Система образов

Сюжетно-композиционные особенности

На сюжетном уровне романа можно наблюдать определенную повторяемость мотивов и фабульных элементов. Ситуативно племянник повторяет судьбу дядюшки. У Петра Адуева была в провинции возлюбленная, для которой он рвал в пруду желтые кувшинки. Он так же, как и племянник, когда-то явился в столицу в поисках «карьеры и фортуны». Само название романа усиливает повторяемость соотношений судеб героев.

Основной композиционный прием — чередование любовных историй и диалогов. Каждый крупный диалог соответствует очередной вехе в жизни героя. Все диалоги характеризуются набором постоянных тем: противостоянием романтика и прагматика и их отношением к любви, браку, службе, творчеству, деньгам. Ключевые слова диалогов образуют лейтмотивы повествования, которые выражены бинарными конструкциями: 1) «провинция» — «столица»; 2) «романтизм» — «позитивизм»; 3) «буря» — «покой»; 4) «любовь» — «расчет».

Важным показателем композиционного построения является симметричность. С изображения Грачей и их обитателей начинается роман, и эти же образы заключают последнюю главу второй части. Своеобразным обрамлением служат письма — в начале и конце романа.

Центрированность композиции проявляется в том, что в поле зрения автора попадают только те действия, которые значимы по отношению к главному герою. Повествовательное движение устремлено вперед, не растекаясь вширь, не образуя дополнительных сюжетных линий. Например, о предысториях Наденьки, Юлии, Лизы известно очень мало. Эти персонажи начинают интересовать автора лишь тогда, когда попадают в пространство любовных приключений Александра.

 

Герои Гончарова, как многие герои русской литературы, ищут ответы на «конечные» вопросы бытия. Многие из них только в конце жизненного пути находят ответ.

В системе образов романа ощущается тесная связь с философией возрастов Гердера, согласно которой существуют определенные параллели между возрастом цивилизаций, эпох и человека: античность — детство, эпоха Возрождения — отрочество, эпоха романтизма — юность, период капитализма — зрелость. По мнению исследователей начала ХХ в., в романе скрыта «символическая» «интернациональная идея»: во-первых, «представлена борьба двух поколений… антагонизм между практичностью, уравновешенностью и консерватизмом — с одной стороны, и молодым задором, идеализмом и стремлением ввысь с другой»[4]; во-вторых, «основной конфликт в романе близок и понятен иностранному читателю, так как не носит ярко выраженных национальных особенностей»[5].

Адуев младший[6] «забирал себе в голову замогильные вопросы и улетал на небеса», был болен романтизмом. Само понятие «романтизм[7]» не столько литературное направление, сколько определенный тип сознания, мировосприятия.

Романтизм Адуева — закономерный «спутник молодости», это просто жизненная роль, увлеченно сыграв которую, герой переходит к другой. За четырнадцать лет жизни в Петербурге с героем происходит ряд метаморфоз. Он утрачивает страсть к творчеству, понимает, что «бессилен как писатель». Юный двадцатилетний Александр считал, что «любить, значит жить в бесконечном…», а накануне женитьбы тридцатипятилетний герой скажет о норме, привычке и комфорте. Александр Адуев переживает любовные истории разных типов, которые должны, по его мнению, закалить его характер. Это своего рода инициации для героя. Сначала это платонические чувства к Наденьке, которая оставляет его ради более надежного жениха, затем любовный плен эгоцентричной Юлии Тафаевой, из которого герой сам бежит, наконец — он совратитель бедной Лизы. В эпилоге Адуев женится на полумиллионном состоянии.

Дядя Петр Иванович — носитель зрелого, практичного, позитивного мировоззрения. Он развил свои интеллектуальные способности до совершенства (читает на двух языках все, что выходит по всем отраслям знаний), значительно продвинулся по службе, приумножил свой капитал. Во всех своих поступках герой полагается на здравый смысл и расчет. Однако перешагнув 50-летний рубеж, он утрачивает былую самоуверенность и приговор самому себе слышит в диагнозе жены.

Наиболее трагичным в романе является образ Лизаветы Александровны, созданной для высокой, подлинной и глубокой любви, но так и не познавшей ее.