Отношение Свода законов к Полному собранию законов.

В отечественной дореволюционной доктрине существовало довольно большое разногласие по поводу того, что считать действующим или применимым правом, иначе, какой из плодов деятельности М.М. Сперанского - ПСЗРИ или СЗРИ - является действующим правом Империи. Данная неопределенность обусловлена была самим характером Свода, он занимал промежуточное положение между актами инкорпорации и кодификации одновременно. В результате, как отмечал известный дореволюционный процессуалист Е.В. Васьковский, при толковании его статей в первую очередь должно применяться историческое толкование, т.е. привлечение норм ПСЗРИ. В результате получалась парадоксальная ситуация: одновременному применению к определенному фактическому составу подлежали статьи и Свода законов, и Полного собрания законов.

Уже сам М.М. Сперанский предлагал законодателю на выбор три основных способа применения Свода: 1) признать статьи Свода единственным основанием в решениях дел, но так, чтобы текст законов служил лишь указанием источников, из коих статьи составлены; 2) признать статьи Свода законом, но не единственным, а действующим в тех только случаях, где нет сомнения ни о существовании закона, ни о его смысле; 3) признать текст законов единственным и исключительным основанием при решении дел, а статьи Свода только средством вспомогательным, или, так сказать, совещательным к приисканию и познанию их смысла. На заседании Государственного Совета 19 января 1833 г. постановлено было придерживаться первого правила, позднее подтвержденного п. 4 Манифеста от 31 января 1833 г.: "Как Свод законов ничего не изменяет в силе и действии их, но приводит их только в единообразие и порядок, то как в случае неясности самого закона, так и в случае недостатка или неполноты его порядок пояснения и дополнения остается тот же, какой существовал доныне".

Соответственно. подобное решение вопроса, предложенного законодателем, вело к ситуации, когда Свод нельзя было считать новым законом; он представлял собой лишь новую форму ранее действующих законов, "для установления точного смысла которых решающее значение имеет не положение статей Свода, а первоначальный законодательным порядком утвержденный текст" [Коркунов. 1909. С. 332]. Другая точка зрения (интересно отметить, что среди ее приверженцев преобладали в основном цивилисты) состояла в том, что полагала Свод законов новым постановлением, заменившим собой по принципу lex posteriori derogatpriori старый закон.

Судебная практика тем не менее указывала, что применению в основном подлежали нормы СЗРИ, но в особых случаях судьи прибегали к историческому толкованию данной нормы, т.е. обращались к условиям ее составления, и в конечном счете восходили к тексту, помещенному в ПСЗРИ. Данная ситуация объясняется тем, что как Собрание, так и Свод представляли собой незавершенную работу по кодификации правовой системы Российской империи, подобная незавершенность и позволила появиться данной юридической неопределенности.