Земля Отечества
Быль
Баллада о воскрешении
Просека
Звезда в лесу над бугорком солдата –
Большой войны едва заметный след:
Звезда из жести,
Две полярных даты
И чёрточка длиной в семнадцать лет.
Здесь он упал, как срубленная сосенка,
Ещё не став ни мужем, ни отцом, –
И род людской
Насквозь пробила
Просека,
И время вздрогнуло,
Пронзённое свинцом.
Давным-давно отгрохотали пушки,
В окопах – сорок третья лебеда.
Но и сегодня здесь молчат кукушки:
Здесь некому считать свои лета…
Звезда в лесу – о подвиге известие.
Ты с ней наедине хоть миг побудь.
Звезда в лесу…
А по стране – созвездия.
Бесчисленные,
Словно Млечный Путь…
Такой была Сапун-гора,
Когда война отбушевала:
Трава дотла…
Земля дотла…
В огне спеклась её кора,
Как вулканическая лава.
Шёл за субботником воскресник…
И взрослые,
И детвора –
Трудом,
Водою,
Звонкой песней –
Её будили… Не воскресла
Сквозь ад прошедшая гора.
Сады сажали – сохли кроны!
Цветы сажали – не цвели!
Тогда на грунт её сожжённый
Со всех полей страны огромной
По горсти
Принесли
Земли…
И снова ей весна к лицу.
Шмелю уютно
И скворцу.
Вновь на себя она похожа:
Горе
Пересадили
Кожу,
Как обожжённому бойцу.
Рассказано участником
героической обороны Севастополя
Иваном Прохоровичем Голомодовым
На губной гармошке «Вольгу,
Муттэр-Вольгу» фриц играл.
То ли он почуял волю,
То ль свою пытал он долю,
То ли шнапса перебрал;
То ль забыл, что он в окопе,
Вырытом на той земле,
Что зовётся
СЕВАСТОПОЛЬ…
Словом, в стельку… обнаглел.
А у нас заминка в деле:
Съел «максим» боезапас.
Ну, а молча слушать трели
Губошлёпной их свирели…
Нет! Такое не для нас.
Что ж, что пороху ни крошки?
Голь на выдумку хитра!
И сказал Петренко: «Трошки
Поиграть и нам пора.
Или мы не внуки Кошки,
Легендарного Петра?»
Я ответил твёрдо: «Внуки!»
А Петренко: «Если так,
Трэба нам, Иванэ, руки
Отряхнуть от смертной скуки…
Нам даёт работу враг!»
Чем богаты, тем и рады.
Лишь стемнело – поползли
Меж кустами винограда
На гнусавые рулады…
В общем, на «концерт» пошли…
Ночь – темней цыганской шали.
Лозы росные – по грудь.
Вспых ракеты – в землю вжались,
Отгорела – снова в путь.
Той гармошки звук постылый
Помогал нам, как маяк.
Мы в окоп ворвались с тыла:
– Хэндэ хох, певцы!
– Антракт!
В рот – портянку (Так спокойней,
Из неё не выжмешь нот!),
На спину – подсумок полный,
А другому пулемёт
Примотали, привязали.
И – в обратный путь. Ползком.
«Шевелись! Не на вокзале!» –
Понукал Петренко сзади
Ошалелых «языков».
В стане фрицев стало грустно,
Ведь гармошка не поёт!
Пулемёт же марки прусской,
Что с утра «запел» по-русски,
Мы прозвали «полиглот».
Гремел комбайн, несло полову,
Вдали махали ветряки.
Мы шли по убранному полю
И собирали колоски.
В обед приехал наш учитель,
И мы сбежалися к нему.
А он глядел и нас не видел,
Он был далёк, тревожен, хмур.
Он молча галстук мне поправил,
Вздохнул, отёр вспотевший лоб
И словно в грудь меня ударил:
«Вам… извещение пришло…»
И я, подкошенный бедою,
В стерню упал, как от свинца.
И вдруг почувствовал щекою
Щеку колючую
Отца!