Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 79 страница

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ XXIII

 

1 То есть лица с ограниченной правоспособностью, как говорит Гораций о Регуле.

2 "Готский поход" (кн II), о герулах.

3 Сходным образом еще ранее тот же сенат принудил возвратиться к Пирру тех, кого он отпустил под условием (Аппиан, "Извлечения о посольствах", VI)

4 Имеются четыре примера таких соглашении у Прокопия в "Готском походе" (кн. III). Другой пример, касающийся г Лукки, есть у Агафия (кн I). О крепости на Корсике смотри у Бизаррия в "Истории генуэзцев" (кн. X); имеются у него и другие примеры (кн. XVIII), в частности, и в повествовании о войне против мавров. Имеется пример также у Кромера (кн. XI).

 

Глава XXIV

О МОЛЧАЛИВОМ СОГЛАШЕНИИ ОТНОСИТЕЛЬНО ДОБРОСОВЕСТНОСТИ

 

I. Каким образом возникает молчаливое соглашение относительно добросовестности?

II. Пример лица, которое стремится поступить под покровительство народа или царя.

III. О том, кто добивается переговоров или же дает на них согласие.

IV. Соответствующему лицу никто не мешает продвинуть свое дело, лишь бы это было не в ущерб другой стороне.

V. О молчаливых условных знаках, имеющих то или иное значение в силу обыкновения.

VI. О молчаливом одобрении обещания.

VII. В каких случаях молчаливо отменяется наказание?

 

Каким образом возникает молчаливое соглашение относительно добросовестности?

 

I. Хорошо сказано Яволеном, что о некоторых вещах молчаливо достигается договоренность (еа lege, D. locati); это практикуется в публичных, в частных и в смешанных соглашениях.

Дело в том, что взаимное согласие, любым способом выраженное и принятое, имеет силу переносить право. Знаки же, выражающие согласие, как мы уже не раз указывали (кн. II, гл IV, IV; кн. III, гл. II [I], VIII), не ограничиваются только словами и буквами, но бывают и иными. Определенные знаки присущи по природе сделке.

 

Пример лица, которое стремится поступить под покровительство народа или царя

 

II. Примером может служить тот, кто, прибыв от неприятеля или от чужеземцев, вручает себя покровительству другого народа или государя. Ибо здесь не приходится сомневаться в том, что такое лицо молчаливо принимает на себя обязательство не совершать ничего против того государства, где оно ищет убежища.

Поэтому не должно следовать тем, кто считает свободным от вины поступок Зопира; ведь его верность своему царю не извиняет его вероломства в отношении тех, к кому он бежал. То же нужно сказать и о Сексте, сыне Тарнвиния, который скрылся к габиям (Ливии, кн. I). О Синоне Виргилий ("Энеида", II) пишет:

 

Ты же пойми вероломство данаев и все преступленья

Во едином познай.

 

О том, кто добивается переговоров или же дает на них согласие

 

III. Сходным образом и тот, кто добивается встречи для переговоров, или тот, кто допускает их, молчаливо обязуются ; не причинять ущерба другой стороне1. Людей, которые нападают на неприятеля под прикрытием переговоров, Ливии объявляет нарушителями права народов (кн. XXXVIII). Он добавляет при этом, что добросовестность переговоров была вероломно попрана, когда Кн. Домиций заковал в цепи Битуита, царя арвернов, заманив его к себе под предлогом переговоров и обещав ему гостеприимство. Домиций заслужил следующее осуждение Валерия Максима: "К вероломству его побудило чрезмерное честолюбие" (кн. IX, гл. 6).

Поэтому вызывает удивление то, что автор восьмой книги записок Цезаря "Галльская война" - будь то Гирций или Оппий, - сообщая о подобном же деянии Т. Лабиена, замечает: "Он полагал, что неверность его (то есть Комия) можно было покарать безо всякого вероломства"; если только это суждение не принадлежит скорее Лабиену, чем автору.

 

Соответствующему лицу никто не мешает продвинуть свое дело, лишь бы его было не в ущерб другой стороне

 

IV. Но такое молчаливое волеизъявление не должно иметь больших последствий, нежели те, на кои указано мной. Ибо поскольку участвующие в переговорах стороны не испытывают никакого ущерба, то под прикрытием переговоров отклонить противника от намерения продолжать военные действия, свои же замыслы тем временем проводить в жизнь - есть дело, свободное от вероломства и относящееся к дозволенным хитростям.

Поэтому те, кто порицал факт обмана царя Персея надеждой на мир (Ливии, кн. XLII), исходили не столько из соображений права и добросовестности, сколько из соображений великодушия и военной славы, что в достаточной мере понятно из сказанного нами о военных хитростях (кн. III, гл. II [I], VI и ел.).

Подобного же рода была та хитрость, -с помощью которой Газдрубал спас войско из Авсетанских лесов (Ливии, кн. XXVI); сюда относится и хитрость, путем которой Сципион Африканский Старший обнаружил расположение лагеря Сифакса, о чем сообщает Ливии (кн. XXX). Примеру их последовал Л. Сулла при Эзернии2 во время союзнической войны, как мы читаем об этом у Фронтина (кн. I, гл. 5).

 

О молчаливых условных знаках, имеющих то или иное значение в силу обыкновения

 

V. Некоторые молчаливые условные знаки имеют определенное значение в силу обыкновения, как, например, некогда виноградные лозы и оливковые ветви, у македонян поднятие копий, у римлян возложение щита на голову3, с помощью чего выражалось согласие на сдачу4 и что обязывало сложить оружие. Относительно выражения согласия на принятие сдачи противника и характера и объема вытекающего отсюда обязательства можно составить себе представление из сказанного выше (кн. III, гл. IV, XII; гл. XI, XV).

Ныне белые флаги служат молчаливым знаком приглашения вступить в переговоры5. Они будут обязывать не менее, чем обращение со словесной речью.

 

О молчаливом одобрении обещания

 

VI. В какой мере предложение, сделанное командующим. должно считаться молчаливо одобренным народом или государем - и об этом мы сказали выше; а именно - когда известно о каком-либо факте, о каком-либо деянии или о бездействии, когда нельзя допустить иной причины волеизъявления, кроме желания утвердить соглашение (кн. II, гл. XV, XVII; кн. III, гл. XXII, III).

 

В каких случаях молчаливо отменяется наказание?

 

VII Об отказе от наказания6 нельзя заключить по одному только умолчанию; тут необходимо такого рода положительное волеизъявление, которое означает или дружественное расположение, как, например, договор дружбы, или одобрение доблести, ради которой должно простить содеянное до того момента - будь то выражено словами или же действиями, установленными обычаем для выражения соответствующего смысла.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ XXIV

 

1 Справедливо Агафий порицает гунна Рагнара за то. что тот хотел пронзить копьем Нарсеса, когда последний удалился с переговоров (кн. II).

2 И диктатор Цезарь поступил так против тенктеров и узипетов (Аппиан, "Извлечения о посольствах", 16).

3 Аппиан, "Гражданская война" (II).

4 У персов - руки, сложенные за спиной (Аммиан Марцеллин, кн. XVIII; по поводу этого места смотри замечания Линденброга); у римлян - опущенные щиты и знамена (Аммиан Марцеллин, кн. XXVI). О том, что римляне опускали знамена, сообщает Латин Пакат в "Панегирике".

У германцев и прочих племен, следовавших их примеру, - протягивание стеблей травы (Плиний, кн. XXII). Сдающиеся побежденные обращаются безоружно с мольбою, как говорит Сервий ("На "Энеиду", I).

5 Зажженный огонь - знак предложения вступить в переговоры у народов севера, о чем упоминают Иоган Магнус и прочие. Плиний (кн. XV, гл. 30) говорит о лавре: Это - растение миротворное, так как протягивание его даже между вооруженными противниками есть знак перемирия".

6 Полибий в "Извлечениях о посольствах" ( 22) обсуждает вопрос о том, что если наказание отпущено совершившим преступления, то прощено ли оно уполномочившим на его совершение. Я не думаю. Ибо ведь каждое лицо ответственно за свои преступления в отдельности.

 

Глава XXV

ЗАКЛЮЧЕНИЕ, С УВЕЩАНИЯМИ О СОБЛЮДЕНИИ ДОБРОСОВЕСТНОСТИ И МИРА

 

I. Увещания о соблюдении добросовестности.

II. Во время войны должно всегда стремиться к миру.

III. И добиваться его должно даже с ущербом, особенно христианам.

IV. Что полезно для побежденных?

V. А также победителю?

VI. И тем, дела которых сомнительны?

VII. Заключенный мир должно соблюдать самым благоговейным образом.

VIII. Заключительная молитва к концу труда.

 

Увещания о соблюдении добросовестности

 

I. 1. И здесь я считаю возможным окончить свой труд, не потому, что высказано все, о чем можно было сказать, но .потому, что сказано достаточно для закладки фундамента. И если кто-нибудь вздумает возвести на нем более красивое здание, то не только не найдет во мне завистника, но заслужит и мою признательность.

Однако прежде чем отпустить читателя, я подобно тому как, толкуя о военных действиях, добавил некоторые увещания об избежании по мере возможности войны, так и теперь я намерен присовокупить некоторые увещания, имеющие значение во время войны и по окончании ее, в целях соблюдения добросовестности и мира.

Добросовестность должна соблюдаться не только для чего-либо другого, но и для того, чтобы не исчезла надежда на мир. Добросовестностью ведь держится не только всякое государство, по словам Цицерона, но и великое общение, народов ("Об обязанностях", кн. III). С уничтожением таковой, как правильно говорит Аристотель, "исчезает существующее между людьми общение" ("Риторика к Феодору", кн. I, гл. 15).

2. И недаром тот же самый Цицерон объявляет роковым нарушение добросовестности, объемлющей жизнь ("В защиту Кв. Росция"). Это - "священнейшее благо человеческого сердца", утверждает Сенека ("Письма", LXXXVIII). Настолько более должны способствовать соблюдению добросовестности высшие правители людей, насколько они безнаказаннее, чем другие, ее нарушают. С исчезновением добросовестности люди станут подобием диких зверей1, силы которых страшатся все. И даже справедливость в своих частях нередко таит нечто неясное; но узы добросовестности сами по себе очевидны, оттого-то именно к ней прибегают, дабы устранить из взаимных отношений всяческую неопределенность.

3. В сколь огромной мере государям надлежит благоговейно соблюдать договорную верность, прежде всего ради требований доброй совести, а затем и ради доброй славы, которой держится власть государства. Пусть же они не питают сомнения в том, что те, кто их наставляет в искусстве обманывать, творят то самое, чему они учат. Не может долгое время приносить пользу учение, делающее человека необщительным для других людей и ненавистное самому богу.

 

Во время войны должно всегда стремиться к миру

 

II. С другой стороны, не может душа, всецело погруженная в заботы войны, пребывать в безопасности и вере в бога,. иначе как постоянно имея в виду мир. В высшей степени верно ведь сказано Саллюстием: "Мудрые ведут войну ради мира" ("Речь к Цезарю"). С этим созвучно изречение Августина: "Должно не стремиться к миру ради войны, но вести войну ради. достижения мира" ("Письма", I, "К Бонифацию"). Сам Аристотель неоднократно упрекает народы, которые ставят военные действия как бы конечной целью ("Политика", кн. VII, гл. гл. II и XIV). Некая звериная сила преобладает по большей части в войне; тем усерднее должно стремиться к тому, чтобы. она смягчалась человеколюбием, пока, чрезмерно подражая диким зверям, мы не разучились быть людьми.

 

И добиваться его должно даже с ущербом, особенно христианам

 

III. Словом, если может быть достигнут достаточно обеспеченный мир путем прощения злодеяний, возмещения убытков и расходов, то это - не так плохо, в особенности же для христиан, коим господь даровал свой мир. Наилучший толкователь этого мира желает, чтобы мы стремились к миру со всеми, насколько это возможно, насколько это в нас заложено (ап. Павел, поел. к римлянам, XII. 18). Доброму мужу приличествует начинать войну против воли, неохотно принимать крайние меры, как мы читаем у Саллюстия.

 

Что полезно для побежденных?

 

IV. Достаточно одного этого; но по большей части и польза человеческая влечет к тому же прежде всего людей менее сильных, потому что опасна продолжительная борьба с могущественными; и подобно тому как должно избегать большей опасности на корабле потоплением в воде грузов, так нужно оставлять в стороне гнев и надежду на помощь ненадежных советников, о чем верно сказано у Тита Ливия. Аристотель пишет2: "Лучше пожертвовать более могущественным кое-чем? из своего достояния, нежели погибнуть побежденными на войне со своим достоянием".

 

А также победителю?

 

V. Но мир предпочтительнее и для людей более могущественных; ибо, как не менее верно говорит тот же Тит Ливии, мир выгоднее и славнее для тех. кто дает согласие на мир в расцвете успехов; мир лучше и безопаснее, нежели ожидаемая победа. Ведь, надо полагать, бог войны Марс доступен для всех. Аристотель заявляет: "Должно иметь в виду, сколь многократны и непредвиденны на войне обычно постигающие превратности". В одной речи в пользу мира у Диодора Сицилийского возводится обвинение на "превозносящих величие своих подвигов, как если бы не существовало явного обычая у судьбы быть щедрой военным счастьем попеременно". И следует более всего опасаться отваги людей отчаявшихся3, как и свирепейших укусов затравленных зверей.

 

И тем, дела которых сомнительны?

 

VI. Если же обе стороны признают свои силы равными, то, по словам Цезаря, это и есть наиболее благоприятное время вступить в переговоры о мире, пока еще каждая из обеих сторон сохраняет уверенность в себе ("Гражданская война", кн. I).

 

Заключенный мир должно соблюдать самым благоговейным образом

 

VII. Мир же, заключенный на любого рода условиях, должен соблюдаться обязательно во имя указанной нами святости взаимных соглашений; и следует неуклонно остерегаться не только вероломства, но и всего, что причиняет людям раздражение. Ибо сказанное Цицероном о дружбе частных лиц возможно распространить в одинаковой мере на отношения публичные, так как они все должны охраняться с крайней тщательностью и величайшей добросовестностью, тем более между теми, кто от враждебности обратился к взаимной приязни.

 

Заключительная молитва к концу труда

 

VIII. Да внушит это господь - единственно могущий это сотворить - сердцам тех, в руках коих находится судьба христиан; и да внушит им разумение права божеского и человеческого и помышление о том, что ум их избран на служение правлению людьми, любезнейшими богу живыми существами4.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ XXV

 

1 Послы Юстиниана у Прокопия в "Готском походе" (II) обращаются к Хосрою с такой речью: "Если бы эта речь не была обращена царь, к тебе лично, мы никогда бы не помыслили, чтобы Хосрой сын Кабада, вознамерился вступить в римские пределы с оружием в руках, первым презрел принесенную клятву, признаваемую людьми наивеличайшим залогом истины и верности, расторгнул, сверх того союзные договоры, составляющие единственную надежду для тех кто вследствие бедствий войны лишен безопасности. Что же это может быть иное скажем, как не обращение человеческой жизни в жизнь диких зверей, ибо с уничтожением договоров наступают между всеми бесконечные войны? Бесконечные же войны имеют ту особенность, что люди постоянно держат людей в состоянии, чуждом их природе".

2 Филон ("Об установлении государя") высказывается следующим образом: "Мир, хотя бы и заключенный с большим ущербом, все же выгоднее войны".

3 "В самом деле, опасна берлога издыхающего льва".

4 Иоанн Златоуст так выразился в слове "О милостыне": "Человек - любезнейшее богу живое существо".

 

Источник: Гуго Гроций "О праве войны и мира", Государственное издательство юридической литературы, Москва 1956 г.