Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 51 страница

2. Среди прочих обычаев древних франков17 Агафий горячо восхваляет этот обычай в книге первой; его собственные слова (поскольку они замечательны) я здесь приведу: "Если, например, между царями возникнут спорные вопросы, то выстраиваются войска в боевом порядке, чтобы разрешить спор оружием, и выступают друг против друга. А как только войска заметят друг друга, они отринув гнев, предпочитают прибегнуть к соглашению и побуждают царей предпочесть вести спор правовыми доводами. Если же те этого не пожелают, то лично выходят друг против друга на поединок и решают дело, подвергаясь сами опасности. Ибо ведь ни справедливости, ни добру, ни отечественным установлениям не подходит из-за личной неприязни колебать или же разрушать государства.

Таким образом, они немедленно распускают войска и, восстановив мир, безопасно ведут между собой переговоры, устранив причины возможных бедствий. Столь велики забота подданных о справедливости и любовь к отечеству, у царей же столь кроткий и покладистый нрав".

 

Владелец имеет преимущество при сомнении в ту или другую сторону

 

XI. И хотя в сомнительных случаях обе стороны вынуждены изыскивать меры, дабы избегнуть войны, но в особенности к этому обязан тот, кто нападает, а не тот, кто защищает свои владения18. Дело в том, что положение защищающего свой владения имеет преимущество не только по внутригосударственному, но и по естественному праву (L. in pari. D. de R. I.; Витториа, "О праве войны", 27 и 30). Основание этого мы уже приводили в другом месте из "Проблем", приписываемых Аристотелю. И здесь нужно добавить, что тот, кто уверен в правоте своего дела, но не имеет достаточных документов, с помощью которых мог бы доказать неправомерность владения фактического владельца, не должен начинать войну, потому что ему не принадлежит право принуждать другого отказаться от владения (Лессий, "О справедливости", гл. XXIX, спорн. вопр, 10; Молина, спор. 103, in secundo vero; Лорка, на II, II, 3, спор 53, 4).

 

Если же ни та, ни другая сторона не является владельцем, то в таком сомнительном случае вещь следует поделить

 

XII. Когда же право сомнительно и ни та, ни другая сторона не является владельцем или же обе владеют на равных основаниях, тогда следует признавать неправым того, кто отвергает предложение о разделе спорной вещи (Лорка, на II, II, вопр. 40, спор 53; Сото V, de Instltut. iur., XLL ст. 7).

 

Изъяснение с помощью подробных расчленений вопроса о том, может ли война быть справедливой для обеих сторон

 

XIII. 1. На основании всего изложенного можно разрешить поднимаемый многими вопрос о том, может ли война быть справедливой с обеих сторон (Коваррувиас, с. peccatum, 10, 6; Альциат, "Парадоксы", II, 21; Фульгоэий. на L. Vdelust.; Пикколомини, "Гражданская философия", кн. VI, гл. 21; Альберико Джентили. кн. I, гл. 6). Принимая во внимание все, что составляет главные побудительные причины войн, нужно различать разнообразное значение слова "справедливость"19; справедливым ведь называется что-нибудь или по своей причине или по своему следствию. Справедливым по своей причине называется опять-таки что-либо или в особом смысле слова, или же в том всеобщем смысле правоты, которая подходит под соответствующее наименование. Особый смысл, в свою очередь, включает то, что относится к деянию, и то, что относится к самому деятелю; ибо иногда говорится, что деятель поступает справедливо, поскольку он не прибегает к несправедливости, хотя бы содеянное им и не было справедливым. Правильно различает Аристотель "поступать несправедливо и совершать что-либо несправедливое" ("Этика Ннкомаха", кн. V, гл. гл. 10 и 11: "Риторика", кн. I, гл. 13).

2. В указанном особом значении слова "справедливость", принятом в отношении самого действия, война как борьба не может быть справедливой с обеих сторон, потому что нравственная способность по самой своей природе не может быть самопротиворечивой, например, как действие и противодействие (Августин, "О граде божием", кн. XV, гл. 5; кн. XIX, гл. 15; Коваррувиас, с. peccatum, 10, 2). А ведь возможно, что ни та, ни другая из воюющих сторон не поступит несправедливо. Никто не поступает несправедливо иначе, как заведомо совершая несправедливый поступок; многие же этого не сознают. И с обеих сторон можно справедливо, то есть добросовестно, участвовать в споре. Ибо в области права, как и в действиях, служащих источником права, многое обыкновенно ускользает от внимания людей (Витториа, . 32; Суарес, "О законах", кн. III, гл. 18; Альфонс де Кастро, "О силе уголовных законов", кн. I, гл. гл. 1 и 3).

3. Согласно обычному пониманию справедливым называется то, что свободно от какой-либо вины действующего лица. Многое происходит без права и все же является свободным от вины вследствие неизбежного неведения лица. Примером здесь могут служить те лица, которые не соблюдают закона, оставшегося им неизвестным не по их вине после его опубликования и по истечении достаточного самого по себе срока для ознакомления с ним. То же может случиться в судебных спорах, если каждая из сторон или одна из них свободна не только от несправедливости, но и от всякой иной вины, в особенности же когда каждая из сторон или одна из них участвует в споре не от своего, но от чужого имени, например, по обязанности попечителя, которому свойственно не отступаться даже от сомнительного права.

В этом смысле Аристотель ("Риторика", кн. III, гл. 17) говорит, что в разбирательствах спорного права ни одна сторона не поступает бесчестно, "безнравственно", по его выражению. Соглашаясь с ним, Квинтилиан (кн. II, гл. 8) считает возможным случай, когда с обеих сторон выступает один оратор, являющийся добросовестным человеком. По словам Аристотеля, даже ("Топика", I, 13) справедливое решение суда имеет двоякий смысл и означает или то, "что явно должно быть совершено", или то, "что вытекает из внутреннего убеждения". А в Другом месте ("Этика Никомаха", кн. V, гл. 12) он же говорит:

"Если кто-нибудь решает дело по неведению, то тот не поступает несправедливо".

4. На войне едва ли бывает так, чтобы не имели места безрассудная отвага и недостаток доброжелательности ввиду важности самого дела, которое всегда таково, что не довольствуется причинами только вероятными, а требует совершенно очевидных причин.

5. Если же понимать справедливое по отношению к определенным правовым последствиям, то несомненно, что война. В этом смысле может быть справедливой для обеих сторон. Это ясно из сказанного нами выше о публичной торжественной войне. Сходным образом ведь и судебное решение на основании распространительного толкования смысла права, и владение без правового основания влекут за собой некоторые правовые последствия.

 

Примечания к главе XXIII

 

1 В математике возможен переход "в противоположное", в прочем возможен переход "в промежуточное".

2 Смотри Златоуст, "На послание ап. Павла к ефесеям" (IV); Аристотель, "Этика" (II).

3 Сходный смысл имеют следующие слова в том же послании апостола Павла и в той же главе: "Пусть каждый будет верить своему разуму". И еще: "Блажен тот, кто не осужден за то, что утверждает".

Амвросий пишет; "Прегрешение есть то, что сделано без рассмотрения". Августин следует той же точке зрения. Обоих цитирует Грациан в добавлении к cap. 14 causa 28. quaest. 1. Мало отличается следующее место у Плутарха в жизнеописании Тимолеонта: "Необходимо, чтобы не только поступки были честны и справедливы, но чтобы убеждение пребывало прочным и постоянным, откуда действие проистекает так, что соответствует суждению души о должном образе действий".

4 Плиний (кн. I, поел. 19): "Не делай того, в чем ты сам сомневаешься".

5 Августин ("О порядке", кн. III) говорит: "Мы следуем двоякому пути, когда нас к тому побуждает темнота предмета: или пути разума, или пути авторитета". Это изъяснено у Габриэля Васкеса в "Спорных вопросах" (LXII, гл. 3. 10).

6 Это приводит Минуций после неудачного сражения, у Ливия (кн. XXII): "Первый - муж, вопрошающий, что в самой вещи; второй - тот, кто повинуется убеждающему; тот же, кто не умеет ни сам исследовать, ни повиноваться другому, обладает ничтожным разумом". Цицерон в речи "В защиту Клюенция" говорит: "Мудрейшим называют того, кому самому приходит на ум, что нужно, ближайшим к нему-того, кто заимствует удачные соображения другого".

Стихи Гесиода, откуда почерпнуты приведенные мысли, звучат следующим образом:

Тот впереди других, кто познал, что полезно, что вредно,

Сам по себе и заранее видит цели деяний;

Кто научился внимать благим советам - второе

Место займет; а кто ни сам не смыслит, ни внемлет

Добрым советам других, тот сам ни к чему не пригоден.

7 Аммиан Марцеллин (кн. XXVIII) пишет: "Если проявляют неукротимый гнев, то необходима крайняя суровость: если же поддаются увещаниям, то нужна возможная кротость. Последняя, однако же, даже в случае преступлений, предпочтительнее суровости". То же разъяснил и Васнес в упомянутой книге (гл. 4, 21).

8 Дионисий Галикарнасский в "Извлечениях о посольствах" говорит: "Не следует переходить к действиям, не прибегнув сначала к переговорам". Менепай у Либания заявляет: "Человеку более свойственно сначала попытаться прибегнуть к переговорам, чем сразу же хвататься за оружие".

В согласии с таким взглядом находятся слова хоров в "Елене" Еврипида:

Безумцы, конечно, - кому добродетели

Мерилом служит железо единое,

Кто положить конец состязаниям

Тщится единственно силой оружия.

Если же доблесть внушить уважение

Может лишь кровию, то беззащитные

Обречены города распри безумию.

9 Донат в комментарии на комедию "Евнух" замечает: "Ибо широко, известно, что ту самую вещь, которую вы будете защищать до последней крайности, когда к этому вынуждены, вы сами впоследствии можете уступить тому, кто не пытается ее захватить".

10 Путь, которым в большинстве случаев пренебрегает большинство наиболее могущественных властителей (см. Коннестаджио "О союзе королевств Кастилии и Португалии"). Это, однако, достойнейший путь, на котором настаивают сторонники справедливости и мира. Так поступали великие короли и народы, о которых упоминается в тексте. Напомним прочих.

Третейские посредники были избраны Магнусом, королем Норвегии, и Канутом, королем Дании, в споре между ними об обоих королевствах. Очевидно, тем же способом пожелал действовать Юлиан, первый носивший это имя, добиваясь распоряжения против Севера в споре о римском принципате. Магнус. король Швеции, был избран третейским посредником в споре между двумя Эриками, королями Дании и Норвегии.

В споре о Саламине между афинянами и мегарянами судьями были избраны пятеро спартанцев - Критолай, Амомфарет, Гипсехид, Анаксил. Клеомен (Плутарх, жизнеописание Солона). В договоре лакедемонян и аргосцев у Фукидида (кн. V) было оговорено: "... кто пожелает сдать третейским судьям по обычаю дедов". И далее: "Если одно из союзных государств вступит в спор с союзным же государством, то пусть спор будет передан на разбирательство государству, которое оба признают посредником". То и другое приведено у Фукидида (кн. V).

Марка Антонина многие народы за границами Римской империи выбирали третейским судьей в своих спорах во избежание войны, об этом упоминают Аврелий Виктор и прочие. У Прокопия в "Готском походе" (III) гепиды обращаются к лонгобардам со следующими словами: "Мы готовы разрешить споры с помощью избранных третейских судей; на тех, кто согласен подчиниться решению третейских судей, нападение силою будет несправедливостью". У того же автора в "Готском походе" (IV) Теодибальд, король франков, объявляет о своей готовности подчиниться решению третейских судей в споре с римлянами.

Смотри о том, что заявили некогда римляне Филиппу, у Полибия в "Извлечениях о посольствах" ( 4), а также то, что имеется в договоре Антиоха, у того же Полибия в тех же самых "Извлечениях, о посольствах" ( 35).

Король английский был третейским судьей в споре о Шотландском наследстве; граф Гольштейн - в споре между королем Дании и его братьями, как сообщает Понтан в "Истории Дании" (кн. VII). Добавь примеры у Марианы (кн. XXIV, гл. 20; кн. XXIX, гл. 23), у Паруты (кн. кн. VII и XI), у Бизаррия (кн. XII), и Кранца ("О делах саксонских", кн. VI, гл. 15) и у нас (кн. III, гл. XX, XLVI).

11 Григора в книге об Александре Болгарском пишет: "Неприлично христианам сражаться между собой с таким ожесточением, когда имеется основание договориться о мире и общие усилия обратить на нечестивых".

12 Смотри примеры у Кассиодора (III. 1, 2, 34) и у Гайлия "О государственном мире", II. гл. XVIII, N" 12).

13 В этом отношении и с большим правом епископы были преемниками друидов. Смотри послание епископов королю Людовику в "Капитуляриях" Карла Лысого и о епископах Испании у Родриго из Толедо (кн. VII, гл. 3).

14 Смотри Августин, (О христианском учении" (I, 28).

15 Автор трагедии "Фиваида" пишет:

Тот и другой царь от вас,

О сохранении царства молите.

Дион в жизнеописании Стона говорит: "'Ибо гораздо правильнее и справедливее погибнуть одному за всех, нежели многим ради одного".

16 "Энеида" (кн. XI):

Правильнее одному только Турну подвергнуться смерти. На таком же основании Антоний вызывал Октавия на поединок (Плутарх жизнеописание Антония).

17 Смотри капитулярий Карла Лысого, данный в С.-Арнульфе и соглашение Aqulsgranensem [?]. То же понятие о справедливости преобладало у лонгобардов (см. Павел Варнефрид, кн. I гл. 12; кн. IV. гл. 17; кн. V, гл. 40).

18 Смотри Геррера (т. II).

19 Так, Грациан (causa ХГ, quaest. Ill, post С. Episcopus; различает "справедливость причины, следствия, разума".

 

 

Глава XXIV

Наставления о том, чтобы не предпринимать войны безрассудно, даже по справедливым причинам

 

I. Нередко следует отступаться от права во избежание войны.

II. Преимущественно от права возмездия.

III. В особенности же в случае оскорбления величества.

IV. Следует также избежать войны ввиду заботы о себе и своих подданных.

V. Правило благоразумия для выбора благ.

VI. Пример выбора между жаждой свободы и мира, чем можно избегнуть избиения народа.

VII. Следует воздерживаться от осуществления возмездия тем, кто не обладает значительной силой.

VIII. Остается несомненным, что войну следует предпринимать не иначе, как по необходимости.

IX. Или в силу важнейшей причины в крайних обстоятельствах.

X. Наглядное изображение бедствий войны.

 

Нередко следует отступаться от права во избежание войны

 

I. 1. Несмотря на то, что в настоящем сочинении, посвященном вопросу о праве войны и мира, собственно, невидимому, не место предписаниям и внушениям прочих добродетелей относительно войны, тем не менее, между прочим, следует предупредить возможность ошибки, дабы кто-нибудь не подумал, что если налицо имеется достаточное право, то следует немедленно же предпринимать войну, или что это, по крайней мере, всегда дозволено. Ибо на самом деле, совсем напротив, в большинстве случаев гораздо благочестивее и правильнее не воспользоваться своим правом.

Нами выше в своем месте сказано, что к достоинству относится пренебрежение заботой о своей собственной жизни ради сохранения жизни и спасения другого. Наиболее же это приличествует христианам, подражающим здесь совершеннейшему примеру Христа, который пожелал принять смерть за нас, до того времени нечестивых и неверных (поcл. ап. Павла к римлянам, V, 6). Подобный факт тем более побуждает нас не преследовать свои выгоды и то, что нам причитается, причиняя бедствия другим, которые влекут за собой войны (Витториа, "О праве войны", 14 и 33).

2. Аристотель ("Политика", кн. IV; "Риторика Александру", гл. 3) и Полибий убеждают не предпринимать войны по любой причине. У древних Геркулес не заслужил похвал за то, что напал войной на Лаомедонта и Авгия из-за невыданного ему вознаграждения за труд (Павсаний, кн. V). Дион Прусийский в речи "О войне и мире" говорит, что следует ставить вопрос не только о том, "нанесено ли оскорбление теми, кто как видно, готов начать войну", но также о том, "какое значение имеет происшедшее".

 

Преимущественно от права возмездия

 

II. 1. К оставлению деяний без возмездия убеждают нас поистине многие соображения. Обратим внимание, сколь много отцы прощают сыновьям; об этом имеется рассуждение Цицерона у Диона Кассия. "Отец, - как сказано у Сенеки, - не прибегает к вразумлению жезлом, пока терпение не истощится вследствие множества тяжких обид, пока опасение не превзойдет его порицаний"2. От этого немногим отличается изречение Финея, приведенное у Диодора Сицилийского (кн. V): "Никогда отец не предпримет охотно наказания сына, пока тяжесть проступков последнего не превысит естественного благоволения родителей к детям". И еще следующее место из Андроника.

Родосского: "Ни один отец не откажется от сына, кроме как от совершенно неисправимого".

2. А всякий, кто готов наказать другого, принимает так или иначе личность наставника, то есть отца3. Имея это в виду, Августин пишет к наместнику Марцеллину: "Исполни, христианский судья, обязанности благосклонного отца". Император Юлиан одобряет изречение древнего мудреца Питтака, "который предпочитал милосердие наказанию". Либаний в речи об антиохийском восстании говорит, что тот, кто хочет добиться благоволения божьего, "пусть более восхищается прощением, чем наказанием".

3. Иногда обстоятельства дел таковы, что отказаться от своего права бывает не только похвально, но даже обязательно, поскольку даже врагам мы должны оказывать приязнь как сами по себе, так и в силу требования евангельского закона. Мы сказали, что бывают такие люди, за которых, несмотря на их враждебность к нам, мы должны отдать свою жизнь, так как нам известно, что они или необходимы, или же весьма полезны для блага всего человечества. Если поэтому Христос предпочитает пренебрежение к некоторым вещам во избежание споров, то настолько более, насколько война вреднее спора, надо пола-Рать, ему угодно, чтобы пренебрегли многим, лишь бы дело не дошло до войны (Молина, "О справедливости", II, спор 103; Лорка, спор 153, 11; Эгидий Регий, "О сверхъестественных Действиях", спор 31, спорн. вопр. 7, 107).

4. "Уступить что-либо из своего права для доброго мужа - не только великодушно, но даже по большей части полезно", - говорит Амвросий ("Об обязанностях", кн. II. гл. 2). Аристид убеждает государства "уступать и быть сговорчивыми в делах маловажных". Он же приводит основание: "Ибо даже из числа частных лиц заслуживают одобрение те, кто сговорчивого характера и предпочитает лучше потерпеть некоторый ущерб, нежели затевать тяжбу". Ксенофонт в книге шестой "Греческой истории" пишет: "Мудрым свойственно начинать войны только по важным причинам". И у Филострата Аполлоний заявляет: "Войны следует предпринимать лишь по серьезным основаниям".

 

В особенности ясе в случае оскорбления величества

 

III. 1. Что касается наказаний, то первой обязанностью нашей не только как людей, но, конечно, как христиан является готовность легко и с полной охотой прощать содеянное против нас, как и бог прощает нам во Христе (посл. ап. Павла к ефесеям, IV, 32)4. По словам Иосифа Флавия, "быть свободным от гнева за то, что заслуживает смертной казни, есть приближение к божественной природе"5.

2. Сенека говорит о государе ("О милосердии", кн. I, гл. 20): "Да будет он снисходительнее к оскорблениям, наносимым ему, а не другим. Ибо ведь не тот великодушен, кто снисходителен к обидам чужим, но тот, кто отнимает у себя, даруя другому; так что я назову милосердным не того, кто снисходителен к скорби другого, но того, кто не возмущается причиненными ему огорчениями, кто сознает, что великодушие заключается в том, чтобы терпеть оскорбления на вершине могущества, и что нет никого славнее государя, чьи оскорбления остаются безнаказанными"6. Квинтилиан пишет: "Мы посоветуем государю жаждать скорее похвалы со стороны человечества, чем наслаждаться в отмщении". В заслугу Ю. Цезарю Цицерон вменил в особенности то, что тот не имел обыкновения забывать ничего, кроме причиненных ему обид. Ливия в обращении к Августу, у Диона Кассия, отмечает: "Многие полагают так, что правителям надлежит наказывать преступления против общего блага и, наоборот, скрывать преступления против них самих". Философ Марк Аврелий Антонин в речи, обращенной к сенату7, заявляет: "Ибо ведь никогда не вызывает сочувствия отмщение императором причиненной ему обиды, которое чем справедливее, тем кажется суровее". Амвросий в послании к императору Феодосию пишет: "Ты простил антиохийцам нанесенную тебе обиду". А в похвале тому же императору Феодосию, обращаясь к сенату, Фемистий говорит: "Доброму государю следует быть выше тех, кто совершает против него преступление, не отмщать им в свою очередь, но благотворить".

3. Аристотель считает, что великодушный "не злопамятен". Это Цицерон ("Об обязанностях", кн. I) выражает таким образом: "Нет ничего достойнее великого мужа, чем кротость и милосердие". Блестящие примеры такой выдающейся добродетели дает нам священное писание в лице Моисея (кн. Чисел, XI, 12) и Давида (II Самуил, XVI, 7).

В особенности же прощать нужно, когда мы сознаем за собой какой-нибудь проступок или когда проступок против нас проистекает от некоей человеческой и простительной слабости, или когда в достаточной мере очевидно, что преступник раскаивается в своем поступке (Дриедо, "О свободе христианской", . II, гл. 6). "Есть мера отмщения и наказания, - говорит Цицерон, - и я не знаю, не достаточно ли, если раскаивается в своем проступке досадивший"8. "Мудрый, - по словам Сенеки, - многое простит; он спасет многих, чей дух не вполне здоров, но все же излечим".

Эти основания воздержания от войны возникают из приязни, которую нам полагается оказывать врагам или воздавать по справедливости.

 

Следует также избежать войны ввиду заботы о себе и своих подданных

 

IV. 1. Часто мы должны внушать самим себе и своим ближним не доводить дела до войны9. Плутарх в жизнеописании. Ну мы говорит, что после того как фециалы заявили о возможности предпринять справедливую войну, сенат обсуждал вопрос, следует ли начинать ее в силу обычая10.

В одной притче Христовой сказано, что если какому-нибудь царю нужно вести войну с другим царем, то сначала должно в заседании с советчиками установить существование соответствующего обычая, а затем взвесить, можно ли, имея десять тысяч воинов, помериться силами с противником, ведущим вдвое больше воинов. Если же царь убедится в неравенстве сил, то до вторжения неприятеля в пределы страны ему нужно отправить посольство с поручением о заключении мира.

2. Так, тускуланцы (Ливии, кн. VI) добивались мира от римлян, перенося все11 и ничего не требуя взамен12. У Тацита есть такое место: "Понапрасну было искать поводов к войне против эдуев. По приказанию они принесли деньги, а также и оружие и сверх того доставили безвозмездно продовольствие". Царица Амаласунта заявила послам Юстиниана, что она отказывается вести войну13.

3. Можно также прибегать к умилостивлению, как поступил, по словам Страбона (кн. VII), Сирм, царь трибаллов, который не допустил Александра Македонского даже вступить на о. Певк и в то же время почтил его дарами в доказательство того, что поступил так, руководствуясь справедливым опасением, а не из ненависти или пренебрежения. Сказанное Еврипидом о греческих городских республиках можно применить к любым другим государствам:

 

Лишь о войне начнут голосование,

Никто не мнит о смерти угрожающей,

Сулит другому каждый поражение.

А если угрожало поражение,

То Греция от браней не погибла бы.

 

У Ливия мы читаем: "Подсчитай мысленно свои силы, власть судьбы и Марса". И у Фукидида сказано: "Прежде чем напасть, рассмотри сначала, какие могут произойти неожиданности на войне".

 

Правило благоразумия для выбора благ

 

V. 1. При обсуждении щелей войны касаются отчасти даже не конечных, но посредствующих целей, отчасти же и тех средств, которые ведут к их достижению. Любая цель всегда хороша в каком-нибудь отношении, равно как и всякое устранение зла, могущее привести к благу. Средства, способствующие достижению того или другого, не преследуются сами по себе, но постольку, поскольку они ведут к цели.

При обсуждении их должно сравнивать и самые цели между собой, и силу действия средств, ведущих к цели; ибо верно сказано у Аристотеля ("О движениях животных"): "Цели, порождающие действия, бывают двоякого рода: одни преследуют какое-нибудь благо, а другие - нечто возможное".

Указанное сравнение подчиняется трем правилам.

2. Во-первых, когда то, о чем идет речь, по нравственной оценке, невидимому, одинаково пригодно для добра и зла, тогда это, стало быть, годится, если добро имеет больший избыток добра, нежели это - излишек зла. Это Аристид изъясняет так; "Когда зло превосходит ожидаемое благо, то лучше отступиться". Андроник Родосский, изображая великодушного человека, говорит, что он не просто готов подвергнуться опасностям при любых обстоятельствах, но в наиболее важных случаях.

3. Во-вторых, если добро и зло могут в равной мере проистечь из того, о чем идет речь, то это все же следует предпочесть, коль скоро дело для добра пригодно более, чем для зла.

В-третьих, если добро и зло неравны и не менее неравна пригодность дел, то дела нужно избирать таким образом, чтобы пригодность их для добра была больше по сравнению с пригодностью ко злу, чем самое зло по сравнению с добром14; или чтобы добро было больше по сравнению со злом, нежели пригодность ко злу по сравнению с пригодностью к добру.

4. Мы выразили все это несколько замысловато; к той же цели стремится более прямым путем Цицерон ("Об обязанностях", I), когда он советует не подвергаться опасностям без достаточного основания, ибо неразумнее не может быть ничего; оттого, подвергаясь опасностям, следует подражать медикам, которые страдающих легким недугом подвергают более легкому лечению, при более же тяжких заболеваниях вынуждены прибегать к опасным и рискованным мерам лечения. В связи с этим Цицерон полагает, что мудрецу следует предотвращать бурю, "особенно если возможно разбором дела достигнуть большего добра, чем зла, проистекающего от раздора".

5. В другом месте (посл. к Аттику, XIII, 27) Цицерон говорит: "Если невозможно достигнуть значительного успеха и малейшая неудача может причинить большой вред, то какая надобность неосторожно подвергаться опасности?". Дион Прусийский во второй речи заявляет: "Бывает так, что несправедливо и недостойно терпеть что-либо. Если же нас постигнет случайно какая-нибудь несправедливость, то неужели мы все же должны, побуждаемые жаждой борьбы, сами подвергнуться превратностям судьбы?". И затем далее: "Тогда как мы стремимся избавиться от бремени невыносимого угнетения; при умеренном обременении и таких условиях, при которых приходится выносить равное или более тяжкое бремя, следует принимать меры к тому, чтобы приспособиться к тому наилучшим образом". Аристид во "Второй сицилийской речи" говорит: "Когда страх превышает надежду, разве несвоевременна предосторожность?".

 

Пример выбора между жаждой свободы и мира, чем можно избегнуть избиения народа

 

VI. 1. Наилучший пример того, как государства Галлии подвергали некогда обсуждению вопрос о том, "что предпочтительнее - мир или свобода", передает Тацит. Под свободой он понимает свободу гражданскую, то есть право самоуправления государства. Полнота такого права имеется в народном правлении, ограниченные права имеются в правлении знатных; в особенности же свобода является полной, когда никто из граждан не устранен от занятия государственных должностей.

Мир же разумеется избавляющим от истребительной войны, то есть от того, что Цицерон в другом месте (посл. к Аттику, IX, 112) поясняет следующим греческим изречением: "...если вследствие этого подвергнется опасности все государство". Примером может служить случай, когда точное предвидение будущего не сулит ничего иного, кроме гибели всего народа; таково было положение населения Иерусалима во время осады Титом. При подобных условиях не известно, что сказал бы сам Катон. который предпочел смерть подчинению единоличному правителю. Сюда же подходят и следующие строки:

 

Это не тяжкая доблесть -