Лекция 2

Человек свободный и ответственный

положным образом. В фашистских застенках люди ис­пытывали огромные муки, в том числе и голод. Голод был один, а люди — разные. Одни старались украсть пай­ку у соседа, другие делились с товарищем последним кус­ком. Маски были сорваны и с животных, и со святых.

По мнению Франкла, человек свободен по отноше­нию к влечениям (весь вопрос в том, позволяю ли я им владеть мной!), к наследственности и к среде. Он пи­шет, что его работа практическим психиатром показала, что люди могут выбирать отношение даже к собственно­му психическому состоянию. Он знал параноиков, ко­торые убивали свои предполагаемых преследователей, но знавал и таких, которые по моральным соображениям воздерживались от подобного шага, хотя испытывали те же страхи и страдания. Это говорит о том, что человек свободен не только по отношению к внешним факторам, но и по отношению к самому себе. Та дистанция, тот зазор, который возникает между мной-переживающим и мной-оценивающим себя, как раз и позволяет мне со­знательно себя изменять, строить свое «я», свое поведе­ние, целостность своей личности так, как я сам того захо­чу, а не под давлением стихийных обстоятельств. Человек свободен совершенствовать себя, и эта его свобода не за­висит ни от каких внешних факторов. Она составляет об­ласть, где достаточно одной только свободной воли, внут­ренней целеустремленности, сознательного решения. Индивид свободен быть собой и свободен стать другим.

С вопросом об автономии морали связан еще один важ­ный вопрос: как нам оценивать свободно совершенный поступок — по его мотивам или по его результатам?

В истории этики существуют, по крайней мере, две позиции, с которых оценивается поступок: позиция праг­матизма и позиция теории доброй воли.

С прагматической точки зрения, ценен только тот по­ступок, который дает полновесные практические плоды. Поскольку прагматизм приравнивает полезное к нравствен-


ному, постольку для него не существует проблемы особой нравственной оценки человеческого поведения. Для праг­матика отсутствуют дифференциации, связанные с моти­вами действия, его одобрение относится только к итогу. Если итог благой, значит, и действие благое, и человек, который его произвел, вне всяких сомнений хорош и дос­тоин похвалы. Например, некто тонет, а другой бросает­ся его спасать. Если тонущий спасен, значит, поступок хорош, ну а если утонул, то тут и говорить не о чем...

Совсем иной позиции придерживаются приверженцы теории доброй воли, восходящей к стоицизму. По их представлениям, добрая воля — сама по себе благо, неза­висимо от того, достигает ли она своей цели. Нравствен­ные мотивы, чистые устремления души, желание делать добро — самостоятельная ценность. Добрая воля не бы­вает простой мечтательностью, она всегда выражает себя в поведении, поэтому мы оцениваем не волю саму по себе, а ее деятельное проявление. Поступки, движимые благими, нравственными мотивами, достойны одобрения и прославления, даже если им не суждено дать реального результата. Возьмем тот же пример: один человек тонет, а другой бросается его спасать. Однако спасти тонущего не удается. Как оценить ситуацию? Сторонники теории доброй воли говорят: поступок спасающего нравствен и достоин уважения. Он — добро, хотя цель не реализова­на. Главное — наличие стремления оказать помощь дру­гому, сохранить его жизнь.

Теория доброй воли подчеркивает также, что посту­пок, приносящий зримый положительный результат, мо­жет не быть нравственным по мотивации. Если, к при­меру, спаситель вытащил тонущего из воды только пото­му, что тот должен ему крупную сумму денег. Не спас бы — плакали денежки.

В этом случае спасение — результат корыстного расче­та, а не нравственного порыва. Если бы тонущий ничего не был ему должен, потенциальный спаситель просто не