Разгадка 1937 года 6 страница

Вместо того чтобы трезво оценить причины своего поражения, Троцкий обвинял коммунистов и рабочих в том, что они руководствуются «шкурными интересами». Сталин подчеркивал, что Троцкий не понимает ни партийных, ни рабочих масс. Комментируя надменные высказывания Троцкого о партийных и рабочих массах, Сталин говорил: «Так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью. Это взгляд захудалого партийного аристократа на партию, как на голосующую баранту».

Казалось бы, Бухарин, Рыков и другие выступали за строительство социализма в одной стране, и Троцкий даже обвинял их в «крестьянско‑национальном уклоне». Однако вскоре выяснилось, что Бухарин и его сторонники не собираются спешить с построением социализма, а рассчитывают ждать мировой революции, не меняя рыночных отношений нэпа.

Между тем оппозиция Бухарина и других «правых» свертыванию нэпа не встречала поддержки у рабочего класса. Перебои с продовольствием во многих городах в 1927 году усилили недовольство нэпом со стороны рабочего класса. Вспоминая свою юность в 20‑е годы, член брежневского Политбюро К.Т. Мазуров замечал: «Нэп принес процветание торговле и мелкому предпринимательству, получше стали жить крестьяне. А рабочим было по‑прежнему очень тяжело. У них на столе часто не бывало хлеба. Росло их недовольство… Рабочие считали: пускай прижмут тех, кто прячет хлеб, и он у нас появится». Как отмечали историки Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов: «Рабочий класс не стал той социальной силой, которая за принципы нэпа держалась и боролась… Когда в 1927 году обострились социальные проблемы, возникли продовольственные трудности, когда в 1928 году были введены “заборные книжки” (карточная система снабжения продуктами), рабочих к нэпу уже ничто не привязывало». Впрочем, и среди значительной части крестьянства не было поддержки нэпа и воссозданных им рыночных отношений. Бордюгов и Козлов писали, что «35 % крестьян, освобожденных от уплаты сельхозналога, пролетарские, полупролетарские и бедняцкие элементы деревни – были ли они заинтересованы в сохранении нэпа? Те льготы, классовые гарантии, которыми пользовалась деревенская беднота в 1920‑е годы, гарантировалась ей непосредственным государственным вмешательством в экономику».

Переход Сталина от защиты нэпа в борьбе против троцкистов, а затем и зиновьевцев к отказу от нэпа был воспринят положительно большинством рабочего класса страны по мере того, как начался кризис нэпа. Сталин предлагал тяжелый, но быстрый и радикальный выход из существовавших трудностей: не только осуществить построение социализма в одной стране, как до этого говорил он вместе с Бухариным, но достичь этой цели в кратчайшие сроки. В этой своей деятельности он получал широкую поддержку от наиболее широких, наиболее динамичных и наименее обеспеченных классов и социальных слоев населения. Успехи Сталина в этой деятельности были успехами этих классов и слоев, его неудачи и провалы во многом были следствием классовой и социальной психологии тех, кто представлял его главную общественную опору.

При этом поддержка Сталина не ограничивалась рядами правящей партии и пролетариата. В самых широких слоях населения страны, среди политически сознательных и патриотически настроенных представителей крестьянства, научной и творческой интеллигенции, военных специалистов, гражданских служащих многие видели в Сталине наиболее последовательного и решительного защитника национальных интересов страны. С первых же дней советской власти он отстаивал укрепление единства народов нашей страны, создавая федеративную по форме, но унитарную по сути державу. Из года в год Сталин доказывал возможность построения социализма в одной стране во имя ее превращения в мощную индустриализированную державу. Эти люди могли видеть, что Сталин прилагает максимум усилий для того, чтобы претворить в жизнь поставленные им задачи.

Эти цели отвечали настроениям многих людей в различных классах и социальных группах страны. В этом можно усомниться, сославшись на то, что в ту пору в СССР не существовало реальных возможностей для выражения общественных взглядов путем представительных выборов. Однако это сомнение можно опровергнуть мнением такого противника советской власти, каким был виднейший социолог того времени Питирим Сорокин, который считал, что устойчивость любого строя служит лучшим свидетельством того, что он пользуется поддержкой наиболее политически активных масс. Он писал: «Наивно полагать, что так называемый абсолютный деспот может себе позволить все, что ему заблагорассудится, вне зависимости от желаний и давления его подчиненных. Верить, что существует такое “всемогущество” деспотов и их абсолютная свобода от общественного давления – нонсенс». При этом Питирим Сорокин ссылался на Герберта Спенсера, который утверждал: «Как показывает практика, индивидуальная воля деспотов суть фактор малозначительный, его авторитет пропорционален степени выражения воли остальных». Ссылался Сорокин и на Ренана, замечавшего, что каждый день существования любого социального порядка в действительности представляет собой постоянный плебисцит членов общества, и если общество продолжает существовать, то это значит более сильная часть общества отвечает на поставленный вопрос молчаливым «да». Комментируя эти слова, Сорокин заявлял: «С тех пор это утверждение стало банальностью». Фактически Сталин получил поддержку «наиболее сильной части» советского общества.

Следует учесть обусловленность выбора Сталина мировой обстановкой. Сталин оказался выбран правящей партией и всеми политически активными силами советского общества, когда возникла потребность в руководителях, отвечавших повороту исторического развития в сторону нового мирового конфликта, чреватого смертельной угрозой для нашей страны. Еще до завершения послевоенной стабилизации хозяйства и начала мирового экономического кризиса в странах капитализма началась гонка вооружений, вызванная ожиданием новой мировой войны.

В это время в штабах и военных академиях разрабатывались планы новой мировой, еще более разрушительной войны. Политические деятели ряда держав не скрывали своих намерений перекроить мир в свою пользу за счет нашей страны. В 1927 году премьер‑министром Японии бароном Гиити Танака был подготовлен меморандум, в котором говорилось, что в течение ближайших десяти лет «Япония должна принять политику Крови и Железа». Реализация этой политики должна была привести к покорению Японией всего азиатского материка или значительной его части, половина которого находилась в пределах СССР.

Незадолго до этого меморандума, в декабре 1926 года, в Мюнхене вышел в свет второй том книги А. Гитлера «Майн кампф», в котором провозглашалось: «Мы прекращаем вечное германское движение на юг и запад Европы и поворачиваем наши взоры к землям на востоке… Когда мы сегодня говорим о территории в Европе, мы можем думать прежде всего о России и пограничных государствах, являющихся ее вассалами». В мае 1928 года на выборах в рейхстаг нацистская партия Гитлера, которую до сих пор никто не принимал всерьез, получила 800 тысяч голосов. При поддержке влиятельных промышленников Германии нацисты превратились к июлю 1932 года в ведущую политическую силу страны, заняв первое место по числу поданных за них голосов и числу мест в рейхстаге.

Эти внутриполитические процессы в ведущих странах мира и внешнеполитические заявления их лидеров свидетельствовали о том, что мир стоит на пороге новой, еще более разрушительной войны, которая не обойдет СССР стороной. Со времен Крымской войны 1853–1856 годов Россия имела возможность убедиться в готовности ведущих стран мира сплотиться против нее, выступая под знаменем борьбы против «русского деспотизма». Ведущие западноевропейские страны, которых Россия не раз спасала от внешней агрессии или внутренних мятежей, неизменно изъявляли готовность нанести удар в спину в «благодарность» за русскую помощь. Моральная поддержка мировыми державами японской агрессии 1904 года, их нежелание помогать России в годы Первой мировой войны, когда русские солдаты массами гибли на фронтах, лишенные оружия, стремление этих стран воспользоваться Гражданской войной в России для ее разграбления и ослабления, – все это оставило неизгладимый след в сознании политически активных людей России. Свержение монархии ничего не изменило в отношении к нашей стране ведущих стран мира, которые переадресовали советскому революционному строю извечные обвинения в деспотизме, угрожающем всему миру. Как и прежде, этот лозунг служил удобным прикрытием для призыва к крестовому походу против нашей страны.

Между тем обострение международной обстановки в 1927 году обнажило неподготовленность СССР к войне. По числу танков СССР (менее 200 вместе с броневиками) отставал не только от передовых стран Запада, но и от Польши. В Красной Армии имелось менее тысячи самолетов устаревших конструкций и лишь 7 тысяч орудий разных калибров, что в 1927 году было совершенно недостаточно для обороны одной шестой части земной поверхности от нападения зарубежных армий, в которых быстро наращивались запасы военной техники. В своем выступлении на XV съезде партии в декабре 1927 года нарком по военным и морским делам К.Е. Ворошилов сообщал, что Красной Армии до сих пор приходится использовать «в качестве тягловой силы… недостаточный и недоброкачественный конский состав и наших отечественных быков. Тракторостроение у нас почти отсутствует… Автомобилей мы не строим и поэтому думаем, что шоссейное строительство не волк, в лес не уйдет, может подождать».

Однако состояние оборонной и тяжелой промышленности не позволяло надеяться на быстрое создание мощного арсенала современных вооружений. Ворошилов говорил делегатам съезда об «архаических пережитках» «времен Ивана Калиты» на предприятиях оборонного производства. «Когда их видишь, берет оторопь», – говорил нарком. Он сообщал: «70,5 % чугуна, 81 % стали, 76 % проката по сравнению с довоенным уровнем – это, конечно, недостаточно для нужд широко развивающегося хозяйства и обороны… Алюминия, этого необходимого металла для военного дела, мы у себя совсем не производим… Цинка и свинца, весьма ценных и необходимых металлов для военного дела, мы ввозим из‑за границы в 7 раз больше, чем производим у себя в стране. Даже меди, которой у нас бесконечное множество в недрах, мы ввозим 50 % по сравнению с тем, что производим в стране».

Сталинский курс на ускоренную индустриализацию внушал патрио‑там страны надежду, что СССР сможет выстоять в случае нападения извне, не дожидаясь маловероятной революции в других странах. Поэтому рассуждения вождей оппозиции о необходимости прежде всего помогать революционным силам за пределами страны, вызывали сомнения, раздражение, а то и опасения.

К тому же те, кто обвинял Сталина за «национальную ограниченность», порой не скрывали своего презрения к России и ее национальным традициям. Особенно этим отличался Троцкий. Противопоставляя России Западную Европу, Троцкий в своей статье, написанной им в Вене еще до Октябрьской революции для газеты «Киевская мысль», писал: «В цехах, гильдиях, муниципалитетах, университетах с их собраниями, избраниями, процессиями, празднествами, диспутами сложились драгоценные навыки к самоуправлению, и там выросла человеческая личность – конечно, буржуазная, но личность, а не морда, на которой любой будочник мог горох молотить… Какое жалкое наше дворянство! Где его замки? Где его турниры? Любовь рыцарская? Тысячу лет жили в низеньком бревенчатом здании, где щели мхом законопачены, – ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках?»

Троцкий не был оригинален. Мысль про бревенчатые здания он взял у П.Я. Чаадаева («Весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не создавалось: мы по‑прежнему ютились в своих лачугах из бревнышек и соломы».) Другие выпады Троцкого в адрес России повторяли высказывания провинциальной дворянской молодежи, которые высмеял М.Е. Салтыков‑Щедрин в рассказах «Помпадуры и помпадурши» («Мы еще не достигли гражданской зрелости… Наши дела очень и очень плохи…» Дворянская молодежь осуждала тех представителей своего класса, которые норовили позорить «своего соседа» и принуждать «для потехи свихивать на сторону рыло»… Они сокрушались: «Везде была феодальная система – у нас ее не было; везде были preux chevaliers (благородные рыцари) – у нас их не было; везде были крестовые походы – у нас их не было; везде были какие‑нибудь хартии – у нас никаких не было».)

О том, что эти взгляды Троцкого были устойчивыми, свидетельствуют его строки из книги, написанной уже в 1930‑х годах: «Скудность не только русского феодализма, но и всей истории наиболее удручающее свое выражение находила в отсутствии настоящих средневековых городов, как ремесленно‑торговых центров». Троцкий утверждал, что Россия смогла создать «лишь поверхностные подражания более высоких западных образцов», а русская культура дала миру лишь «такие варварские понятия, как «царь», «погром» и «кнут».

Неприязнь к русской культуре пропагандировал и Бухарин. Если Троцкий не скрывал свою ненависть к «дворянской культуре» России, то Бухарин разжигал ненависть к «крестьянской культуре». В своих «Злых заметках» Бухарин так высказывался по поводу творчества Сергея Есенина: «Реакционные собственнические, религиозные, националистические и хулиганские элементы поэзии Есенина закономерно стали идеологическим знаменем кулацкой контрреволюции, сопротивляющейся социалистической реконструкции деревни».

Объявляя себя решительным борцом против «великодержавного шовинизма», Бухарин на XII съезде партии сказал: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации… должны поставить себя в неравное положение… Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций». На этом основании Бухарин предлагал снять из резолюции съезда пункт, в котором осуждался местный шовинизм.

Возражая ему, Сталин говорил: «Дело в том, что Бухарин не понял сути национального вопроса… Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим, – не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетенных наций, – это значит сказать несообразность».

Сталин давал отпор любым попыткам перечеркнуть русскую самобытность и опорочить прошлое России. Об этом свидетельствовало его личное письмо к поэту Демьяну Бедному от 12 декабря 1930 года. В нем он писал: «Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию… Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу, и прежде всего русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю… А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда‑то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из “Домостроя”, стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения… что “лень” и стремление “сидеть на печке” является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и – русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими».

В дальнейшем меры по преодолению экономического и научно‑технического отставания нашей страны, предпринятые ее руководством во главе с И.В. Сталиным (ускоренное преобразование хозяйства, создание оборонной промышленности и вооруженных сил, отвечающих современным требованиям, культурная революция в стране, конституционная реформа и другие преобразования), сопровождались изменением отношения в обществе к дореволюционной истории. С нигилистическим отрицанием ценности дореволюционного прошлого России, которое проповедовали лидеры оппозиции, было покончено.

Эта позиция Сталина становилась понятной широкому кругу советских людей. Поэтому патриоты нашей страны, вне зависимости от своего классового происхождения, социального положения и политических взглядов, видели в нем руководителя, способного защитить страну от тех, кому она не была дорога. Они видели в Сталине руководителя, способного противостоять внешним врагам страны и сорвать планы их похода против нее.

 

Глава 4. Главное идейное оружие Сталина

 

Отдавая должное заслугам Сталина в деле создания могучего советского государства, некоторые люди, игнорируя историческую правду и конкретные обстоятельства прошлого, уверяют, будто в своей политике Сталин порвал с марксизмом‑ленинизмом. В этом они невольно солидаризируются с противниками Сталина, которые обвиняли его в отказе от марксизма. Еще на обсуждении на заседании Президиума ЦК КПСС 31 декабря 1955 года вопроса о том, стоит ли на ХХ съезде устраивать дискуссию о Сталине, Хрущев, судя по протоколу заседания, говорил о нем: «Не марксист он». Впоследствии Сталина стали обвинять в измене марксизму.

На самом деле Сталин не стал бы руководителем марксистской партии, если бы не имел репутацию одного из выдающихся марксистов. Еще в своей ранней работе «Анархизм или социализм?» Сталин писал о невозможности рабочего движения добиться побед без теории научного коммунизма. «Что такое рабочее движение без социализма?» – задавал Сталин риторический вопрос, отвечая на него так: «Корабль без компаса, который и так пристанет к другому берегу, но, будь, у него компас, он достиг бы берега гораздо скорее и встретил бы меньше опасностей».

Образ, использованный Сталиным, точно объясняет, как он понимал теорию научного коммунизма. Сталин не написал о том, что теория – это раз и навсегда сверстанная карта с точным указанием вех и расстоя‑ний во времени и пространстве. Хотя цель движения – неизменна, партия может менять свой курс, учитывая состояние общества, подобно тому, как стрелка компаса изменяет свое направление в зависимости от нахождения корабля в переменчивой морской и воздушной стихии. Главным методом познания мира для Сталина стал диалектический материализм. Объясняя суть этого метода познания действительности в своей работе «О диалектическом и историческом материализме», Сталин подчеркивал, что «диалектика рассматривает природу… как связное, единое целое… как состояние непрерывного движения и изменения, непрерывного обновления и развития… как такое развитие, которое переходит от незначительных и скрытых количественных изменений к изменениям открытым, к изменениям коренным, к изменениям качественным».

Еще в юные годы, вступив в ряды социал‑демократической подпольной организации, Сталин осознал огромные возможности марксистской теории. Противники марксизма объясняли и продолжают объяснять его популярность лишь воздействием на массовое сознание обольстительных посулов скорого построения общества справедливости и всеобщего изобилия. Пользуясь незнанием людей, они игнорируют то обстоятельство, что задолго до появления марксизма‑ленинизма в мире существовало множество проповедников утопического социализма, популярность которых была велика, но они никогда не могли создать сколько‑нибудь значимых массовых движений, которые взяли бы на вооружение эти идеи. Хотя только в конце XIX века и только в США были опубликованы сотни книг с утопическими программами и в этой стране создавалось немало коммун, организованных по принципам утопического социализма, влияние этих произведений и существование этих общин были недолговечными.

В отличие от утопических идей, предлагавших сочиненные чисто умозрительно модели общественного строя справедливости и человеческого счастье, марксизм возник на основе научного и объективного анализа общественного развития. Качественное превосходство метода диалектического материализма над иными методами познания действительности, в том числе в общественных исследованиях, позволило Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу совершить целый ряд выдающихся открытий. Даже некоторые представители буржуазии ныне признают огромный вклад Маркса в исследование экономики капитализма и его приоритет в открытии цикличности капиталистических кризисов, а потому его труд «Капитал» стал снова востребованным по мере углубления современного экономического кризиса.

Однако защитники капиталистического строя стараются замалчивать или отрицать ценность других научных достижений Маркса и Энгельса, прежде всего совершенный ими переворот в восприятии человеческой истории. Изучив движущие силы исторического процесса, их динамику, перерастание количественных изменений на каждом этапе исторического развития в качественно новый этап, Маркс и Энгельс смогли прогнозировать дальнейший ход человеческого развития, превратили историю из собрания рассказов о прошлом в науку. Карл Маркс и Фридрих Энгельс писали: «Мы знаем только одну‑единственную науку, науку истории».

Открытия марксизмом исторической обусловленности общественного строя и его смены, значения способа производства и классовой борьбы в развитии общества означали опровержение буржуазного взгляда на историю, в соответствии с которым торжество капиталистических отношений знаменовало завершение варварского состояния человечества и переход к безостановочной просвещенной стадии развития. С точки зрения марксизма каждый общественный строй и каждая смена строя были следствиями поэтапного развития человечества, обусловленные постоянным развитием производственных отношений. Открытие нового взгляда на прошлое позволило Марксу и Энгельсу делать принципиально новые прогнозы на будущее. На основе выработанных ими представлений об историческом развитии они разработали теорию пролетарской революции и перехода к новым этапам общественного развития – социалистическому и коммунистическому.

Хотя впоследствии критики Маркса и Энгельса указывали на то, что многие из их прогнозов не сбылись, на самом деле основоположники теории научного коммунизма никогда не пытались точно определить сроки и место будущих социалистических революций, а лишь порой высказывали предположения на сей счет. Ссылаясь на то, что различные высказывания Маркса и Энгельса не оправдались, их противники утверждают, что их учение было ошибочным.

В то же время многие поклонники марксизма видели в любых высказываниях Маркса и Энгельса, включая их предположительные прогнозы, пророчества, которые должны непременно сбыться. Сами основоположники марксизма отметали попытки представить их сочинения как сборник предсказаний и четко определяли их реальный вклад в развитие общественной науки. В своем письме к видному деятелю международного рабочего движения Иосифу Вейдемееру Карл Маркс так объяснял суть открытий, совершенных им и Энгельсом в исследовании истории: «1) существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3)… эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всех классов и к обществу без классов».

Научная обоснованность выводов марксизма привлекала множество сторонников этого учения. Вывод о решающей роли пролетариата привел к тому, что марксисты активно распространяли свою теорию в рядах рабочего класса. Этот вывод был подтвержден растущей популярностью идей борьбы за социальные преобразования и победу социализма среди рабочих различных стран.

Основоположники марксизма стали организаторами сравнительно малочисленного «Союза коммунистов» в 1847 году. А уже в 1864 году под их руководством было создано Международное Товарищество Рабочих (I Интернационал), объединившее пролетарские партии нескольких европейских стран. В 1866 году Карл Маркс подготовил «Инструкцию делегатам Временного Центрального Совета по отдельным вопросам», которая была в основном принята на Женевском конгрессе Интернационала. В нем была намечена программа борьбы рабочего класса на несколько десятилетий вперед: за 8‑часовой рабочий день, ограничение труда детей и женщин, за развитие трудового политехнического образования, за развитие рабочих кооперативов. В инструкции была предложена схема обследования условий труда и жизни рабочих.

Интернационал и входившие в него организации развертывали активную борьбу за повышение заработной платы, улучшение условий труда, решение наиболее наболевших жизненных проблем рабочих. В многотомной монографии «Международное рабочее движение», изданной в конце 1870‑х – начале 1880‑х годов, отмечалось: «В обстановке нарастающего революционного кризиса сама стачечная борьба европейских рабочих проделала за 5–6 лет эволюцию от разрозненных, случайных забастовок к классовым боям, в которых сотням рабочих, сплотившихся под знаменем Интернационала, противостояла вся власть капитала, опиравшаяся на вооруженную силу буржуазного государства. Стремительный рост классовой солидарности, характеризующий экономическую борьбу пролетариата в эти годы, останется непонятным, если не учесть могучего организаторского воздействия, которое оказывали на массы в каждой стране и их боевой штаб, – Генеральный Совет Интернационала в Лондоне».

Следствием этой борьбы стали: отмена в ряде стран законов, запрещающих рабочие организации, сокращение рабочего дня, повышение заработной платы рабочих в ряде отраслей производства, облегчение условий труда и жизни трудящихся. Таким образом, теория, созданная Марксом и Энгельсом на основе диалектического анализа истории, стала служить эффективным орудием борьбы за улучшение жизни миллионов людей и доказала свою гуманистическую направленность.

Влияние партий, объявивших марксизм своей идеологией, росло. В 1914 году в социал‑демократических партиях мира состояло более 4,2 миллиона человек. В 14 странах мира за социалистов проголосовало 10,5 миллиона человек. Социалисты имели 646 мест в парламентах 14 стран и свыше 22 тысяч мандатов в местных представительных органах. Эти партии увязывали задачи улучшения положения рабочего класса в условиях капиталистического общества с осуществлением главной цели – достижения победы социализма.

В резолюции 7‑го Штутгартского конгресса II Интернационала социалистических партий (1907) говорилось: «В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить и всеми силами стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов». Бурные события летом 1914 года в Италии и других европейских странах свидетельствовали о том, что миллионы людей были готовы совершить социалистическую революцию.

Лишь измена вождей II Интернационала принципам пролетарской солидарности сорвала революции в Европе и помогла правящим кругам империалистических стран развязать Первую мировую войну.

Впоследствии появилось немало бредовых конспирологических сочинений, в которых предлагались фантастические объяснения успехов идей марксизма. На самом деле единственное оружие, с помощью которого идеи Маркса и Энгельса добились такого успеха, была их научная теория, основанная на использовании метода диалектического материализма.

Поверив в правильность марксистской теории, Сталин старался как можно глубже изучать ее и пропагандировать. Вступив в ряды революционного социал‑демократического движения в 1898 году, Сталин вскоре увидел в Ленине того, кто наиболее глубоко воспринял марксизм и безоговорочно примкнул к большевикам‑ленинцам после создания их фракции в 1903 году.

Применяя диалектический метод для изучения развития капитализма и общественных движений в России, В.И. Ленин выдвинул на основе своих теоретических исследований практическую программу по созданию большевистской партии. В дальнейшем глубокий исторический анализ развития глобальных процессов позволил Ленину открыть переход капитализма в новую стадию развития и начало эпохи империалистических войн и пролетарских революций. Эти теоретические открытия позволили Ленину сделать практический вывод о возможности начала первой пролетарской революции в России, что долгое время представлялось немыслимым даже социалистам всего мира.

К началу 1917 года в рядах большевистской партии находилось не более 24 тысяч членов. Подавляющее большинство из них, находясь на подпольной работе в России, научились применять марксистскую теорию в практике российского рабочего движения. Для того чтобы объяснить невероятный успех большевиков, которые за 9 месяцев сумели превратить малочисленную партию в главную силу революционного развития страны, буржуазия ныне прибегает к конспирологическим объяснениям. Враги коммунизма скрывают, что почти каждый большевик имел мощное идейное оружие – многолетнее изучение им трудов основоположников марксизма и работ Ленина в подпольных кружках, которые существовали порой даже в ссылках и тюрьмах.

Одним из таких большевиков‑ленинцев был Сталин. Помимо тщательного изучения марксистской теории, он приобрел немалый опыт применения этой теории в практике. В отличие от своих будущих оппонентов в Политбюро, которые провели большую часть дореволюционного времени в заграничной эмиграции, Сталин постоянно работал в России в условиях царского подполья, лишь иногда выезжая за рубеж, главным образом для участия в съездах партии.

Сталин был убежден в том, что марксистская теория не должна была оставаться вещью в себе. В своей работе «Коротко о партийных разногласиях» он так определял место теоретических знаний в общественных процессах: «Что такое научный социализм без рабочего движения? – Компас, который, будучи оставлен без применения, может лишь заржаветь, и тогда пришлось бы его выбросить за борт». Лишь в соединении стихийного протеста с теорией он видел возможность создания упорядоченного и целеустремленного движения: «Соедините то и другое вместе, и вы получите прекрасный корабль, который прямо понесется к другому берегу и невредимым достигнет пристани. Соедините рабочее движение с социализмом, и вы получите социал‑демократическое движение, которое прямым путем устремится к “обетованной земле”».