ТЕМАТИКА РЕФЕРАТОВ И ДОКЛАДОВ

Занятие 2. Самобытность русской культуры

1. Историософские представления в Средневековой Руси; вопросы российской культуры и истории в идеологии просветительства.

2. Западники и славянофилы о путях развития России.

3. Россия в мировом культурном пространстве: концепции Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, А.А. Богданова,
Л.Н. Гумилева; теория пролетарской культуры; евразийство.

4. Феномен российской ментальности. Начала политической культуры России.

Литература

Бердяев А.Н. Судьба России. - М., 1990.

Введение в историю русской культуры (теоретический очерк). - М., 1994.

Вехи: сборник статей о русской интеллигенции. - М., 1990.

Возрождение культуры России: истоки и современности. Вып. 1. - СПб., 1993.

Гумилев Л.Н. От Руси до России. - СПб., 1992.

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. - М., 1983.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. - СПб., 1996.

Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Мыслители Киевской Руси. - Киев, 1987.

Ильин И. Родина. Русская философия. Православная культура. - М., 1992.

История культуры России. - М., 1993.

Ключевский В.О. Лекции по русской историографии. В 9 тт. - М., 1989.

Ленин В.И. О пролетарской культуре // Полн. собр. соч. Т. 45.

Леонтьев К.Н. Цветущая сложность. - СПб., 1991.

Лихачев Д.С. Заметки о русском. - М., 1984.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. - СПб., 1994.

Марков А.П. Отечественная культура как предмет культурологии. - СПб., 1996.

О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. - М., 1990.

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. - М., 1992.

Решетников М.М. Российская ментальность. - СПб., 1996.

Россия глазами русского. Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. - СПб., 1991.

Русская душа. - М., 1994.

Русская идея. - М., 1990.

Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? - СПб.,1994.

Сикевич З.В. Русские: образ народа. - СПб., 1996.

Уткин А.И. Россия и Запад: история цивилизаций. - М., 2000.

Федотов Г.П. Судьба и грехи России. - СПб., 1991.

Философия истории в России. - М., 1996.

Чаадаев П.Я. Цена веков. - М., 1991.

Сравнение западной и русской культур у П.Я. Чаадаева.

Споры о «русской идее» в современной российской публицистике.

Культурологические взгляды западников.

Идея культуры в историософии славянофилов.

Россия и Запад в концепции Н.Я. Данилевского.

В.С. Соловьев об исторической миссии России.

Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский о русском человеке и путях развития России.

«Византизм» К.Н. Леонтьева.

Культурные достижения российской эмиграции: 1920–50-е гг.

Теория и практика «культурной революции» в СССР.

Деятели русской культуры – нобелевские лауреаты (анализ творчества, общественных позиций).

Проблема «вестернизации» российской культуры.

Историософские представления в Средневековой Руси.Христианизация способствовала вовлечению Руси в общемировой культурный процесс, приобщила ее к духовным ценностям античной и западноевропейской цивилизации. Из средневековой христианской историографии были восприняты идеи о возникновении, устройстве и развитии мира, о человеческой истории, управляемой божественным промыслом. Уже в «Повести временных лет» Древняя Русь органично включена во всемирный процесс – на основании ветхозаветной легенды о разделении всей земли между сыновьями Ноя, славянство вместе другими европейскими народами попадает во владение к Иафету. Однако в западноевропейских средневековых историософских концепциях восточнославянский регион упоминается не часто и ему отводится периферийное место в мировом культурном пространстве.

Только в период культурного подъема Руси на рубеже XV-XVI веков, связанного с освобождением от монголо-татарского господства и формированием централизованного Московского государства, что хронологически совпадает с падением Константинополя (1453 г.), складываются концепции, пересматривающие роль Руси во всемирной истории. Одна из наиболее значительных теорий этого времени получила название «Москва – третий Рим». Сформулированная, предположительно, в период правления Василия III, она пыталась обосновать претензии Московского государства на приоритетное положение среди европейских народов. Русь объявлялась преемницей Византии: два Рима (второй – Константинополь) пали, отступив от истинной веры, и теперь только Москва как хранительница духа православия может называться «третьим Римом». В «Сказании о Вавилоне–граде» предшественниками Москвы названы Константинополь и Вавилон, а в «Сказаниях о князьях Владимирских» идея связи с Римом возрождается вновь в попытке проследить родословную Рюрика от императора Августа. В разные периоды развития древнерусского государства преобладающей была какая-либо одна концепция (так, в раннем Московском государстве необходимо было представить Русь преемницей Византии, отсюда распространение идеи «Москва – третий Рим», а в послетатарский период для сближения с Западом искали подтверждения связей с Римской империей, в связи с чем в правление Ивана Грозного настаивали на римских «корнях» Рюрика), но всех их объединяет принцип провиденциализма, согласно которому в основании всемирной истории лежит Ветхий Завет, а сама она управляется Богом.

В период петровской Руси Москва теряет статус столицы, ориентация на Запад становится государственной политикой и необходимость в теориях, связывающих Москву с Римом и Византией отпадает. Среди единомышленников Петра, в так называемой «ученой дружине» (Ф. Прокопович, Г. Бужинский, Д. Кантемир, В.Н. Татищев и др.) складываются новые историософские представления, общая направленность которых характеризуется стремлением теоретически обосновать абсолютистский строй и важность петровских реформ, повернувших Россию на путь европеизации. В «Духовном регламенте» Ф. Прокоповича утверждается идея просвещенной монархии и выдвигается требование устранить церковную автономию и ликвидировать патриаршество. Обращаясь к истории человечества, он пытается найти доказательства превосходства монархии над всеми другими формами правления, поскольку лишь при ней достижима «всенародная польза». В соответствии с просветительскими традициями, среди разнообразных, присущих совершенному человеку качеств, Ф. Прокопович выделяет разум.

Основываясь на теории исторического круговорота, определяет место России среди других цивилизаций Г. Бужинский – по его мнению, лидирующее положение в мировом культурном процессе переходит от одного народа к другому и нынешняя Россия имеет право на него претендовать.

Наибольший интерес в теоретических построениях «ученой дружины» представляют историософские воззрения родоначальника российской исторической науки В.Н. Татищева. Его концепция «всемирного просвещения» близка идеям французских мыслителей XVIII века, теориям естественного права и естественного закона. Разделяя историю культурного развития общества на три этапа – создание письменности, пришествие Христа, книгопечатание – Татищев утверждает, что именно с создания письменности было начато «первое просвещение ума», что означало для человечества выход из состояния невежества и дикости. А поскольку у славян письменность имеет древнее происхождение, то Русь издавна приобщена к всемирному просвещению. Следующий этап был связан с принятием христианства, воздействие которого в целом было благотворным, хотя Татищев и осуждает католическую церковь за преследование ученых и сожжение книг. С началом книгопечатания мировая цивилизация неуклонно движется по пути умственного прогресса и здесь особенно значительна роль России, в которой книгопечатание началось одновременно с западными странами. В историософии Татищева прослеживается идея единства мировой культуры в ее направленности к прогрессу. В этом процессе Россия не является лишь пассивной воспреемницей культурных достижений Запада – она наравне с европейскими народами участвует во всемирном просвещении и вносит в него ощутимый вклад.

Вслед за Татищевым историософскую тему продолжает развивать
М.В. Ломоносов, который исходит из признания равноценности культур – по его убеждению, раннее появление на исторической арене какого-либо народа еще не свидетельствует о его культурном превосходстве. Исторический процесс динамичен, на смену одним цивилизациям приходят другие и каждый народ имеет возможность приобщаться к мировой истории и воздействовать на нее, при этом долг России – служить культурному сближению западной и восточной цивилизаций.

Событием огромного культурного значения было опубликование «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, в которой большое внимание уделяется исследованию культурно-исторических связей и контактов России с западноевропейскими странами. Вместе с тем, автор высказал сомнение в исторической оправданности петровских реформ, критически оценивал путь европеизации.

В начале XIX века после победы в войне с Наполеоном, в ожидания гражданских свобод и атмосфере общего подъема национального духа особенно остро встал вопрос о дальнейшей судьбе России, ее роли в мировой истории. Философское осмысление эта проблема получила в 30-40-е годы в полемической борьбе двух противоположно ориентированных идейных группировок русских мыслителей – так называемых западников и славянофилов. Спор между ними велся по многим проблемам, среди которых главными были вопросы о географическом определении России, ее прошлом и культурно-историческом предназначении в будущем. Следует отметить, что самобытная культурфилософская мысль в России сложилась под влиянием немецкого идеализма: в историософской концепции Г.В.Ф. Гегеля мировая история представлена как чередование разных типов цивилизаций, среди которых Россия не занимает сколько-нибудь заметного места, а славянство в целом не относится к народам, способным влиять на всемирный процесс. С одной стороны, это оскорбляло национальную гордость, побуждая активно искать опровержения, с другой – приводило к мысли о неизбежной смене германского духовного господства каким-либо иным, возможно, славянским, тем более, что другой немецкий философ – Ф. Шеллинг утверждал, что со временем каждый народ сможет претендовать на ведущее положение в мировой культуре.

Если внешним импульсом для поисков специфики «русского пути» были концепции западноевропейской философии, то внутренним поводом для широкого обсуждения этой темы стали «Философические письма» П.Я. Чаадаева. Связывая прогресс европейской цивилизации с католицизмом, он видел в византийском православии причину культурной отсталости России. Для Чаадаева русская история вообще лишена смысла, Россия не внесла никакого вклада в мировой цивилизационный процесс, в ее социальной жизни царят невежество, рабство и произвол. В то же время Чаадаев считал русский народ исключительным по своим духовно-нравственным качествам и был убежден, что в будущем именно он разрешит проблемы, стоящие перед Западом.

На этих основаниях сформировалась идеология славянофильства, в которой впервые, по определению Н.А. Бердяева, был поставлен вопрос о сущности и историческом призвании России. Впоследствии стало традицией связывать со славянофильством зарождение самостоятельной отечественной философии и считать И.В. Киреевского и А.С. Хомякова первыми оригинальными национальными мыслителями, в учениях которых нашла свое теоретическое оформление «русская идея», в рамках которой уже второе столетие решается историческая судьба России.

Как культурно-историческое направление славянофильство сложилось в первой трети XIX века и представляло собой совокупность философских, богословских, социально-политических и эстетических воззрений ряда русских мыслителей – И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, Ю.Ф. Самарина, И.С. Аксакова и др. Термин «славянофильство» достаточно условен и интерпретируется как приверженность русской старине и традициям. Сами же представители этого движения предпочитали называть себя «самобытниками», «туземниками», либо «славяно-христианским направлением». Первоначально идеи славянофильства складывались в кружке московского «Общества любомудров», в который входили также Д. Веневитинов и В.Ф. Одоевский. Всех их объединяло занятие литературной деятельностью и общий интерес к философии Гегеля и Шеллинга. Немало общего было у любомудров и с группой дворянской интеллигенции, позднее получившей название «западников». Европейски образованные, критически относящиеся к современной им социокультурной ситуации в России, они, однако, по-разному оценивали ее прошлое и расходились во взглядах на ее будущее. Впоследствии между ними произошло окончательное идейное размежевание, а обсуждаемые вопросы решались в острой дискуссионной форме, причем обе стороны занимали непримиримые позиции по отношению к друг другу.

Славянофилы, критически оценивая петровские преобразования, требовали отказа от политики европеизации, подчеркивали национальное своеобразие России. По их убеждению, реформы Петра I привели к расколу нации, к разрушению прежней целостности русской культуры на две противоположные сферы. Одна из них, представленная русским народом, выражает сущность Руси патриархальной и берет начало со времен Киевского государства; другая, дворянская – европеизирована и оторвана от национальных корней. Анализируя состояние западной цивилизации, славянофилы пришли к выводу, что она находится в глубоком кризисе, ее гибель неизбежна, поэтому прозападническая политика неминуемо заставит Россию повторить судьбу Европы. Свое предназначение представители славянофильства видели в философском обосновании особого «русского пути» и выявлении исконно русских начал национальной жизни и истории, которыми они считали православие и патриархальную общину. Они высказали мысль о якобы негосударственности русского народа, аполитичности русского человека, якобы считающего всякую власть безнравственной, тяжелое бремя которой вынуждены нести правители. Основа нашей национальной самобытности заключается в особых отношениях власти и народа: государство не вмешивается в дела общины, а она, в свою очередь, предоставляет ему политическое управление. В отличие от европейских государств, в основании которых лежало завоевание и насилие, Древняя Русь, по мнению славянофилов, строилась на основе добровольного союза «земли» и власти.

Другое важнейшее начало самобытности русской культуры славянофилы видели в православии, истинным хранителем которого для них был русский народ, воплотивший в своем национальном характере подлинно христианские черты – смирение, набожность, терпение и всепрощение. Славянофилы верили, что будущее страны неотделимо от православия и, обосновывая его специфику, ввели понятие соборности как свободной от социальных противоречий общности людей, объединенных христианской любовью, в которой свобода каждого проявляется в единстве всех. Историческое призвание России, ее мессианская роль заключаются в духовном обновлении европейской цивилизации путем внесения в ее культуру «живительных начал», присущих российской самобытности.

В противоположность славянофильству, западники (Т.Н. Грановский, В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев и др.) утверждали, что истинная история российского государства начинается с Петра I. В прошлом России они не усматривали никаких испульсов для ее движения по пути прогресса и считали европейскую цивилизацию единственной, безальтернативной моделью развития для отсталых народов. Однако западники не отрицали полностью специфики России – как отмечал К.Д. Кавелин, европейский путь представляет собой путь экономически и духовно независимых единиц, а в России, не знавшей городской и цеховой жизни Запада, доминирует община, поэтому надо брать не готовые результаты европейской культуры, а создавать у себя предпосылки для формирования политических и духовных институтов, подобных западным.

Одна из наиболее значительных концепций западничества – «русский социализм» А.И. Герцена. Отвергая представление о линейном характере общественного прогресса, Герцен выдвигает идею многовариантности исторического процесса, ищет закономерности и общность в развитии национальных культурно–исторических типов. Разработанные на Западе идеалы социализма он считает возможным осуществить именно в России, так как недостаточное развитие института частной собственности и существование патриархальной крестьянской общины, представляющей собой «зародыш» социалистических общественных отношений, поможет России миновать стадию капитализма. ­Переход на новый цивилизационный уровень ­возможен путем социальной ре­волюции, являющейся одним из моментов ­общеисторической эволюции.­

Из среды западников выделилось революционно-демократическое направление, главным идеологом которого был Н.Г. Чернышевский. Наряду с декабризмом, народничеством и марксизмом, это движение относится к революционному радикализму в России. Культура радикализма характеризуется революционаризмом мышления – эволюционному пути развития общества, реформаторской деятельности уделяется мало внимания, основным средством общественного прогресса признается революция, которая в идеологии радикализма из средства социального преобразования превращается в главную цель. При этом отрицаются преемственные культурные связи с прошлым, преобладают анархистские и нигилистические тенденции.

Культурологическое наследие славянофильства оказало во многом определяющее воздействие на историософские концепции русской религиозно-идеалистической философии второй половины XIX века. Н.Я. Данилевский в своей знаменитой книге «Россия и Европа», предвосхитившей теорию О. Шпенглера, негативно оценивает западные влияния на отечественную культуру и отмечает враждебность Европы по отношению к России. Констатируя кризисное состояние европейской цивилизации, Данилевский обосновывает необходимость духовной гегемонии славянства, которое должно образовать новый культурно-исторический тип. Целью русской политики будет являться борьба с Западом и создание всеславянского союза во главе с Россией как обязательное условие спасения самобытной русской цивилизации и единственная возможность ее плодотворного развития.

Продолжателем идей Н.Я. Данилевского стал один из наиболее загадочных и противоречивых философов XIX века, в прошлом врач – К.Н. Леонтьев. В основании его философии истории лежит мысль о смертности культур. Каждый культурно-исторический тип представляет собой социальный организм, проходящий ряд стадий в своей эволюции. На этапе «первоначальной простоты» складываются его политические формы, причем аристократическая доминирует; кульминация его развития – «цветущая сложность», а стадия «упрощения» олицетворяет собой старость. Предел существования организма – от 800 до 1200 лет, после чего он погибает. Это ощущение трагизма истории, осознание неизбежности ее конца определило и резко критическое отношение Леонтьева к идее исторического оптимизма. «Цветущая сложность» западной цивилизации основывалась на сосуществовании множества начал: это византийское христианство, германское рыцарство, греческая философия и римское право. Современный Запад вступил в последнюю стадию своего развития – в результате победы буржуазии повсюду утвердилось однообразие и стандарт, появился средний тип европейца. Однообразие для Леонтьева означает смерть культуры, что он и предрекает Западу в своих пророчествах. Россия должна воспротивиться западным влияниям, «устоять в своей отдельности», для чего философ предлагает «заморозить» ее развитие и таким образом спасти русскую культуру. Назначение России он видит в том, чтобы она положила предел «раковой опухоли» прогресса и создала новую цивилизацию на основе византийского православия. Вместо панславизма Н.Я. Данилевского, согласно которому Россия выступает авангардом всех славянских народов, К.Н. Леонтьев возрождает идею византизма, стоящего на четырех основаниях: это монархия, одухотворенная православием, независимая церковь, поэтический быт и наука, которая «должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе». Эволюция мировоззрения Леонтьева завершилась идеей личного спасения, которую философ реализовал, приняв монашество.

На религиозной основе строится и «русская идея» в философии
В.С. Соловьева –первого отечественного философа, чьи работы вызвали интерес в Европе. В его философской системе органично сочетались элементы неоплатонизма и академической философии XIX в. Уже в ранних своих сочинениях В.С. Соловьёв заявил о необходимости заменить зашедшую в тупик позитивистскую философию новым синтетическим типом знания, в котором достижения диалектики Нового времени сочетались бы с «богоделанием» – творческой реализацией божественного принципа и его воплощением в эмпирической действительности. Иными словами, он требовал преобразования принципов философствования. Его собственная религиозно-философская доктрина обосновывала эту систему «цельного знания». Одно из основных положений философской доктрины Соловьева – идея всеединства как синтеза культур. Смысл существования России Соловьев видит в том, что она должна совершить «подвиг национального самоотречения», преодолеть «национальный эгоизм», что означает слияние русской православной церкви с католической путем подчинения русского государства («царственной власти Сына») авторитету Вселенской церкви. Во многом разделяя славянофильскую идею аутентичности «русского пути» развития, философ полагал необходимым духовный и интеллектуальный союз Востока и Запада, что выразилось в его проекте создания «вселенской Церкви», объединяющей всё человечество.

Поздние работы В.С. Соловьёва посвящены «оправданию добра» – универсальному синтезу рационального и мистического типов мышления с позиций христианской этики. В самой человеческой природе он усматривал некие естественные основания нравственности, на которых основывается универсальный нравственный идеал, реализуемый в истории человечества.

В учениях многих русских теоретиков культуры проблема человека, смысла его жизни и предназначения в этом мире занимают ключевое положение. Среди философских учений, важнейшее место в которых принадлежит человеку, выделяются учения русских религиозных философов. Тот же
В.С. Соловьёв выступал с острой критикой уголовного права. Такая критика вызвала возражения у Б.Н. Чичерина, который выстраивал свои доводы на основе фактов, принципов юриспруденции и логических рассуждений.

Среди положений В.С. Соловьёва, занимавших принципиально важное место в его гуманистическом мировоззрении, было непринятие чрезмерного наказания преступников, поскольку любая кара, по его мнению, противоречит нравственности. Мыслитель пишет: "Сущность права состоит из двух нравственных интересов: личной свободы и общего блага… последний интерес может только ограничивать первый, но ни в каком случае не упразднять его… Поэтому меры против преступника никак не могут доходить до лишения его жизни или до отнятия у него свободы навсегда" («Нравственность и право»). Грешников, полагает он, следует исправлять, а не судить. В данном вопросе о наказании философ стремится распространить идею бесконечного добра на все сферы общественной жизни, в том числе и на правовую: "Из безусловного и всеобъемлющего свойства добра можно заключать только, что ему, добру, не полагается никаких границ в его осуществлении…".

Тем не менее в других своих положениях В.С. Соловьёв допускает наказание, но в нём он видит проявление деятельного человеколюбия, законное, принудительное применение злой воли как на благо общества, так и на благо самого правонарушителя. Он убеждён в том, что наказание повлияет положительно на нравственное развитие преступника, поскольку считает, что тот после наказания никогда не совершит злодеяния. Как мы видим, центральной фигурой в соловьевском учении был человек, чьё духовное развитие определялось как приоритетное и придающее вечный смысл его бытию. Такое положение было обусловлено историческим опытом русского народа, который придавал первостепенное значение высоконравственной жизни и спасению человеческой души.

В дохристианской Руси осознание сути человека происходило в основном через призму родовых отношений, в системе которых его значимость мыслилась только посредством принадлежности индивида к роду. Доминирующие установки, принципы и традиции в общине были направлены на коллективную, а не личностную идентификацию в социокультурном пространстве. Самого же понимания человека как персоны в роду не могло быть в принципе, ибо, согласно оценке ведущего палеопсихолога К.Г. Юнга, "…всемогущая коллективная установка создала… невозможность всякой объективной психологической оценки индивидуальных различий, равно как и вообще научного объективирования индивидуально психологических процессов".

Но всё-таки человек всегда оставался частью рода, воспринимался через призму кровных связей как предельная ценность, незаменимая основа для продолжения жизни рода. Радикальное изменение в понимании человека как ценности внесло христианство, которое было призвано обеспечить новое единение людей, причём не на родоплеменном, а на государственном уровне. Отличительной чертой такого сплочения стало отношение к человеку как к божественному творению, своего рода «храму Божьему". "Когда духовный мир получил такое господство над внешним материальным миром, тогда человеческая личность должна была получить великое, святое значение, которого прежде не имела", – писал видный русский юрист К.Д. Кавелин («Взгляд на юридический быт древней Руси»).

Скажем, если в языческой среде убийство или воровство рассматривались в качестве злодеяния против другого человека как отдельного субъекта, то христианство заставило взглянуть на преступление как на акт, направленный против души самого злоумышленника. С момента принятия христианства за преступные действия человек стал "наказываться правосудием во имя Божие". В известном памятнике древнерусской книжности – "Поучении…" Владимира Мономаха декларирована такая установка: "Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его…". В данном случае мы видим принципиально иной подход к жизни людей, в том числе и упавших в пропасть греха. Любая жизнь дорога, поскольку в ней человек обретает спасение, и каждый миг бытия обладает огромной ценностью, ибо во всякое мгновение, даже если это и произошло перед самой кончиной человека, тот может чистосердечно раскаяться и обратиться к Богу. Хотя на практике тот же Мономах ставит себе в заслугу не только массовые убийства врагов Руси на поле брани, но и бессудные казни заложников и даже организацию вероломных покушений на наиболее опасных, для русских, половецких ханов. Таким образом, параллельно с евангельской действовала и ветхозаветная мораль с ее постулатами «око за око» и т.д.

Как бы там ни было, в рамках христианской цивилизации жизнь человека приобретает наиважнейшую ценность, поскольку в ней он постигает новый онтологический уровень: без земной жизни, по убеждениям многих русских людей, нельзя спастись духовно, ибо временная жизнь дана человеку ради обретения им вневременного своего бытия. В конце XIX и начале ХХ столетий, когда в России наряду с религиозной мыслью получила особенно интенсивное развитие философия, постижение жизни человека как одной из высших ценностей стало центральным в учениях ряда русских философов. Для современной России, стремящейся построить правовое общество, необходимо также учитывать, что без возрождения восприятия жизни человека в качестве главнейшей ценности всякие попытки развить правосознание российского народа окажутся неудачными.

Острая идейная борьба между западниками и славянофилами, изменяя свою форму и пополняя новыми именами ряды приверженцев как западнической ориентации, так и особого «русского пути», не прекращалась на всем протяжении XIX столетия. В начале ХХ века ее завершила социалистическая революция, воплотившая западническую по существу идею построения социализма.

В 1903 г. на II съезде РСДРП оформилось такое сложное явление русской и мировой культуры, как большевизм, в первую очередь связанное с деятельностью В.И. Ленина. До недавнего времени большевизм рассматривался как высший этап в социально-политическом и духовном развитии России; современная оценка этого феномена еще далека от однозначности и
допускает различные, нередко противоположные толкования. В основе большевистской идеологии лежало учение марксизма, согласно которому близящийся кризис капитализма неминуемо должен привести к смене общественно-экономической формации. На основе анализа экономического и политического состояния ряда ведущих государств Западной Европы В.И. Ленин доказывал, что современный капитализм уже вступил в свою последнюю стадию – империализм, что свидетельствует о кануне социалистической революции. В отличие от европейских марксистов, Ленин утверждал, что именно Россия как самое слабое звено в цепи империалистических стран начнет мировую революцию и построит первое в мире социалистическое государство.

Типологизируя культуру на буржуазную и народную, Ленин разработал учение о пролетарской культуре, отрицающей религиозные, нравственные и эстетические идеалы буржуазного общества. Видные деятели партии (А.В. Луначарский, А.А. Богданов и др.) выступили инициаторами движения «Пролеткульт», не признающего преемственность по отношению к культурному наследию прошлого. В результате надолго прервалась связь с духовными традициями отечественной культуры, насаждалась государственная политика культурного изоляционизма, сформировался тоталитарный тип культуры, подвергалась репрессиям интеллигенция. В 1922 г. по указанию Ленина из страны были высланы многие выдающиеся деятели русской культуры и искусства, в том числе такие мыслители, как Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Л.П. Карсавин и др., творчество которых сегодня объединяется понятием «философия русского послеоктябрьского зарубежья». Центральное место в их философских размышлениях занимали проблемы Бога, человека, культурно-исторического предназначения России.

Один из наиболее крупных мыслителей этого этапа развития отечественной философии Н.А. Бердяев пришел к «русской идее» через увлечение марксизмом и его преодоление. Для его творчества характерна связь общефилософских построений с идеей особой миссии России и ее культуры в современном мире. Основным для Бердяева является вопрос о смысле существования человека и, следовательно, проблема статуса его бытия. Он решает эти вопросы через утверждение нашей богочеловеческой природы. Ее божественная часть представлена активным и творческим началом духа. Осмысленное взаимодействие субъектов с миром, этим царством необходимости, порабощающим дух, рассматривается им в персоналистском ключе, как направленность духа на себя, на самопознание. С этим связана отрицательная оценка философом внешних форм взаимодействия людей, господства коллектива, нивелирующего личность, и его высшей формы – государства.

Историософская модель Бердяева рассматривает современный мир как результат деградации христианской культуры. Христианство, внесшее в мировую культуру импульс свободы и стремление к высшему божественному идеалу, постепенно развилось в религию покорности и принуждения. Позже в европейском гуманизме произошла подмена целей и средств, в центр бытия было поставлено вторичное, материально-природное, «техническое» начало человека. Этот процесс Бердяев называет дегуманизацией человека, которая может быть преодолена лишь через построение новой христианской общности людей. И в этом ключевую роль призвана сыграть Россия.

Русская культура, являясь взаимодействием изначально присущей ей самой соборности с западной цивилизацией (духовной общности людей в противовес коллективизму), противоречива и подвижна. Русскому духу свойственна врожденная религиозность, способная реализовать себя в самых парадоксальных ситуациях. Так, по мнению Бердяева, русская революция была рождена взаимодействием рационально-атеистических мотивов марксизма и религиозно-мистических установок русского сознания. Именно благодаря этому коммунистическая идеология получила в России такую схожесть с религией. На этой религиозно-общинной специфике национальной культуры основывал философ свою уверенность в преодолении общемирового кризиса духовности и отчуждения человека.

Другую линию в развитии русской философии послереволюционного периода представляет А.А. Богданов, в своем творчестве стремившийся к синтезу марксизма и позитивизма. Ключевым для его философии является понятие организации, составляющее главную характеристику социально-исторической деятельности человека. Культуру он понимает как способы организации труда, познания и общения. Ее достижения предназначены для всеобщего применения человеческими коллективами.

Генеральная линия развития человечества состоит в движении от неорганизованности, выражающейся в войнах, классовой борьбе, безработице, растрате капиталов, к построению «рационального общества» на научных основах. В качестве такой научной основы предлагается созданная им всеобщая организационная наука – тектология. Являясь высшей формой философии, тектология должна будет объединить собой все науки в их применении к практике.

Интересен анализ Богдановым перспектив развития мирового капитализма. Преодоление буржуазной действительности пока невозможно, но в самой системе капитализма будет возрастать роль управляющей элиты из числа научной и инженерной интеллигенции, что даст эффект большей разумности и управляемости общества. Эти идеи Богданова предвосхищают появившииеся позднее на Западе концепции постиндустриального общества, так же видящие в научно-технической революции залог социального переустройства.

Важное место в русской духовной культуре принадлежит евразийству –философскому направлению и политической доктрине, возникшей в начале 20-х годов XX века в среде русской эмиграции. Наиболее серьезный вклад в евразийскую идеологию внесли П.Н. Савицкий, князь Н.С. Трубецкой,
Н.Н. Алексеев, Г.В. Вернадский, чьи работы составили политико-культурно-правовую основу евразийского учения. Евразийская философия формировалась как радикально восточная, представляющая положительный полюс Востока, в отличие от романо-германского Запада, к которому евразийцы испытывали неприятие и отчуждение. Традиционная для русской интеллигенции ориентация на Запад, отождествляемый с Европой, должна смениться, по мнению евразийцев, осознанием России как самодостаточного «полюса» – Евразии, сочетающего в себе как Запад, так в равной мере и Восток. Не славянство, и тем более не мифическая принадлежность к Европе, определяют цивилизационную специфику России, а общая судьба с восточно-евразийскими этносами. Одновременное присутствие европейских и азиатских элементов детерминирует и особый исторический путь России и, в первую очередь, ее национально-государственную программу. Осознание этого факта было затруднено в течение длительного времени, поскольку западная цивилизация, ставящая на первое место индивидуализм, конкуренцию, технический прогресс и потребительские ценности, сумела навязать свой путь или хотя бы идеал этого пути значительной части человечества. Значительный удар по представлениям о моральном и техническом превосходстве Европы – европоцентризму нанес П.Н. Савицкий, разрабатывавший географические и геополитические аспекты теории евразийства. По его мнению, универсальной модели развития человечества не существует в силу многообразия ландшафтов Земли. Пространство решающим образом влияет на возникновение национальных культур и государств. Константы, задаваемые историческому пути народа его географическим положением (тип экономики, своеобразие государственных институтов, языка, религии и в целом мироощущения) не сводимы к их роли в ту или иную историческую эпоху. Так, Россия и в облике царской империи, и в виде демократической Российской Федерации, выполняет роль центра интеграционных процессов Центральной Евразии. «Пространственное мышление» евразийцев противостоит европейскому временному с его низшими и высшими формами развития, цивилизованными и «отсталыми» народами. Речь идёт об идеократическом государстве, в котором, по мысли евразийцев, сильная государственность и эффективное хозяйство должны служить средством достижения высших идеалов. Россия, как держава, выполняет особую историческую миссию, которая на разных этапах по-разному осмысливалась и интерпретировалась. Идеократизм российской государственности равным образом проявлялся и в средневековой Руси, воспринимавшей себя как последний оплот православного христианства («Третий Рим»), и в СССР, через противостояние Западу в целом, и капитализму, в частности.

Среди современных историософских концепций, близких евразийству, особенной популярностью пользуется теория пассионарности Л.Н. Гумилева. В целом разделяя основные положения концепции культурно-исторических типов, он полагает недостаточно убедительными предлагавшиеся ранее объяснения причин периодической смены народов и культур на арене всемирной истории. По его мнению, должен быть некий фактор «X», объясняющий начальный момент любого этногенеза (народообразования). С этой целью он вводит понятие пассионарности(буквально «страстности») – избыточной энергии живого вещества (открытой В.И. Вернадским), которая накапливается в человеческих особях в результате генетических микромутаций. Историческим и социальным последствием этого процесса является появление людей с повышенной тягой к инновационной деятельности, образующих в оригинальном ландшафте новый этнос. Все исторические цивилизации имели в своей основе этот биологический фактор, со своей особой динамикой, параллельной социальным факторам. По схеме Гумилева, любой этногенез под воздействием энтропии движется из начальной точки (пассионарного взрыва) через ряд фаз к финальной стадии своего исторического бытия (реликтовое состояние). В начальные эпохи идет постоянный рост числа пассионариев, благодаря чему происходят завоевания, формируются империи. Наступает «век героев», где господствует императив «будь тем, кем ты должен быть» и от которого остаются потомкам сказания и мифы. Постоянный рост пассионариев внутри социума, после завершения активных завоеваний, приводит к их столкновению между собой в череде гражданских войн под религиозными и политическими лозунгами (действует императив «будь самим собой»). Эти фазы («перегрев» и «надлом») приводят к массовой гибели пассионариев, и, как следствие, к стабилизации общества после эпохи смут. В последующий период всеобщих надежд на благополучие этнос живет уже по инерции, растрачивая остатки пассионарности. Именно на это время приходятся расцвет культуры и материальное благополучие. Главенствующим стремлением инерционной фазы является поклонение кумирам – «будь как я». Это век «золотой середины», т.е. посредственности. Финал этногенеза наступает, когда пассионарии исчезают и на их место приходят субпассионарии, люди с уровнем энергии ниже необходимого для жизни в цивилизованном коллективе и императивом «будь как мы». Вслед за разрушением общественной системы, построенной предками, распадом империи и уничтожением ее культуры, наступает природное равновесие, некогда нарушенное пассионарным взрывом, следует реликтовая фаза, характеризующаяся равновесием с природной средой и забвением истории. Описанный цикл этногенеза занимает по времени в среднем около 1500 лет.

Л.Н. Гумилев считал, что в России пассионарный взрыв произошел на 500 лет позже Европы (в XIII в.). Поэтому до тех пор, пока она не дойдет до инерционной фазы, она не сможет добиться характерного для европейцев уровня культуры и благосостояния, несмотря ни на какие заимствования с Запада.

Концепции евразийцев, включая их идейного наследника Л.Н. Гумилева, подвергаются аргументированной критике со стороны большинства представителей академической науки и других направлений философии – за преувеличение одних фактов исторического развития и замалчивание, игнорирование других; в связи с элементом определенной конфронтации, противопоставления России и передовых в культурно-технологическом отношении цивилизаций Запада и того же Востока. Как видно, и в евразийстве, и современных вариантах либерально-западнической идеологии содержатся доли относительной истины о путях развития русской культуры.

Феномен российской ментальности. Обозревая многообразие человеческих культур, нельзя не задаться вопросом: почему различные народы концентрируют свое внимание на различных предметах реальности, а другие вещи проходят для них как бы незамеченными? Почему, находясь в условиях приблизительно одинаковых (этнических и природных, как, скажем, Россия и Польша) культуры столь разнятся? Почему, несмотря на различные исторические трансформации, в действиях наших соотечественников в различные исторические эпохи мы узнаем действия русских, а не англичан или китайцев?

В наше время всеобщей унификации и стандартизации образцов мышления во всем мире, которая находит свое выражение в однообразных системах образования, единых сетях средств массовой информации, общих экономических правилах предпринимательства, реализация многих социальных проектов наталкивается на особенности восприятия мира различными народами. Понятие менталитет или часто употребляемое и эквивалентное ему национальный ум подчеркивает различные для разных народов восприятия одних и тех же объектов реальности. Менталитет, не являясь частью материальной реальности культуры, проявляет себя в политических и социальных движениях, ценностных ориентациях, философии, языке, обыденном опыте, метафорах науки. Менталитет – глубинные структуры культуры, лежащие в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, которые определяют познавательные координаты восприятия мира. Основная функция менталитета – быть регулятором поведения больших групп людей (культур). Коротко говоря, ментальность представляет собой своего рода настрой души определенного народа или какой-то его части (социального строя).

Первое, что формирует менталитет – это природа, историко-географические рамки формирования того или другого народа.

Российская территория в ее современных границах – от Ледовитого океана до Черного моря, от Днепра до Тихого океана – долгое время оставалась на периферии мирового цивилизационного прогресса. Заселение большей части этого географического пространства древним человеком и укоренение здесь природной цивилизации относится к финалу палеолита, занимает сравнительно короткий отрезок – 30–20 тысячелетий (из нескольких сотен тысяч лет мировой истории). Например, самому древнему на территории Курской области археологическому памятнику – верхнепалеолитической стоянке охотников на мамонтов в Авдееве (Октябрьский район) около 20 тыс. лет. Последние 2–3 тысячелетия здесь происходил запоздалый и прерывистый переход к аграрной цивилизации. Собственно восточные славяне окончательно занимают территорию Восточной Европы и подчиняют своему влиянию ее иранских, финских, балтских аборигенов и скандинавских, тюркских, других пришельцев-соседей лишь во второй половине I тыс. н.э. Первое полноценное государство здесь, в основу которого лег славянский этнос, – Древнерусское с самого начала своего существования в X в. испытывает небывалое давление агрессивных соперников, на борьбу с которыми уходила львиная доля его ресурсов. Еще больше их расходовалось русскими на захват и последующую колонизацию соседних регионов Запада, а особенно Севера, Сибири, Юга; оборонительные и захватнические войны по всем возможным направлениям – с Византией, печенегами, половцами, монголо-татарами; Русско-Литовским государством, Крымско-Ногайской Ордой, Польшей, Турцией, Швецией, Германией, Францией, Англией, Японией, их различными коалициями.

С X в. Русь (с XVI–XVII вв. – Россия) в основном принадлежала христианско-православному варианту средневековой европейской цивилизации (вместе с Византией, Болгарией, Сербией, Арменией, Грузией, у которых мы заимствовали важнейшие атрибуты цивилизованного уровня жизни, начиная с религии, письменности, книжности, архитектуры и т.д.). Непосредственное соседство и интенсивные торгово-культурные обмены с восточными странами наложили серьезный отпечаток на русско-российский подтип европеизма, что позволяет некоторым философам и политикам говорить даже о смешанном – евразийском характере нашей культуры. Однако заимствование как западных, так и восточных, и северных, и южных стандартов русскими всегда носило избирательный характер. В результате историческое развитие Руси-России оказалось исключительно оригинальным. Византийская мистика христиан переплеталась здесь с иранским, славянским, скандинавским, финно-угорским вариантами язычества; вечевые традиции племенного демократизма Европы – с беспощадным деспотизмом кочевых империй Азии; рационализм, индивидуализм Запада – с интуитивизмом, коллективизмом Востока, и т.д., и т.п. Своеобразие российской цивилизации поэтому нельзя объяснить только одним каким-либо фактором (вроде татаро-монгольского ига или же петровской вестернизации), но только их совокупностью, резонансом.

Особенно важными для формирования облика России оказались ее природные условия: громадная равнина, на которой преобладает не самый благоприятный для земледелия климат. Скудные по преимуществу почвы, короткое лето, суровая зима заставляли русских крестьян затрачивать максимум и даже больше усилий, причем “всем миром”, включая женщин, детей и стариков, чтобы обеспечить свое выживание, причем как правило на минимальном уровне потребления, а то и ниже того. Знаменитое русское “Авось!” является не самой глупой квинтэссенцией той жизненной позиции, когда результат труда очень мало соотносился с его качеством, тщательностью, изощренностью. Возможные в случае удачи излишки слишком часто отнимала сама же природа в неурожайные годы или же деспотическое, зацикленное на войнах, обороне и расширении своих границ государство. Недаром наилучшим предложением для нового гимна России выступал воинский марш “Прощание славянки”. Этот менталитет русские принесли с собой и на плодородные, “райские” в климатическом отношении земли, сохраняют в редкие периоды относительно мирного сосуществования с другими народами. В русской народной лирике доминируют частотно существительные, а следовательно предметный мир постоянства, а, например, в английской – глаголы, т.е. мир деятельностный[7].

Бесконечный простор русских земель определяет одну из черт русской ментальности, отмечаемую большинством культурологов, – аморфность, избегание устойчивых форм. Слабость в России стабильных правовых норм, причем не только в период современных реформ но и в царской России, вплоть до Николая 1; позднее рождение философии, как требующей строго оформленного понятийного аппарата; синтетический язык, лишенный установленного строгого порядка слов в предложении – все это проявление данной черты русского национального образа мира. Анархичность, выражаемая и в беглых, «гулящих» людях, и в наличие казацкой вольницы требует как компенсации введения жесткого государства, проявляющего всегда склонность если не к прямой тирании, то, по крайней мере, к авторитарному правлению. Расплывчатости форм российской действительности противостоит также традиционность жизненного уклада, которая временами доходит до полного отрицания чужого и нового (некая культурная замкнутость Московии, «железный занавес» в СССР). Неоформленность, представленная как принципиальная незавершенность космоса, и необходимость творческого участия человека для исполнения божественного замысла мироздания характерны для русской философской мысли конца XIX – начала XX вв.

Эти условия из века в век консервировали сугубо экстенсивный тип хозяйства, главным образом натурального. Сказались и слишком частые перемещения масс населения с места на место (скажем, в Сибирь, далее – на Аляску, потом – в Калифорнию, затем – на Гавайи – такой путь прошли русские первопроходцы-промышленники XVIII–XIX вв. среди которых, кстати сказать, оказалось немало курян – купцов, мещан, крестьян, специализировавшихся на торговле и войнах с индейцами).

Все указанные факторы, и физико-географические, и общественно-политические, культивировали среди наших соотечественников грубо-потребительское отношение к природе; аллергию к техническим усовершенствованиям в уме русского человека (чей народный гимн был “Дубинушка”: “Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину; А наш русский мужик, коль работать невмочь, так затянет родную “Дубину” – “Эй, дубинушка, ухнем...”); вообще крайне низкий уровень его потребностей; уравнительность потребления и вообще ответственности (“круговая порука”) в семье, общине, волости; примат коллективной (общинной, государственной) собственности над частной; вынужденная экономия на всех непосредственно непроизводительных областях духовной культуры (кроме религии, чьи служители долгое время были на Руси и учеными, и философами, и литераторами, и врачами, и инженерами; когда таких специалистов стало недоставать, их приглашали из-за границы). Личная инициатива, конкуренция индивидов, фирм, профессий на рынке труда в России всегда были ослаблены. А без здорового эгоизма, даже личного авантюризма, культа частной собственности, гарантий ее неприкосновенности переход к индустриальному обществу был невозможен. Впрочем, социально-психологический конформизм в той или иной степени отличает представителей всех аграрных цивилизаций, в отличие от носителей охотничьих и скотоводческих хозяйственно-культурных типов.

На протяжении XVII–XIX вв. шел болезненный, затяжной процесс приобщения России к достижениям индустриальной цивилизации. Начавшаяся на рубеже XIX–XX столетий индустриальная модернизация страны оказалась насильственно деформирована Октябрьским переворотом, который отсек все постиндустриальные перспективы общественного развития, воздвиг “железный занавес” между СССР и остальным миром. Ленинская “электрификация всей страны”, сталинские индустриализация и коллективизация, освоение целинных земель и “покорение космоса” при Н.С. Хрущеве, “построение развитого социализма” при Л.И. Брежневе и его преемниках в ЦК КПСС усилили военную мощь СССР, но мало что дали простым людям. Они по-прежнему жили в своей массе бедно – выстаивали огромные очереди за всем необходимым, ютились в тесном жилье, скромно одевались, скверно лечились, не имели доступа к правдивой информации о положении в стране и в мире.

В результате революционно-реформистских усилий 1990-х гг. у нашей страны, свергнувшей наконец коммунистический гнет, появился уникальный в ее истории шанс повысить уровень своей цивилизованности и, тем самым, сохранить собственные культурные традиции. Достигнутый прогресс, как и всегда это было в мировой истории, оказался противоречивым. За выход из коммунистической системы пришлось заплатить неожиданно высокую цену. Распад СССР не только дал свободу соседним народам, но и спровоцировал кровавые конфликты, локальные войны в Средней Азии, на Кавказе; привел к новому угнетению – русского населения, оставшегося в прибалтийских и азиатских республиках СНГ. Становление рыночной экономики в самой России ликвидировало, впервые с 1914 г., товарный дефицит, но совмещается с инфляцией, дороговизной товаров и услуг для большей части населения, расслоением общества на очень бедных и очень богатых людей. Впервые, пожалуй, в истории России в стране реально существует свобода слова, печати; проводятся вполне демократические выборы всех органов власти снизу доверху, разрешена реальная политическая оппозиция правящему режиму, вновь происходит становление частной собственности и предпринимательства. И те же самые власти, которые сумели осуществить столь важные реформы, погрязли в коррупции, не могли справиться с ростом преступности, в том числе мафиозно организованной, наладить действенную социальную помощь неимущим слоям населения, поощрить развитие отечественной промышленности.

Как видно, оказалось невозможно за несколько лет “догнать и перегнать” мировую цивилизацию в экономике и, особенно, в социально-бытовой сфере. России предстоит довольно долгий путь к цивилизованному образу жизни.

Менталитет – своеобразная память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся «коду» в любых обстоятельствах, не исключая катастрофические[8]. У России слабы метанациональные основы (движение евразийцев было скорее подтверждением этого тезиса, чем его отрицанием), в противоположность странам Европы. Срединное положение между Европой и бескрайними степями азиатского континента затрудняют цивилизационную идентификацию русских. С другой же стороны, те же самые историко-географические обстоятельства предопределили рекордную открытость русской культуры к усвоению традиций соседних народов, включения их в российский хозяйственно-культурный обиход. Представители балтского, финно-угорского, самодийского, тюркского, целого ряда иных этносов веками мирно сотрудничали с русскими, и сплошь и рядом обрусевали, вливаясь генетически в состав нашего народа, воспринимая его язык, письменность и другие достижения культуры.

Черты русского менталитета наследуются через все феномены отечественной культуры и в своем большинстве остаются постоянными. Однако, вполне возможно, менталитет русских может подвергнуться изменениям вследствие глобальных процессов истории.

Политическая культура России является составной частью национальной культуры и важнейшей характеристикой национального менталитета. Под ней понимаются в первую очередь представления народа о власти, способах ее функционирования и легитимации и взаимодействие этих представлений с политической практикой в различные исторические периоды. Социальные и политические изменения, постоянно идущие в каждом обществе (кроме реликтовых культур и народов), влияют на политическую культуру, однако ее базовые параметры обладают значительной инерцией и способны в длительной перспективе определять вектор национальной истории.

Для России эти фундаментальные значения связаны с рядом факторов социального, исторического и географического порядка. В социальном плане историческая принадлежность России к обществам «традиционного» типа, доминировавшим в мире до эпохи Нового времени, выражается в таких признаках, как преобладание общинности и тесная связь власти с религиозной санкцией. Человек в традиционном обществе важен не сам по себе как индивид, но как часть более высокого целого – общины, церкви, государства. В силу этого российская история не знала той долгой борьбы за права человека против любых форм произвола, которая выковала западную демократию и парламентаризм. Особый человеческий тип, сформированный на Западе в ходе ряда социальных и культурных революций, человек-гражданин, понимающий смысл участия в политической жизни, как разновидности «рынка» специфических товаров и услуг, слабо выражен в России. Для России более характерна перманентная борьба двух полярных начал: государственного принуждения, диктуемого огромностью пространств и открытостью границ и исконного стремления русского простонародья к воле, к уходу от государственной опеки «в казаки». В русской истории хорошо видна динамика этого противостояния – нарастающая мощь абсолютистского государства время от времени сотрясается народными движениями. Таковы Смута, восстания Разина, Булавина, Пугачева и, наконец, 1917 год. В отличие от Европы и государство, и народные движения здесь выражают идеал общинности, на месте же индивида и защиты прав человека мы не видим ничего.

Коллективизм российского менталитета тесно связан с патерналистской (от лат. pater – отец) моделью государства, т.е. выстраиванием отношений между гражданами и государством не на основе «права», а по принципу «семьи». В качестве «отца» выступает монарх, а в широком смысле – любой харизматический деятель. Очевидно, что такое общество будет строиться на основе распределения обязанностей, а не прав. Русский историк XIX века
С.М. Соловьев, отмечая закрепощение всех сословий в московской Руси - и дворян и крестьян, определял ее, как “тягловое государство”. Патернализм, достигший своего расцвета в советский период нашей истории, сохраняет свою притягательность для многих людей и сейчас, что позволяет сторонним наблюдателям определять русских как врожденных социальных иждивенцев.

В историко-географическом аспекте на становление российской политической культуры решающим образом повлияли два события – принятие христианства из Византии и длительное нахождение в составе империи Чингизидов. Разделение церквей и дальнейшее их противостояние автоматически предопределило культурную изоляцию России от Европы. Вплоть до Петра I любые заимствования с Запада воспринимались с исключительным недоверием, как латинская ересь, и лишь потребности технической модернизации заставляли его предшественников идти на расширение контактов. В рамках же православия зародилась и важнейшая для всей политической истории России концепция «Москва – Третий Рим». Согласно ей целью существования государственного союза становилась эсхатологическая миссия сохранения России как последнего оплота истинной веры, после падения которого неизбежен приход Антихриста.

Наследием длительного пребывания под владычеством монголов явился выход российской государственности за пределы славянского этноса и формирование особой имперской идеи полинационального евразийского массива. Россия становилась стержнем, вокруг которого объединялись континентальные пространства, и с этим связана, отмеченная многими мыслителями, восприимчивость русских к иным культурам.

Проблема оценки политической культуры России выходит на первый план по мере знакомства российского общества с европейской политической теорией и практикой. Сформировались две точки зрения. В западной политологии российская политическая культура получила название «тоталитарной» или «подданической» и оценивалась как тупиковая ветвь развития цивилизации. С противоположных позиций выступал русский философ и правовед И.А.Ильин, утверждавший наличие в мировой истории двух всеобъемлющих типов политической организации и соответствующих им культур – «учреждение» и «корпорации». Он разделял их по четырем признакам.

Учреждение:

1. Строится сверху вниз;

2. Люди, пользующиеся услугами учреждения, не формулируют общего интереса и цели;

3. Они не выбирают должностных лиц и не дезавуируют их решения, не могут добровольно уйти;

4. Учреждение строится по принципу «опеки» над заинтересованными лицами.

Корпорация:

1. Строится снизу вверх;

2. Люди активны, уполномочены и изначально равноправны;

3. Выбирают органы власти и дезавуируют их решения;

4. В центре индивидуум – его свобода и интерес.

В практике каждого государства, считал Ильин, сочетаются оба принципа в пропорциях, определяемых исторической необходимостью. Россия всегда существовала как преимущественно государство-учреждение, потому что это отвечало ее историческим, географическим и культурным условиям.

Современная политическая культура России отличается многослойностью – одновременным сосуществованием и наложением друг на друга традиционно российских, советских и модернистских (демократия, рынок, конкуренция) элементов.