PORT ROYAL И УНИВЕРСАЛЬНАЯ ГРАММАТИКА
Попытка «при формулировке важнейших принципов, лежащих в основе человеческого языка вообще, опереться не на одни только законы логики и не только на категории одного единственного классического языка (латыни), но и на известное сопоставление и обобщение материала нескольких языков», свидетельствовала о сдвиге к противоположным полюсам во взгляде на язык и языки. Наблюдался отход от монолингвизма в эйдетических взглядах, обращалось внимание на многообразие языков в эмпирической лингвистике. Классической работой, характеризующей наиболее полно эту смену парадигмы в подходе к универсальному в языках, является грамматика Антуана Арно (1612-1694) и Клода Лансло (1615-1695), подготовленная ими в аббатстве Пор-Руаяль под Парижем, изданная в 1660 году, переиздававшаяся в 1664 и 1676 годах с дополнениями.
Предисловие, написанное грамматистом Клодом Лансло, свидетельствует о том, что научному осмыслению фактов в книге предшествовало эйдетическое их восприятие в донаучных обобщениях: «вставшие передо мной задачи работы над грамматиками разнообразных языков часто приводили меня к необходимости поиска причин многих вещей, которые либо общи всем языкам, либо специфичны для некоторых». Объединение усилий логика и лингвиста дало возможность открыть новое научное направление и, по сути, написать первое в прямом смысле научное сопоставление языков, противопоставляющее общие и партикулярные (универсальные и идиоэтнические) свойства языков. Собственно универсальной грамматикой грамматику Арно и Лансло, как и большинство современных и более поздних работ, назвать нельзя. Скорее ее следует рассматривать, как характерологию (в смысле В. Матезиуса) французского языка на фоне параллелей с логической структурой и некоторыми другими языками.
Разумеется, грамматика Арно–Лансло была ‘детищем своего времени’ и сохранила многое в своей методологии от предшественников. Как и в средние века, авторы в первую очередь говорят о трех священных языках: латинском, греческом, древнееврейском. Но уже в таблице ‘букв’ латынь классическая фигурирует наряду с вульгарной и в параллели с рядом романских языков. Сам же текст грамматики Арно и Лансло представляет собой характерологию одного (французского) языка, хотя в основном и без монолингвистической ограниченности во взглядах. В то же время, авторы опираются и на универсальные закономерности с параллелями из нескольких языков.
Универсальным для Арно и Лансло, как и для большинства авторов-предшественников, являются в первую очередь логические закономерности. В то же время, отходя от монолингвизма (как латинского, так и вернакулярного), авторы из Пор-Рояля стараются оценивать средства французского языка как равноправные с другими. Так, они вступают в спор с Юлием Цезарем, Скалигером по поводу нужности и полезности артикля (имеется в виду работа Скалигера в артиклевых языках. Оценивая параллельно греческий и французский артикли, они избегают искушения высказаться по поводу большего или меньшего совершенства того, либо другого, либо даже безартиклевого латинского языка. Хотя уже в предшествующий период, еще в IX веке, сформировалось мнение о том, что язык либо изобретается грамматиками (Thurot 1868), либо, как это иногда считалось и в эпоху написания грамматики Арно и Лансло, и чуть позже, соответствует ‘климатическим условиям жизни народа’. Все же ряд исследователей приходил к выводу, отдаляясь при этом от монолингвистической ограниченности, что «то, что в языке называют естественным, непременно меняется в соответствии с духом языков и варьирует в одних из них более широко, чем в других», и ошибочно считать «более естественным порядок, ставший лишь привычкой, усвоить которую заставляет нас характер нашего языка».
Этьенн Бонно де Кондильяк (1714-1780), автор оригинальных работ, выдвинувший ряд идей, созвучных современной семиотике, теории систем, теории происхождения языка, универсальной грамматике и характерологии, во многом спорил с течением, обычно связываемым с грамматикой Арно и Лансло (имеется в виду картезианство: Рене Декарт, Пьер Мальбранш и др.). Но в некоторых позициях он сближается с Арно и Лансло. «Если мы сравним французский язык с латинским, то мы найдем преимущества и неудобства и в том, и в другом», пишет Кондильяк и делает следующий вывод: «преимущества этих двух языков столь различны, что вряд ли их можно сравнивать». Основной функцией языка Кондильяк признает анализ, разложение, дискретизацию опыта и дальнейшее комбинирование дискретных знаков для управления элементами мысли.
Сказанное Кондильяком о языках в еще большей степени приложимо к научным концепциям языка: Кондильяк предлагает представить себе два идеальных, полярных языка, расположенных на противоположных концах континуума совершенства. Далее он пишет: «Между этими двумя крайностями мы могли бы представить себе все возможные языки, видеть, как они принимают различный характер, соответствующий той крайности, к которой они приближались бы... Самый совершенный язык занимал бы среднее положение, и народ, который говорил бы на нем, был бы народом великих людей». Признание своеобразия каждого языка приближает Кондильяка к релятивистской концепции языка как картины мира или даже отдельного мира. Понятие картины мира формируется как раз в этот период и появляется впервые у Спинозы (1677).
Идеи грамматики Арно и Лансло были восприняты многими последователями, и в XVIII веке во всех работах можно обнаружить их отголоски, равно как и отражение взглядов модистов. Общими идеями этих грамматик были следующие: для практических потребностей овладения грамматикой как искусством и для изучения языков необходимы теоретические знания о фундаментальных свойствах языков. Эти фундаментальные свойства естественны и рациональны. Повторяя идею модистов о божественно-закономерной универсальности языка в противовес поверхностным различиям, на практике исследователи XVIII века больше внимания уделяют не только грамматике, как науке, но и второй ее стороне, второму типу грамматики – как искусству, и именно с этой стороны идет осознание потребности в самой науке.
Н. Бозе (1717-1789) в качестве основного предназначения языка считавший передачу “образа мысли”, неделимого единства посредством дискретных элементов, признает дискретность и линейность в качестве универсальных и фундаментальных черт всех языков. Хотя его грамматика и продолжает оставаться моноязычной характерологией на фоне других языков, он выдвигает ряд наблюдений за общелогической и лингвистической природой языка и особенностями характера языка французского.
Разбирая элементы речи, Бозе противопоставляет ее языковой (речевой) способности, реализацией которой первая и является, приводя к проявлению мысли. Он фактически признает содержательные универсалии, указывая на разные способы выражения одной смысловой универсалии в разнохарактерных языках. Например, французскому артиклю в латыни соответствует выражение определенности/неопределенности через общие обстоятельства речи. Сравнивая французский препозитивный артикль с постпозитивным в баскском и шведском, Бозе подчеркивает их типологическую близость, споря с другими грамматиками, которые рассматривают их по-разному.
В исследовании конкретного материала Н. Бозе следует принципам логического исчисления, что не удивительно, ведь для исследователя того периода основой любого языка является логическая универсальная грамматика. После первичного исчисления способов расчленения времен (Бозе выделяет три типа времен), автор переходит к анализу языкового, а именно, французского и латинского материала, давая далее аналогии из итальянского и испанского языков. Принимая время (темпоральность) как содержательную универсалию, Бозе выделяет типы в рамках этой универсалии и прослеживает функционирование этих типов в обоих языках. В этом подходе уже в основных чертах видится то, что впоследствии Э. Косериу назовет ономасиологическим подходом: от подлежащего выражению содержания – к средствам выражения. Наблюдаемые Бозе различия, приводят его к весьма современной мысли как для сопоставительной грамматики, так и для теории перевода: отсутствие той или иной формы не значит, что язык лишен способов передачи данной ‘точки зрения’ (в цитируемом случае – на глагольное действие), возможны контекстуальные дополнения (например, наречие для глагола), перифразы и т.п., то есть, смысл перераспределяется между разноуровневыми средствами другого языка (ср. идею грамматического интеграла).
Близки к идеям Пор-Рояля и Бозе также и работы М. Кур де Жебелена. Рассматривая все языки как диалекты одного (языка), де Жебелен противопоставляет грамматическим правилам, одинаковым для всех народов, каждого из них, т.е. универсальную грамматику – грамматике частной, при этом, признавая первичность (генетическую, через язык-мать – Язык-мать (или сестра) фигурирует и в концепции Аделунга, и логическую, фундаментальную) универсальной грамматики. Сопоставляя временные глагольные формы греческого, латинского, французского и древнееврейского, Кур де Жебелен отмечает принципиальное равноправие разных форм разных языков, признавая их полифункциональность.
Цитируют все три вышеупомянутые грамматики Антуан Изаак Сильвестр де Саси, Шарль Пьер Жиро дю Вивье. Для последнего, как и для остальных, универсальная грамматика подходит под понятие «наука», в противовес «искусство», чьи основы имеют гипотетическую истинность, завися от свободных и меняющихся условностей. А уже через несколько лет (1824), для Шарля Антуана Ле Франсуа де Отвена, грамматика полностью переходит из разряда искусств в разряд наук, будучи знанием “термов и способов их сочетания в соответствии с теми соотношениями, которые имеются между идеями”.
Большинство универсальных грамматик XVII-XVIII века были французскими. В Англии созданы были две грамматики, цитируемые современными авторами как близкие к идее универсальности: грамматика Дж. Уоллиса и грамматика Дж. Хэрриса. Грамматика Дж. Уоллиса, неоднократно переиздававшаяся между 1653 и 1765 годами, ныне менее известна. Помимо отдельных ‘контрастивистских’ наблюдений и общих ссылок на предшественников-универсалистов в плане общелингвистической и общефилософской концепции, в ней не так много релевантных для современного исследователя идей.