ИСТОРИОГРАФИЯ ВКЛ

Первые попытки комплексного освещения истории Беларуси, Литвы, ВКЛ начались почти одновременно представителями 2-х основных историографических течений (польского и русского) после восстания 1830-1831 гг. и вызванного им общественно-политического резонанса. Профессор Виленского университета, председатель Патриотического товарищества в 1830-1831 гг. И. Лелевелль создал 1-й научный синтез объединенной и взаимозависимой истории Литвы и Руси, по существу 1-й обобщающий обзор «литовско-русской» государственности. Его книга «История Литвы и Руси аж до унии с Польшей в Люблине 1569 года…» (1839 г.). Он попробовал дать комплексную панорамную характеристику их внутреннего развития, государственно-политических отношений, внешних факторов, в т.ч. государственных и церковных уний с Польшей и Западом. Книга начинается со времени Киевской Руси и заканчивается Люблинской унией 1569 г. По мысли исследователя, ВКЛ было основным преемником исторического и культурного наследия Киевской Руси, что содействовало его внутреннему развитию и внешней устойчивости. «Государство возникло на остатках Руси того времени, - писал Лелевелль, - и приспособлении к ним нападавшей Литвы». Республиканские взгляды Лелевелля отразились в его идеализации общинных порядков, свободы и равенства, в его жесткой критике феодальных порядков в ВКЛ, самоуправства и господства аристократии, в его склонности к сословно-представительному государственному строю (шляхетскому). Труд Лелевелля охватывает разные стороны этнической, церковно-религиозной, общественной, экономической истории Литвы и Руси. Он придерживался классовой оценки социальных процессов, возлагал исторические надежды на деятельность средних и низших пластов общества, с учетом внешних факторов искал внутренние причины для объяснения крупных политических изменений, государственных и церковных уний. По своей разноплановой, этнической и политической толерантности в освещении самого значительного периода формирования и развития ВКЛ и по своей главной тематике, связавшей Русь и Литву в одном государственно-политическом русле, книга Лелевелля осталась уникальным явлением в польско-литовской историографии. Следующие обобщающие труды польских и литовских историков обособляли историю Литвы и Руси или историю Литвы и Польшы, Литвы и ВКЛ или рассматривали более узкие сферы.

1830-е годы и особенно 1860-е г. отмечены ускоренным вызреванием разных славянофильских и частично на их основе (путем их определенного расширения и уточнения) российских великодержавных концепций истории «Западной Руси». Именно в этот период при решающем участии историков М.П. Погодина и С.П. Шевырова складываются первоначальные черты той концепции, которая получила позже название «теория официальной народности». Она была призвана обосновать святость и крепость российской монархии и государственного строя, а в своем региональном контексте – историческую правомерность и законность «возвращения» в Российскую империю «русских» земель Речи Посполитой. Она использовалась в целях обоснования имперской политики в присоединенных землях ВКЛ, Речи Посполитой и противостояла полонизационным и национально-освободительным процессам. Не случайно после восстания 1830-1831 и 1863-1864 гг., в которых участвовали и определенные слои коренного населения Беларуси и Литвы (преимущественно из числа шляхты, католического, униатского духовенства), были изданы панроссийские исторические труды, посвященные истории «Западной Руси» XIII-XVI в. Когда основатели теории официальной народности – министр народного просвещения С.С. Уваров, Погодин и Шевыров – проектировали ее на общерусский исторический фон, то в контексте «Западной Руси» ее первым обосновал Н.Г. Устрялов (Устрялов Н. Русская история. Ч. 1.2 изд. Спб., 1839. Раздел «Исследование вопроса, какое место в русской истории должно занимать княжество Литовское»). Он заложил основы т.н. «западнорусской официальной идеологии». Согласно с основной парадигмой этой концепции, для всей христианской Руси с давних времен было характерно соединение 3-х «прирожденных» духовных императивов: православия, самодержавия, народности. Устрялов обратил внимание на территориальное, демографическое, культурное и религиозное преобладание «русского» населения ВКЛ над этническими литовцами. Историю ВКЛ XIV-XVIII в. он выразительно разделил на 2 части: «Русские княжества, - писал он, - на запад от Днепра, кроме Галиции, что присоединились к Польше, слились также в одно целое и создали вместе с литовским народом самостоятельное государство, под именем Великого княжества Литовского, главою которого был дом Гедемина». «Западная Русь до конца XVI века оставалась под властью литовских князей, в роде Гедемина, но также, как и Восточная спасла свою веру, свой язык, свои общественные учреждения. Таким образом, самые мощные вязи связывали ее с Восточной Россией, и народ, свято сохраняя законы праотцев, не единожды показывал живейшее желание вернуться в подданство Царя православного, целыми областями присоединяясь к его государству». По словам автора, русские княжества на Запад от Днепра еще со времени Гедемина слились в одно целое и вместе с литовцами создали блестящее, сильное и самостоятельное государство. После 1569 г. на землях Западной Руси установилась «неволя польская, более тяжелая, чем татарская».

Идеологическая полемика вокруг исторических путей развития Западной Руси привела к первым попыткам написания политической и церковно-религиозной истории Беларуси как самостоятельного объекта исторических исследований (Турчинович О.В. Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен. Спб., 1857), что, однако, не очень закрепилось на фоне господствующей «западнорусской» историографии.

В 1850-60-е гг. оппозиционные историографические тенденции стали проявляться также среди некоторых украинских историков (М.И. Костомаров и др.), которые в своей федеративной концепции «двух русских народов» подчеркивали более сильные исторические связи Украины со славянским сообществом в сравнении только с украинско-русскими отношениями.

Задачу теоретического и источниковедческого обоснования исторических и этнографических прав России в отношении к Западной Руси после восстания 1863-1864 гг. (вместе с критикой польских претензий на восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г., федеративной и некоторых других украинских концепций) взял на себя уроженец Гродненской губернии, преподаватель Петербургской духовной академии М.О. Коялович (Коялович М.О. Чтения по истории Западной России. Спб., 1864). Он расширил и в значительной степени уточнил исторические взгляды Устрялова. Его концепция была панроссийской славянофильской (одновременно и антипольской, учитывая западноевропейский характер польской цивилизации). По его пониманию, Западная Русь охватывала Беларусь, западную Малороссию (Украину) и Литву в собственном смысле слова. Государственность сначала сформировалась в границах русского ареала Западной Руси, а потом под давлением переселенческих движений (особенно после монгольского нашествия) была воспринята соседними литовцами. К этому объединительного процесса под угрозой Немецкого ордена со временем присоединились и жемайты, которые в XIII в. уже создали свои государственные формы. История Западной Руси до конца XVIII в., утверждал Коялович, была пропитана борьбой польско-католической и русско-православной цивилизаций. Сближение с Польшей, Люблинская и Берестейская унии деформировали духовную жизнь в ВКЛ, ополячили, окатоличили значительную часть западнорусской шляхты, но основные пласты народа неизменно тянулись к России, так как чувствовали свое племенное (этнографическое), культурное, языковое и религиозное единство. Основной опорой Руси со времени формирования московского самодержавия с его земскими соборами, народным признанием и православьем Коялович считал центральные земли России, которые, по его мнению, сохраняли свою объединяющую, материальную, духовно-цивилизационную и оборонительную роль и в середине ХIХ века. Свои мысли Коялович подкреплял примерами из многочисленных исторических источников (летописей, хроник, законодательных актов и т.д.), в том числе найденных и опубликованных им лично. В его публикациях использовались и некоторые другие аргументы: претензии Польши на земли Беларуси и Украины в границах 1772 г. не имели под собой естественных, конфессиональных и этно-исторических оснований и т.д. Само понимание народа серди сторонников теории официальной народности (с главной опорой на крестьянство) заметно отличалось от взглядов оппозиционной польской историографии с ее акцентацией политической роли шляхетского сословия ВКЛ и Польши, что характерно даже для Лелевелля. Концепция Кояловича в своих основных положениях органично вписывалась в официальную российскую историографическую публицистику. На упрощенном уровне она была размножена в многочисленных научных и полемических публикациях. Исключительно отрицательная оценка его взглядов была дана со стороны демократической и либеральной общественности второй половины ХIХ в. и панегиричная – со стороны официальных и церковных кругов. В новейшей историографии взгляды Кояловича были резко раскритикованы В.И. Пичетой, одним из основателей советской концепции создания ВКЛ В.Ц. Пашутой, М.М. Улащиком, Д. В. Корявым и др.

2-я половина ХIХ – начало ХХ в. обозначена большими изменениями в развитии исторических исследований на Украине. Из исследователей широкого профиля, основателей т.н. «киевской школы» при Киевском университете обычно называют Костомарова, В.Б. Антоновича, М.С. Грушевского. Взгляды этих историков на «литовский» период в развитии украинских и белорусских земель нередко принципиально разные, но некоторые методологические черты, демократический, народнический характер и работ, непринятие распространенного в российской историографии отождествления государственной и народной истории сближают их. В работах Антоновича и его научного оппонента Н.П. Дашкевича подчеркнуты своеобразный, преимущественно мирный характер формирования ВКЛ в XVIII-XIV в., сохранение традиций прежнего полиитческого строя, взаимодействие 2-х господствующих этнографических и культурно-бытовых стихий. В отличие от Антоновича, который считал, что соперничество литовской и «русской» народностей в политической и духовной жизни ВКЛ имело драматические результаты уже на ранних этапах его истории, Дашкевич предполагал, что этот процесс начался после унии с Польшей 1385 г. Оба исследователя отмечают большую роль «русских» государственных институтов, материальных и демографических ресурсов, духовной и письменной культуры на Литву, причем, по важному замечанию Пашуты, Дашкевич первым поставил вопрос о синтезе некоторых литовских и русских элементов в общественных, политических и культурных отношениях ВКЛ (Дашкевич Н.П. Литовско-Русское государство, условия егов озникновения и причины упадка // Университетские известия. Киев, 1882. № 3, 5, 8-10; Его же. Заметки по истории Литовско-Русского государства. Киев, 1885).

Значительной вехой в развитии украинской историографии конца ХIХ – начала ХХ в. стали обобщающие работы. Наиболее объемной и тематически развернутой был многотомный труд М.С. Грушевского «Гісторыя Украіны-Русі». Как профессиональный историк, он один из первых стал исследовать историю Украины в широких связях с общественно-политическими, социальными и культурными процессами. Несколько томов его работы освещают период становления и развития ВКЛ (Грушевський М. Гісторія Украіны-Русі. Т. 4. XIV-XVI віки -відносини політичні. Киів; Львів, 1907; Т. 5. Суспільно-політичний і церковний устрій і відносини в украінсько-руських землях XIV-XVII в. Львів, 1905; Т.6. Житэ економічне, культурне, національне XIV-XVII віків. Киів; Львів, 1907). Для работ Грушевского характерен выразительный этноцентризм, комплексный подход к оценке исторических событий, оценка национальной истории как истории всех пластов народа (княжеских династий, панов, шляхты, магнатов, крестьянства, мещанства, казачества), внимание к государственно-политическому строю, социальным аспектам, церковно-религиозным отношениям, культурно-национальным движениям. История Беларуси затрагивается в работах Грушевского главным образом при исследовании общеисторических процессов, которые развивались в ВКЛ, или явлений, общих для украинских и белорусских земель (общественно-политические традиции, духовная жизнь, церковь, братства и др.). Грушевский обозначал особую роль белорусских земель в политическом и духовном развитии ВКЛ, что объяснял их геополитическим положением и более долгим нахождением в составе этого государства. Работы Грушевского выделяются комплексным использованием исторических источников, развитым научным аппаратом, который превращает их в своеобразные научные справочники.

Истории Беларуси и Литвы посвящены основательные научные исследования М.К. Любавского, М.В. Довнар-Запольского, И.И. Лаппо, Ф.И. Леонтовича, М.А. Максимейки, И.А. Малиновского [Любавский М. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Первого Литовского Статута. М., 1892; Его же. К вопрсоу об удельных кнзяьях и местном управлении в Литовско-Русском государства. Спб., 1894; Его же О распределении владений и об отношениях между великими и другими князьями Гедиминова рода в XIV и XV вв. Т. 1. М., 1896; Его же. Литовско-Русский сейм. М., 1900; Его же. Основные моменты истории Белоруссии. М., 1918; Его же. Літоўска-Беларуская дзяржава ў пачатку XVI сталецьця // Чатырохсотлецьце беларускага друку. Мн., 1926; Довнар-Запольский М. Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах. Т. 1. Киев, 1901; Его же. Очерки по организации западно-русского крестьянства в XVI веке. Киев, 1905; Лаппо И.И. Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569-1586)): Опыт исследования политического и общественного строя. Т. 1. Спб., 1901; Его же. Великое княжество Литовское во второй половине XVI столетия: Литовско-русский повет и его сеймик. Юрьев, 1911; Леонтович Ф.И Сословный тип территориально-административного состава Литовского государства и его причины // Журнал Мин-ва народного просвещения. 1895. № 6-7; Его же. Крестьянский двор в Литовско-Русском государстве. Вып. 1-3. Спб., 1897-98; Его же. К истории административного строя Литовского государства. Варшава, 1899; Его же. Литовские господари и центральные органы управления до и после Люблинской унии // Юридические записки, издававшиеся Демидовским юридическим лицеем. 1908. Вып. 1; Максимейко Н.А. Сеймы Литовско-Русского государства до Люблинской унии 1569 г. Харьков, 1902; Малиновский И. Рада Великого Княжества Литовского в связи с боярской думой древней Росси. Ч. 2, вып. 2. Томск, 1912]. Их работы – вершина российской (а также белорусской и украинской) историографии конца ХIХ – первых десятилетий ХХ в. Для этих исследователей характерно внимание к общественно-политической, сословной, правовой истории ВКЛ, некоторым аспектам государственно-экономических, организационных, фискальных функций.

Автором широкого исторического синтеза, составленного на основе курса лекций в Московском университете, стал М.К. Любавский. Наиболее значительная его работа по истории ВКЛ – «Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М., 1910; 2 изд. 1915». Издание этой работы, как определил автор в предисловии, стало необходимым из-за отсутствия доступных обобщающих пособий, а в научном смысле – для изучения парадоксально различных путей исторического развития Литовской и Северо-Восточной Руси и тем самым для лучшего понимания становления и эволюции последней. Любавский стал основным зачинателем типологично-сравнительного метода в изучении истории ВКЛ. В историографии его традиционно относят к историкам-позитивистам государственно-правовой школы, что требует значительной корректировки. Любавский стремился к широкому освещению истории ВКЛ, однако нехватка серьезных культурологических и социально-экономических работ не дал возможности осуществить эту идею. Основная тема «Очерка» Любавского – политическая эволюция ВКЛ с XIII в. до Люблинской унии 1569, освещение главных переломных этапов, превращений и подвижек, что связывается исследователем с развитием внешне- и внутриполитических обстоятельств и общественных отношений. Значительное внимание отводится характеристике государственного строя, изменениям государственно-административной системы, развитию социально-политических движений, центральному и местному управлению, привилеям господствующему сословию, землевладению, положению крестьянства и мещанства. Причинами своеобразной политической эволюции ВКЛ и сближения с Польшей в XV-XVI в. автор считает первоначальную слабую централизацию государственного строя, что частично объясняется довольно длительным сохранением политического наследия времен Киевской Руси, противоречиями между небольшой Литвой и «Литовской Русью» с ее необозримой территорией, большим населением, хозяйственными и военно-политическими возможностями, собственными интересами магнатов и шляхты, давлением со стороны Немецкого ордена, а с конца XV в. Московской Руси и Польши. Люблинскую унию 1569 г. автор оценивает как конец самостоятельной истории ВКЛ. Научной базой для Любавского послужили его собственные прежние работы (про сейм, областное деление ВКЛ), а также «Гісторыя Украіны-Русі» Грушевского, работы польского историка права С. Кутшебы и др. В дополнении к книге автор поместил тексты основных общеземских и областных привилеев. Основной причиной своеобразия государственного строя ВК, его политической слабости Любавский считал древнюю коренную оседлость местного населения Литвы и Западной Руси – от крестьян, которые испокон веков жили здесь «племенными гнездами», до панов, бояр и князей, которые веками сохраняли свои владения. Это «вечное» устойчивое землевладение местных бояр (в отличие от московских, которые жили государевым дарованием) вместе с такими же древними «вечными» городами обеспечили нехарактерную для Московского государства устойчивость местных союзов землевладельцев, горожан, крестьян, политических объединений. Над всем этим мощно организованным обществом можно было бы надстроить влиятельную центральную власть, если бы великие князья ВКЛ проявляли «больше творческой воли и разума», а не ограничивались незначительными изменениями и реформами по принципу «мы старины не рушим, а новин не вводим». Второй главной причиной автор считал влияние Польши. Первая уния уже дала землевладельцам польские права и свободы, особенно важное право выбирать великого князя, содействовала расширению сословных и политических привилегий землевладельцев (что еще больше ограничило верховную власть), развитию феодализма, который разложил государство и привел к росту областного и вотчинного патриотизма вместо общегосударственного. Выводы Любавского заслуживают внимания, но они далеко не полные, к тому же не точные. Преувеличено не только степень оседлости населения (так уже с XIII в. шла массовая миграция с юга под влиянием монголо-татарского нашествия и татарских набегов, происходили войны, переселения крестьян в города, колонизационные и др. процессы), но и реальные возможности верховной власти. При этой расстановке демографических, материальных и других ресурсов в Литве и «Литовской Руси» вариант абсолютной монархии (аналогичной московскому самодержавию) был невозможен. Спорной является и трактовка процесса возникновения крупной земельной собственности в «Литовской Руси», связанного не столько с оседлостью многих поколений боярства, сколько с особенностями формирования шляхетского сословия в XV-XVI в., интересами и политикой верховной власти и господствующего окружения.

Если не в концептуальном, то в научно-методическом плане основные работы Любавского, Довнар-Запольского и Грушевского надолго определили новые профессиональные критерии исторических исследований. О высоком уровне российской историографии истории ВКЛ в начале ХХ в свидетельствует также работа профессора Петербургского университета А.Я. Преснякова, который фактически стоял на почве экономического материализма. Социально-экономические интересы верховной власти, местных князей с их вотчинами, разных других пластов населения находятся в центре его обобщающего труда при описании всех внутри- и внешнеполитических процессов и социально-политических движений [Пресняков А.Е. Лекции по русской истории (читанные автором в 1908-1910 гг). Т.2, вып. 1. Западная Русь и Литовско-Русское государство. М., 1939]. Хронологически курс лекций охватывает период со времени Киевской Руси до Люблинской унии и господства Стефана Батория. Впервые в научных и дидактических работах такого уровня история Западной Руси – Беларуси и Украины – представлена самостоятельным объектом исследования и в определенной степени субъектом собственной истории и тематически выделена из общей истории «Литовско-Русского» государства. Немало места отведено характеристике национально-конфессиональных отношений, государственному строю, политической консолидации шляхты, закрепощению крестьянства, развитию других форм социальной зависимости. Пресняков сформулировал 2 новые концепции, которыми была наполнена долгая дискуссионная история в позднейшей историографии. Во-первых, Киевская Русь, по его мнению, была прологом зарождения 3 родственных народностей – белорусской, украинской и русской. Во-вторых, в отличие от Любавского и задолго до позднейшей монографии Лаппо, автор пришел к выводу, что государственность ВКЛ сохранялась и после Люблинской унии. Лекции Преснякова были опубликованы только в 1939 г., а в начале 20 века были известны только ограниченному кругу преимущественно студенческой молодежи. В конце ХIХ – начале ХХ в. В границах национально-демократического движения ускоренно развивалась собственно белорусская историография. Публикации по истории Беларуси появлялись на страницах газеты «Наша ніа», некоторых других периодических и отдельных изданиях. В 1910 г. В Вильно опубликована популярная «Кароткая гісторыя Беларусі» В.Ю. Ластовского. Просветительская и общественно-политическая ориентация работ Ластовского и других подобных публикаций, в которых подчеркивалась богатая многовековая история белорусского народа вызвала острое раздражение сторонников шовинистически-ассимиляторской политики. Преимущественно для дипломатических кругов и иностранных читателей предназначалась брошюра Довнар-Запольского «Асновы дзяржаўнасці Беларусі», которая на разных языках была напечатана в 1918 г. во время оккупации Беларуси кайзеровскими войсками. В конце 1910-х г. небольшой курс лекций по белорусоведению был подготовлен под редакцией Пичеты для слушателей Белорусского народного университета (Курс белорусоведения. М., 1918-1920).

1920-е – начало 1930-х гг. Ознаменовалось значительным развитием конкретно-исторических исследований в Белорусском государственном университете и Институте белорусской культуры (преобразованн в 1929 г. в Академию наук). Возобновилась археографическая деятельность, стали выходить периодические научные издания. Расширение авторитарных тенденций перечеркнуло эти начинания. Не была издана «История Белоруссии» Довнар-Запольского, был запрещен для употребления школьный учебник В.М. Игнатовского «Кароткі нарыс гісторыі Беларусі» (Мн., 1919), написанный с марксистских позиций и посвященный в том числе истории «Литовско-Белорусского государства» ХIII-ХVI в. В советской историографии установились схемы исторического процесса в Беларуси, которые в значительной степени были основаны на вдорянско-клерикальной и имперской историографии. Научные разработки истории Беларуси ХIII-ХVI в. сместились главным образом в сферу социально-экономической, частично этноисторической, внешенполитической тематики. Некоторое оживление научной деятельности началось с середины 1950-х г. Значительно раскованной в некоторых своих политических констатациях и для своего времени основательной работой была монография Пашуты «Возникновение Литовского государства» (Пашуто Возникновение Литовского государства. М., 1959). Концептуальные взгляды официальной белорусской историографии 1960-80-х г. без существенных изменений излагались в обобщающих академических изданихя. Относительно объективным с присоединением новых материалов был 1-ый том 6-томной «Гісторыі Беларускай ССР» (Мн., 1972). Показательно, что многовековой истории Беларуси с наидревнейшего времени до отмены крепостного права в 1861 г. отведено меньше четверти общего объема этого издания, а истории времени ВКЛ до конца ХVI в. – менее чем 5 %.

Ценные труды белорусских и российских ученых по истории городов Беларуси, социальных, политических и культурных процессов (А.П. Грицкевич, З.Ю. Копысский, М.Ф. Спиридонов, в Москве – А.А. Зимин, М.М. Улащик, Б.М. Флора, Г.Л. Хорошкевич) постепенно готовили почву для более широких исторических обзоров. Тем не менее большой комплексный труд по истории Беларуси ХIII-ХVI в., который долго писался группой историков АН БССР, так и остался в рукописи. Публичный пересмотр некоторых устаревших взглядов и значительное обновление материалов в обобщающих исторических работах начались с академического издания «Нарысы гісторыі Беларусі» (Ч. 1-2. Мн., 1994-95).

Заграничная белорусская историографияне имеет комплексных научных работ по истории Беларуси ХIII-ХVI в., что в значительной степени объясняется отсутствием у заграничных историков возможности пользоваться основными архивными фондами и нередко слишком радикальным отношением к концептуальным и фактологическим достижениям российской, а тем более советской исторической науки. Позитивная роль некоторых иностранных работ просачивается чаще в критике официальных российских стереотипов, ошибок в научных работах белорусских и других историков, в обосновании патриотического и общественно-политического значения средневековой и новой истории Беларуси на фоне восточнославянского, европейского и мирового исторического процесса. В полемике иностранных и отечественных историков 1960-80-х г. политические акценты нередко преобладали над научными, что видно, например, в публикациях Л.С. Абецедарского и его заграничного белорусского оппонента П. Урбана (Абецадарскі Л. У святле неабвержных фактаў. Мн., 1969; Урбан П. У сьвятле гістарычных фактаў. Мюнхэн; Нью Ёрк, 1972).

В межвоенное время в непосредственной связи с развитием собственной государственности значительных результатов достигли польские и литовские исследователи по отдельным направлениям историографии. Нужно отметить рабты польских историков О. Галецкого, С. Заянчковского, Л. Коленковского, В. Каменецкого, С.М. Кучимского, У. Потехи, Г. Пашкевича, К. Ходиницкого, литовских – К. Авижониса, З. Ивинскиса, Ё. Матусаса, А. Шапаки и др. Особняком стоят основательные работы польско-литовского историка Г. Ловмянского, одного из наиболее лучших исследователей ранних этапов истории ВКЛ. На широком сравнительном фоне, с использованием необычно большого круга различных источников по истории балтских народов он основательно исследовал процесс заселения, политическую, территориальную структуру этнографической Литвы, формирование литовской монархии, земельной собственности, зарождение сословного деления общества. В других своих работах он уделил много внимания раскрытию социальных и политических оснований Кревской унии 1385 г., последующей хозяйственной и социальной эволюции ВКЛ до Люблинской унии 1569 г. В 1953 г. в Лондоне на правах рукописи был издан сборник лекций, прочитанных главным образом рядом польских эмигрантов для Академического сообщества Университета Стефана Батория за границей «История земель Великого княжества Литовского». Его тематика довольно разнообразная, хотя и не очень широкая: большинство материалов посвящено историко-политическим проблемам, в том числе государственным униям, культуре, этнических, конфессиональным, языковым и правовым отношениям на землях ВКЛ. Главная идея сборника – освещение исторических условий, в которых вызревали положительные политические, общественные и цивилизационные связи литовцев, белорусов и поляков. Не без определенной идеализации один из авторов писал: «Мы должны подтвердить с ударением, что ведущие этнические группы ВКЛ и Короны, сливаясь в один высший духовный пласт, свободны были от отравления взаимной враждой. В ином случае никогда бы не родилось и не укрепилось между ними чувство братской связи». Редкие работы западноевропейских и американских исследователей затрагивали преимущественно внешнеполитическую, культурную, церковную историю (О. Бакус, Х. Станг, Х. Яблоновский и др.).

В 1950-80-е г. серьезные научные исследования были написаны литовскими историками Р. Батуром, Б. Дундулисом, И. Лукшайте, Ё. Стаковскасом, Ю. Юргинисом, М. Ючасом, К. Яблонскисом и др. Однако обобщающие литовские труды [История Литовской ССР: (с древнейших времен до наших дней). Вильнюс, 1978 и др.] сохраняли многие прежние подходы советской историографии. Только в последние годы в Литве издано несколько новых синтетических работ, написанных основными специалистами по истории ВКЛ – Э. Гудавичусом, З. Кявпом. Политические парадигмы этих работ сохраняют значительную преемственность с исследованиям литовских историков 1920-30-х г.

Классы и сословия на Беларуси.

Для обозначения сословий использовался в то время термин «станы». По Статуту 1588 года, были светские (служилые): князья, паны, бояре-шляхта; духовные: епископы, священники и простые: мещане, крестьяне станы.

По своей социальной структуре общество делилось на два основных класса: феодалов-землевладельцев и зависимых крестьян. Кроме этого в деревнях и городах в XIV-XV веках жило немало людей, которые считались лично свободными. Но количество свободных людей в XVI веке в деревнях уменьшается.

Класс феодалов и сословие шляхты.

Наикрупнейшим собственником земли было государство в лице великого князя.

Ниже в пирамиде находились князья. Князья – представители родовитой аристократии (потомки рюриковичей, гедеминовичей и других княжеских родов), которые владели большой земельной собственностью.

Князья могли получать от великого князя личные привилегии: 1) право строить замки, 2) собирать пошлины с товаров, 3) право на содержание корчм, 4) право устраивать в своих имениях торги, ярмарки, 5) право давать своим городам магдебургское право, 6) подлежали суду только великого князя.

Военную службу они отбывали как правило под собственной хоругвью, могли быть приглашены на сеймы великими княжескими грамотами.

Термин «шляхта» (польск. szlachta со средненемецкого Slachta – род, порода) применялся для обозначения привилегированного сословия в Беларуси, Литве, Польше, Украине в XIII - начале ХХ в., временами в Чехии, а во 2-й четверти – середине ХVIII в. и в России для названия дворянского сословия. В ВКЛ и Речи Посполитой шляхта занимала господствующее положение, экономическим основанием этому была феодальная собственность на землю. Шляхта была военным сословием, участвовала в войнах, играла большую роль в политической, хозяйственной и культурной жизни до конца ХVIII в.

В ВКЛ с ХIII в. основная масса феодалов называлась боярами. Это потомки бояр и дружинников Полоцкого, Туровского и Смоленского княжеств, к которым в ХIV в. присоединились литовские (а в ХV в. и жмудские) нобили и дружинники, часть которых осела в административных центрах на Беларуси. Начиная с Городельского привилея 1413 г. в государственных актах вместе с названием «бояре» все чаще применяется термин «бояре-шляхта» или «шляхта». Со 2-й четверти ХVI в. название «шляхта» постоянно занимает место в государственных актах для обозначения феодального сословия. В окружении шляхты существовала значительное имущественное неравенство. В Городельском привилее упоминаются «бароны, нобили и бояре», в других документах – «паны», «значительные бояре» и «бояре». Взаимоотношения между различными группами шляхты основывались на принципах феодальной иерархии, что обуславливало экономическую зависимость мелкой и беднейшей шляхты (околичная шляхта, чиншевая шляхта) от магнатов (панов). В Х ХIV–ХV в. из общей массы выделились князья, княжата и знатные бояре (паны). На нижней лестнице шляхетского сословия находилась мелкая шляхта, которая имела небольшие участки земли с несколькими крестьянами или без крестьян. В ХV-ХVI в. значительной по количеству была группа военно-служилого населения, переходная между феодалами и крестьянами. В ее состав входили потомки мелких белорусских и литовских бояр и дружинников, крестьяне-слуги (панцирные бояре, путные бояре, земяне, стрельцы). Военно-служилые люди старались влиться в ряды феодального сословия, и это нередко им удавалось. В основном в шляхту попадали представители мещан и некрепостных крестьян – людей похожих. Шляхта формировалась как военное сословие. 1-й этап создания замкнутого привилегированного шляхетского сословия завершился во 2-й четверти ХV в. выделением со шляхты самостоятельной категории военных слуг.