Дискуссии о глобальной стратегии США на рубеже ХХ–ХХI веков

Дискуссии о глобальной миссии США активизировались в 2000 году в ходе подготовки и проведения президентских выборов. Оценивая состояние американской внешней политики к концу президентства Б. Клинтона, американские политологи отмечали, что будущая администрация будет вынуждена продолжать начатую демократами политику, поскольку она наилучшим образом отвечает интересам США. Отдельные внешнеполитические эксперты высказали мнение, что у республиканцев нет возможности полностью отвергнуть достижения демократической администрации и представить абсолютно новую стратегию, так как им придется действовать в рамках той же системы международных отношений, которая сложилась после окончания эпохи биполярности, и большинство процессов в области безопасности и на различных региональных направлениях происходят при американской руководящей роли. Действительно, в 2000 году в американском политикоакадемическом сообществе наметилось сближение позиций относительно содержания, направленности и масштабов реализации глобальной стратегии США в ХХI веке. Республиканская и Демократическая партии представили внешнеполитические программы, в основу которых были положены сходные идеи.

В платформах обеих партий признавалось, что Соединенные Штаты — мировой лидер, на котором лежит ответственность за будущее международного развития; американские ценности и институты не имеют конкурентов, их распространение должно стать основной задачей американского руководства, а США являются сверхдержавой в военной, экономической, политической, информационной, культурной областях и должны закрепить существующее положение.

Либеральные стратеги, работавшие на демократическую администрацию, указывали, что в сложившейся к 2000 году относительно стабильной международной ситуации Соединенные Штаты могли более активно и полно воспользоваться своим уникальным положением, довершить демонтаж старого мирового порядка и сконструировать новый в соответствии с американскими идеалами и исторически сложившимися интересами. В платформе Демократической партии и других предвыборных документах демократов было записано, что американская нация является страной с самыми сильными и жизнеспособными моральными ценностями.

Акцент делался на том, что в процессе своего развития США закрепили за собой роль защитника свободы и демократии, поддерживали и защищали устремления других стран к созданию демократических институтов и способствовали распространению демократических ценностей в мире. Демократы собирались продолжать политику по осуществлению основной миссии США — доказать всему миру, что ценности и законы, по которым живет американское общество, универсальны и совершенны и следование им может обогатить и облагородить народы других стран, построить мировой порядок, базирующийся на основных американских ценностях, обеспечить развитие демократии в мире.

Отмечалось, что основными положениями, в соответствии с которыми будут определяться цели и задачи внешнеполитической деятельности США должны быть следующие:

— ХХ век — это глобальный век, внутриполитические и международные проблемы тесно переплетены между собой и их решение требует новых подходов;

— США являются лидером для остального мира, что накладывает на страну и ее вооруженные силы особую ответственность;

— Несмотря на то, что изменилась природа и направленность вызовов глобального века, основные принципы американской внешней политики остаются прежними, такими, какими они сложились исторически. Изоляционизм и протекционизм являются, как и в прошлом, ошибочной политикой и даже еще более опасны для США в глобальном веке.

Идеологи Демократической партии, в отличие от республиканцев, которые в программных документах и публикациях первостепенное внимание уделили военным проблемам и вопросам безопасности, сделали акцент на экономических проблемах, так как именно в области экономики, по общему признанию политической элиты и рядовых американцев, администрация Клинтона добилась неоспоримых успехов. В экономической программе Демократической партии, которая была определена как «Новый курс глобального развития», отмечалось, что развитие и укрепление открытой мировой экономической системы стало важнейшим приоритетом американской глобальной стратегии, так как в ХХI веке главным показателем мощи будет экономика1. Были выделены три основные цели в глобальной экономической политике будущей демократической администрации: 1) поддерживать и развивать стратегическое партнерство со старыми и новыми союзниками, проявляя гибкость в выборе партнеров и в отношениях с ними; 2) способствовать укреплению существующих многосторонних международных экономических и финансовых структур; 3) создавать новые организации по решению международных проблем, таких как охрана окружающей среды, рынок труда, глобальное регулирование мировой информационной системы.

Была использована концепция «трехполюсного мира» для сферы экономики, что нашло отражение в объявлении новой более широкой формы кооперации в основном «треугольнике» США-ЕС-Япония для совместного ответа на вызовы глобализации и информационной революции. Для этой цели предполагалось создать зоны свободной торговли в непроизводственной сфере (сфера услуг), в инвестировании и торговле электронным оборудованием; выработать общие правила по использованию интеллектуальной собственности и по защите прав личности; принять общие стандарты в области разработки биотехнологий, охраны окружающей среды, здравоохранения, продуктов питания; признать общие квалификационные требования к отдельным областям промышленности и профессиям. Отмечалось, что новые формы кооперации и принятия решений между тремя экономическими центрами должны способствовать укреплению существующей многосторонней мировой экономической системы, должны быть открыты для участия других стран и организаций. Было высказано предложение, что такой важный международный институт, как Группа семи, должен быть расширен, и в нее следует включить Россию, Бразилию, Китай и Индию (имелось в виду реальное, а не формальное включение в нее Российской Федерации, которая считалась членом «политической восьмерки» с 1998 года).

Основным партнером США в осуществлении «Нового курса глобального развития» была объявлена объединенная Европа (ЕС), которая в перспективе будет действовать как один экономический регион-центр. Отмечалось, что претензии Соединенных Штатов на мировую гегемонию вызвали рост антиамериканских и антиглобалистских настроений в Европе и других регионах мира, поэтому новый президент должен будет начать диалог с Европейским Союзом по формулированию «Новой трансатлантической программы» для взаимодействия в экономической, политической, военной областях. Указывалось на то, что США не могут допустить развития тенденций, которые приведут к тому, что Европа отвернется от Америки и обратит свои усилия внутрь.

Была подтверждена приверженность взаимодействию с МВФ и МБРР для повышения эффективности их деятельности путем реорганизации и увеличения открытости подготовки и осуществления проводимых программ. Указывалось, на необходимость учета возросшей роли частного капитала, использования общественности тех стран, которым оказывается финансовая помощь, так как это будет способствовать формированию гражданского общества и институтов, от которых зависит успешное экономическое развитие этих стран.

В отношении развивающихся стран предлагалось списать все долги и увеличить ассигнования на оказание помощи в гуманитарной области, совместно с развитыми странами снизить тарифы и антидемпинговые санкции, торговые квоты; расширить сотрудничество с неправительственными организациями, роль которых возросла. Для решения одной из наиболее важных мировых проблем — экологической, демократы планировали выступить с инициативой создания Глобальной организации по защите окружающей среды.

Осуществление глобальной экономической стратегии Соединенных Штатов гарантировалось экономической мощью и влиянием в международных финансовых и экономических организациях и должно было способствовать поддержанию и росту могущества Америки на мировом уровне, расширению рынков для американской промышленности и сырьевой базы. Республиканские политики и консервативные аналитики вторили демократам, но в более категоричной и амбициозной форме, уделив основное внимание военным вопросам и проблемам обеспечения безопасности 1 . Пытаясь исправить просчеты президентской кампании 1996 года, республиканцы более основательно занялись разработкой внешнеполитической программы. Консультации со специалистами из Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета начались еще в 1998 году. Дж. У. Буш, претендовавший на пост кандидата в президенты от Республиканской партии, выступил с программной речью по внешней политике 19 ноября 1999 года в Библиотеке Р. Рейгана в Калифорнии; 23 сентября 1999 года он выступил с докладом по военной политике США. В 1999 году Дж. У. Буш заявил следующее: «Первый соблазн — уйти от активного участия в мировых делах, замкнуться в гордой изоляции и протекционизме. В мире, который зависит от Америки, способной примирить старых врагов и сдержать старые амбиции, это путь к хаосу. При таком подходе нам придется отойти от наших союзников и отказаться от наших идеалов. Оставленный нами вакуум силы приведет к появлению соблазна бросить Америке вызов. В долгосрочной перспективе это чревато стагнацией Америки и неуправляемостью мира».

Основные положения внешнеполитической программы Республиканской партии были представлены К. Райс в статье «Продвигая национальные интересы» и Р. Зелликом в статье «Внешняя политика республиканцев» 2 . Позиции, изложенные в статьях, опубликованных в «Форин афферс», отражали два подхода к решению внешнеполитических задач: Р. Зеллик выразил взгляды более умеренных республиканцев, К. Райс занимала более жесткую позицию. В речах Дж. У. Буша и в Платформе Республиканской партии в той или иной степени присутствовали оба подхода. И умеренные, и жесткие республиканские аналитики считали, что уважение к силе должно оставаться в основе политики США. Р. Зеллик, как, впрочем, и многие эксперты из команды демократического кандидата, высказывался за сочетание свободы и коллективизма в действиях США, без ущерба американским интересам. Он настаивал на том, чтобы американская внешняя политика оставалась свободной от излишнего морализма, чем грешили демократы, чтобы региональная политика планировалась с учетом истории и особенностей развития конкретных государств, чтобы односторонние действия осуществлялись только в случае возникновения прямых угроз безопасности США. К. Райс более категорично заявляла, что мировое сообщество будет развиваться на основе американских идеалов и ценностей. По ее мнению, национальное государство перестанет играть какую-либо роль, что в перспективе приведет к исчезновению конфликтов, подобных югославскому; миром будут управлять международные надгосударственные структуры, например «небольшой директорат», в который войдут ведущие страны — США, Великобритания, Франция, Германия и Япония (фактически Группа семи). Они будут доминировать в политической, экономической, социальной областях жизни всей планеты.

Оценивая предвыборные документы и заявления республиканцев, К. Лейн высказал мнение, что программа международной деятельности США, представленная командой Дж. У. Буша, основывалась на идее жесткого доминирования. Политолог обратил внимание на опасное сходство между риторикой республиканцев в 2000 году и словами госсекретаря США Д. Раска, который в 1960-е годы призывал США проводить очень жесткую политику в отношении стран, которые «не хотят играть по американским правилам». Д. Раск, которого считают одним из архитекторов войны во Вьетнаме, говорил тогда, что «США могут чувствовать себя в полной безопасности только в том случае, если «глобальная идеологическая атмосфера не таит никакой угрозы».

Придя к власти, республиканская администрация сохранила в качестве основополагающих положения о том, что мир однополярен, США — единственная сверхдержава, американские демократические институты и ценности — самые передовые и наиболее привлекательные для других стран, желающих идти по пути прогресса, рыночной экономики и демократии. Из этого выводилась основная цель внешней политики США — закрепить победу в холодной войне и сконструировать современный международный порядок таким образом, чтобы он отвечал идеалам и интересам Америки, сохранял ее лидерство, позволял ей использовать максимум влияния на все мировые процессы, в жизненно важных регионах, на отдельные страны. В более конкретном изложении эта цель сводится к следующему: сделать все, чтобы продлить сложившееся благоприятное для США положение, еще более укрепить американские позиции в мире, создать условия, при которых вызов (или угроза) их политическому, экономическому и военному могуществу были бы сведены к минимуму и США могли бы в течение весьма продолжительного периода регулировать новые вызовы, в случае их появления.

Президент Буш и члены его администрации, как и их предшественники-демократы, заявили, что ХХI век будет веком Америки, благословенным для нее, и любые попытки подорвать могущество США, угрожать им будут нейтрализоваться или пресекаться всеми доступными способами. При такой трактовке главной заботой руководства США стало обеспечение безопасности государства в военной и иных сферах (прежде всего, экономической). Вопросы обороны и безопасности заняли основное место в деятельности администрации Буша, по крайней мере в первые два года.

Подводя итоги предвыборным дебатам, политологи, писавшие в своих работах о глобальной стратегии США, пришли к выводу, что дискуссии относительно характера международных отношений и роли Соединенных Штатов в мировых процессах практически исчерпали себя. Сторонники и теоретики однополярности констатировали, что в течение почти десяти лет Соединенные Штаты оставались единственной сверхдержавой и не появились страны (или группы стран), способные оспорить американское мировое лидерство.

Налицо была готовность большей части политической элиты продолжить курс по реализации глобальной стратегии и укреплению позиций Соединенных Штатов, установилось определенное согласие среди политиков и внешнеполитических экспертов разной политической ориентации относительно методов осуществления глобальной стратегии и объектов приложения американских интересов и могущества, просматривалось стремление не допустить, чтобы какое-либо государство или группа государств смогли стать препятствием на пути реализации планов США во всех сферах международных отношений. Отдельные политологи заявили о необходимости единения представителей разных внешнеполитических подходов, так как в сложившейся ситуации внутри страны и в мире возможно и желательно взаимодействие и сотрудничество всех политических сил, которые имеют схожие взгляды на будущее США и их внешнюю политику, независимо от их партийной принадлежности. К началу ХХI века верх одержал компромиссный вариант концепции американского глобального лидерства, в котором сочетались элементы либерально-консервативного подхода и концепции «жесткой» гегемонии, более близкой республиканцам. Однако период эйфории по поводу установления однополярного мирового порядка и торжества США в качестве единственной сверхдержавы был нарушен террористическими актами в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года. Но не только. Десятилетний период относительно спокойного для Соединенных Штатов управления миром пришел к концу и в силу иных причин: усилились тенденции к сохранению большей независимости от США со стороны ведущих и второстепенных держав (что не следует отождествлять с антиамериканской оппозицией), происходила активизация деятельности отдельных региональных держав, в мире начали развиваться дестабилизирующие тенденции — распространение ОМУ, усиление региональной конфликтогенности, рост антиглобалистских настроений и т.д., которые не контролировались США. В американском политическом истеблишменте и в обществе происходило осознание того, что широкомасштабное лидерство дорого стоит, трудно осуществимо, что это не только декларации и подавление противодествия благим желаниям лидера, но и кропотливая каждодневная работа, требующая затрат на поддержание и реализацию этого амбициозного статуса, а также четкого определения содержания лидерства, его конечных целей и путей их достижения. Период «стабильной однополярности», о котором писали американские политологи в конце 1990-х годов, закончился (если признать, что она действительно сложилась), сверхдержавной недосягаемости США был брошен вызов гораздо раньше и совсем не оттуда, откуда его ожидали — не с территории стран-«изгоев», а со стороны надтерриториальной структуры — международного терроризма, несущего значительную идеологическую антиамериканскую составляющую.

Выводы теоретиков «стабильной однополярности» и разработчиков глобальной стратегии США для администрации Клинтона (У. Уолфорт, Дж. Голдгайер, Э. Лейк, З. Бжезинский), считавших, что продление периода однополярности зависит от Америки, оказались преждевременными. Была доказана правота тех немногих политологов, писавших в 1990-е годы о том, что не следует делать акцент на существовании одного полюса, на неуязвимости этого полюса и на праве «страны на холме» быть гегемоном и заниматься принудительным мирорегулированием. Более близкими к истине оказались те специалисты-международники, которые предлагали ограниченные варианты американского лидерства (Ч. Купчан, К. Лейн, Д. Эбшайр), советовали не отрицать важности сохранения баланса между ведущими мировыми державами, заявляли, что стабильность системы международных отношений недостижима без взаимодействия ведущих и не только ведущих мировых акторов (Б. Брэдли, Дж. Гэддис, Дж. Кеннан, М. Мэнделбаум, Ч. Мэйнс, С. Хантингтон). Идеологам либерально-консервативного варианта американской гегемонии, названных одним из активных участников дебатов по глобальной стратегии (и одним из ее разработчиков) Дж. Айкенберри «наивными либералами-оптимистами», пришлось признать, что предыдущие десять лет были не периодом стабильной однополярности, а периодом дрейфа Соединенных Штатов, конец которому положили трагические события сентября 2001 года. По его мнению, они оказали отрезвляющее действие на американских политиков и специалистов по международным отношениям, на их видение мирового порядка и роли США в нем. Американское руководство, прежде всего, республиканцы, поняли, что не только мир нуждается в США-лидере, но и Соединенные Штаты нуждаются в поддержке других стран для реализации глобальной стратегии.

Дж. Айкенберри считает, что отношения США с остальным миром должны строиться на основе двух договоренностей (сделок): Соединенные Штаты делают свою мощь безопасной для остального мира, а остальной мир дает согласие жить в порядке, в основе которого «американская система», cформировавшаяся в годы холодной войны и включавшая ведущие западные державы, среди которых сохранялось американское лидерство. В том случае, если Россия станет постоянным и надежным членом коалиции, а Китай продолжит интеграцию в мировую систему, считает политолог, может быть создана «критическая масса» мирового порядка, в основе которого отношения партнерства, принципы кооперационной безопасности и лидерство США. Прочность «американской системы» выводится автором не только из факта победы Запада в холодной войне, но и из того, что несмотря на предсказания о возможности разбалансировки мира после распада биполярной системы, в последовавший за этим период не сложилась антиамериканская коалиция. Возможные участники такой коалиции — Россия, Китай, Индия, а в Европе — Франция, Германия не смогли (и не захотели) выступить против США. Если США и получили болезненный удар, то в конечном итоге они не проиграли, а выиграли — они на самом деле, а не только в сознании американских лидеров и теориях академических ученых стали центром, вокруг которого сплотились все ведущие страны мира. Утвердилась не столько американоцентричная, сколько западноцентричная модель мирового порядка.

Думается, что Дж. Айкенберри умышленно отошел от категории «полюс» и «однополярность», говорит о «центрах» в мировой системе, отождествляя «центр» не с отдельной страной — США, а с группой государств — с Западом. Такой подход позволяет сохранить за США статус мирового лидера и нейтрализовать критику в их адрес за гегемонизм. Представляется, что такое объяснение более верно отражает истинное положение вещей.

С. Уолт, критиковавший тенденцию к гегемонизму в политике США, заявил, что в 1990-е годы американские политики исходили из того, что США могут проводить амбициозную политику, не требующую больших жертв и затрат. Принималось как аксиома положение о том, что мир готов следовать за Америкой и с восторгом принимает американскую модель развития и ее глобальную лидирующую роль1. Даже лидерство США в международной антитеррористической кампании, считает С. Уолт, не дает оснований полагать, что остальной мир будет безоговорочно одобрять все их действия, что сверхдержавность исключит критику и противоречия. Это относится не только к ведущим мировым державам — Китаю, России, Индии, странам ЕС, которые вряд ли будут мириться с гегемонистскими устремлениями США, но и к другим, менее влиятельным странам, например, Турции, Пакистану, Узбекистану, Грузии, которые будут стремиться использовать ситуацию для достижения своих целей, что может не всегда устраивать лидера. По мнению С. Уолта, администрация Буша попробовала проводить довольно бескомпромиссный курс по отношению к остальному миру, но события сентября 2001 года показали несостоятельность такой политики.

Политолог Б. Поузен, противник «жесткой» гегемонии, также утверждал, что Соединенные Штаты не сумели выработать стратегию лидерства на период после окончания холодной войны, действовали, противодействуя или игнорируя интересы других стран, взялись за решение задач, которые не имели жизненно важного для них значения — расширение НАТО, урегулирование конфликта в бывшей Югославии, целенаправленно разрушали международную систему безопасности, обещая заняться односторонним сокращением СНВ и форсируя создание НПРО. При этом позиция, например России, полностью игнорировалась, не обращалось серьезного внимания на мнение других держав. Достижение сиюминутных целей одержало верх над перспективным видением и долгосрочным планированием.

Б. Поузен отметил, что в дискуссиях об американской глобальной стратегии по-прежнему сохранялись разные точки зрения. Он выделил три подхода, которые обсуждались в политико-академическом сообществе после сентября 2001 года. Сторонники первого подхода, часто определяемого как неоизоляционистское, выступают за более ограниченную международную деятельность, которая снизит потребность Соединенных Штатов в помощи со стороны других стран, сделает США более независимыми от мирового сообщества. По их мнению, следовало дать беспощадный сокрушающий военный ответ на террористические акты, чтобы подобные действия в будущем не повторились, и сократить вовлеченность США в мировые дела, так как это выведет их из положения основной цели возможных атак. Сторонников второго подхода — либералов-интернационалистов больше интересует процесс, находящийся в основе кампании по борьбе с терроризмом и ее идейное оформление. Они уделяют внимание решению таких вопросов, как роль и участие ООН; следование международному праву, отношение к террористам не только как к врагам США, а как к международным преступникам, передача их в ведение сил полиции; осуждение международным сообществом через ООН государств, поддерживающих терроризм, их дипломатическая изоляция, введение экономических санкций, распространение эмбарго на торговлю оружием с ними; масштабы и формы использования военной силы; деятельность международного суда и возможность присоединения к нему США.

Сторонники третьего подхода — жесткие гегемонисты (в администрации Буша этот подход ассоциируется с П. Уолфовитцем, но можно также упомянуть Д. Рамсфелда и К. Райс) считают, что настало время разделаться со всеми врагами США на Ближнем Востоке и в Персидском заливе (Ирак, Сирия, Ливия) и укрепить доминирующее положение США в мире и в регионе. Действия администрации Буша показали, что среди ее деятелей и аппарата сотрудников и экспертов не было единства мнений относительно того, какую стратегию избрать. Предпочтение было отдано «смешанной стратегии», были предприняты шаги по налаживанию сотрудничества с ведущими мировыми державами, не являющимися традиционными союзниками США (Россия, Индия), расширена территория присутствия американских военных (Узбекистан, Таджикистан, Киргизстан, Грузия); были сделаны заявления о планах США по строительству демократии в Афганистане и других странах; но в то же время не были оставлены планы по поражению врагов США — Ирака, Ливии, Ирана; сохранилась жесткая позиция по вопросам безопасности. Реальная жизнь толкала республиканскую администрацию к неохотному компромиссу, к принятию элементов коллективизма. Подтвердилось, что прямая военная сила и иные силовые методы воздействия (экономические санкции, оказание давления и устрашение) не всегда работают и дают желаемый результат. Более эффективным могло стать обращение к «мягкой» силе и морализму, что осуждалось республиканцами как «вильсонианство». По мнению авторитетного аналитика У. Мида, перед администрацией Буша встала задача наполнить новым содержанием международную стратегию, уделив особое внимание использованию «мягкой» американской силы, без чего было трудно сохранять поддержку международного сообщества. Он считает, что несмотря на разногласия внутри администрации, поворот в американской политике был совершен довольно быстро и имел заметный эффект. Однако идеи американской гегемонии, столь сильные среди неоконсерваторов, и мессианства продолжали существовать и среди членов администрации, и среди определенной части политологов. Президент Буш в «Обращении к стране» в январе 2002 года заявил, что США получили уникальную возможность — стать страной, которая служит целям более высоким и более значительным, чем собственно национальные интересы. По заявлению президента, события сентября 2001 года напомнили американцам, что у них есть обязательства не только перед страной, но и перед историей. Они начали думать больше не только о материальных вещах, но и о том, что хорошего они могут сделать для остального мира.

Неоконсерваторы, более всего преуспевшие в идейном оформлении концепции американской гегемонии, охарактеризовали положение в мире после начала международной антитеррористической операции как «гипер-однополярность». У. Кристол и Р. Кейган откровенно заявили следующее: «Дж. Буш стал лидером с исторической миссией, хотя пришел к власти без личных амбиций построить новый мировой порядок. Миссия “упала ему в руки” после событий сентября 2001 года и это не только миссия по борьбе с международным терроризмом, но и историческая американская миссия по глобальному преобразованию мира в соответствии с западной либеральной традицией».

По мнению Ч. Краутхаммера, лидерство США в международной борьбе с терроризмом, неспособность ни одной из ведущих мировых держав взять на себя аналогичную миссию можно назвать одним из главных достижений Соединенных Штатов. Но одновременно это стало и самым большим испытанием для США и созданной ими системы, так как, если они не смогут защитить себя от афганских террористов, считает Ч. Краутхаммер, вся созданная после Второй мировой войны структура с открытыми границами, открытой торговлей, открытыми морями, открытыми обществами начнет распадаться. Чтобы этого не произошло, заявили соратники Дж. Буша из числа консервативных внешнеполитических экспертов, президент США должен выиграть начатую войну в качестве мирового лидера.

Им вторили отдельные либеральные теоретики, например, пециалист по России М. Макфол, заявивший о том, что действия президента Буша были превосходным ответом на террористические акты, и предложивший администрации свою концепцию внешней политики — «доктрину свободы». По мнению политолога, как и во время холодной войны, основной миссией США становится борьба с одним из «измов» — терроризмом и целью американской внешней политики станет распространение свободы, только теперь препятствием является не коммунизм, а терроризм, имеющий также идеологическую основу. Время «крестовых походов», считает М. Макфол, не прошло, американская общемировая миссия не выполнена2. Согласно его точке зрения, современный мировой порядок не может удовлетворить США, не позволяет им в полном объеме осуществить глобальную стратегию, претворить в жизнь «доктрину свободы». М. Макфол объявляет США «ревизионистской державой» и призывает руководство страны к наступательной политике по изменению мирового порядка, чтобы доделать то, что не успел сделать Р. Рейган, так как во всех оставленных без внимания регионах и странах развилась автократия или появились государства-«изгои». По мнению М. Макфола, эта борьба будет такой же долгой, как и почти вековая борьба с коммунизмом.

В начале нового столетия Соединенные Штаты не отказались полностью от политики глобального лидерства (в основном в либерально-консервативном варианте), взяли на себя миссию освобождения человечества от терроризма (как после окончания Второй мировой войны они возглавили «крестовый поход» против коммунизма и Советского Союза), продемонстрировали решимость довести до конца преобразование мира. Однако в идейной сфере была иная ситуация. После событий сентября 2001 года многие политологи перестали давать какие-либо прогнозы и выступать с «моделями» поведения США в мире, так как уязвимость сверхдержавы ограничила (хотя бы на время) возможности дальнейшей эксплуатации концепции однополярности и гегемонии. Такое положение в академическом сообществе можно охарактеризовать как идейный кризис тех американских ученых, которые рассматривали крах СССР и распад биполярной системы как устранение последнего препятствия на пути к торжеству американской (западной) модели мирового развития. Вырисовывалась иная перспектива и становилось все более ясно, что для выстраивания нового мирового порядка потребуется время, коллективные усилия и новая идейно-теоретическая база, не обязательно совпадающая с американским видением мирового порядка и концепциями американского глобального лидерства (прежде всего с концепцией «жесткой» гегемонии).