шапки, недвижно-немой,

Как памятник, дедушка старый

Стоял на могиле родной!

«У великого народа — своя история, а в истории — свои критические моменты, по которым можно судить о силе и величии его духа,— писал Белинский.— Дух народа, как и дух частного человека, высказывается вполне в критические моменты, по которым можно безошибочно судить не только о его силе, но и о молодости и свежести его сил».

Сквозь бытовой сюжет просвечивает у Некрасова эпическое событие. Испытывая на прочность крестьянский семейный союз, показывая семью в момент драматического потрясения ее устоев, Некрасов держит в уме общенародные испытания. «Века протекали!» В поэме это не простая поэтическая декларация: всем содержанием, всем метафорическим миром поэмы Некрасов выводит сиюминутные события к вековому течению российской истории, крестьянский быт — к всенародному бытию.

Вспомним глаза плачущей Дарьи, как бы растворяющиеся в сером, пасмурном небе, плачущем ненастным дождем. А потом они сравниваются с хлебным полем, истекающим перезревшими зернами-слезами. Вспомним, что эти слезы застывают в круглые и плотные жемчужины, сосульками повисают на ресницах, как на карнизах окон деревенских изб.

Кругом — поглядеть нету мочи,

Равнина в алмазах блестит...

У Дарьи слезами наполнились очи—

Должно быть, их солнце слепит...

Смерть крестьянина потрясает весь космос крестьянской жизни, приводит в движение скрытые в нем духовные силы. Конкретно-бытовые образы, не теряя своей заземленности, изнутри озвучиваются песенным, былинным началом. «Поработав в земле», Прокл оставляет ее сиротою — и вот она «ложится крестами», священная Мать — сыра земля. И Савраска осиротел без своего хозяина, как богатырский конь без Микулы Селяниновича. Обратим внимание: в тяжелом несчастье домочадцы менее всего думают о себе, менее всего носятся со своим горем. Никаких претензий к миру, никакого ропота, стенаний или озлобления. Горе отступает перед всепоглощающим чувством жалости и сострадания к ушедшему человеку вплоть до желания воскресить Прокла ласковым, приветливым словом;

Сплесни, ненаглядный, руками,

Сокольим глазком посмотри.

Тряхни шелковыми кудрями,

Сахарны уста раствори!

Так же встречает беду и овдовевшая Дарья. Не о себе она печется, но «полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит». Мечтая о свадьбе сына, она предвкушает не свое счастье только, а счастье любимого Прокла, обращается к умершему мужу как к живому, радуется его радостью. Сколько в ее словах домашнего тепла и ласковой, охранительной участливости по отношению к близкому человеку.

В поэме «Мороз, Красный нос» Дарья подвергается двум испытаниям. Два удара идут друг за другом с роковой неотвратимостью. За смертью мужа ее настигает собственная смерть. Однако и ее преодолевает Дарья. Преодолевает силой любви, распространяющейся у героини на всю природу: на землю-кормилицу, на хлебное поле. И умирая, больше себя она любит Прокла, детей, крестьянский труд на вечной ниве:

Воробушков стая слетела

С снопов, над телегой взвилась.

И Дарьюшка долго смотрела,

От солнца рукой заслонясь,

Как дети с отцом приближались

К дымящейся риге своей,

И ей из снопов улыбались

Румяные лица детей...

Это удивительное свойство русского национального характера народ пронес сквозь мглу суровых лихолетий от «Слова о полку Игореве» до наших дней, от плача Ярославны до плача вологодских, костромских, ярославских, сибирских крестьянок, героинь В. Белова, В. Распутина, В. Астафьева, потерявших своих мужей и сыновей. В поэме «Мороз, Красный нос» Некрасов коснулся глубинных пластов нашей культуры, неиссякаемого источника выносливости и силы народного духа, столько раз спасавшего Россию в годины национальных потрясений. Лирика Некрасова конца 60-х годов. Именно эта глубокая вера в народ помогала поэту подвергать народную жизнь суровому и строгому анализу, как, например, в финале стихотворения «Железная дорога». Поэт никогда не заблуждался относительно ближайших перспектив крестьянского освобождения, но и никогда не впадал при этом в отчаяние:

Вынес достаточно русский народ,

Вынес и эту дорогу железную,

Вынесет все, что Господь ни пошлет!

Вынесет все — и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе.

Жаль только — жить в эту пору прекрасную

Уж не придется — ни мне, ни тебе.

Так в обстановке жестокой реакции, когда пошатнулась вера в народ у самих его заступников, Некрасов сохранил уверенность в мужестве, духовной стойкости и нравственной красоте русского крестьянина. После смерти отца в 1862 году поэт не порвал связи с родным его сердцу ярославско-костромским краем. Близ Ярославля он приобрел усадьбу Карабиха и каждое лето наезжал сюда, проводя время в охотничьих странствиях с друзьями из народа. Вслед за «Морозом...» появилась «Орина, мать солдатская» — стихотворение, прославляющее материнскую и сыновнюю любовь, которая торжествует не только над ужасами николаевской солдатчины, но и над самой смертью. Появился «Зеленый Шум» с весенним чувством обновления, «легкого дыхания»; возрождается к жизни спавшая зимой природа, и оттаивает заледеневшее в злых помыслах человеческое сердце. Рожденная крестьянским трудом на земле вера в обновляющую мощь природы, частицей которой является человек, спасала Некрасова и его читателей от полного разочарования в трудные годы торжества в казенной России «барабанов, цепей, топора» («Надрывается сердце от муки...»). Тогда же Некрасов приступил к созданию «Стихотворений, посвященных русским детям». «Через детей душа лечится»,— говорил один из любимых героев Достоевского. Обращение к мирудетства освежало и ободряло, очищало душу от горьких впечатлений действительности. Главным достоинством некрасовских стихов для детей является неподдельный демократизм: в них торжествует и крестьянский юмор, и сострадательная любовь к малому и слабому, обращенная не только к человеку, но и к природе. Добрым спутником нашего детства стал насмешливый, лукаво-добродушный дедушка Мазай, неуклюжий «генерал» Топтыгин и лебезящий вокруг него смотритель, сердобольный дядюшка Яков, отдающий букварь крестьянской девчушке. Поэмы о декабристах. Начало 70-х годов — эпоха очередного общественного подъема, связанного с деятельностью революции онных народников. Некрасов сразу же уловил первые симптомы этого пробуждения и не мог не откликнуться по-своему на их болезненный характер. В 1869 году С. Г. Нечаев организовал в Москве тайное революционно-заговорщическое общество «Народная расправа». Программа его была изложена в «Катехизисе волюционера»: «наше дело — страшное, полное, повсеместное беспощадное разрушение». Провозглашался лозунг: «цель равдывает средства». Чтобы вызвать в обществе революционю смуту, допускались любые, самые низменные поступки шантаж, клевета, яд, кинжал и петля. Столкнувшись с доверием и противодействием члена организации И. И. Ивано, Нечаев обвинил собрата в предательстве и 21 ноября 69 года с четырьмя своими сообщниками убил его. Так полия напала на след организации, и уголовное дело превратилось шумный политический процесс. Достоевский откликнулся на него романом «Бесы», а Некрасов — поэмами «Дедушка» и русские женщины». Заслуга Некрасова-поэта состояла в том, что задолго до фисофских работ В. С. Соловьева («Оправдание добра») и Н. Булгакова («Религия и политика», «Христианство и социализм») он попытался в своем творчестве соединить политику с высокой христианской моралью и в качестве идеала для народего заступника неизменно ставил Христа. Лучшие его герои как народной, так и из интеллигентской среды выступают в ореос христианских подвижников: Некрасова привлекает аскетичений образ Власа («Влас»), способного на высокий духовный сдвиг; под стать Власу суровый образ пахаря в финале поэмы Тишина», который «без наслаждения живет, без сожаленья умирает». Образ Добролюбова в некрасовском освещении тоже инимает подвижнические, аскетические черты:

Учил ты жить для славы, для свободы,

Но более учил ты умирать.

Сознательно мирские наслажденья

Ты отвергал, ты чистоту хранил...

«Памяти, Добролюбова»

вот теперь, в 1869 году, у Некрасова возникает замысел поэмы «Дедушка», обращенной к юному поколению. Поэту очень хотелось, чтобы молодые читатели унаследовали лучшие нравственные ценности, служению которым стоит отдать все, даже собствоенную жизнь.

Характер дедушки раскрывается перед внуком постепенно, по мере сближения героев и по мере того, как взрослеет Саша.

Поэма постоянно озадачивает, интригует, заставляет внимательно вслушиваться в речи дедушки, зорко всматриваться в его внешний и внутренний облик, в его действия и поступки. Шаг за шагом читатель приближается к пониманию народолюбивых идеалов дедушки, к ощущению духовной красоты и благородства этого человека. Цель нравственного, христианского воспитания молодого поколения оказывается ведущей в поэме: ей подчинены и сюжет и композиция произведения. Дедушка окружен в поэме ореолом святости, в его описании Некрасов использует высокий библейский стиль:

Пыль отряхнул у порога,

С шеи торжественно снял

Образ распятого Бога

И, покрестившись, сказал:

- Днесь я со всем примирился,

Что потерпел на веку!..

Идея, которой герой-декабрист посвятил свою жизнь, настолько высока, настолько свята, что служение ей делает неуместными жалобы на свою личную судьбу. Борьба за народную свободу превыше всяких личных обид, и некрасовский народный заступник готов принять, как святой, любые страдания, вплоть до самопожертвования, если оно будет необходимо.

Не случайно в поэме возникает параллель между апостолом идеи народного блага и распятым на кресте Христом. Эта параллель устойчива и постоянна в творчестве Некрасова. Стихотворение 70-х годов «Пророк», адресованное Чернышевскому, поэт завершает такими словами:

Его еще покамест не распяли,

Но час придет — он будет на кресте;

Его послал Бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

Евангельский Христос в поэтическом мире Некрасова — «Бог угнетенных и скорбящих», а народный заступник — почитаемый и любимый русским народом праведник, святой человек:

Ты любишь несчастного, русский народ,

Страдания нас породнили,—

говорит в известной поэме «Русские женщины» княгиня Волконская.

Христианские мотивы, пронизывающие личность декабриста, подчеркивают также народный характер его идеалов. Центральную роль в поэме «Дедушка» играет рассказ героя о переселенцах-крестьянах в сибирском посаде Тарбагатай, о предприимчивости крестьянского мира, о творческом характере народного, общинного самоуправления. Как только власти оставили народ в покое, дали мужикам «землю и волю», артель вольных хлебопашцев превратилась в общество свободного и дружного труда, достигла материального достатка и духовного процветания. Замысел декабристской темы у Некрасова рос и развивался. Следующим этапом явилось обращение поэта к подвигу жен декабристов, отправившихся вслед за своими мужьями на каторгу в далекую Сибирь. В поэмах «Княгиня Трубецкая» и «Княгиня Волконская» поэт продолжает свои раздумья о характере русской женщины, начатые в поэмах «Коробейники» и «Мороз, Красный нос». Но если там воспевалась женщина-крестьянка, то здесь отдавалась дань любви женщинам из дворянского круга.

В основе сюжета двух этих поэм — любимая Некрасовым тема дороги. Характеры героинь мужают и крепнут в ходе встречи знакомств, сближений и столкновений с разными людьми во время их долгой дороги. Напряженного драматизма полон мужественный поединок княгини Трубецкой с иркутским губернатором. В дороге растет самосознание другой героини, княгини Волконской. В начале пути ее зовет на подвиг супружеский долг. Но встречи с народом, знакомство с жизнью российской провинции, разговоры с простыми людьми о муже и его друзьях, молитва с народом в сельском храме ведут героиню к духовному прозрению. Она преклоняется перед святостью того дела, за которое пострадал ее муж, принимающий в глазах княгини облик христианского подвижника и страстотерпца:

Я только теперь, в руднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки,

И силу его... и готовность страдать!

Невольно пред ним я склонила

Колени — и, прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

Лирика Некрасова 70-х годов. В позднем творчестве Некрасов-лирик оказывается гораздо более традиционным, литературным поэтом, чем в 60-е годы, ибо теперь он ищет эстетические и этические опоры не столько на путях непосредственного выхода к народной жизни, сколько в обращении к поэтической традиции своих великих предшественников. Обновляются поэтические образы в некрасовской лирике: они становятся более емкими и обобщенными. Происходит своеобразная символизация художественных деталей; от быта поэт стремительно взлетает к широкому художественному обобщению. Так, в стихотворении «Друзьям» деталь из крестьянского обихода — «широкие лапти народные» — приобретает поэтическую многозначность, превращается в образ-символ трудовой крестьянской России:

Вам же — не праздно, друзья благородные,

Жить и в такую могилу сойти,

Чтобы широкие лапти народные

К ней проторили пути...

Переосмысливаются и получают новую жизнь старые темы и образы. В 70-х годах Некрасов вновь обращается, например, к сравнению своей Музы с крестьянкой, но делает это иначе. В 1848 году поэт вел Музу на Сенную площадь, показывал, не гнушаясь страшными подробностями, сцену избиения кнутом молодой крестьянки и лишь затем, обращаясь к Музе, говорил: «Гляди !/Сестра твоя родная» («Вчерашний день, часу в шестом...»). В 70-х годах поэт сжимает эту картину в емкий поэтический символ, опуская все повествовательные детали, все подробности:

Не русский — взглянет без любви

На эту бледную, в крови,

Кнутом иссеченную Музу...

(«О Муза! я у двери гроба!..»)

Народная жизнь в лирике Некрасова 70-х годов изображается по-новому. Если ранее поэт подходил к народу максимально близко, схватывая всю пестроту, все многообразие неповторимых народных характеров, то теперь крестьянский мир в его лирике предстает в предельно обобщенном виде. Такова, например, его «Элегия», обращенная к юношам:

Пускай нам говорит изменчивая мода,

Что тема старая «страдания народа»

И что поэзия забыть ее должна,

Не верьте, юноши! не стареет она.

Вступительные строки — полемическая отповедь Некрасова распространявшимся в 70-е годы официальным воззрениям, утверждавшим, что реформа 1861 года окончательно решила крестьянский вопрос и направила народную жизнь по пути процветания и свободы. Такая оценка реформы проникала, конечно, и в гимназии. Молодому поколению внушалась мысль, что в настоящее время тема народных страданий себя изжила. И если гимназист читал пушкинскую «Деревню», обличительные ее строки относились в его сознании к отдаленному дореформенному прошлому и никак не связывались с современностью. Некрасов решительно разрушает в «Элегии» такой «безоблачный» взгляд на судьбу крестьянства:

...Увы! пока народы

Влачатся в нищете, покорствуя бичам,

Как тощие стада по скошенным лугам,

Оплакивать их рок, служить им будет Муза...

Дух Пушкина витает над некрасовской «Элегией» и далее.

«Самые задушевные и любимые» стихи поэта — поэтическое за-

вещание, некрасовский вариант «Памятника»:

Я лиру посвятил народу своему.

Быть может, я умру неведомый ему,

Но я ему служил — и сердцем я спокоен...

Разве не напоминают эти стихи другие, которые у каждого русского человека буквально на слуху?

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал...

Авторитет Пушкина нужен Некрасову для укрепления собственной поэтической позиции, включенной в мощную русскую традицию, в связь времен. Отголоски пушкинского стихотворения о драматизме судьбы поэта слышатся и в финале «Элегии».

У Пушкина в стихотворении «Эхо»:

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов —

И шлешь ответ:

Тебе ж нет отзыва... таков

И ты, поэт!

У Некрасова:

И лес откликнулся... Природа внемлет мне,

Но тот, о ком пою в вечерней тишине,

Кому посвящены мечтания поэта,—

Увы! не внемлет он — и не дает ответа...

В контексте пушкинских стихов смягчается, обретая предельно широкий, вечный смысл, мучительно переживаемый поздним Некрасовым вопрос-сомнение: откликнется ли народ на его голос, внесет ли его поэзия перемены в народную жизнь? Авторитет Пушкина взывает к терпению и не гасит надежды. Таким образом, в «Элегии» Некрасов осваивает поэтический опыт как раннего, так и позднего, зрелого Пушкина. В то же время он остается самим собой. Если Пушкин мечтал увидеть «рабство, падшее по манию царя», то Некрасов это уже увидел, но вопросы, поставленные юным Пушкиным в «Деревне», не получили разрешения в результате реформ «сверху» и вернулись в русскую жизнь в несколько ином виде: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?»

Творческая история «Кому на Руси жить хорошо». Жанр и композиция поэмы-эпопеи. Ответ на этот вопрос содержится в итоговом произведении Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Поэт начал работу над грандиозным замыслом «народной книги» в 1863 году, а заканчивал смертельно больным в 1877 году, с горьким сознанием недовоплощенности, незавершенности задуманного: «Одно, о чем сожалею глубоко, это — что не кончил свою поэму «Кому на Руси жить хорошо». В нее «должен был войти весь опыт, данный Николаю Алексеевичу изучением народа, все сведения о нем, накопленные... «по словечку» в течение двадцати лет»,— вспоминал о беседах с Некрасовым Г. И. Успенский.

Однако вопрос о «незавершенности» «Кому на Руси жить хо рошо» весьма спорен и проблематичен. Во-первых, признания самого поэта субъективно преувеличены. Известно, что ощущение неудовлетворенности бывает у писателя всегда, и чем масштабнее замысел, тем оно острее. Достоевский писал о «Братьях Карамазовых»: «...Сам считаю, что и одной десятой доли не удалось того выразить, что хотел». Но дерзнем ли мы на этом основании считать роман Достоевского фрагментом неосуществленного замысла? То же самое и с «Кому на Руси жить хорошо».

Во-вторых, «Кому на Руси жить хорошо» была задумана как эпопея, то есть художественное произведение, изображающее с максимальной степенью полноты целую эпоху в жизни народа. Поскольку народная жизнь безгранична и неисчерпаема в бес численных ее проявлениях, для эпопеи в любых разновидностях (поэма-эпопея, роман-эпопея) характерна незавершенность, незавершаемость. В этом заключается ее видовое отличие от других форм поэтического искусства.

Эту песенку мудреную

Тот до слова допоет,

Кто всю землю, Русь крещеную,

Из конца в конец пройдет.

Сам ее Христов угодничек

Не допел-спит вечным сном —

так выразил свое понимание эпического замысла Некрасов еще в поэме «Коробейники». Эпопею можно продолжать до бесконечности, но можно и точку поставить а каком-либо высоком отрезке ее пути. Когда Некрасов почувствовал приближение смерти, он решил развернуть в качестве финала вторую часть поэмы «Последыш», дополнив ее продолжением «Пир — на весь мир», и специально указал, что «Пир...» идет за «Последышем». Однако попытка опубликовать «Пир — на весь мир» закончилась полной неудачей: цензура не пропустила его. Таким образом, эпопея не увидела света в полном объеме при жизни Некрасова, а умирающий поэт не успел сделать распоряжение относительно порядка ее частей. Поскольку у «Крестьянки» остался старый подзаголовок «Из третьей части», К. И. Чуковский после революции опубликовал поэму в следующем порядке: «Пролог. Часть первая», «Последыш», «Пир — на весь мир», «Крестьянка». Предназначавшийся для финала «Пир...» оказался внутри эпопеи, что встретило резонные возражения знатоков творчества Некрасова. С убедительной аргументацией выступил тогда П. Н. Сакулин. К. И. Чуковский, согласившись с его точкой зрения, во всех последующих изданиях использовал такой порядок: «Пролог. Часть первая», «Крестьянка», «Последыш», «Пир — на весь мир».

Но, с другой стороны, примечательно, что сам этот спор невольно подтверждает эпопейный характер «Кому на Руси жить хорошо». Композиция произведения строится по законам классической эпопеи: оно состоит из отдельных, относительно автономных частей и глав. Внешне эти части связаны темой дороги: семь мужиков-правдоискателей странствуют по Руси, пытаясь разрешить не дающий им покоя вопрос: кому на Руси жить хорошо? В «Прологе» как будто бы намечена четкая схема путешествия — встречи с попом, помещиком, купцом, министром и Царем. Однако эпопея лишена четкой и однозначной целеустремленности. Некрасов не форсирует действие, не торопится привести его к всеразрушающему итогу. Как эпический художник, он стремится к полноте воссоздания жизни, к выявлению всего мноообразия народных характеров, всей непрямоты, всего петляния народных тропинок, путей и дорог.

Введенные в эпопею «Кому на Руси жить хорошо» сказочные мотивы позволяют Некрасову свободно и непринужденно обращаться со временем и пространством, легко переносить действие с одного конца России на другой, замедлять или ускорять время по сказочным законам. Объединяет эпопею не внешний сюжет, не движение к однозначному результату, а сюжет внутренний: медленно, шаг за шагом проясняется в ней противоречивый, но необратимый рост народного самосознания, еще не пришедшего к итогу, еще находящегося в трудных дорогах исканий, В этом смысле и сюжетно-композиционная рыхлость поэмы не случайна, а глубоко содержательна: она выражает своей несобранностью пестроту и многообразие народной жизни, по-разному обдумывающей себя, по-разному оценивающей свое место в мире, свое предназначение.

Стремясь воссоздать движущуюся панораму народной жизни во всей ее полноте, Некрасов использует и все богатство народной культуры, все многоцветье устного народного творчества. Но и фольклорная стихия в эпопее выражает постепенный рост народного самосознания: сказочные мотивы «Пролога» сменяются былинным эпосом, потом лирическими народными песнями в "Крестьянке", наконец, песнями Гриши Добросклонова в «Пире — на весь мир», стремящимися стать народными и уже частично принятыми и понятыми народом. Мужики прислушиваются к его песням, иногда согласно кивают головами, но последнюю песню «Русь» он еще не спел им. А потому и финал поэмы открыт в будущее, не разрешен. «Кому на Руси жить хорошо» и в целом, и в каждой из своих частей напоминает крестьянскую мирскую сходку, которая являлась наиболее полным выражением демократического народного самоуправления. На такой сходке жители одной или нескольких деревень решали все вопросы совместной, мирской жизни. Сходка не имела ничего общего с современным собранием. На ней отсутствовал председатель, ведущий ход обсуждения. Каждый общинник по желанию вступал в разговор или перепалку, отстаивая свою точку зрения. Вместо голосования действовал принцип общего согласия. Недовольные переубеждались или отступали, и в ходе обсуждения вызревал «мирской приговор». Если общего согласия не получалось, сходка переносилась на следующий день. Постепенно, в ходе жарких споров вызревало единодушное мнение, искалось и находилось согласие. Вся поэма-эпопея Некрасова — это разгорающийся, постепенно набирающий силу мирской сход. Он достигает своей вершины в заключительном «Пире — на весь мир». Однако об щего «мирского приговора» все-таки не происходит. Намечаются лишь пути к нему, многие первоначальные препятствия устранены, по многим пунктам обозначилось движение к общему согласию. Но итога нет, жизнь не остановлена, сходки не прекращены, эпопея открыта в будущее. Для Некрасова здесь важен сам процесс, важно, что крестьянство не только задумалось о смысле жизни, но и отправилось в трудный и долгий путь правдоиска тельства. Попробуем поближе присмотреться к нему, двигаясь от «Пролога. Части первой» к «Крестьянке», «Последышу» и «Пиру — на весь мир».

Первоначальные представления странников о счастье. В «Прологе» о встрече семи мужиков повествуется как о большом эпическом событии:

В каком году — рассчитывай,

В какой земле — угадывай,

На столбовой дороженьке

Сошлись семь мужиков...

Так сходились былинные и сказочные герои на битву или на почестен пир. Эпический размах приобретает в поэме время и пространство: действие выносится на всю Русь. «Подтянутая губерния», «Терпигорев уезд», «Пустопорожняя волость», деревни «Заплатова», «Дырявина», «Разутова», «Знобишина», «Горелова», «Неелова», «Неурожайка» могут быть отнесены к любой из российских губерний, уездов, волостей и деревень. Схвачена общая примета пореформенного разорения. Сам вопрос, взволновавший мужиков, касается всей России — крестьянской, дворянской, купеческой. Потому и ссора, возникшая между ними, не рядовое событие, а великий спор. В душе каждого хлебороба, со своей «частной» судьбой, со своими житейскими целями, пробудился интерес, касающийся всех, всего народного мира. И потому перед нами уже не обыкновенные мужики со своей индивиду альной судьбой, а радетели за весь крестьянский мир, правдоискатели. Цифра семь в фольклоре является магической. Семь странников — образ большого эпического масштаба. Сказочный колорит «Пролога» поднимает повествование над житейскими буднями, над крестьянским бытом и придает действию эпическую всеобщность. В то же время события отнесены к пореформенной эпохе. Конкретная примета мужиков — «временнообязанные» — указывает на реальное положение «освобожденного» крестьянства, вынужденного временно, вплоть до полного выкупа своего земельного надела, трудиться на господ, исполнять те же самые повинности, какие существовали и при крепостном праве. Сказочная атмосфера в «Прологе» многозначна. Придавая событиям всенародное звучание, она превращается еще и в удобный для поэта прием характеристики народного самосознания. Заметим, что Некрасов играючи обходится со сказкой. Вообще его обращение с фольклором более свободно и раскованно по сравнению с поэмами «Коробейники» и «Мороз, Красный нос». Да и к народу он относится иначе, часто подшучивает над мужиками, подзадоривает читателей, парадоксально заостряет народный взгляд на вещи, подсмеивается над ограниченностью крестьянского миросозерцания. Интонационный строй повествования в «Кому на Руси жить хорошо» очень гибок и богат: тут и добродушная авторская улыбка, и снисхождение, и легкая ирония, и горькая шутка, и лирическое сожаление, и скорбь, и раздумье, и призыв. Как Русь живет в спорах, в поисках истины, так и автор пребывает в напряженном диалоге с нею. Сказочный мир «Пролога» окрашен легкой иронией: он характеризует еще не высокий уровень крестьянского сознания, стихийного, смутного, с трудом пробивающегося к всеобщим вопросам. Мысль народная еще не обрела в «Прологе» независимого существования, она еще слита с природой и выражается в действиях, в поступках, в драках между мужиками. С иронией относится поэт и к самой сути спора. Мужики еще не понимают, что вопрос, кто счастливее — поп, помещик, купец, чиновник или царь,— обнаруживает ограниченность их представлений о счастье, которые сводятся к материальной обеспеченности. Встреча с попом в первой главе первой части поэмы наглядно это проясняет.