Вилор Чекмак, 1941 год
Самая короткая ночь
Мы говорим «век», но не обязательно вкладываем в это понятие отрезок в сто лет. Век – пятнадцать лет. И через пятнадцать лет стоит наш герой на вершине Сарматского холма – так издревле называли самую возвышенную часть города – и смотрит на Севастополь. Здесь прошли все события его маленького века.
Если сойти по Синопскому спуску, попадём в его дом, глядящий с высоты пятиэтажного роста на проспекте Фрунзе. Справа от него – детский сад Военморпорта, утонувший в зелени платанов и акаций. А за спиной, рядом с собором Четырёх адмиралов – родная школа № 1.
С вершины Сарматского холма город как на ладони. Солнце ещё стоит достаточно высоко, и блики отражаются в Северной бухте. Вилор смотрит на свежевыкрашенный борт корабля. Это крейсер «Молотов». На нём сейчас Юрий Константинович Зиновьев.
Мальчик невольно трогает флотский ремень, подаренный Зиновьевым в день пятнадцатилетия.
Окончен восьмой класс. Сегодня в школе праздничный вечер.
Рядом с Чекмаком и Леной Онишко – «мушкетёры».
– Пошли в зал, – потянула Лена Вилора за рукав.
Вилор вздохнул.
– Пошли, ребята...
В открытые окна школы доносятся с моря отрывистые звуки боцманских дудок в воздухе, пахнет ни с чем не сравнимым запахом морских водорослей.
– От имени дирекции и преподавательского состава слово имеет учитель географии Владимир Иосифович Преображенский.
Владимир Иосифович приподнялся. Глаза его увлажнились:
– Собственно говоря, всё, что надо было сказать, – он посмотрел на учителей, – мы вам сказали за годы учёбы. Я хочу сознаться в острой зависти к вам. Да, да, не улыбайтесь. Ох, сколько вам понадобится ботинок, чтоб истоптать их по бесчисленным дорогам жизни! Жить – это так интересно. Жить и знать: всё, что ты задумал, –исполнится!
На рейде корабельные склянки отбили четыре двойных удара – двадцать четыре ноль-ноль.
Друзья стояли на крыльце школы. Из актового зала слышалась музыка.
Тёплая южная ночь. Высокие крупные звёзды подмигивали с неприступной высоты.
– А знаете, сегодня по астрономическому календарю самая короткая ночь в году! – сообщил Юрьян.
Вилор взглянул на бухту. Тревожно перемигивались корабли. И вдруг зазвучали приглушенные расстоянием колокола громкого боя. Освещая корабли, взвилась над Константиновской батареей сигнальная ракета. Одна, вторая... С берега ударила пушка, и эхо выстрела, отпрянув от стен домов, растворилось в ночном пространстве.
– Странно, учения на флоте закончились...
Через аллею Краснофлотского бульвара друзья спустились к бухте. Гудки прекратились, но город погрузился в сплошную темень. Погасли даже фонари под номерными знаками домов, обычно горевшие всю ночь.
– Смотрите, – сказал Виля, – а на «Молотове» не спят!
Едва различимая в кромешной тьме, крутилась на крейсере антенна радиолокационной установки.
Ребята миновали Биологическую станцию. В воздухе послышался гул. Что-то было в этом монотонном звуке пугающее, настораживающее.
И тотчас ожили корабли на рейде. Десятки прожекторных лучей, скользнув по поверхности бухты, устремились в небо. Проснулась Константиновская батарея, заговорили крупнокалиберные пулемёты.
– Никогда не видела таких учений, – сказала Лена.
С грохотом взметнулся водяной столб у памятника затопленным кораблям. Прожекторы выхватили в небе серебристый самолёт и, не отрываясь, повели его. Невидимая рука изменила направление огня, и десятки трасс скрестились в одной точке. Самолёт вспыхнул, пошёл на снижение и врезался в солёную пучину.
Раздался взрыв.
– На Греческой?!
– Кажется. Смотри, парашютисты!
В свете разрывов виднелись белые купола, они опускались прямо в море.
– Утонут!
– Не утонут. Наверное, так задумано. Бежим на Греческую!..
На углу Греческой и Подгорной, где находилась школа №4, творилось невообразимое. Крышу разворотило взрывом, огонь лизал переплёты окон. Школа оцеплена. Сунувшихся было туда ребят отогнали.
Ревели сирены пожарных и санитарных машин. Мимо пронесли носилки.
Из школьной библиотеки повалил чёрный дым. Книги выбрасывали из окон прямо на улицу.
Потом, когда сбили огонь, друзья, сгрудившись, стояли у горы искорёженных, обугленных книг: Пушкин, Гейне, Дюма...
– Ребята, идёмте в райком!
Они вышли на проспект Фрунзе и столкнулись с военруком Загорецким. Ранние лучи солнца осветили его утомлённое лицо, запавшие глаза.
– Вы куда, Антон Иванович?
– Я?.. Я в военкомат, ребята. Война.
Наступало утро нового дня, первое военное утро – 22 июня 1941 года.