I. Общественно-политические и теоретико-методологические взгляды.
План
План
План
1. Петербургская школа историков.
2. Научное наследие К.Н. Бестужева-Рюмина
3. Научное наследие С.Ф. Платонова.
ЛЕКЦИЯ: ПЕТЕРБУРГСКАЯ ШКОЛА ИСТОРИКОВ
1. Общественно-политические условия образования Петербургской школы и её характер.
2. Теоретико-методологические основы школы и её программа.
3. Персональный состав и структура Петербургской школы.
4. Исторические схемы Петербургской школы и её роль в отечественной науке.
I. Общественно-политические условия образования Петербургской школы и её характер.
Под Петербургской исторической школой понимается профессиональная корпорация ученых, связанных определенной методологической традицией. Представления о Петербургской исторической школе как самостоятельном историографическом факте стали складываться на рубеже XIX-XX веков. Вопрос о смысловом наполнении феномена Петербургской школы историков требует дальнейшего уточнения. Например, исследователь А.Н. Цамутали возразил против резкого противопоставления Петербургской и Московской школ. Некоторые исследователи принимают тезис о существовании Петербургской исторической школы только в качестве гипотезы. Несмотря на представление о дискуссионности историографического феномена, Петербургская школа является более освоенной темой, чем Московская и прочие научные корпорации (Киевская или Русская школа историков).
Площадкой для формирования Петербургской исторической школы стали историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, Академия наук и Археографическая комиссия. Местонахождение школы в российской столице, можно сказать, под «боком» у царского двора и администрации, придало ей некоторые специфические штрихи.
Во-первых, будучи в «эпицентре самодержавия», петербургское научное сообщество менее всего выглядело как источник инакомыслия или протеста. Правда, вопреки непосредственному правительственному контролю над столичным университетом, по своим политическим убеждениям большинство петербуржцев не были приверженцами консервативных взглядов. Многие петербуржцы симпатизировали либералам. Лидером народных социалистов был В.А. Мякотин. Редким, но именитым исключением являлся монархист С.Ф. Платонов. Оппозиционный настрой, тем не менее, не подтачивал лояльность историков к режиму, и не сказывался на их научной работе. Показательно, что после революции 1917 г. у многих петербуржцев отношения с советской системой складывались лучше, чем у москвичей.
Во-вторых, в российской столице располагались Академия наук и Министерство народного просвещения, в ведомстве которого находилась Археографическая комиссия. Активное привлечение петербургских историков к деятельности в Археографической комиссии не только обогащало их исследовательский опыт и содействовало реализации крупных археографических проектов, но также создавало благоприятные условия для формирования специальных исторических дисциплин источниковедческого цикла. Не случайно, с деятельностью петербургских историков связано становление дипломатики, летописания, археографии и др. специальных исторических дисциплин. Тогда как в среде московских историков археографические исследования осуществлялись, как правило, специалистами архивных учреждений, у петербуржцев археографическая практика была частью исследовательского процесса. Доступность основных архивов и интенсивная археографическая деятельность определили главную черту Петербургской школы.
II. Теоретико-методологические основы школы и её программа.
Петербургскую школу отличал теоретический плюрализм. Старшее поколение петербургских историковформировалось в условиях методологического перехода от идей гегельянства к позитивизму. К началу ХХ века Петербургскую школу отличала методологическая разноголосица, что нашло свое отражение в ориентирах тогдашних научных лидеров. Повышенное внимание петербургских интеллектуалов к творчеству западноевропейских философов и психологов стало основой для восприятия и развития идей неокантианства. Историк А.Е. Пресняков проявлял интерес к марксизму. Такое идейное разнообразие отличало петербуржцев от москвичей, работавших в это время в рамках более однородной методологической программы.
Методологическую программу Петербургской школы отличала источниковедческая доминанта. Подобная установка в 1840-1860-е гг. была воплощена в творчестве петербургского историка М.С. Куторги, занимавшегося проблемами античности и средневековья. С учетом научных трудов немецкого ученого Бертольда Нибура, Куторга обучал поиску и сбору исторических источников, настаивая на их скрупулезном критическом анализе с целью выявления достоверных фактов. Последовательная реализация настоящей программы подводила к воссозданию общей схемы исторического процесса.
Критическую традицию М.С. Куторги продолжил историк К.Н. Бестужев-Рюмин. Он призывал следовать в познавательном процессе «не от общей мысли к факту, а от факта к общей мысли», или, другими словами, идти от источника к теоретическим обобщениям. Культ достоверных фактов побуждал отказаться от каких-либо дополнительных интерпретаций текста исторических памятников. Бестужев-Рюмин своей источниковедческой по характеру магистерской диссертацией наметил магистральный путь развития петербургского сообщества ученых, приметной чертой которой стали критико-источниковедческие изыскания.
Практически каждый представитель сообщества петербургских историков был втянут в источниковедческие разыскания и исследования. Профессор К.Н. Бестужев-Рюмин предпочитал работать с темами, в которых источники играли немаловажную роль. Под его влиянием диссертации, готовившиеся в Петербургском университете, имели источниковедческий характер. Упор на источниковедческий анализ исторических памятников был положен в названия трудов петербургских историков: Соблюдая преемственность исследовательской методики, ученики Бестужева-Рюмина предлагали источниковедческие темы уже своим ученикам. Конкретно-исторические исследования петербуржцев также сопровождались выразительным источниковедческим сопровождением.
Несмотря на наличие у К.Н. Бестужева-Рюмина учеников, ему не удалось по примеру В.О. Ключевского сконструировать свою научную школу и, вероятно, сам ученый не задумывался над её созданием. Он признавался, что для него «существует только одна школа – школа людей, серьезно любящих науку и серьезно для неё работающих…». Однако принципы и методы исторического исследования с их источниковедческой составляющей, пропагандируемые им и его предшественниками, прочно вошли в методологический арсенал петербургских ученых. Как раз на базе настоящей научной традиции, заложенной рядом поколений университетских историков, на рубеже XIX - XX века сформировалась Петербургская школа историков. Её ядро составила проблемно-источниковедческая методика, порицавшая приоритет теоретических построений в ущерб научному реализму.
III. Персональный состав и структура Петербургской школы.
В рамках Петербургской школы происходила передача научно-исследовательской программы и опыта от одного поколения историков к другому. Персональный состав Петербургской школы многолик, поскольку включает, кроме историков университета, ученых других научных учреждений.
Наиболее видными фигурами первого поколения Петербургской школы (первая половина XIX века) являлись университетские ученые – историк-всеобщник М.С. Куторга и, возможно, консервативный историк Н.Г. Устрялов, возглавлявший кафедру русской истории. К первому поколению также относились представителей Академии наук и Археографической комиссии. Они имели прямое отношение к реализации археографических проектов первой половины XIX века. Из специалистов по русской истории ко второму поколению (1860-1890-е гг.)относился, прежде всего, К.Н. Бестужев-Рюмин. Историкам первого и второго поколений Петербургская школа обязана была формированием тех основных особенностей понимания смысла, задач и методов исторической науки,о которых выше шла речь. Третье и четвертое поколения, деятельность которых относится к 1890-м – началу 1920-х гг., представлено учениками и учениками учеников выше названных ученых.
У Петербургской школы историков, в отличие от Московской школы, отсутствовал явно выраженный научный лидер. Эта особенность стимулировала зарождение разнонаправленных тенденций в рамках петербургского сообщества историков. В конце XIX - начале XX века внутри Петербургской школы формируется два направления научной мысли. Одним из направлений выступал Кружок русских историков, сплотившийся вокруг С.Ф. Платонова. Кружок имел эмпирическую или университетскую направленность.
Обособленное положение среди ученых Петербургского университета занимал А.С. Лаппо-Данилевский, постепенно отдалившийся от Кружка русских историков. Суть расхождения Платонова и Лаппо-Данилевского заключалась в различной интерпретации методов научного познания и задач исторической науки. Лаппо-Данилевский относился к методологии истории, как к строгому научному знанию, и посему приоритетное внимание уделял теоретическим целям познавательного процесса. Русская история давала ему только исходный материал как в смысле источников, так и в смысле изучаемых явлений для проверки и конкретизации общих представлений о методологических задачах исторической науки. Принадлежность Лаппо-Данилевского к традициям Петербургской школы поддерживалась благодаря его непреходящему интересу к вопросам источниковедения. Лаппо-Данилевский, имевший своих учеников и единомышленников, олицетворял теоретическое или академическое направление Петербургской школы.
Таким образом, направление С.Ф. Платонова был по преимуществу учебным, а А.С. Лаппо-Данилевского – научно-исследовательским.
IV. Исторические схемы Петербургской школы и её роль в отечественной науке
Исследовательская работа в Петербургском университете развивалась под воздействием различных историографических влияний. Свое значение сохраняла методологическая программа старшего поколения петербуржцев, прежде всего К.Н. Бестужева-Рюмина. Непреложным оставался авторитет исторической схемы С.М. Соловьева, дополненный влиянием историко-юридической школы в лице В.И. Сергеéвича. Концептуальные положения Государственной школы получили свое продолжение в творчестве А.С. Лаппо-Данилевского и Ф.С. Платонова.
В целом Петербургская школа историков сохранила верность тематике древнерусского периода, т.к. С.Ф. Платонов и другие ученые, следуя академической традиции, отрицательно относились к занятиям новой и особенно новейшей историей. Это не позволило им наравне с москвичами обновить предметное поле исторической науки. Петербуржцы настаивали на неподготовленности русской истории для широких общеисторических обобщений. Достаточным казался уровень реконструкции конкретного исторического факта. Петербургская школа историков не стала, как Московская, родоначальником особой концепции русской истории или особого ракурса её изучения. В рамках Петербургской школы были созданы авторские схемы русской истории, касавшиеся самых фундаментальных проблем.
Одним из самых крупных представителей Петербургской школы был Н.П. Павлов-Сильванский. Из-под его пера вышли новаторские труды «Феодализм в Древней Руси» и «Феодализм в удельной Руси». Со времен французского историка Франсуа Гизо (1787-1874) в понятие «феодализм» традиционно вкладывалось, прежде всего, представление о социально-политическом строе, который характеризовался политической раздробленностью, системой вассалитета и условным землевладением. Ведущие российские историки XIX века либо не находили в русской истории признаков существования феодализма, либо обнаруживали их частично. Отсюда научные предшественники и современники Павлова-Сильванского делали вывод о не характерности феодального строя для России. Павлов-Сильванский, напротив, признал феодализм особым периодом в истории России (1169-1565 гг.).
Самым талантливым и парадоксальным учеником С.Ф. Платонова был А.В. Пресняков. Именно Пресняков сформулировал научные принципы Петербургской школы, чем способствовал ее методологической самоидентификации, и противопоставил её источниковедческий подход, как он подразумевал, идеологической направленности московской школы. На основании данных языкознания, археологии, исторической географии Пресняков приступил к систематической критике историографического направления, олицетворяемого «государственниками» и их наследниками. В целом творческая критика Пресняковым классических концепций политического строя древней Руси, выработанных С.М. Соловьевым и В.О. Ключевским, имела большое значение для дальнейшего развития науки.
Вывод
С 1880-х годов в Петербург из Москвы шло встречное влияние В.О. Ключевского. Его концепции Московского государства симпатизировал С.Ф. Платонов. Под воздействием научной традиции Московской школы на рубеже XIX-XX веков между петербуржцами и москвичами начался научный диалог. Историографы допускают, что в начале XX века наметился активный процесс сближения петербургских и московских историков. Вероятно, можно говорить о начале синтеза межшкольных традиций и формировании на этой основе типичных черт русской исторической школы. В 1900-1917 годах Петербургская школа историков достигла наивысшей точки своего развития, сохранив свое положение и влияние до конца 1920-х годов.
ЛЕКЦИЯ: НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ К.Н. БЕСТУЖЕВА-РЮМИНА
1. Общественно-политические и теоретико-методологические взгляды.
2. Диссертация «О составе русских летописей до конца XIV века».
3. «Русская история» К.Н. Бестужева-Рюмина.
Бестужев-Рюмин Константин Николаевич(1829-1897) происходил из дворянской семьи. В 1847 г. Бестужев-Рюмин поступил в Московский университет на историко-филологический факультет, но почти сразу перевелся на юридический (1847-1851). По завершению университета Бестужев-Рюмин некоторое время преподавал в качестве домашнего учителя в семье профессора Б.Н. Чичерина и профессионально занимался журналистикой. В середине 1860-х годов, несмотря на отсутствие магистерской степени, Бестужева-Рюмин возглавил вакантную кафедру русской истории в Петербургском университете.
В молодости К.Н. Бестужев-Рюмин симпатизировал славянофилам и увлекался федеративными теориями историка Н.И. Костомарова. Зрелому возрасту соответствовали консервативные настроения. Ученого удовлетворяла существовавшая политическая система - монархия в её цивилизованной форме. Бестужев-Рюмин сознательно отмежевался от политической деятельности, полагая, что своим научным и педагогическим мастерством служит обществу. Настоящее отношение Бестужев-Рюмин перенес на историческую науку. От себя и своих коллег Бестужев-Рюмин требовал научной объективности и политической беспристрастности.
Методологические предпочтения К.Н. Бестужева-Рюмина не поддаются четкой характеристике. Одни историографы указывали на эклектичность и непоследовательность общего подхода Бестужева-Рюмина. Якобы эклектизм историка выразился в попытке соединить гегельянство и позитивизм. Другие исследователи подчеркивали следование историка авторитетам Государственной школы в лице К.Д. Кавелина и С.М. Соловьева с их приверженностью к гегелевской философии истории. Третьи историографы обнаруживают эволюцию взглядов Бестужева-Рюмина в направлении позитивистского осмысления истории.
В методологическом отношении К.Н. Бестужева-Рюмина отличала толерантность, по причине которой у него не сложился собственный методологический аппарат. Ученый отверг идею законов, применимых исключительно к истории, и, как правило, с подозрением относился к широким обобщениям на базе отвлеченных философских теорий. Историк объявил себя приверженцем «объективного знания» - изучения конкретных фактов на основе тщательного анализа исторических источников. Бестужев-Рюмин разработал собственную классификацию источников и порядок внешней и внутренней критики источника. С критикой источников ученый связывал свое понимание предмета и задач исторической науки. По его мнению, история являлась выразительницей народного самосознания, а её предметом была внутренняя история народа. Изучение истории общества Бестужев-Рюмин связывал с максимально полным привлечением всего круга существующих источников и грамотным изучением конкретных видов источников. Критика источников должна опираться на весь комплекс современных знаний, как на естественные науки, так и на гуманитарные. Владение всей совокупностью профессиональных знаний и доскональный анализ источников должны были обеспечить равномерное и всестороннее изучение политической и социально-экономической истории общества.
При сохранявшемся эклектическом подходе, в методе К.Н. Бестужева-Рюмина все же доминировали позитивистские установки. Характер его главного научного труда «Русская история» дает основание говорить о преобладании в его научной позиции позитивизма в его фактографической форме.
II. «О составе русских летописей до конца XIV века».
С поступлением на службу в Петербургский университет, Бестужев-Рюмин пишет магистерскую диссертацию «О составе русских летописей до конца XIV века». В изучении русского летописания Бестужев-Рюмин продолжил линию А.Л. Шлёцера. Он заново задался вопросами об авторском тексте и вставках в «Повести временных лет», о датировке и обстоятельствах составления записей, о степени достоверности летописных известий. Поставленные задачи потребовали от ученого скрупулезной реконструкции первой редакции русских летописей филологическими методами, которые В.О. Ключевский позже назвал «химическим анализом исторического источника».
В диссертации Бестужев-Рюмин пришел к выводу, что «Повесть временных лет» является летописным сводом XII века, а не сочинением одного автора. К его составлению были причастны Нестор, Сильвестр и другие авторы, обладавшие выдающимися литературными способностями. Большую часть «Повесть временных лет», в которую были включены фрагменты погибших первоначальных источников, Бестужев-Рюмин относит к X или IX векам. В исследовании историк воссоздал широкую картину географии древнерусского летописания от Новгорода до Тмутаракани.
В 1868 г. за исследование «О составе русских летописей до конца XIV века» Совет факультета присвоил Бестужеву-Рюмину сразу ученую степень доктора, минуя магистерскую.
III. «Русская история»
Основополагающий труд К.Н. Бестужева-Рюмина «Русская история» явился результатом авторского курса лекций. Ученый писал его с педагогической целью, чтобы ознакомить студенческую аудиторию с основными фактами русской истории и их научной интерпретацией. В своем изложении он прежде всего давал тщательный обзор исторических источников, начиная с археологических, и кончая памятниками материальной культуры и литературы. Каждому историческому факту им было предпослано мнение того или другого исследователя. В центр своей «Русской истории» Бестужев-Рюмин стремился поставить изучение внутренней истории, которая и должна была составлять предмет исторической науки. На первый план он поместил историю сословий, управления, судопроизводства, верований, материальной культуры, считая, что настоящие элементы преимущественно характеризуют общество.
В «Русской история» Бестужев-Рюмин попытался вкратце изложить русскую историю. Повествование начиналось с описания расселения, религии, быта и условий жизни славян и их соседей. Дальнейшую историю Бестужев-Рюмин старомодно делил на три периода: 1) варяжский, 2) удельный и 3) татарский. С середины XV века, по мнению ученого, начинался новый период истории, связанный с возникновением Московского и Литовского государств, подобравших разрозненные части русской земли.
Бестужев-Рюмин, издавший I и II тома (1872-1885), не успел завершить свой последний труд, доведя изложение русской истории до смерти Ивана IV. В исторической схеме Бестужева-Рюмина отсутствовала концептуальная новизна. Скептически настроенный В.О. Ключевский видел достоинства «Русской истории» в библиографическом обзоре и подстрочных примечаниях Бестужева-Рюмина.
Вывод
Определенная индифферентность ученого к вопросам методологии и расплывчатость его концептуального взгляда на ход русской истории не позволили Бестужеву-Рюмину подчеркнуть свою научную индивидуальность. Тем не менее, диссертация Бестужева-Рюмина «О составе русских летописей до конца XIV века» оказалась поворотным моментом в научной критике летописных текстов и дальнейшей судьбы петербургского сообщества историков. Ученый провозгласил себя приверженцем нового направления, считая, что изучение источника является лучшей темой для научных исследований.Диссертация «О составе русских летописей до конца XIV века» во многом определила источниковедческий стиль исследований Петербургской школы историков.
ЛЕКЦИЯ: НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ С.Ф. ПЛАТОНОВА