Рекомендовано до друку 25 страница

Ну а вообще, если разобраться, Евгений Плетнев сам провоцировал почти все свои состояния. Можно даже сказать, что это выходило у него сродни необходимости. Он как бы учился на поступках (как своих, так и других). Да и давно у него повелось, что если делал он какое-то действие, то оно почти неминуемо должно было иметь под собой какую-то подоснову. Другими словами, не любил Плетнев что-либо делать просто так.

 

....................................................................................................

 

Анализируя удивительным образом свою жизнь (а надо заметить, что Плетнев часто делал подобное), Евгений Георгиевич отдавал отчет, что на самом деле у него просто не может быть все совсем уж просто. И если он придумывал какое-то действие, то старался придать ему форму многоходовости.

Можно предположить, что он не любил простоту. Но ведь и сильно усложнял что-то он только тогда, когда мог себе это позволить. А позволял себе зачастую слишком часто на начальном этапе осмысления жизни. Это уже только недавно он понял, что негоже так загонять себя. Что есть и другие обязательные задачи, которые попросту необходимо выполнять. Хотя бы те же знания. Ведь так получалось, что, постоянно, как будто бы, стремившись к знаниям, Плетнев упустил вопрос документального засвидетельствования их. И так выходило, что это в последнее время его поразительным образом начинало беспокоить.

 

А еще он понял, что слишком заигрался с друзьями, большинство из которых оказались настолько мнимыми, что, расставшись с ними, Плетнев почти тут же о них забыл. Кстати, он чувствовал себя в последнее время заметно лучше и в психологическом плане. Как бы понимая, что какие-то победы в жизни все же одерживает.

И уже в итоге от всего подобного ему становилось свободнее дышать. И - идти вперед. Ведь он все время шел вперед. Даже если видел, что кто-то удивительным образом сдерживает его, он не расслаблялся, и шагал...

Шагая по жизни, Плетнев все реже старался оглядываться по сторонам, и тем более оборачиваться назад. Так выходило, что он понял, что излишнее оглядывание забирает слишком много сил. И часто как раз тех сил, которые могли ему понадобиться в другом.

 

 

Часть 5 Демарш воли

 

Глава 1

 

Плетнев понимал, что он так-то уж не может окончательно замыкаться в себе. Выходило - он должен постоянно подстраиваться под время. И при этом - сначала медленно, не спешно, а после постепенно усиливаясь - что-то восставало внутри против подобного.

То есть он понимал, что должен, конечно, продолжать борьбу. Жизнь в его представлении была такой борьбой. И все же самым главным было его желание оставаться собой.

И, в конце концов, именно это желание перевесило все, что происходило с Плетневым. Как перевесило и то, что еще могло произойти.

 

И все же Евгению было как-то нелегко на душе. Предчувствия какой-то надвигающейся беды не давали ему окончательно расслабиться, начав жить свободно. Этой свободы не было, прежде всего, в душе Евгения. Вечера и ночи превращались в составление мучительной цепочки размышлений о жизни, поиске закономерностей в этой жизни. Тех закономерностей, которые в итоге, по его мнению, и должны были как бы вывести его наверх в его осознании действительности. Тем более что пока выходило так, что каждый раз, когда он вроде как продвигался вперед, и быть может даже нащупывал то нечто, что в итоге и могло оказаться нужным ключом, всегда находилось что-то, что Плетнева отбрасывало назад. В прошлое. В то прошлое, которое каждый такой раз возвращалось вновь. Прошлое, которое не давало ему окончательно расслабиться.

Евгений Георгиевич вновь и вновь анализировал события текущей действительности, понимая, что давно уже имел право на то, чтобы начать жить в свободе от мучившего его раскаяния за раннее совершенные поступки. Да и если пытаться судить его, так окажется, что он давно уже искупил (своей жизнью) то негативное, что происходило в этой жизни раньше. Ну и к тому же Евгений понимал, что какие-то обвинения себя -- в конечном итоге отбрасывают его назад. Сбивают с ритма жизни, вынуждают уже не стремиться так вперед, потому что любое движение вперед оказывалось весьма затруднительным в создавшихся условиях; мысли о прошлом, о своей какой-то вине в этом прошлом, заметно ограничивали возможности Плетнева. Можно даже сказать, что все время он боролся с самим собой, с тем, что оказывалось представлено в его психике в виде критической структуры этой психики, фактически мешавшей ему жизнь. А все попытки снизить оказывавшееся негативным воздействие на его психику, ни к чему не приводило. Более того, Плетнев уже ясно понимал, что если все будет продолжаться и дальше в том же духе, то, собственно, он хоть и будет двигаться вперед, но это в конечном итоге потребует таких эмоциональных затрат, что может оказаться даже так, что и не выжить будет ему. Уж слишком тяжело он относился ко всему. Тяжело, а может серьезно,-- вспомнил Плетнев слова кого-то из своих знакомых.

Знакомые - это была еще одна боль Плетнева. Все чаще со знакомыми он не то что расставался, но как-то выходило так, что Евгений быстро уставал от тех, с кем общался в течении какого-то времени. Ему как бы удавалось достаточно быстро узнать человека, после чего этот человек уже был не интересен Плетневу. Не интересен прежде всего как ученому, исследователю. Именно в этой роли позиционировал себя Евгений Георгиевич в первую очередь. И следовало отметить, что в какой-то мере, видимо как раз в этом и таились многие причины того, что Плетнев совершал в жизни. И прежде всего, становились характерными размышления его, которые были как раз в ключе анализа-изучения действительности, и простирались исключительно в этой плоскости. И хотя все это, конечно, заставляло Евгения прилагать неимоверно больше сил, чем если бы довелось ему жить без довлеющего над ним необходимости постоянного анализа действительности. Ну и при этом, разумеется, у него все-таки был шанс добиться прекращения всего того негатива, который набрасывался на него. Прекращение, именно это в конечном итоге могла быть определена как цель происходящего. И, по сути, все должно было действительно получиться.