Этолийский и Ахейский союзы

[см. карту «Ахейский союз»]

Разгром афинской коалиции, однако, не означал ещё конца борьбы греческих городов-государств за свои права и самостоятельность. В течение III в. Македония вела упорную борьбу сЭтолийским и Ахейским союзами. Этолийский и Ахейский союзы представляли новый тип политических объединений, отличный от прежних полисов. Этолийский союз возник в конце IV в. как союз общин Средней Греции со включением нескольких областей Пелопоннеса. Союз имел федеративное устройство, основанное на признании равноправия и полной автономии входивших в него членов. Ни один член союза не имел гегемонии над другими. В этом заключалось принципиальное отличие Этолийского союза от старых снммахий—Афинской и Спартанской. Высшая власть принадлежала общесоюзному собранию, собиравшемуся один раз в год в городе Терме в Этолип. В собрании могли принимать участие все граждане союзных общин. Исполнительная власть вручалась военному командиру—стратегу.

Приблизительно на тех же принципах был основан и второй, Ахейский союз. Первоначально Ахейский союз объединял несколько городов Пелопоннеса, к которым затем присоединились и другие города—Коринф, Сикион, Мегары и др. Ахейский союз по сравнению с Этолийским был более аристократичен и объединял не сельские общины, а города. В том и другом союзе высшее руководство фактически принадлежало стратегу. Среди стратегов Ахейского союза прославился Арат (271—213 гг.), с именем которого связана блестящая пора Ахейского союза. Арат известен не только как полководец, но и как писатель, написавший обширные мемуары.

Экспансия Ахейского союза наталкивалась не только на сопротивление Македонии и Этолийского союза, но и Спарты, на владения которой покушался Арат.

Внутреннее положение Спарты; реформы Агиса и Клеомена

Внутреннее состояние Спарты в III в. было ещё менее устойчивым, чем в IV в. Источники сообщают о концентрации земель и богатств в руках небольшого числа лиц и массовом разорении свободных граждан-спартиатов. «Богатство в то время сосредоточивалось в руках немногих граждан, по преимуществу женщин. Всё же остальное государство обнищало. Всего-навсего спартанцев оставалось не более 700 фамилий, да из них не более 100 имели землю и наделы. Всю же остальную массу рассматривали как неимущую презираемую чернь, стекавшуюся в города, слабо защищавшую страну от врагов, но зато чрезвычайно склонную ко всякого рода государственный переворотам». Несмотря на очевидное преувеличение приведённого сообщения, основная тенденция спартанского строя эллинистической эпохи передана правильно. Процесс имущественного расслоения в Спарте начался гораздо позже, но протекал значительно быстрее и болезненнее, чем в какой-либо другой области греческого мира. В руках какой-либо сотни богачей сконцентрировалась вся земельная собственность спартанской общины. Свои поместья спартанская знать использовала главным образом в качестве пастбищ—наиболее выгодного вида сельского хозяйства. Пастухами были илоты, в большом количестве имевшиеся у богатых спартиатов.

Внешняя политика Спарты с середины IV в., после того как персы и сицилийцы прекратили финансовые субсидии и присылку военных подкреплений и флота, сильно ослабела. Одно поражение следовало за другим. И при всём том Спарта среди греческих государств в IV—III вв. оставалась одним из самых сильных политических образований. Всё дело, следовательно, зависело от надлежащего, умелого использования наличных ресурсов.

О необходимости коренных реформ спартанского строя напоминали заговоры, восстания, бунты и массовые эмиграции за пределы родины, ставшие обычными явлениями спартанской жизни в изучаемые столетия.

Крупными явлениями социальной жизни Спарты в это время были реформы Агиса и Клеомена. Инициатива реформ исходила сверху, от спартанских царей, но одновременно опиралась и на требования масс. Среди интеллигентных спартанских верхов в III в. большой популярностью пользовались сочинения философа Сфера из Борисфена. В духе модной тогда стоической философии Сфер критиковал современное ему общество, упадок нравов, роскошь, богатство, корыстолюбие и пр. Для того чтобы ещё сильнее подчеркнуть испорченность своего времени, Сфер превозносил старину и идеализировал древнюю спартанскую конституцию, строй Ликурга, которому он посвятил специальный трактат.

Одним из горячих последователей и почитателей Сфера был спартанский царь Агис IV (245—241 гг.). Агис, говорит Плутарх, «своим умом и высокими качествами сердца» превосходил не только своего соправителя царя Леонида, но и всех царей после Агесилая Великого. Став царём, Агис поставил себе цель возродить древнюю Спарту ^ Для этого он в духе учения Сфера прежде всего считал необходимым произвести огосударствление земель, раздачу их мелкими клерами безземельным спартиатам и кассацию долгов. Агитацию в соответствующем направлении молодой царь повёл сначала среди высшего круга своих родственников, а потом и среди всего остального населения. Агитация Агиса имела успех. Среди аристократии нашлись люди, которые отчасти по идейным, а отчасти по корыстным соображениям примкнули к партии реформ. Агиса поддерживали его дядя Агесилай, мать Аге-систрата, Лисандр, потомок прославившегося в Пелопоннесскую войну Лисандра, и некоторые другие богатые и влиятельные люди Спарты.

К сожалению, наши сведения об Агисе очень неполны и односторонни. Плутарх расценивает Агиса по преимуществу с моральной точки зрения и всю реформу выводит из моральных побуждений юного идеально настроенного правителя. В действительности же дело, по-видимому, обстояло не совсем так. Агис, как и следовавший за ним другой спартанский царь Клеомен, стремился превратить Спарту в военно-бюрократическое государство эллинистического типа с сильно централизованной (царской) властью и утвердить спартанскую гегемонию в Пелопоннесе.

Для этой цели было необходимо прежде всего устранить старые олигархические учреждения—эфорат и герусию—и увеличить число боеспособных спартанцев, обеспечив их землёй. Стоическая же философия и Ликургов строй давали всему движению теоретическое оправдание.

Первоначально свою реформу Агис рассчитывал провести через эфорат, и для этого он в 243 г. провёл в эфоры своего сторонника Лисандра. Избранный эфором, Лисандр немедленно внёс законопроект в герусию, высший государственный орган Спарты. Герусия отклонила предложение Лисандра, и после этого он перенёс законопроект в апеллу. В апелле в роли защитника законопроекта выступил сам Агис, отказавшийся в пользу государства от своего имущества, заключавшегося в обширных поместьях и деньгах. По внешнему виду и образу жизни Агис походил на демократа. По примеру философов цинической школы он носил простой короткий плащ, длинные волосы, вёл суровый образ жизни и ел простую пищу. В народном собрании Агис говорил, что он стремится к восстановлению конституции Ликурга, при которой Спарта была сильна и здорова, не знала имущественного неравенства, корыстолюбия и роскоши. «Я хочу,—говорил Агис,—изгнать из Спарты сребролюбие и гордость... Я боюсь, что различие в образе жизни и порча нравов внесут рознь и разложение в наше государство...» Выступление Агиса раздражило олигархов, называвших царя-реформатора эгоистом, стремящимся к установлению в Спарте тирании. Герусия не дала своего согласия на внесённое предложение, а в следующем, 242 г. Лисандр вышел в отставку, и в эфорат вошли исключительно одни олигархи. После этого Агис вынужден был прибегнуть к более решительным мерам: разогнать эфорат, открыть долговые тюрьмы и отменить долги. Долговые квитанции были собраны в одну кучу и сожжены на площади. До огосударствления же и передела земель дело не дошло вследствие поспешного отъезда царя на войну с этолянами, вторгшимися в Лаконику и захватившими, по преданию, 50 тысяч периэков.

Воспользовавшись отъездом царя, противники реформ, олигархи, объединились, переубедили граждан, отменили реформы и предали суду самого реформатора после его возвращения с театра военных действий, обвинив его в стремлении к тирании. Агис был осужден и приговорён к смертной казни. После объявления смертного приговора дан был приказ вести Агиса к месту заключения, но слуги отказались повиноваться. Это заставило эфоров поспешить с казнью Агиса, «ибо враги реформ боялись, что если соберётся много вооружённого народа, то осуждённого вырвут из их рук».

Дальше описывается трогательная сцена прощания Агиса с преданным ему рабом.

Когда Агис шёл к виселице, он увидел горько плакавшего раба. «Друг мой,—сказал Агис, обращаясь к плакавшему рабу,— погибая противозаконно и несправедливо, я стою выше своих убийц». После этого палач накинул петлю на шею Агиса, и царь-реформатор ушёл из жизни (241 г.).

Смерть Агиса не ослабила социального движения и не уменьшила энергии партии реформ. Через несколько лет продолжателем дела Агиса выступил новый царь Клеомен III (235—221 гг.), сын царя Леонида, затормозившего выполнение проекта Агиса. Клеомен извлек из реформы Агиса много для себя полезного. Было ясно, что реформа может быть проведена лишь путём насильственного уничтожения эфората и герусии, препятствовавших проведению реформ. Достичь же этого можно было только через военный переворот. Война с Ахейским союзом, стремившимся утвердить свою гегемонию во всех городах Пелопоннеса, дала возможность молодому царю развернуть свои военные таланты. После одной победы над ахейцами Клеомен с отрядом наёмников двинулся в Спарту и совершил государственный переворот. Люди Клеомена ворвались в сисситии, где находились эфоры, выбросили их кресла, а самих повергли на землю. 80 олигархов удалились в изгнание. Эфорат и герусия были уничтожены. Если бы эфоры, говорил в народном собрании Клеомен, не так злоупотребляли своей властью, то их можно было бы ещё терпеть, но теперь они превзошли всякую меру терпения. Они совершенно уничтожили царскую власть, возвысив свою собственную; по собственному произволу они изгоняют одних царей, предают суду и убивают других. Своими врагами эфоры объявляют всех, кто стремится восстановить «прекрасную во всех отношениях конституцию Ликурга... Эфоры уже действительно стали невыносимыми».

В заключение Клеомен прибавлял, что если бы он мог мирным. путём вылечить Спарту от всех «занесённых извне болезней»—неги, роскоши, долгов и займов, а самое главное, от источника всех пороков—бедности и богатства, то считал бы себя самым счастливым из всех царей мира. Он, «как врач, вылечил бы своё отечество, не причиняя ему боли».

На следующий день Клеомен созвал народное собрание с целью объяснить совершившийся переворот и приступить к реорганизации государства на новых началах, кассации долгов и переделу имуществ. Передел имуществ значительно увеличил число граждан и боеспособных солдат, и, кроме того, в гражданские списки занесено было несколько тысяч периэков, так что спартанское ополчение представляло теперь внушительную силу.

Экономические мероприятия Клеомена составляли лишь введение к дальнейшим его политическим и социальным реформам. Клеомен стремился воспитать спартанское юношество в духе стоической философии. Он мечтал переделать людей, сделать их «хорошими во всех отношениях». Достичь же этого идеала он надеялся прежде всего через рационально поставленное воспитание и образование молодёжи. Клеомен, говорит источник, обратил особое внимание на воспитание и образование молодёжи. Казалось, возрождалась «прекрасная во всех отношениях» конституция Ликурга. Молодёжь проводила время в учении, в гимнастических и военных упражнениях. Руководителем воспитания был сам царь, показывавший образец простоты, скромности и умеренности. Внешний успех реформ был полный. Враги царя-философа были посрамлены и готовы были сдаться.

«Клеомен, – пишет Плутарх, – возбудил огромное удивление своей энергией и умом. Те, которые раньше смеялись над ним, когда он говорил, что, провозглашая кассацию долгов и передел земель, он берёт пример с Солона и Ликурга, теперь вполне верили, что виновником всех перемен, происшедших в спартанцах, был именно он, а не кто-либо другой».

Произведённая Клеоменом реформа влила новые силы в спартанскую общину, подняла престиж царской власти и сделала Спарту способной на новые войны и победы. Результаты тотчас же обнаружились в войне с Ахейским союзом. Отряды Клеомена вызывали всеобщее удивление и похвалу. На Клеомена смотрели как на освободителя от всех бед и провозвестника новой жизни. Вследствие, этого в городах Пелопоннеса, через которые проходили спартанцы, масса бедного населения переходила к Клеомену или же выражала ему своё сочувствие, готовая по его первому приказу начать расправу со своими собственными олигархами-богачами. Горючего материала было достаточно. Во всём Пелопоннесе назревала революция. Народ требовал кассации долгов и передела земли. Аркадия, Аргос, Коринф и часть Ахайи приняли сторону царя-реформатора.

Тогда глава Ахейского союза и фактический его диктатор Арат, боясь распространения революции и не видя иного выхода, заключил союз с македонским царём Антигоном Досоном. Классовые интересы толкали Арата в сторону Македонии. Он и сам был богатым человеком и защищал интересы богатых: «Ему не нравились ни чёрный хлеб, ни плащ из грубой шерсти, но более всего он ненавидел уничтожение богатства и улучшение положения бедноты».

На помощь Арату двинулся македонский царь с 40-тысячным войском и, нанеся несколько поражений спартанцам, прорвался в Пелопоннес и захватил города Орхомен, Мантинею и др. За сочувствие Клеомену захваченные города подверглись жестокому разгрому. На этом Антигон, однако, не остановился. Его целью был захват самой Спарты и государственный контрпереворот. Положение становилось критическим. Окруженный врагами, Клеомен прибегнул к крайнему средству: к призыву в ряды войск илотов. По одной версии 6, а по другой 9 тысячам илотов разрешено было откупаться за пять аттических мин. Из этого можно заключить о большом числе илотов в Спарте в III в., если девять тысяч из них могли уплатить за свою свободу по пяти мин (мина—около 24,5 рубля золотом), что составляло очень большую сумму. Но и это, однако, не спасло положения. На подступах в Лаконику, в теснинах Селласии, в 221 г. Клеомен потерпел полное поражение, потеряв большую часть своей двадцатитысячной армии. Победа осталась за Македонией. Сам Клеомен бежал в Египет, к своему союзнику Птолемею Эвергету, и там через несколько лет погиб.