Лекция I
Пути добра и зла
ми влечениями, желаниями и страстями. Распущенный человек легко поддается соблазнам, недаром христианство утверждает, что дьявол овладевает душой двумя путями — либо силой, либо обольщением. К распущенности можно отнести жадность, обжорство, похотливость, неуемную страсть к самым разным удовольствиям.
Вся история развития морали и моральной философии — это упорная и настойчивая борьба с распущенностью, и надо сказать, что до победы еще весьма далеко. Распущенный человек не соблюдает императивов благоволения к другим, потому что не способен отказаться от своих удовольствий, какими бы они ни были грубыми, вредными для здоровья и извращенными. Эгоизм и телесные влечения преобладают в нем и вытесняют всякую деятельную заботу о ближних. Он слаб перед собственными желаниями, он их слуга и раб. В сущности, уступать своим влечениям гораздо проще, чем им противостоять, и распущенный с легким сердцем предается своим слабостям. Его «я» — на поводу у тела и эмоций, воля молчит даже тогда, когда надо сделать усилие и отказаться от немедленного удовлетворения желаний. Распущенный человек уподобляется животному, которое не знает социокультурных ограничений и запретов, он боится и избегает усилия, преодоления, строгой дисциплины, стремится избежать любого дискомфорта, не способен проявлять терпение. Такие люди легко становятся предателями и угодливыми холопами, они готовы жертвовать кем угодно и чем угодно ради собственного удобства, сытости и благоустроенности.
В обыденной жизни распущенные индивиды, на первый взгляд, не так опасны, как агрессивные. Ну, слаб, человек, такова природа! Пьет, гуляет, спит полдня, а в общем-то никому не мешает. Однако как только безудержные желания распущенного человека не могут вовремя насытить себя, он очень легко превращается в самого злобного и жестокого агрессора. Злобность и тру-
сость, лень и неутомимость в насилии часто сочетаются между собой. Распущенные люди не гнушаются ни воровством, ни убийством ради того, чтобы удовлетворить свои ненасытные желания, а уж обман, ложь, коварство для них обычное дело. Таким образом, две разновидности морального зла тесно связаны друг с другом и переплетаются между собой.
Горько сетуя на повсеместную распространенность зла и его многоразличные облики, философы с давних времен ставили перед собой вопрос: откуда взялось зло? Почему оно обступает нас со всех сторон и в объективных, и в субъективных формах? Была ли действительность изначально хороша и совершенна или она при своем рождении из небытия уже явила себя злой, корявой и жестокой? Существует целый ряд ответов, хотя истиной в последней инстанции не владеет никто.
Рассмотрим эти возможные ответы, начав «с конца», с тех концепций, которые появились в Новое время.
XVII—XVIII века укореняют моральное и социальное зло в человеческой природе. Такие знаменитые авторы как Т. Гоббс и И. Кант считают человека по природе эгоистичным и злым, стремящимся оттеснить других людей от благ, и, возможно, еще и потешиться над их страданиями. Ни материалист Гоббс, ни скептик Кант не ищут за пределами человеческой природы никаких трансцендентных причин, делающих людей злыми. Эгоизм и зло — естественные качества, поскольку в эмпирической реальности люди конкурируют друг с другом, а, как известно, кто смел, тот два съел. По Гоббсу, государство и мораль возникают именно как механизм, умеряющий человеческую зловредность, иначе человечество давно истребило бы себя. Кант считает, что хотя человек может и обязан исполнять моральный закон благоволения, это не отменяет естественной укорененности во зле.
Близкий по смыслу ответ дает и знаменитый философ XIX в. Фридрих Ницше. Для него жестокость, агрессив-