Алессандро Барикко – «пишущий музыкант» и постмодернист

Младшее поколение итальянских постмодернистов представлено фигурой Алессандро Барикко (р. 1958) – музыканта, писателя, драматурга, эссеиста, журналиста.

Алессандро Барикко родился 25 января 1958 года в Турине. Получив докторскую степень под руководством Джианни Ваттимо и окончив консерваторию по классу фортепиано, Барикко опубликовал два эссе по музыкальной критике: «Бегство гения. О музыкальном театре Россини» (Il genio in fuga. Sul teatro musicale di Rossini, 1988) о Джоаккино Россини и «Душа Гегеля и висконсиоские коровы» (L’anima di Hegel e le mucche del Wisconsin) о связи музыки с современностью. Впоследствии он работал музыкальным критиком в газетах La Repubblica и La Stampa и вёл ток-шоу на канале Rai Tre.

Барикко дебютировал в литературе с романом «Замки гнева» в 1991 году. В 1993 году он стал одним из соучредителей школы писательского мастерства в Турине, названной Школой Холдена (Scuola Holden) по имени главного героя романа Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» Холдена Колфилда. В настоящее время после более десяти лет существования в школе читается множество курсов по всевозможным техникам повествования от создания сценариев до журналистики, от разработки сюжетов видеоигр до написания романов и рассказов. В числе преподавателей школы побывали выдающиеся писатели.

В последующие годы Барикко стал широко известен по всей Европе, его книги занимали верхние места в списках бестселлеров в Италии и во Франции. Широкое признание получила экранизация его театрального монолога «1900. Легенда о пианисте» (1994), осуществлённая в 1998 году обладателем «Оскара» режиссёром Джузеппе Торнаторе. Барикко также работал с французской группой Air; их совместный релиз City Reading представляет собой чтение романа Барикко «City» на фоне музыки дуэта французских музыкантов. В 2003 году Барикко переехал из Турина в Рим, где и живёт в настоящее время с женой журналисткой Барбарой Франдино и сыном Самуэле.

Барикко – писатель нового поколения, со своей собственной философией и неповторимой эстетикой, пребывающий в беспрестанном поиске того неуловимого, что можно выразить только музыкой или поэзией. Впрочем, музыка неотделима от его творчества. Его музыковедческие работы носят одиозные интригующие названия: «Бегство гения» и «Душа Гегеля и висконсинские коровы». Создается впечатление, что романы его написаны в соответствии с правилами построения музыкального произведения. Не будь он музыковедом «в первом воплощении», возможно, он писал бы совершенно иначе. «Я писал бы иначе, – подтверждает Барикко в своих интервью, – но сам факт обучения музыке не так уж важен. Я слушал множество различных музыкальных произведений всех жанров, в особенности, классическую музыку. Слушать музыку – значит автоматически развивать в себе чувство формы. Необязательно изучать форму классической симфонии. Инстинктивно, бессознательно, вы повторяете некоторые модели, поэтому только когда я уже написал что-то, я могу заметить, что это произведение имеет форму рондо, но я не могу сказать, что ставил перед собой задачу создать нечто в форме рондо».

Из книг Барикко экранизирована повесть «Шелк». Он сам выступил в роли режиссера в фильме «Лекция 22». Барикко автор романов «Замки гнева» / Castelli di rabbia (1991, рус. перевод 2004), «Море-океан» / Oceano Mare (1993, рус. перевод 2001), театрального момнолога «1900. Легенда о пианисте» / Novecento (1994, рус. перевод 2005), повести «Шёлк» / Seta (1996, рус. перевод 2001), романа «City» / City (1999, рус. перевод 2002), «Без крови» / Senza sangue (2002, рус. перевод 2003), «Такая история» / Questa storia (2005, рус. перевод 2007), «Эммаус» / Emmaus (2009), «Гомер. Илиада» / "Omero. Iliade" (2004, рус. перевод 2007).

В книгах Барикко форма, несомненно, очень важна, пожалуй, она даже превалирует над остальными достоинствами его произведений. В этом проявляется его музыкальный талант. Его первый роман «Море-океан» – это классическая симфония, «Шелк» – соната, а «1900» – конечно же произведение джазовое. Поэтому, если поставить перед собой абсолютно бессмысленную задачу: пересказать содержание этих романов – то о «Шелке» будешь говорить минуты полторы, а пересказывая «Море-океан», запутаешься в собственном многословии.

Один из лучших романов Барикко – «Море-океан». Формально это книга о том, как в заброшенной таверне "Альмайер" встречаются абсолютно разные люди со своим прошлым, со своими тайнами, со своими мечтами и желаниями. Это книга о море, мечтах, страхе и конечно же любви, как же без нее, старушки. Странная компания, как осколки от большого зеркала жизни, собралась в таверне на берегу Большой Воды, ведомая какой-то непонятной силой. Художник, который пытается нарисовать глаза моря. Ученый, который хочет отыскать место, где кончается море. Прекрасная женщина, которая ищет лекарства от неверности. Чудесные дети, один из которых насылает сны, другой их читает, а третий спасает от приступов страха и безумия. Трогательный падре Плюш с его волшебными рифмованными молитвами, например: «Молитва картавого мальчика» или «Молитва человека, который падает в овраг и не хочет умирать». И человек, который пережил великую утрату и был смертельно ранен всесильным добрым морем… «Те, кто вернулся, безутешны. Узревший истину не знает покоя». Но и ему море дарует мягкую заводь… «Высказать море. Чтобы не канул в Лету стариковский жест, чтобы хоть крупица того волшебства еще блуждала во времени, чтобы можно было еще ее отыскать и сберечь, прежде чем она сгинет навек. Высказать море. Вот что нам остается». А еще нам остается жить дальше, с поголубевшими от несчастной любви глазами и бесстрашно вскинутыми плечами. Потому что мы теперь безраздельно влюблены в море-океан и уже не боимся горя и бед…».

Жанр книги определить невозможно. Сначала вам кажется, что это философская притча, потом вы с изумлением обнаруживаете все признаки любовного романа, а в финале вас ждет детективная развязка. Любимые писатели Барикко – Селин, Сэлинджер, Стивенсон, Конрад и Стерн, их он цитирует неявным образом в своих книгах. Загадки океанской пучины заставляют вспомнить Мелвилла, а разрушительный шторм – Конрада. Действие романа «Море-океан» происходит в нематериальном месте, в таверне «Альмайер», расположенной на пустынном побережье, чтобы избежать ситуации, когда «любой тупик грозит обернуться западней, а перекресток – идеальным геометрическим насилием, способным устранить всякого, кто находится во власти подлинной чувствительности». Постояльцев таверны едва ли можно считать обыденными людьми. Художник Плассон пытается постичь сущность моря, но оказывается совершенно беспомощен: его полотна остаются девственно белыми. Анн Девериа отправлена сюда за измену мужу, профессор Бартльбум усердно работает над «Энциклопедией пределов, встречающихся в природе, с кратким изложением границ человеческих возможностей» и ежедневно пишет письма «своей несравненной» – женщине, которую он встретит однажды и которая «будет любить его вечно». Падре Плюш сочиняет молитвы и сопровождает к морю Элизевин, дочь барона Кервола. Море прописано Элизевин в качестве сильнодействующего лекарства от страшной болезни – боязни жить. Все они «держали путь от разных оконечностей жизни и, вот что странно, никогда бы не соприкоснулись, пока не прошли бы от края до края вселенную». Все они озабочены поиском истины, но у каждого – свой путь, и вот они здесь – у моря. «Море завораживает, море убивает, волнует, пугает, а еще смешит, иногда исчезает, при случае рядится озером или громоздит бури, пожирает корабли, дарует богатства – и не дает ответов; оно и мудрое, и нежное, и сильное, и непредсказуемое. Но главное – море зовет».

О повести «Шелк» говорить не буду. Предлагаю почитать рецензию Льва Данилкина, известного российского критика.

Шелк" - неприлично короткая, гораздо меньше самого маленького романа, история про одного французского промышленника, занимавшегося шелководстом; он совершает несколько вояжей в Японию. Воздушную, невесомую гладкопись Барикко всего страшнее прожечь неуклюжим критическим утюжищем - слишком грубыми "фактами" и нелепыми "соображениями": Барикко, мол, - молодой (1959 г.р.) итальянец, мастерство которого в сотни раз превосходит ремесленные навыки Умберто Эко; "Шелк" - разлитая в тексте метафора; роман о творчестве; концентрированный эротизм... все не то; бережней, аккуратней... "Шелк" - окуклившаяся в романе, текстовом отрезке, Красота. Роман, писанный - сотворенный - короткими, на одном вздохе, главками, которым, скорее, пристало определение "стихотворение в прозе"; 65 маленьких сцен, в конце каждой из которых - сильная и долго длящаяся нота; каждый эпизод - кладка личинок, и кишащий шелковичными червями лоток, и груда легковесных коконов, и разматывающийся на тысячеметровые нити клубок, и уже выделанный, шелестящий при прикосновении эротичный шелк. Роман "Шелк" приобретает химическую формулу и физическую структуру шелка; кому до Барикко удавались такие романы, которые все целиком - метафоры? Разве что Кафке?

Отдельно про перевод: трансплантировать на русскую почву ритмику и тончайшие интонационные структуры Барикко - все равно что запаковать в вату каждую из мириад личинок тутового шелкопряда и перевезти их в Россию, а затем заново собрать из них собственно ткань, шелковый платок с восстановленным авторским рисунком; такую вот работу проделал переводчик Геннадий Киселев. Фантастика!

Лев Данилкин, "Афиша"

И еще один отзыв. "Шелк" - краткий, как поэтический сборник, роман о любви. Чтения - на полтора часа. Полтора часа меланхолического щемящего пианино.

Вот так бывает иногда: жил-был мужчина, ходил-работал, прилично зарабатывал, все деньги в семью носил, да вдруг от нежности как будто умер. Окуклился. Укрылся в кокон, забрав с собой только эту щемящую тоску, эту невысказанную и невыказанную страсть к далекой и недоступной женщине. С безмолвными глазами. С лицом девочки.

Из своей первой поездки в Японию Эрве Жонкур, французский челнок, доставляющий провинциальным текстильщикам из городка Лавильдье яички шелковичных червей, привез жене в подарок шелковую тунику. Возьмешь ее в руки - и, кажется, держишь в руках воздух. Стеснительная Элен так ни разу ее и не надела. Элен - так звали его жену. У нее были длинные темные волосы, которые она никогда не собирала в пучок. И чарующий голос.

Шел 1862 год. Флобер закончил сочинять "Саламбо", электрическое освещение значилось в смелых догадках, по ту сторону океана Авраам Линкольн вел войну, конца и края которой он не увидит, молодой французский биолог Луи Пастер взялся за изучение повального мора, губившего личинки французского шелкопряда. Крошечные яички, неподвижные и как будто мертвые - на одной руке умещалось целое состояние - Эрве Жонкур привозил один раз в год с другого конца света, из Японии.

Он возвращался в Лавильдье всегда в первое воскресенье апреля - как раз к Праздничной мессе. В тот год ему исполнилось 33. Маленький листок с вытянувшимися, словно к солнцу, иероглифами, лег в его ладонь. Как черная метка. Черные чернила. "Вернись - или я умру".

"Шелк" - сентиментальная книга, чуть сладковатая. 65 главок - как 65 стихотворений в прозе, перебирающих ноты с нежностью, как волосы той женщины, которая твоя. Наигрывающих мотив с неспешностью, как зарядивший дождь.

Эрве Жонкур был из тех, кому по душе созерцать собственную жизнь и кто не приемлет всякий соблазн участвовать в ней.

Замечено, что такие люди наблюдают за своей судьбой примерно так, как большинство людей за дождливым днем.

Иногда им кажется, что листок, упавший на ладонь, может быть только иероглифом. Стояла осень: повсюду разливался обманчивый свет. "Мне нужно знать, что здесь написано", - сказал Эрве Жонкур. ...а под конец я поцелую тебя в сердце, потому что хочу тебя; я вопьюсь в кожу, что бьется на твоем сердце, потому что хочу тебя, и твое сердце будет на моих устах, и ты будешь моим, весь, без остатка, и мои уста сомкнутся на твоем сердце, и ты будешь моим, навсегда; если не веришь - открой глаза, мой любимый, мой господин, и посмотри на меня: это я, разве кому-то под силу перечеркнуть теперешний миг и мое тело, уже не обвитое шелком, и твои руки на моем теле, и устремленный на меня взгляд.

У его Элен были длинные прекрасные темные волосы. И чарующий голос. Когда она выходила его встречать, он слышал ее запах - самый родной запах на всем белом свете.

Станислав Гридасов Известия.ру

Таким образом, Барикко продолжает традиции итальянского постмодерна, но совершенно по-своему.

Тема 8. Литература США на рубеже столетий

1. Американская литература на современном этапе

2. Американский постмодернизм и традиции школы «черного юмора»

3. Американский постмодернизм сегодня