Нота протеста
Отступление в 1996 и 1997 годы
Государственный преступник
27 марта 1996 года агентство Interfax сообщило, что зам. Генерального прокурора Украины Ольга Колинько возбудила против Лимонова (Савенко) Эдуарда Вениаминовича уголовное дело по статье 62-й УК Украины. Я посягал на территориальную целостность их государства.
Постепенно выяснились размеры репрессий, которым подверглись принимавшие меня в Крыму люди. Даже журналистов долго таскали в службу безпеки за то, что вечером 6 сентября они собрались у корреспондента РИА-Новости Игоря Кирпичева и встретились со мной. Вызывали на допросы Седунову Елену Александровну. Передавали неоднократно братьям Кругловым для передачи мне угрозу: мол, пусть нога его не ступает на территорию Украины, иначе уже за Белгородом мы его арестуем. Таким образом родители мои, живущие в Харькове, не имеют возможности видеть сына.
Летом 1997 года красивая девушка Василиса Медведева попыталась в Ялте предложить на продажу газету «Лимонка». Местные распространители прессы, поглядев на нее, злобно изрекли: «Да он же государственный преступник! Как же можно!»
* * *
Визит делегации НБП в Белоруссию превратился в беспрецедентное побоище. 18 декабря в 14 часов в помещении ДК им.Киселева в Минске должна была начаться пресс-конференция Э.Лимонова и А.Дугина, а вслед за нею концерт минской рок-группы «Красные звезды». Однако лидер Белорусского Народного Фронта, депутат парламента Зенон Поздняк прислал свои «войска» на трех автобусах. До 500 боевиков БНФ и БЗВ (офицерская организация) ворвались в здание ДК, избивая зрителей и журналистов, круша окна, двери, мебель и аппаратуру. Показательно, что явились они прямиком с митинга в поддержку Дудаева.
В борьбе с превосходящими силами противника служба охраны, состоявшая из членов белорусской организации Славянский Собор, НБП, РНЕ и движения «Красный Марш», проявила исключительное мужество. Несколько парней были ранены, но отказались выдать толпе Э.Лимонова.
НБП выражает решительный протест президенту Белоруссии, ее правительству и Министерству Внутренних Дел, не сумевшим или не захотевшим обеспечить порядок и безопасность. В лице Национал-Большевистской партии России католиками-самостийниками из БНФ было совершено нападение на русскую нацию и Россию.
«Лимонка» №3
* * *
18—21 декабря визит делегации НБП в Белоруссию, как известно, начался с кровавого побоища, устроенного Белорусским Народным Фронтом в Минске, в ДК им.Киселева. При этом ГУВД Минска конфисковало 300 номеров «Лимонки» №2, журналы «Элементы» и книгу «Лимонов против Жириновского». Попутно Лимонов узнал, что его книги запрещены к продаже в Республике Беларусь спец. циркуляром Министерства культуры от 1993 года. (Напоминаем, что сентябрьский визит делегации НБП в составе: Э.Лимонов, Т.Рабко в Крым по приглашению севастопольских патриотических организаций сопровождался обысками, задержаниями и, наконец, беспрецедентной высылкой лидеров НБП «с Украины» 10 сентября 1994 года. Тем не менее, делегация НБП сумела выступить на митингах в Севастополе и Симферополе, встретиться с председателем ВС Крыма Цековым, с главой правительства Сабуровым, присутствовала (единственная из партий России!) на исторических заседаниях ВС Крыма, положивших начало раскола в Крыму).
«Лимонка» №4
* * *
22 декабря 1994 г.
События, как вагоны в крушении на железной дороге, налетают друг на друга. 17-го звонила пьяная Наташа из Ленинграда.
Минская поездка вылилась в битву. К 14 часам, когда мы во главе с 19-летним Володей Селивановым (глава группы «Красные звезды») подошли к ДК им.Киселева, туда уже прибыли на автобусах БНФ (Белорусский Народный Фронт) и БЗВ (офицерская организация, «3» — от зброя, оружие, вооружение), посланные Зеноном Поздняком (депутат парламента, католик, не то литовец, не то поляк и смесь, говорят, с евреем). ДК стоит отдаленно, как бы в открытом пространстве, в поле. Мы издалека увидели необычно агрессивное скопление людей, один из наших прибежал нам навстречу, сообщив, что люди Поздняка прибыли, но мы все же вошли в здание через черный ход и прошли в гримерную. Не верилось, что в славянской Белоруссии возможны воинственные инциденты.
В зрительном зале, однако, началась битва. Были сорваны все сиденья, сломаны стулья, повреждены усилители, выбиты стекла. Нас охраняли местное РНЕ, «Красный Марш», ребята из Белорусского отделения Славянского Собора и юные наши нацболы. Наши ребята были ранены, у одного по всей длине распорота рука, он обильно кровоточил. Хладнокровная девица стала хладнокровно зашивать ему руку иголкой с черной ниткой, а он лишь морщился. Попытки выйти из гримерной оказались невозможны, драка шла уже в коридоре, на подступах к гримерной. Нападающие требовали выдать им «Лимонова, эмиссара москалей!» Отступив опять в гримерную, мы забаррикадировали дверь столами. Ушли через окно, выпрыгнув со второго этажа. На наше счастье, бегавшие толпой с флагами вокруг ДК цепочкой, выкрикивая лозунги, враги наши не знали, куда выходят окна гримерной. Выпрыгнув, мы ушли через белую снежную пустыню, стараясь не бежать. Все это в страшный 25—30-градусный мороз. ДК, как мы позднее узнали, был разнесен вдребезги пятью сотнями БНФ и БЗВ, разнесен в щепки.
Через несколько часов менты явились на квартиру матери Селиванова — два вежливых, но настойчивых майора угрозыска, и отвезли меня, Дугина и Селиванова во Фрунзенский райотдел города. Там только меня, отделив от остальных, принимали в кабинете начальника райотдела, полковника, съехавшиеся местные начальники. Сказали, что я представляю угрозу их общественной безопасности, мое пребывание в городе вызвало общественные беспорядки, и они хотят, чтобы я немедленно, вечером же, уехал. Я сказал, что даже рта не успел открыть, даже на сцену предстоящей пресс-конференции не вышел, им не в чем меня винить, и это я должен протестовать против того, что они не смогли обеспечить мою безопасность в городе Минске, куда я приехал как гость. Они сказали, что так же, как и в Москве, у них существует регистрация, и, если я не уеду, они возьмут у меня подписку, потом сразу же пойдут за мной и возьмут вторую, а потом предъявят мне обвинение в нарушении паспортного режима. Я сказал, что такие речи я уже слышал в 1973 году на улице Дзержинской, 2, в КГБ, но времена изменились. Если они хотят огромного скандала, то пусть будет так. Они отвели меня наверх, где в комнате с подобострастным майором Дугин и Селиванов пытались смотреть телевизор с психоделическими красками.
Они вызвали меня еще раз. По дороге я познакомился с девочкой-арестованной, но поговорить нам не дали, хотя мы друг другу понравились. Ее увели, а я опять был отведен в комнату полковника. Там появился новый персонаж, этакий номенклатурный патриций в костюме с белой полосой. Мы договорились, что мы с Дугиным уедем в понедельник (в любом случае мы собирались уехать в понедельник). Они потребовали, чтобы я не встречался с прессой, но первое, что я сделал наутро, это встретился с прессой. Там был и г-н Ступников с НТВ, он подарил мне свою книжку стихов, оказалось, что он снимал битву за ДК Ильича и передал запись в Москву. Поезд был в 23:26, по вине беззаботного Селиванова мы вскочили в поезд, когда он уже набрал ход. «Вильнюс—Москва» довез нас сквозь мороз в столицу».
Это была запись из моего дневника 1994 года. Добавлю, что в ту ночь, как потом оказалось, двое из десятка ребят, провожавших нас на вокзал, были жестоко избиты, когда возвращались домой. Позднее Лукашенко использовал битву за ДК им.Киселева как первый аргумент против БНФ, для его запрета. Было возбуждено уголовное дело, но нас в этой истории тщательно обходили. Один раз Дугин был допрошен в Москве по этому поводу.
* * *
С ноября 1994 года мы с Натальей Медведевой переселились на улицу Гримау, метро «Академическая». Человек, живший в квартире до нас, сидел в тюрьме, по профессии он был бухгалтер. Его девушка вначале позволила нам жить в квартире бесплатно, но позднее стала брать 200 долларов в месяц. В квартире не было телефона, была крошечная сидячая ванна с вечно протекающей водой из крана. 28 ноября ночью, точнее уже 29-го, привезли мы первый номер газеты из г.Тверь и сдали ее на склад распространительской фирмы «Логос» на Баррикадной ул., 2. Так началась газета «Лимонка». Действительно, как пишет Иван Черный (мой, а потом коллективный псевдоним, в тот раз им воспользовался юноша Андрей Карагодин), у машины ломалось колесо, а до этого, еще в Твери, нам пришлось купить для зеленой Антилопы-Гну «стального майора Шлыкова» новое колесо. На лысой резине в ржавой машине пришлось нам везти в Москву самую экстремистскую газету России. 29 ноября вечером в комнате 411 в помещении «Советской России» на улице Правды собрались Дугин, Летов, Карагодин, Грехов (менеджер Летова), Наташа Медведева, я. Позднее мы обмыли день рождения газеты у Дугина. 2 декабря в комнату 411 (в ней у Дугина размещалась редакция журнала «Элементы». Аренду он оплачивал переводами для «Советской России») пришел поздравить нас Виктор Анпилов со своими людьми (среди прочих М.Проскурина — фотокор «Правды»). Уже 7 декабря Тарасу Рабко не дали ключ от 411-й комнаты. Сказали, чтобы Дугин сам пошел к гл. редактору Чикину. 9 декабря Чикин сказал Дугину, что к нам ходит слишком много людей, они курят, и вообще его чикинский «бронежилет не выдерживает нападок против Вас». Короче, выставили и Дугина, и всю нашу контору. Так отплатили нам КПРФ-ные «коммунисты» за добро. С 30 января 1991 года по сентябрь 1993 года я печатал в «Советской России» несколько статей в месяц, активно катил с ними со всеми камень оппозиции в гору. Вместо благодарности лишили единственного крошечного помещения.
Период жизни на ул.Гримау — ноябрь 1994 г.— 15 марта 1995 г.— был тяжелым и героическим. По утрам я обычно приезжал к Дугину и начинал звонить по нашим делам. Мы искали помещение, искали ВСЕ, потому что у нас ничего не было. Ближе к весне я договорился с журналом «Юность» и несколько раз приезжал туда с утра, располагался в пустом кабинете звонить. Помню себя, шагающего по морозу к метро, к телефонам-автоматам. С помощью монеты в 1 копейку я научился, нащупывая в щели рычажок, давить на него монетой и таким образом звонил бесплатно. В холоде, в дождь, на ветру, в переходе метро — так протекала моя редакторская (газеты) и председательская (НБП) деятельность.
Помимо этого я еще и развозил на себе газеты по распространителям. Помню себя, тащущего 800 штук, аж жилы вытягиваются. Вез 200 штук до небольшого агентства на Пушкинской площади, а затем 600 штук в помещение «Правды» у Савеловского вокзала. Вез в метро, веревки резали руки. В середине декабря и до конца января уехала в Питер к матери Наталья Медведева, запила там и звонила к Дугину, изводила меня собой, безумной и пьяной. Были тяжелые дни, но я хорошо спал ночами, совершенно вымотанный физическим трудом. Я ничего не зарабатывал, денег у меня было крайне мало. В то же самое время у Натальи был период успехов. Случилось так, что почти одновременно у нее вышли сразу четыре книги (в том числе книга стихов в СПб) и второй диск. Возвращаясь ночью в Москву из Твери с газетами, я однажды вдруг услышал по авторадио «на станции Токсово» — голос моей жены. Она быстро становилась известной, даже деньги у нее были, за три книги она получила по три тысячи долларов за каждую. Известность, как и следовало ожидать от такого человека, как она, сделала ее наглой и раздражительной. Мы все меньше и меньше ладили. Ее тяготила жизнь без телефона, необходимость выходить рано утром на мороз и идти к телефонам-автоматам. Она с первых же номеров участвовала в газете, однако политическая моя деятельность вызывала у нее непонимание, даже насмешку. Я же презрительно отзывался об искусстве вообще. Т.е. мы все более расходились с нею. Сейчас понятно, что она приняла внезапно свалившиеся на нее плоды работы, которую она проделала, живя со мной еще в Париже, за норму. Она думала, так будет всегда, она думала, что это исключительно ее гениальность (о, она, конечно, с удовольствием окунулась в манию величия!) принесла ей заслуженный успех.
На деле это был всего лишь нехарактерный эпизод в ее творческой жизни. Ее творческая жизнь прервалась тотчас, когда она ушла от меня в июле 1995 года, и вот уже более двух лет она в искусстве ничего не сделала. Почему? Прервалось поступление энергии от меня. Пухлый бородатый мальчик, с которым она живет, имеет еще меньше энергии, чем она. Солнечная мужская, оплодотворяющая ее креативность, энергия исходила от меня на нее. Лучшие ее песни написаны по моим жизненным впечатлениям и моему опыту. «Поедем на войну» почти текстуально воспроизводит мои военные истории. Это я ехал «до Крайины узким коридором» через все Балканы с тысячью приключений туда и обратно. Это я
«в Очамчирах умирал красиво.
В роще ароматных апельсинов»
попал под жуткий обстрел в Абхазии, лежал и жевал мандарины, думал, что не останусь живой. Это я лежал под обстрелом у Останкино, и по моим рассказам написана песня «Москва. 1993».
Сейчас (октябрь 1997 г.) меня нет с ней. И она заглохла, умерла, сделалась белой и водянистой, болеет, как лишенное солнца, помещенное в подвал, растение.
* * *
15 марта мы все же переселились в центр, на Арбат, в теплую и дорогую квартиру уехавших за границу друзей.