Вопрос №1. Эволюция представлений о методологии социально-гуманитарного знания

Вопрос о методологии научного знания был поставлен на повестку дня представителями философии позитивизма. Эта философская школа возникла во Франции в 30 - 40-е годы XIX в. благодаря философу О. Конту(1798-1857).

Позитивистская философия Конта определенным образом связана с философией французского Просвещения XVIII в. Следуя философам-просветителям, О. Конт высказал убеждение в способности науки к бесконечному развитию и в неограниченности предметной области, к которой применимы научные методы мышления. Осуществленная О. Контом классификация наук во многих отношениях может рассматриваться как реализация завета энциклопедистов. По О. Конту, науки распределяются согласно естественной иерархии (энциклопедический закон): математика – астрономия – физика – химия – биология – социология[1].

Так же О. Конт утверждал: основной метод науки – феноменологический (описательное обобщение) заключается в постановке эксперимента, а затем попытки обобщить. Закон подчинения воображения наблюдению. Вся информация из наблюдения, т.е. должны строиться теоретические конструкции, которые хоть не сейчас, но потом должны экспериментально подтверждаться.

Подводя итог, можно сказать следующее: методология науки едина и для естественных, и для гуманитарных наук. Методология гуманитарных наук должна строиться по образцу наук естественных.

В дальнейшем позитивизм оказался весьма популярным направлением и – с различными модификациями – существует и по настоящее время.

Дальнейшее развитие методологии социально-гуманитарных наук связано с осознанием специфики этого направления знания и его методов.

Во второй половине XIX века формируется новая тенденция в понимании научной методологии – антинатурализм(обоснование самостоятельности социально-гуманитарных наук).

Один из представителей этого подхода – Вильгельм Дильтей (1833-1911), который разрабатывал методологические проблемы на материале психологии. В. Дильтей различает два типа психологии, два способа познания душевной жизни человека. Первая, "объяснительная" психология видит свою цель в том, чтобы установить причинную связь явлений душевной жизни по аналогии о тем, как это делает естествознание по отношению к природным явлениям. Однако естественные науки, которым их предмет дан в виде несвязанных между собой, обнаруживаемых во внешнем опыте многообразных явлений, поступают единственно возможным при этом образом: они конструируют не данную им в непосредственном опыте связь с помощью рассудка, получая таким образом гипотезу, которую затем проверяют с помощью опыта или эксперимента. Знание, полученное таким путем, является гипотетическим, в отличие от аподиктического знания математики или логики. Но, по В. Дильтею, сам предмет естествознания таков, что иным путем изучать его невозможно.

Что же касается психологии, то ее предмет – душевная жизнь человека – существенно отличается от предмета естествознания, а потому совершенно неразумно переносить на нее методы, применяемые в естественных науках.

Поэтому вместо объясняющей (конструирующей) психологии В. Дильтей (вслед за Вундтом) предлагает разрабатывать понимающую (описательную) психологию. В самом деле, в отличие от естественнонаучных фактов, данных исследователю извне, факты душевной жизни воспринимаются им "изнутри", они даны ему вместе с их связью, которую поэтому нет надобности гипотетически конструировать. Гипотезы в этом случае, пишет В. Дильтей, не играют такой роли, как в естественных науках, ибо там они выполняют функцию связывания комплексов элементов, а духовная связь комплексов дана первоначально в переживании. Понимающая психология должна, по В. Дильтею, не конструировать, а описывать ту душевную связь, которая дана каждому индивиду непосредственно; не рассудочное образование понятий, а вживание, вчувствование в непосредственно-целостную ткань душевно-духовного образования, переживание этой целостности и описание ее - вот задача психологии нового типа. На ее базе, по В. Дильтею, только и могут быть построены эмпирические, опытные науки о духе.

Отправляясь от несколько других философских посылок, близкое к дильтеевскому понимание метода наук о культуре, вообще исторических наук, разработал итальянский философ Бенедето Кроче (1866-1952). Согласно Б. Кроче, все индивидуальное есть предмет созерцания, а понятие имеет дело не с самим индивидуальным (вещами, людьми и т.д.), а с отношениями между индивидуальными явлениями. Будучи индивидуальными, "вещи" никогда не могут быть схвачены с помощью понятий, – они могут быть только предметами созерцания. "Понятие об индивидуальном", согласно Б. Кроче, есть противоречие в определении; поэтому нельзя создать науку об индивидуальном, построенную как система понятий. Все индивидуальное есть предмет искусства. Поскольку же история имеет дело с индивидуальным, как оно является во времени, то она тоже представляет собой разновидность искусства. Философско-методологической основой истории является поэтому, согласно Кроче, не логика, а эстетика: логика имеет дело с всеобщими понятиями, а эстетика – с индивидуальными интуициями.

Новый этап в осмыслении методологии науки связан с таким философским направлением, как неокантианство – направление в немецкой философии второй половины XIX – начала XX веков.

Центральный лозунг неокантианцев («Назад к Канту!») был сформулирован Отто Либманом (1840-1912) в работе «Кант и эпигоны» (1865) в условиях кризиса философской моды на материализм.

Острие неокантианской критики было направлено против засилья позитивистской методологии и материалистической метафизики. Конструктивная часть философской программы неокантианства заключалась в возрождении кантовского трансцендентального идеализма с особым упором на конструктивные функции познающего разума.

Две школы неокантианства. В неокантианстве различают Марбургскую школу, занимавшуюся преимущественно логико-методологической проблематикой естественных наук, и Баденскую школу (Фрейбургскую, Юго-западную), сосредоточившуюся на проблематике ценностей и методологии наук гуманитарного цикла («наук о духе»).

Так, в отличие от марбуржцев, сосредоточивших внимание на кантовской «Критике чистого разума», фрейбуржцы строили свою концепцию, особо ориентируясь на кантовскую «Критику способности суждения». При этом они интерпретировали кантовскую работу не только и даже не столько как сочинение по эстетике, а как целостное и более удачное, чем в других работах, изложение учения Канта как такового. Фрейбуржцы подчеркивали, что именно в этом изложении концепция Канта более всего повлияла на дальнейшее развитие немецкой философии и литературы. В своей интерпретации Канта Виндельбанд и Риккерт, подобно марбуржцам, стремились к критическому переосмыслению кантианства. Предисловие к первому изданию "Прелюдий" Виндельбанд закончил словами: "Понять Канта значит выйти за пределы его философии". Другая отличительная черта фрейбургского неокантианства по сравнению с марбургским вариантом состоит в следующем: если марбуржцы строили философию по моделям математики и математического естествознания, то Виндельбанд, ученик историка Куно Фишера, более ориентировался на комплекс гуманитарных научных дисциплин, прежде всего наук исторического цикла. Соответственно, центральными для фрейбургской интерпретации оказались не понятия "логика", "число", а понятия "значимость" (Gelten), заимствованное Виндельбандом у его учителя Лотце, и "ценность". Фрейбургское неокантианство в значительной части является учением о ценностях; философия трактуется как критическое учение о ценностях. Как и марбуржцы, неокантианцы из Фрейбурга отдали дань сциентизму своего времени, высоко оценивая философское значение проблемы научного метода. Они не чурались исследования методологических проблем естествознания и математики, хотя, как видно из работ Виндельбанда и Риккерта, делали это более всего в целях сравнения и различения методов научных дисциплин соответственно познавательному типу тех или других наук.

Баденская (Фрейбургская) школа неокантиантства.Выделяются два главных представителя фрейбургской школы неокантианства.

Вильгельм ВИНДЕЛЬБАНД (1848-1915) – один из наиболее видных представителей баденской школы неокантианства.

В. Виндельбанд 1 мая 1894 года при вступлении в должность ректора Страссбургского университета выступил с программной речью "История и естествознание".

В этой речи В. Виндельбанд предложил положить в основу классификации наук различие между науками не по предмету, а по методу. Вопрос состоит, утверждал В. Виндельбанд, не столько в уразумении предмета исторического познания и в отграничении его от предмета естественных наук, сколько в установлении логических и формально-методологических особенностей исторического познания.

В. Виндельбанд отказывается от деления знания на науки о природе и науки о духе. Принципом деления должен служить "формальный характер познавательных целей наук". Одни науки отыскивают общие законы, другие – отдельные факты; одни из них – науки о законах, другие – науки о событиях. Первые учат тому, что всегда имеет место, последние – тому, что однажды было.

Первый тип мышления В. Виндельбанд называет "НОМОТЕТИЧЕСКИМ" (законополагающим). Тип мышления, противостоящий "номотетическому" (законополагающему), В. Виндельбанд называет "ИДИОГРАФИЧЕСКИМ" (описывающим особенное).

Один и тот же предмет может служить объектом одновременно как номотетического, так и идиографического исследования. Причина такой возможности в том, что противоположность между неизменным (общим) и однажды встречающимся в известном смысле относительна. Так, наука об органической природе в качестве систематики – наука номотетическая, но в качестве истории развития – идиографическая.

Различие номотетического и идиографического типов мышления и определяет различие между естествознанием и историей. В случае естествознания мышление стремится перейти от установления частного к пониманию общей связи, в случае истории оно останавливается на выяснении частного, особенного.

Философ утверждает, что идиографический исторический метод находился долгое время в пренебрежении. По его мнению, пренебрежение всем, кроме общего и родового, есть черта греческого мышления, перешедшая от элеатов к Платону, который видел как истинное бытие, так и истинное познание только во всем общем. В новое время глашатаем этого мнения явился А. Шопенгауэр, который отказал истории в значении истинной науки именно на том основании, что она имеет дело только с частным и никогда не достигает общего.

В. Виндельбанд считает этот взгляд на идиографический метод многовековым заблуждением. В противоположность ему В. Виндельбанд подчеркивает, что "всякий человеческий интерес и всякая оценка, все, имеющее значение для человека, относится к единичному и однократному". Если это справедливо в отношении к индивидуальной человеческой жизни, то это "тем более применимо ко всему историческому процессу: он имеет ценность, только если он однократен".

В целостное познание, образующее общую цель всех родов научной работы, по В. Виндельбанду, должны в одинаковой мере войти оба метода: и номотетический, и идиографический.

Оба эти момента человеческого знания – номотетический и идиографический – не могут быть сведены к одному общему источнику. Никакое подведение под общие законы не может вскрыть последние основания единичного, данного во времени явления. Поэтому во всем историческом и индивидуальном, заключает В. Виндельбанд, для нас остается доля необъяснимого – нечто невыразимое, неопределимое.

В соответствии с этим знаменитая речь В. Виндельбанда об отношении истории к естествознанию завершается рассуждением о беспричинности свободы: последняя и глубочайшая сущность личности, по В. Виндельбанду, противится анализу посредством общих категорий, и этот неуловимый элемент "проявляется в нашем сознании как чувство беспричинности нашего существа, т.е. индивидуальной сводобы".

Выступление В. Виндельбанда "История и естествознание" наметило новый взгляд на историческое знание в эскизной форме. Систематическое развитие с позиций, близких к позиции Виндельбанда, этот взгляд получил в обстоятельных работах Генриха РИККЕРТА (1863-1936). В своей сумме эти работы были предназначены развить логику неокантианского понимания исторической науки.

Принципы классификации наук Г. Риккерта чрезвычайно близки к принципам В. Виндельбанда, но гораздо обстоятельнее развиты.

1. Выделение двух методов. Всякое научное понятие может иметь задачей либо познание общих, тождественных, повторяющихся черт изучаемого явления, либо, напротив, познание частных, индивидуальных, однократных и неповторимых его особенностей. В первом случае мы имеем дело с естествознанием, во втором – с историей. Естественнонаучное понятие направлено на общее, историческое – на индивидуальное.

Метод естествознания Г. Риккерт характеризует как ГЕНЕРАЛИЗИРУЮЩИЙ (обобщающий), а метод истории – ИНДИВИДУАЛИЗИРУЮЩИЙ.

Цель естествознания – выяснение общих законов, т.е. открытие постоянно повторяющихся, бесконечно воспроизводимых постоянных связей и отношений. Цель истории – изображение или характеристика "бывающего" как однократного, индивидуального события, исключающего в силу исконного своеобразия возможность подведения под понятие "общего закона".

Как бы далеко ни простиралась возможность одновременного применения к единой действительности обоих методов – генерализирующего и индивидуализирующего – логически они диаметрально противоположны и взаимно друг друга исключают.

Если история пользуется в качестве элементов своих суждений понятиями об общем, если, далее, естествознанию приходится иметь дело и с индивидуальными объектами, то этим обстоятельством, по Г. Риккерту, не может быть устранен или ослаблен факт исконной противоположности естественнонаучного и исторического родов познания.

Логическая противоположность обоих методов – величайшая, какая только может существовать в сфере науки.

2. Гносеологическая критика естествознания. Совершенно невозможно понять смысл философии Г. Риккерта без уяснения того, что вся риккертовская логика истории зиждется на гносеологической критике естествознания. Недаром главный труд Г. Риккерта называется "Границы естественнонаучного образования понятий" (1896-1902).

Г. Риккерт пытается доказать мысль, будто естествознание не есть познание действительности. Ища только общего, оно не может в силу своей природы выйти из круга абстракций, ибо предмет его исследования – общее – не имеет действительного бытия, возникая только в результате логического отвлечения.

Научное понятие, как утверждает Г. Риккерт, никогда не может быть копией или отражением предмета. В любом понятии любой науки воспроизводятся только некоторые стороны или свойства предмета, абстрагированные или отобранные, почерпнутые из его действительного содержания в соответствии с той точкой зрения, которой руководствуется эта наука, и в которой сказывается характерный для нее познавательный интерес. Действительность предмета, по Г. Риккерту, не может быть воспроизведена в понятии, поскольку она неисчерпаема.

Наука преодолевает "экстенсивное" и "интенсивное" многообразие познаваемой ею эмпирической действительность не тем, что она его "отражает", а тем, что она "упрощает" это многообразие. Из бесконечно богатого содержания предметного мира наука вводит в свои понятия не все его элементы, но только те, которые оказываются существенными.

В своей критике естествознания кантианец Г. Риккерт, по нашему мнению, перекликается с иррационализмом. При этом особенность Г. Риккерта в том, что у него антирационалистическая критика познания с наибольшей резкостью проводится по отношению к наукам естественным.

3. Основная противоположность между естествознанием и историей. Развивая этот взгляд, Г. Риккерт приходит к убеждению, будто основная противоположность между естествознанием и историей есть противоположность двух задач и двух принципов отбора, отделения существенного от несущественного.

Для истории, с точки зрения Г. Риккерта, характерно изображение или повествование об однократных, однажды случившихся и неповторимых событиях, а для естествознания – установление общих принципов всегда сущего.

При этом автор подчеркивает, что для того, "чтобы ясно выразить требуемое различие, я должен буду разделить в понятии то, что в действительности тесно связано друг с другом, ... мне придется совершенно отвлечься от тех многочисленных нитей, которые соединяют друг с другом обе группы наук..."

Характерными для философа являются следующие утверждения:

"Открытая нами принципиальная логическая противоположность может быть охарактеризована и как противоположность между наукою, имеющею дело с понятиями, и наукою, имеющею дело с действительностью".

"Действительность для нас лежит в особенном и индивидуальном, и ни в коем случае нельзя ее построить из общих элементов".

Хотя формально Г. Риккерт признает равноправие естествознания и истории как двух одинаково возможных и необходимых логических способов образования понятий, но в разрезе онтологии Г. Риккерт отдает явное предпочтение ИСТОРИИ.

История, по Г. Риккерту, возможна как наука в силу того, что наряду с природой существует КУЛЬТУРА как особый объект (особая сфера опыта).

Для характеристики культурных объектов, определения их специфики по сравнению с природными объектами, Г. Риккерт вводит понятие, которое является важнейшим в его философии культуры, в философии истории и логике исторических наук. Именно это понятие дает принцип, с помощью которого историк отделяет "существенное" от "несущественного". Это понятие "ЦЕННОСТЬ" – важнейшее понятие философии Г. Риккерта. Оно не только позволяет отличать культурные процессы от явлений природы. Данное понятие дает принцип, с помощью которого историк из неисчерпаемого многообразия индивидуальных элементов действительности образует некоторое целое, отделяет "существенное" от "несущественного".

Ценность, по Г. Риккерту, есть "смысл, лежащий над всяким бытием", мир "состоит из действительностей и ценностей". Ценности не относятся ни к области объектов, ни к области субъектов. Они "образуют совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта". Как Вы видите, категория "ценности" не только дополняет категорию бытия, но и сфера "ценностей" у Г. Риккерта противостоит сфере "бытия", причем таким образом, что противоположность между ними принципиально не может быть ни уничтожена, ни хотя бы смягчена.

Истинная ценность, как ее понимает Г. Риккерт, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается".

По мнению автора, о ценности нельзя сказать, что она "есть", но все же ценность принадлежит к "нечто", а не к "ничто". Истинная ценность, по Г. Риккерту, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается".

По Г. Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. "Подлинная мировая проблема" философии заключается именно "в противоречии обоих этих царств": царства существующей действительности и царства несуществующих, но, тем не менее, имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей.

Философ полагает, что это противоречие "гораздо шире противоречия объекта и субъекта. Субъекты вместе с объектами составляют одну часть мира действительности. Им противостоит другая часть – ценности. Мировая проблема есть проблема взаимного отношения обеих этих частей и их возможного единства.

По Г. Риккерту, все проблемы бытия "необходимо касаются только частей действительности и составляют поэтому предметы специальных наук", тогда как для философии "не остается более ни одной чисто бытийной проблемы".

В иерархии ценностей высшее место принадлежит религии. "Только религия, – утверждает Г. Риккерт, – поддерживает и укрепляет жизнь в настоящем и будущем, сообщая ей ценность, которую ее собственная частичная сила ей не в состоянии дать".

4. Анализируя специфику социально-гуманитарного знания, Г. Риккерт указал следующие его основные особенности:

- его предмет – культура, а не природа, – совокупность фактически общепризнанных ценностей в их содержании и систематической связи;

- непосредственные объекты его исследования – индивидуализированные явления культуры с их отнесением к ценностям;

- его конечный результат – не открытие законов, а описание индивидуального события на основе письменных источников, текстов, материальных остатков прошлого;

- сложный очень опосредованный способ взаимодействия с объектом знания через указанные источники;

- для наук о культуре характерен идеографический метод, сущность которого состоит в описании особенностей существующих исторических фактов, а не их генерализация (построение общих понятий), что характерно для естествознания – номотетический метод – это главное различие двух типов знания);

- объекты социального знания неповторимы, не поддаются воспроизведению, нередко уникальны;

- социально-гуманитарное знание целиком зависит от ценностей, наукой о которых и является философия;

- абстракции и общие понятия в гуманитарном познании не отвергаются, но они здесь – вспомогательные средства при описании индивидуальных явлений, а не самоцель, как в естествознании;

- в социальном познании должен быть постоянный учет всех субъективных моментов; если в естественных науках их единство обусловлено классической механикой, то в гуманитарном знании – понятием «культура».

И в заключение нашего исторического анализа мы рассмотрим методологические представления немецкого социолога Макса Вебера (1864-1920).

В своих методологических исследованиях М. Вебер в сущности присоединяется к неокантианскому варианту антинатуралистического обоснования исторической науки.

Вслед за Риккертом он жестко формулирует принцип: всякое познание есть суждение. Не интуиция, не вчувотвование, не непосредственное постижение, а суждение.

Суждение предполагает противопоставление познающего субъекта познаваемому объекту и опосредованное соотнесение этих противопоставленных элементов. Всякое же непосредственное проникновение в объект, всякое слияние субъекта с объектом, независимо от того, происходит ли оно на уровне психологии (вчувствование) или на уровне спекулятивной философии (тождество субъекта и объекта), – Вебером решительно отвергается в качестве основы научного исследования.

Ни психологизм, ни философская спекуляция не могут, по Веберу, служить методологической базой эмпирических наук о культуре, поскольку ни тот ни другая не могут гарантировать объективности исследования.

Отнесение к ценности и для М. Вебера является тем актом, который конституирует общезначимое суждение. Вслед за Г. Риккертом М. Вебер разграничивает эти два акта – отнесение к ценности и оценку. Если отнесение к ценности превращает наше индивидуальное впечатление в объективное и общезначимое суждение, то оценка отнюдь не выводит за пределы субъективности.

М. Вебер пишет в статье «Объективность» социально-научного и социально-политического познания (1904): «В способности различать знание и оценочное суждение, в выполнении своего научного долга – видеть истину, отраженную в фактах, и долга своей практической деятельности – отстаивать свои идеалы, в этом состоит наша ближайшая задача» (курсив автора – М.В.).

Наука о культуре, обществе и истории, заявляет Вебер, должна быть так же свободна от оценочных суждений, как и наука естественная. Хотя ученый как индивид, имеющий свою политическую и нравственную позицию, а также свой эстетический вкус, не может не относиться положительно или отрицательно к изучаемому им явлению или историческому лицу, но это его индивидуальное отношение должно оставаться за пределами его исследования и не должно сказываться на результатах. В противном случае вместо объективного изображения исторического события мы будем иметь наукообразное выражение партийной позиции исследователя.

В статье "Наука как призвание и профессия" Вебер резко осуждает тех преподавателей, которые превращают кафедру в политическую трибуну, стремясь обратить студентов в свою веру. "Преподаватель, – говорит Вебер, – не должен заниматься политикой в аудитории. И прежде всего в том случае, если он исследует сферу политики как ученый. Ибо практически-политическая установка и научный анализ политических образований и партийной позиции – это две разные вещи"[2].

Перечисленные выше рассуждения М. Вебера делают его последовательным и не очень критичным сторонником неокантианства Г. Риккерта.

Однако М. Вебер предлагает ряд новых методологических идей.