VI. Осман, или баррикады 4 страница


ми детьми. Два миллиона таких детей бродили по России во время гражданской войны. Лидия Сейфулина посвятила им отдельную книгу ("Беглец", 4 издательство Малика). Затем судьбы коллектива. Относящаяся к этой области литература обширна, даже если ограничиться тем, что переведено. Важнейшее: "Неделя" Либединского, "Цветные ветра" и "Бронепоезд 14-69" Иванова, "Мятежники" Дыбенко (все в издательстве "Verlag fьr Literatur und Politik"). В этом году выходит из печати по-немецки самая знаменитая из этих книг: "Города и годы" Федина (издательство Малика), эта книга представляет особый интерес, потому что ее герой немец. Сюда же относятся выдающиеся российские журналисты: несравненная Лариса Рейснер. Ее книга "Октябрь" (Издательство "Neuer deutscher Verlag") дает в главе "Фронт" классическую картину гражданской войны. По-немецки издана книга значительного публициста Сосновского "Дела и люди". Самая свежая новинка, к тому же из самых значительных, - книга Федора Гладкова "Цемент" (издательство "Verlag fьr Literatur und Politik"). Она представляет собой первую попытку создать роман о России периода индустриализации, она насыщена абсолютно жизненными типажами и бесподобна в изображении атмосферы, характерной для партийных собраний в провинции. Единственное, чего в этой книге, как и большинстве других, не найти, так это композиции, присущей романам в строгом смысле. Современная литература России - в большей степени предтеча новой историографии, чем новой беллетристики. Но прежде всего она - моральный фактор и одна из возможностей знакомства с моральным феноменом русской революции вообще.


"ИДИОТ" ДОСТОЕВСКОГО

Судьбы мира Достоевский представляет себе через судьбу своего народа. Это типичный взгляд выдающихся националистов, для которых человечность может развиваться лишь в форме народности. Величие романа проявляется в той абсолютной взаимной зависимости, с которой изображены метафизические законы движения человечества и нации. Поэтому нет в нем ни одного движения глубин человеческой жизни, которое не обрело бы своего решающего места в ауре русского духа. Изображение этого движения в сиянии ауры, свободно парящего в национальном элементе и при этом неотделимого от него как своей среды представляет собой, очевидно, квинтэссенцию свободы в великом творчестве этого писателя. Это становится ясно, лишь когда осознаешь кошмарное переплетение разнообразных элементов, которые кое-как составляют романный персонаж низкого жанра. В нем национальная личность, человек родной страны, индивидуальная и социальная личность по-детски слеплены вместе, а покрывающая их отвратительная корка психологически осязаемого дополняет этот манекен. Однако психология персонажей Достоевского - совсем не то, из чего автор исходит. Она всего лишь что-то вроде нежной оболочки, в которой из огненной протоплазмы национального возникает в ходе преображения чисто человеческое. Психология - лишь выражение для пограничного бытия человека. В действительности все, что в сознании наших крити-


ков представляется психологической проблемой, как раз таковой не является: как если бы речь шла о русской "душе" или "душе" эпилептика. Критика лишь тогда подтверждает свое право приблизиться к произведению искусства, когда уважает присущую ему почву, не смея на нее ступать. Бесстыдным нарушением этой границы является похвала, которой автора удостаивают за психологию его персонажей, и лишь потому критики и авторы по большей части достойны друг друга, что посредственный романист использует те затертые шаблоны, которые критика в свою очередь и способна распознать, а раз она способна распознать их, то и хвалит. От всего этого критика должна держаться подальше, было бы бесстыдством и ошибкой прилагать эти понятия к творчеству Достоевского. А обратиться следует к метафизическому тождеству национального как человеческого в идее творчества Достоевского.

Ведь этот роман, как всякое произведение искусства, основан на идее, "обладает идеалом а priori, необходимостью существования", как говорит Новалис, и задача критики заключается в том, чтобы вскрыть именно эту необходимость. Основной характер всего действия романа основан на том, что оно является эпизодом. Эпизодом в жизни главного героя, князя Мышкина. Его жизнь как до, так и после этого эпизода скрыта тьмой, уже хотя бы потому, что непосредственно предшествующие и последующие годы он проводит за границей. Какая необходимость приводит этого человека в Россию? Его российская жизнь выделяется из мрака времени, проведенного на чужбине, словно видимая полоса спектра из темноты. Ка-


кой же свет, преломляясь, обнаруживается в его российской жизни? Невозможно сказать, истоки каких из многочисленных его ошибок и некоторых благих деяний приходятся на это время. Его жизнь протекает бесполезно, даже в лучшие минуты она словно жизнь никчемного болезненного человека. Он неудачник не только по общественным меркам, его ближайший друг - если бы действие по своей сути не заключалось в том, что у него нет друга - тоже не смог бы обнаружить в его жизни никакой идеи или направляющей цели. Почти незаметно его окружает полнейшее одиночество: все отношения, в которые он вступает, вскоре, как кажется, попадают в поле какой-то силы, противодействующей сближению. При полнейшей скромности, более того, смирении, этот человек совершенно неприступен и его жизнь источает строй, центром которого является собственное, до ничтожно малых величин зрелое одиночество. И в самом деле, этим достигается чрезвычайно странный результат: все события, как бы далеки от него они ни были, обладают гравитационным воздействием на него, и это воздействие на одного человека составляет содержание книги. При этом они столь же мало стремиться достичь его, как он - избегнуть их. Это напряжение как бы неизбывное и простое - напряжение жизни, раскрывающейся в бесконечное, но не теряющей формы. Почему дом Мышкина, а не Епанчина является центром событий в Павловске?

Жизнь князя Мышкина дана в эпизоде только затем, чтобы символически представить ее бессмертность. Его жизнь поистине не может прерваться, так же или даже меньше, чем сама жизнь


природы, с которой его соединяют глубинные связи. Природа, возможно, вечна, а жизнь князя - совершенно точно бессмертна, и это следует понимать в сокровенном, духовном смысле. Его жизнь и жизнь всех, кто попадает в окружающее его гравитационное поле. Бессмертная жизнь - не вечная жизнь природы, какими бы близкими они ни казались, ибо в понятии вечности снимается понятие бесконечности, в бессмертии же она обретает свой полный блеск. Бессмертная жизнь, свидетельством которой является этот роман, - ни много, ни мало как бессмертие в обычном смысле. Ведь в нем как раз жизнь конечна, бессмертны же плоть, сила, личность, дух в их различных вариациях. Так Гете говорил о бессмертии действующего человека в разговоре с Эккерманом, полагая, что природа обязана предоставить нам новое поле действия после того, как мы лишаемся его на земле. Все это бесконечно далеко от бессмертия жизни, от той жизни, которая бесконечно продвигает свое бессмертие в чувстве и которой бессмертие дает форму. И речь здесь идет не о продолжительности. Но какая тогда жизнь бесконечна, если не жизнь природы и не жизнь личности? Напротив, о князе Мышкине можно сказать, что его личность теряется в его жизни, подобно тому как цветок - в своем аромате или звезда - в своем блеске. Бессмертная жизнь незабываема, это признак, по которому ее можно опознать. Это жизнь, которую следовало бы хранить от забвения, хотя она не оставила ни памятника, ни памяти о себе, даже, быть может, никакого свидетельства. Она не может быть забыта. Эта жизнь вроде бы и без оболочки и формы остается непреходящей. "Незабываемое" зна-


чит по своему смыслу больше, чем просто, что мы не можем что-то забыть; это обозначение указывает на нечто в сущности самого незабываемого, на то, благодаря чему оно таковым является. Даже беспамятство князя в его последующей болезни -символ незабвенности его жизни; потому что это только кажется, будто она ушла в пучину его памяти, из которой нет возврата. Другие люди навещают его. Краткий эпилог романа оставляет на всех персонажах вечную печать этой жизни, которой они были причастны, сами не зная каким образом.

Чистым же выражением жизни в ее бессмертности является слово "молодость". Вот о чем великая жалоба Достоевского в этой книге: крушение порыва юности. Ее жизнь остается бессмертной, но она теряется в собственном свете: "идиот". Достоевский сокрушается о том, что Россия -ведь эти люди несут в себе ее молодое сердце - не может сохранить в себе, впитать в себя свою собственную бессмертную жизнь. Она оказывается на чужой стороне, она ускользает за ее границы и растворяется в Европе, в этой ветренной Европе. Подобно тому как в своих политических взглядах Достоевский постоянно объявляет возрождения через чистую народность последней надеждой, так и в этой книге он видит в ребенке единственное спасение для молодых людей и их страны. Это было бы ясно уже из этой книги, в которой фигуры Коли и князя, являющегося по сути ребенком, оказываются самыми чистыми, даже если бы Достоевский не представил в "Братьях Карамазовых" безграничную спасительную силу детской жизни. Разрушенное детство - вот боль этой молодости,


потому что именно нарушенное детство русского человека и русской земли парализует ее силу. У Достоевского постоянно чувствуешь, что благородное развитие человеческой жизни из жизни народа берет начало только в душе ребенка. В отсутствии детского языка речь героев Достоевского словно распадается, и прежде всего женские фигуры этого романа, Лизавета Прокофьевна, Аглая и Настасья Филипповна, обуреваемы необузданным томлением по детству - пользуясь современным языком, это можно назвать истерией. Весь ход действий книги может быть уподоблен огромному провалу кратера при извержении вулкана. В отсутствии природы и детства человеческое оказывается достижимым только в катастрофе самоуничтожения. Связь человеческой жизни с живущим вплоть до самой его гибели, неизмеримая пропасть кратера, из которого однажды могут подняться могучие силы человеческого величия, являются надеждой русского народа.


ПРИМЕЧАНИЯ

Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости

Вальтер Беньямин работал над этой статьей, являющейся наиболее известным из его сочинений, в последние годы жизни. В определенном смысле она была итогом его многолетних поисков в области истории культуры и эстетики. Писать статью он начал в 1935 году, к концу года был готов ее первый вариант. Руководство Института социальных исследований приняло решение опубликовать ее во французском переводе, так как Беньямин находился в это время во Франции, и эта публикация могла бы улучшить его положение в интеллектуальных кругах. Французский текст был напечатан в первом номере журнала "Zeitschrift fьr Sozialforschung" за 1936 год.

Беньямин продолжал работу над текстом: он создал по крайней мере еще две редакции статьи (вторая редакция была обнаружена недавно, см. GS 7. 1, 350-384*, редакция, в течение долгого времени считавшаяся второй, была, таким образом, на самом деле третьей). Летом 1936 г. Беньямин предпринял попытку. опубликовать немецкий текст

* Здесь и далее этим сокращением обозначается издание: Benjamin W. Gesammelte Schriften. Frankfurt a. M., 1972-1989 с указанием тома (и части) и страниц.


в прокоммунистическом эмигрантском журнале "Das Wort", в редакцию которого входили Б. Брехт, Л. Фейхтвангер, В. Бредель (первый его номер вышел в июле 1936 года в Москве). Беньямин очень рассчитывал на поддержку Брехта, не подозревая, что тот крайне негативно отнесся к его сочинению, в особенности к столь дорогой для Беньямина концепции ауры; в рабочем дневнике Брехта сохранился краткий уничтожающий отзыв: "все это мистика... в таком виде подается материалистический взгляд на историю. Это достаточно ужасно" (Brecht В. Werke. - Berlin; Weimar; Frankfurt a. M., 1994, Bd. 26, S. 315). Формально работа Беньямина была отклонена из-за слишком большого объема. Надежды Беньямина на сочувствие русских теоретиков искусства (например, С. Третьякова, контакт с которым он попытался установить) также оказались тщетными. Несмотря на неудачи, Беньямин продолжал работу над текстом по крайней мере до 1938 года, и, возможно, позднее. На немецком языке работа впервые была опубликована лишь в 1955 году. Перевод сделан с последней редакции текста (GS 1. 2, 471-508).

1) И. Г. Мерк (Merck, 1741-1791)-писатель, критик и журналист, один из представителей движения "Бури и натиска" (см. также очерк "Гете").

2) А. Ганс (1889-1981) - французский кинорежиссер, внесший вклад в развитие изобразительных средств киноискусства; известен фильмами "Колесо" (1923), "Наполеон" (1927, звуковой вариант - 1934).

3) Венские искусствоведы Алоис Ригль (Riegl,
1858-1905), автор книги "Позднеримская индустрия искусства", и Франк Викхоф (Wickhoff, 1853-


1909) получили известность как исследователи христианского искусства позднеримского времени.

4)Grimme H. Das Rдtsel der Sixtinischen Madonna. - Zeitschrift fьr bildende Kunst, 1922, Bd. 57.

5) Эжен Атже (Atget, 1856-1927) - французский фотограф, см. о нем в "Краткой истории фотографии" Беньямина.

6) А. Арну (1884-1973) - французский писатель,
принявший участие в создание ряда фильмов, из
давал посвященный кино журнал "Pour vous".

7) Фильмы Ч. Чаплина, снятые в 1923 и 1925
годах.

8) Франц Верфель (Werfel, 1890-1945)- австрийский писатель, примыкавший первоначально к экспрессионизму и отошедший затем к исторической прозе. Макс Рейнхардт (Reinhardt, 1873-1943) -немецкий актер и режиссер; поставленная им в 1935 году в США картина "Сон в летнюю ночь" несла на себе явные следы его театральных постановок.

9) Цитируется по русскому оригиналу ("Кинорежиссер и киноматериал"): Собр. соч. в 3-х тт. -М., 1974, т. 1, с. 121.

10) Термин эстетики Гегеля.

11) Фильм Дзиги Вертова снят в 1934 г. Йорис Ивенс (Ivens, 1898-1989) - нидерландский кинорежиссер и оператор, автор социально-критических и антифашистских фильмов. Его фильм "Песнь о героях" (1932) посвящен Магнитке. "Боринаж" (1933) рассказывает о бельгийских шахтерах.

12) Беньямин пользуется доступным ему в Париже французским переводом книги путевых заметок О. Хаксли "По ту сторону Мексиканского залива", оригинал: Huxsley A. Beyond the Mexique bay. - London, 1934, p. 274-276.


13) Ганс Арп (Arp, 1887-1966) - немецкий художник и поэт, дадаист, а позднее - сюрреалист; Август Штрамм (Stramm, 1874-1915) - немецкий поэт, один из наиболее ярких представителей экспрессионизма; Андре Дерен (Derain, 1880-1954) - французский художник, представитель фовизма.

14) Жорж Дюамель (1884-1966) - французский писатель, пацифист и критик современной технической цивилизации.

15) "Пусть погибнет мир, но торжествует искусство": Беньямин переиначивает известное латинское изречение (считается, что оно было девизом императора Фердинанда I) fiat justifia - pereat mundus "пусть погибнет мир, но торжествует правосудие.