Человечество живо одною
Крепко держись ее — этой cтарой правды.
Правда найдена давным-давно
Сентиментализм
Классицизм
Русская культура XVII века
Барокко как ведущий творческий метод культуры XVII века
План лекции.
Лекция № 8
Тема лекции: Европейская культура XVII – XVIII веков
2. Рококо: между барокко и классицизмом
5. Культура Эпохи Просвещения – XVIII век
Эпиграф 1
И связала союзом благородные души;
(Гете)
Эта “старая правда” не изменяется не только от смены политических
режимов, но и от космических катаклизмов. Как известно,“небо и земля
прейдут, но слова Мои не прейдут” (Мр. 13:31; Лк. 21:33). Искать ее не
надо, она найдена или открыта давным-давно или была открыта всегда.
Но что надо искать - это себя, такого себя, который способен ее встретить. Продолжая прибегать к гётевским словам, искать себя “благородного”,
себя, который состоит в союзе вот с этим обществом связанных правдой душ.
Эпиграф 2
Что бы в жизни ни ждало вас, дети,
В жизни много есть горя и зла,
Есть соблазна коварные сети,
И раскаянья жгучего мгла,
Есть тоска невозможных желаний,
Беспросветный нерадостный труд,
И расплата годами страданий
За десяток счастливых минут. —
Все же вы не слабейте душою,
Как придет испытаний пора —
Круговою порукой добра!
Где бы сердце вам жить ни велело,
В шумном свете иль сельской тиши,
Расточайте без счета и смело
Вы сокровища вашей души!
Не ищите, не ждите возврата,
Не смущайтесь насмешкою злой,
Человечество все же богато
Лишь порукой добра круговой!
(Стихи монашенки Ново-Девичьего монастыря)
Марина Цветаева об этих стихах:
«Какими средствами сделано это явно-большое дело? Никакими. Голой душою.
Этой безвестной монашенкой безвозвратного монастыря дано самое полное
определение добра, которое когда-либо существовало: добра, как круговой
поруки, и брошен самый беззлобный вызов злу, который когда-либо звучал
на земле… Сказать об этих строках «гениальные» было бы кощунством и
судить их, как литературное произведение — просто малость—настолько
это все за порогом этой великой (как земная любовь) малости искусства.
А может быть, только такие стихи и есть стихи?.. Эти стихи мои
любимые из всех, которые когда-либо читала, когда-либо писала,
мои любимые из всех на земле. Когда после них читаю (или пишу)
свои, ничего не ощущаю, кроме стыда».
Эпиграф 3
Вся “Капитанская дочка” для меня сводилась и сводится к очным встречам Гринева с Пугачевым: в метель с Вожатым (потом пропадающим) — во все с мужиком —
с Самозванцем на крыльце комендантского дома — но тут — остановка: “Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне
жилистую свою руку”. Подсказывала ли я и тут (как в том страшном сне) Гриневу поцеловать Пугачеву руку? К чести своей скажу — нет. Ибо Пугачев, я это понимала,
в ту минуту был — власть, нет, больше — насилие, нет, больше — жизнь и смерть,
и так поцеловать руку я при всей своей любви не смогла бы. Из-за всей своей любви. Именно любовь к нему приказывала мне ему в его силе и славе и зверстве руки
не целовать — оставить поцелуй для другой площади. Кроме того: раз все вокруг
шепчут: “Целуй руку! Целуй руку!” — ясно, что я руки целовать не должна.