Народный бюджет» Дэвида Ллойд Джорджа.
В 1905 г. в либеральный кабинет впервые вошел в качестве министра торговли Дэвид Ллойд Джордж. Валлиец по рождению, он рано потерял родителей и воспитывался у дяди, владельца небольшой сапожной мастерской в захолустной уэльсской деревушке с труднопроизносимым названием Лланистамдви, где еще не забыли старый кельтский язык. Дэвид самоучкой постиг начала юриспруденции, поступил в провинциальную адвокатскую контору и стал сотрудничать в местной печати. Выступал он первоначально под знаменем уэльсского национализма и в 27 лет добился успеха на выборах в парламент.
В палате общин он специализировался на вопросах налогообложения — благо повода для критики было хоть отбавляй и всегда можно было находиться на виду. Имя его стало известно всей стране в годы англо-бурской войны. Ллойд Джордж стал ее страстным обличителем, проявив при этом немалое личное мужество, ибо на митингах шовинисты пускали такие увесистые «аргументы», как камни, палки и стулья. Особенно запомнилась ему «встреча» в Бирмингеме в 1901 г.: уже у входа в зал продавались кирпичи с надписью «для Ллойд Джорджа», в помещении были выбиты стекла, переломана мебель. Выступить Ллойд Джорджу не удалось – крики и улюлюканье делали это невозможным, пришлось скрыться, поспешно переодевшись в форму констебля и в окружении полицейских. После этого некий доброжелатель предложил одолжить Ллойд Джорджу фамильные рыцарские доспехи — для произнесения речи на следующем митинге
Ллойд Джордж прослыл бунтарем. Многое смущало в нем правящие круги и привилегированные группы общества: полагалось уважать аристократию — а он клеймил лендлордов и выставлял напоказ свое скромное происхождение. С негодованием читали оппоненты в газетах его филиппики: не нынешние владельцы лондонской земли, оцениваемой в полмиллиарда, сотворили ее и все, что на ней располагается, говорил он: «Все богатства были созданы трудом, энергией, предприимчивостью живущих в Лондоне людей». А лорды не произвели на свет даже болота, располагавшегося некогда на месте столицы.
Следовало проявлять почтение к монархическому институту, а Ллойд Джордж выступал за сокращение расходов королевской семьи. Правда, здесь он не переходил границы.
После выдвижения Ллойд Джорджа на министерский пост российский посол счел нужным сообщить в Петербург: «Ввиду его крайних взглядов, назначение его считается немного опасным». Но премьер-министр Г. Кэмпбелл-Баннерман знал, что делал, — либералы нуждались в ораторском таланте и сравненной способности Ллойд Джорджа к социальному маневрированию, его умении достигать компромисса там, где казалось, интересы непримиримы. Он сумел предотвратить несколько конфликтов в промышленности, выступив посредником между предпринимателями и персоналом их предприятий.
Но правительству не повезло: стоимость жизни словно ждала прихода либералов к власти, чтобы двинуться вверх, а за нею последовала и безработица. Реальные доходы стали снижаться даже в тех случаях, когда номинальные повышались. Активизировалось стачечное движение, возобновились марши безработных.
Надо было приступать к реформам всерьез, и лицом, как бы самой судьбой предназначенным для этой миссии, являлся Ллойд Джордж, пересевший в кресло канцлера казначейства.
В 1909г., по традиции в апреле, Ллойд Джордж внес палату свой первый бюджет. Министр перетрудился над его подготовкой и при презентации был не в ударе – запинался, а под конец речи охрип. Рассчитанная на эффект последняя фраза – что уже при жизни тогдашнего поколения убожество исчезнет из Англии, как исчезли волки, коими некогда кишели ее леса, – не прозвучала должным образом.
Ллойд Джордж окрестил свое детище без ложной скромности «народным бюджетом». В нем появилась новая статья — о пенсиях по старости (с 70 лет) и предусматривалась материальная поддержка бирж труда, что способствовало, их эффективности. На все социальные расходы министр предлагал выделить около 10 млн. фунтов, сопроводив это каскадом деклараций насчет заботы о благе народном. Вчетверо больше предусматривалось на военно-морские расходы, но об этой части расходов канцлер казначейства говорил нарочито скромно, а на верфях один дредноут закладывался за другим. Чтобы покрыть разрыв между доходами и тратами, Ллойд Джордж предложил пересмотреть покрытую вековой ржавчиной систему налогообложения. В частности, предусматривалось увеличение налогов с зажиточных слоев населения, а также налогов, взимавшихся при наследовании.
Консерваторы стеной стали на пути принятия бюджета, обвинив его творца в посягательстве на частную собственность. Они прибегали к обструкции, цепляясь за каждый пункт, цифру, строчку. 70 дней и ночей заняло обсуждение; 554 раза депутаты расходились по разным комнатам (ибо в палате общин тогда «голосовали ногами»), и страна жила за счет временных ассигнований.
Ллойд Джордж по бойкости характера отвечал оппонентам с большим задором. Одна из его речей, в которой он провозглашал: «Я сын народа. Я вырос в его среде. Я знаю его испытания», – вызвала такое недовольство короля Эдуарда VII, что тот вопреки всем обычаям, гласно осудил попытки «своего» министра подстрекать «класс против класса».
Лишь в ноябре 1909 г. палата общин голосами либералов, лейбористов и ирландцев приняла бюджет. Консерваторы решили продолжать бой у лордов. Обычно полусонная палата забурлила, бюджет был провален с треском. Понадобились новые выборы и обещание более податливого к настояниям правительства нового короля Георга V возвести в пэры хоть триста человек, чтобы и в верхней палате кабинет получил большинство для достижения цели, и через год после памятной речи Ллойд Джорджа удалось «протолкнуть» бюджет и у лордов. Им пришлось поплатиться за свое упрямство: прерогативы верхней палаты были урезаны, она вообще лишилась права участвовать в обсуждении финансовых биллей, и бюджета в том числе, прочие законопроекты она могла задерживать в течение двух сессий; если палата общин принимала их в третий раз, они становились законами и без санкции лордов.
Недовольство пэров ущемлением их прав проявилось бурно; появившегося было в зале заседаний премьер-министра Герберта Асквита встретили криками: «Предатель!», «Диктатор!» Группа непримиримых решила «пойти ко дну с поднятым флагом» и сопротивляться до конца. Более хладнокровные и рассудительные сознавали, что дальнейшие акции бесполезны, и в знак протеста ограничились тем, что не участвовали в голосовании. В 1911 г. закон, значительно урезавший права верхней палаты, вносивший важные перемены в конституционный строй страны, вошел в силу.
^ Предвоенный кризис.
Маневрирование Ллойд Джорджа не привело к сколько-нибудь заметному смягчению напряженности в стране. Конфликты рабочих с предпринимателями продолжались. В 1911 г. бастовали горняки разных бассейнов, докеры, моряки; самыми распространенными были требования повышения зарплаты, признания профсоюза, введения восьмичасового рабочего дня. Тогда состоялась крупная стачка железнодорожников, а в следующем, 1912 г. на всю Англию прогремела общенациональная забастовка углекопов. Стачка портовиков и моряков начавшаяся в Саутгемптоне, распространилась на Лондон. Замерла навигация на Темзе, опять, как в дни «великой стачки докеров» 1889 г., тысячи тонн груза гнили в трюма пароходов, и ни один тюк не мог быть перемещен без разрешения стачкома.
В тяжелой борьбе рабочим удалось покончить с падением реальной заработной платы и даже добиться ее повышения. Число членов тред-юнионов достигло почти четырех миллионов человек.
Не наступило успокоения в мятежной Ирландии. Либеральное правительство, зависевшее от голосов ирландских депутатов в палате общин, обратилось к делам Изумрудного острова и в 1912 г. провело здесь третий билль о гомруле, повторявший основные положения первых двух: возрождение в Дублине двухпалатного парламента, передача в его ведение местных дел, но все это под контролем лорда-лейтенанта и при сохранении за Лондоном руководства внешней политикой, армией, полицией, финансами, налогообложением. В ответ на эти шаги «взбунтовался» Ольстер, местные унионисты заявили, что ни парламент, ни кабинет от Англии их не оторвут, и потребовали отделения от остальной Ирландии. Они образовали свое правительство и вооруженные силы — добровольческий корпус в сто тысяч штыков с артиллерией и даже авиацией. Из Германии прибыло судно с вооружением. Последовала реакция ирландских сторонников гомруля: они создали отряды Национальных волонтеров. Ко всему этому в Дублине вспыхнула стачка транспортников, жестоко подавленная полицией.
Ирландия стояла на пороге гражданской войны. Попытки правительства воздействовать добром на не желавших подчиниться закону ольстерцев ни к чему не привели. Когда же кабинет решился ввести в Ольстер войска (март 1914 г.), офицеры в знак протеста пригрозили отставкой. Этого оказалось достаточно для того, чтобы правительство отступило, с вышедшими из повиновения военными обошлись с мягкостью необыкновенной: их уговорили отказаться от отставки и заверили, что впредь не пошлют на подавление оппозиции гомрулю; претворение акта в жизнь отложили в долгий ящик.
Предвоенная Англия стала ареной энергичного, а порой и ожесточенного движения женщин за предоставление им избирательных прав. Первоначально суфражистки действовали легальными путями — созывали митинги, составляли петиции, останавливали на улицах министров для объяснений, врывались на трибуны собраний для оглашения своих требований.
Наталкиваясь на категорический отказ, активистки движения стали бить стекла в окнах домов своих оппонентов, посылать им посылки с пластиковыми бомбами, прибегать к избиениям. Несколько фанатичек приковали себя цепью к решетке, окружавшей Вестминстерский дворец, одна бросилась на скачках под ноги королевской лошади. Полиция хватала активисток и помещала их в тюрьму, те объявляли голодовку. Был принят специальный закон, получивший название (разумеется, неофициальное) «кошка и мышка»: полиция получила право отпускать голодающих суфражисток на волю, когда те отъедались на домашних харчах, хватала их вновь. Лишь в 1918 г. женщины получили равные с мужчинами избирательные права.
В августе 1914 г. страна вступила в войну. «Домашние дела», сколь бы сложными и требующими решения они ни были, отошли на второй план.