Антисемиты

 

Мой давний товарищ М., зная, что я написал книгу об А. Солженицыне («Гений первого плевка». Алгоритм, 2003, 2005 и 2006) прислал мне статью известного писателя Григория Бакланова «Кумир», напечатанную в «Международной еврейской газете». В статье речь идет о герое моего сочинения. А у меня на столе в это время как раз лежали подаренные в «Алгоритме» только что вышедшие две книги неизвестного мне Якова Рабиновича – «Быть евреем в России: спасибо Солженицыну» (700 стр.) и «Россия еврейская» (382 стр.). И в них тоже о моем персонаже: это как бы ответы еврея на двухтомник Солженицына «Двести лет вместе», посвященный русско‑еврейским взаимоотношениям.

Понятно, что статья и книги сразу заинтересовали меня уже одним присутствием в них моего героя, но по мере чтения обнаружилось, что все в них на сей счет мне давно и хорошо известно, кое в чем даже лучше, чем им, однако у обоих авторов оказалось немало увлекательного и помимо темы Солженицына.

Судите сами. Г. Бакланова уже не первый раз пишет: «Литература опасный род занятий: пишешь про кого‑то, а сам ты виден на просвет». Правильно. И дальше: «Солженицын, проявляя(!) поразительное невежество, пишет…» Да, невежество нобелевского лауреата столь поразительно, так изумляет и ошарашивает, что закрадывается сомнение: да он ли, русский человек, имеющий за плечами Ростовский университет и два или три курса знаменитого Московского института философии, литературы и истории, сам ли писал, допустим, «Архипелаг ГУЛАГ»? Ведь там чего стоит одно лишь уверение, что «из‑за болот и лесов Наполеон не нашел Москвы». Какой русский хотя бы с семилетним образованием в шестидесятых годах прошлого века мог написать такое? А там – вороха подобных сведений!

Но Баклановто, воспитанник Литературного института, державный лауреат и многократный орденоносец тоже…Конечно, слово «невежество» тяжеловесно, если я присобачу его к Григорию Яковлевичу, то немедленно угожу в антисемиты. А вот его коллега и собрат Я. Рабинович изобрел и навешивает на противников такое деликатное украшение – «забавные детали антинаучности». Так вот, следуя его примеру, смело можно сказать, что в статье «Кумир» прорва таких забавных деталей. Причем они разбросаны по самым разным сферам человеческой деятельности и знаний, по разным эпохам – от древнейших времен до наших дней.

Если с древности и начать, то нельзя пройти мимо хотя бы такой детальки: «2000 лет назад римляне победили не покорившихся им иудеев и по дороге от Иерусалима до Рима распяли на крестах воинов‑иудеев». Никто, разумеется, не намерен оправдывать свирепость римлян, но из сказанного ясно, что писатель‑воин просто не представляет себе, где Рим, а где Иерусалим и как могла пролегать между ними та кровавая дорога. Во‑первых, сплошь сухопутной дороги не было и нет. Если двинуть из Иерусалима на север через нынешнюю Сирию, потом почти через всю Турцию на запад, то дальше надо преодолеть Босфорский пролив, и дальше – по территории нынешней Греции, Албании, которую от Италии отделяет Адриатическое море. Но как ставить кресты на проливах и морях? К тому же это тысячи и тысячи километров. А если от Иерусалима двинуть на юг, а потом по Северной Африке – на запад через нынешний Египет, Ливию, Алжир, Марокко, то опять же на пути водная преграда – Гибралтарский пролив, а затем – Испания и Франция. Этот путь раза в три‑четыре длиннее северного. Нет, не были римляне такими показушниками, чтобы чуть не весь тогдашний мир опоясывать крестами. Да и в плен они захватили всего тысяч шесть воинов. Как ими разукрасить такую длинную дорогу?

Видимо, писатель спутал Иудейскую войну (66–73 годы) с восстанием гладиаторов и рабов под руководством Спартака (74–71 годы до н. э.). Тогда, с великим трудом подавив восстание, римляне действительно утыкали одну дорогу крестами с распятыми, но она была всего в несколько десятков километров – от Капуи, где в школе гладиаторов зародилось восстание, до Рима. Конечно, это не то, что солженицынский Наполеон, заблудившийся в лесу, но все же: еврей, а не знает, где Иерусалим, видимо, думает, что в Италии…

Если в статье военного писателя Бакланова от Иудейской войны, минуя детальки о Хазарском иудейском царстве, сразу через двадцать веков перенестись к его суждениям о другой войне – Финской, то и тут обнаруживаем детальки того же сорта: писатель обзывает это войну «позорной».

Это с какой же стати? Целью войны было закономерное желание в условиях начавшейся мировой войны обезопасить вторую столицу, находившуюся в 32 километрах от госграницы. И было предпринято доброе намерение решить проблему мирным путем: советское руководство предложило финнам территорию Карельского перешейка обменять на вдвое большую нашу территорию. Финны, за которыми стояли Германия, Англия и Франция, отказались. А в итоге не мы явились в Хельсинки и запросили мира, а финны прибежали в Москву и согласились на все наши условия. Таким образом, в результате войны мы добились всех целей, которые ставились: отодвинули границу, получили военную базу на полуострове Ханко и т. д. И все это нам очень пригодилось, когда вскоре Финляндия вместе с Германией напали на Советский Союз. Так где же тут с такой легкостью навешанный на свою родину «позор»?

Позорная война, Григорий Яковлевич, это, например, Русско‑японская, в результате которой мы потеряли половину Сахалина, Порт‑Артур да еще почти весь Тихоокеанский флот и подписали позорный Портсмутский договор. Но, слава богу, в 1945 году мы смыли этот позор и все вернули.

Позорным был также разгром англо‑франко‑бельгийских войск немцами в мае – июне 1940 года. Тем более позорным, что ведь это было не внезапное без объявления войны нападение, как на Россию японцев в 1904 году и немцев в 1941‑м, а удар, предпринятый на девятый месяц войны, когда все войска союзников были давно отмобилизованы, вооружены и занимали надежные оборонительные позиции. Тем более позорным, что силы союзников превосходили силы немцев: 147 дивизий против 136. Разгром тем более позорный, что немцам потребовалось для него всего шесть недель. Наконец, тем более позорный, что Францию освободили не французы, а войска США, Англии, Канады.

Позорной была и война США против Вьетнама. Тем более позорной, что эта страна не рядом, как Финляндия у нас, а за тысячи миль от Америки и никакой опасности для нее представлять никак не могла. Тем более позорной, что она длилась 16 лет, и американцы за такое время не только не одолели маленькую страну, но потерпели поражение и, потеряв около 60 тысяч солдат и офицеров, в конце концов удрали за океан. Позорны бандитские войны США и против Афганистана, Югославии, Ирака… Надеюсь, Григорий Яковлевич, сами сообразите почему.

 

* * *

 

Из невоенных суждений Бакланова можно отметить его замечание о том, что‑де в отличие от украинцев и грузин, башкир или калмыков «евреи в состав России не просились, их присоединили». Что значит не просились? Они же не имели своего «состава», а являлись без всякого спроса, и все. Их присутствие на Руси отмечено еще во времена князя Владимира. Нет, говорит Бакланов, «их присоединили. И тут же прочертили черту, за которую им и ногой ступить не разрешалось». Черту оседлости установили в 1791 году, и охватывала она 15 губерний – целое государство, и большое! – внутри этих губерний евреи могли жить и перемещаться как угодно. А вот русские крестьяне задолго до этого стали крепостными, т. е. бесправными рабами помещиков, их можно было и продать и обменять на что угодно, например, на породистую собаку (см. хотя бы сцену охоты в «Войне и мире» Толстого). Евреям в черте оседлости ничего подобное не грозило. Не слышно, чтобы Иванов продал Петрову Абрамовича или Сидоров обменял Рабиновича на бульдога.

Это различие полезно бы помнить. Тем более что Бакланов тут же признает: «Никогда никакая черта не сдерживала расселение народов. Не помешала и черта оседлости». Видимо, тут он прав: не помешала…

И тут мы вступаем в баклановский литературный мир. Тут все хорошо знакомо, привычно: «Всеволод Кочетов, известный мракобес»… «Проханов, главный редактор одной из самых мракобесных газет»… «Великий поэт Пастернак»… и т. д.

Но есть и новости. Приведем хотя бы парочку. Так, автор уверяет, что Василий Гроссман принес свой роман «Жизнь и судьба» в журнал «Знамя», а главный редактор Вадим Кожевников прочитал его и помчался с ним в КГБ. Откуда такие сведения? Неизвестно. Возможно, из телепередачи Сванидзе.

А вот еще и такое: «У моей первой повести о войне было посвящение: «Памяти братьев моих – Юрия Фридмана и Юрия Зелкинда, павших смертью храбрых в Великой Отечественной войне». Прекрасное, благородное дело! И что же? А вот, говорит: «Как же на меня давили в журнале, как вымогали, чтобы я снял посвящение… Я не снял. Но уже в сверке, которую автору читать не давали, его вымарали… Прошли года, и я восстановил посвящение». Достойный поступок.

Но странно, что не названы ни повесть, ни журнал, ни антисемиты, которые давили и вымогали. А главное, почему давили‑то, с какой целью? Да как же, говорит, ведь из посвящения «получалось, что евреи воевали». А раньше никто не знал об этом? Скрывали? Государственной тайной было? Да как же евреи‑фронтовики смели ордена носить? Не грозило ли это им репрессиями? Вспоминаю, как праздновали День Победы в ЦДЛ. Перед началом – построение в вестибюле, им командует Генрих Гофман, перекличку проводит Алик Коган, в ресторанном зале за командном столом сидят генерал Драгунский, тот же Гофман, Марк Галлай – кто тут не еврей?

Но вот что еще интересно! У меня есть стихотворение «Алтарь победы». Оно тоже имеет посвящение: «Памяти Игоря Зайцева, Володи Семенова, Фридриха Бука, Лени Гиндина – всех моих одноклассников, не вернувшихся с войны». Последний в этом списке – еврей, а может, и предпоследний. Но стихотворение было беспрепятственно напечатано в «Правде», никто не требовал, чтобы я вычеркнул Гиндина или Бука. А уж не «Правда» ли цитадель антисемитизма?

Однако что же все‑таки это за повесть? Где печаталась? Оказывается, «Южнее главного удара». Напечатана в 1957 году в том самом журнале «Знамя», где позже Бакланов десять лет был главным редактором и получал на издание субсидии от Сороса. И вот там‑то в самый‑то разгар «оттепели» он натолкнулся на такой тупой антисемитизм? Странно… И почему не сказано, кто именно давил? Ведь прошло 50 лет, уж теперь‑то чего скрывать?

Отгадку сей недоговоренности, видимо, дают вот эти строки из воспоминаний Станислава Куняева, как раз в те годы работавшего в «Знамени»: «Писатель‑юморист Виктор Ардов заходил в нашу комнату и однажды, остановив взор на мне, незнакомом ему новом сотруднике, спросил: «А вы, милейший, не полужидок?» И смотрел на меня с подозрением: как это нееврей может работать в таком престижном журнале?! Вот отделом критики заведует «полужидок» Самуил Дмитриев, его помощник – Лев Аннинский, тоже полукровка, в отделе публицистики – Александр Кривицкий, Миша Рощин (Гибельман) и Нина Каданер, в отделе прозы – Софья Разумовская, жена Даниила Данина, секретарь редакции – Фаня Левина, заместитель главного – Людмила Скорина, украинка, жена еврея Виктора Важдаева – все наши! И вдруг какой‑то русский!» (Поэзия. Судьба. Россия. Т. 1. С. 111). И оказался он тут только потому, что привел его Борис Слуцкий.

Понятно, что при столь густом составе редакции Бакланов не пожелал никого называть по именам, а предпочел полную анонимность, позволяющую подозревать того же Кожевникова. Склоняя голову перед памятью его погибших братьев, нельзя не сказать однако: не следует, Гриша, спекулировать тенями мертвых, тем более если это тени близких родственников.

 

* * *

 

Как читатель, очевидно, уже догадался, главное в статье Бакланова – национальный вопрос преимущественно в его еврейском варианте. Он пишет, что национальностью «никогда не интересовался…. Даже во взводе у себя меньше всего интересовало, кто – кто». До того он суперинтернационалист. А мне это читать странно. Меня, наоборот, очень интересовало. В самом деле, кого, кроме русских, я знал до войны? Пожалуй, только украинцев, евреев да татар. А на фронте, кроме названных, я впервые встретил казаха Райса Капина, грузина Вано Бердзенишвили, молдаванина Юрескула, удмурта Афанасия Адаева, мордвина Модунова, цыгана Лешку Казанина, узбека Абдуллаева, литовца, фамилию которого уже не помню…. И как это многообразие могло быть неинтересно мне, восемнадцатилетнему! Я любовался им! И ведь о чем говорили мы, когда была возможность? Да главным образом о том, кто откуда, как у кого хлеб пекут, как свадьбы играют. Другое дело, что никаких трений, распрей на национальной почве не было.

Бакланов лукавит, когда говорит, что национальность его никогда не интересовала, что «не делил людей по составу крови. Этим занимались фашисты». А кто же в статье размышляет о «составе крови» сыновей Солженицына: то ли наполовину, то ли на четверть они евреи – Розенберг?