ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО В XIV-XVI ВВ.

Церковь на Руси всегда играла важную роль. Значение церкви в XIV в заключалась в том, что она объединяла всех одной верой, звала к покаянию и подвигу, напоминала о былом величии Руси и тем самым призывала к борьбе за национальное освобождение. Церковь поддерживала объединительную позицию московских князей, она вселяла веру в то, что православная Русь сможет жить, помогая себе сама, без опоры на чужеземцев.

Большим влиянием на Руси пользовались монастыри. Они были подлинными творцами духовной жизни страны и культуры. Здесь работали зодчие, «иконники», книгописцы. Монастыри выполняли функции школы, больницы, библиотеки. Примерно с середины XIV в. они стали превращаться в крупных земельных собственников. Монахи собирали с крестьян оброки, занимались торговлей, ростовщичеством. Огромные земельные богатства позволяли церкви участвовать в политической жизни страны.

В XV в. решалась задача независимости русской церкви от константинопольского патриарха и борьбы с угрозой проникновения на Русь католичества. Дело в том, что на Вселенском соборе во Флоренции была заключена уния между православной и католической церквами под главенством римского папы. Митрополит Руси Исидор, ставленник константинопольского патриарха, унию активно поддерживал. Московское духовенство и светские власти сочли ошибочными уступки в пользу «латинства». Исидор был взят под стражу и заточен в Чудов монастырь (позже он бежал в Рим). В 1448 г. собор русских епископов избрал нового митрополита – рязанского епископа Иону, поддержанного московским князем Василием II. С этого времени русская православная церковь становится автокефальной.

Еще в XIV в. на Руси появились еретические движения. Церковь решительно выступала против еретиков, неоднократно осуждала их на церковных соборах. Разоблачение еретиков на церковном соборе 1503 г. закончилось их сожжением на костре, хотя в целом нетерпимость к инакомыслию не приобрела в Московии такого размаха, как в католических странах Европы.

В конце XV в. церковь была занята спорами, касавшимися не только ересей, но и ее отношения к власти, к собственности. В целом, несмотря на постоянное вмешательство государей в дела московской митрополии, церковь оставалась вполне самостоятельной духовной и политической силой. Она поддерживала великокняжескую власть в деле собирания земель, помогла обуздать своеволие удельных правителей, но не была готова поступиться собственными традиционными привилегиями ради упрочения материальной основы государственности. Митрополиты отстаивали неприкосновенность церковного имущества. Спор о церковной собственности, затянувшийся почти на сто лет, вылился в направления «иосифлянства» и «нестяжательства». В этом, казалось бы, сугубо религиозном споре нашла отражение борьба в обществе по поводу путей развития.

Во главе иосифлян стоял настоятель подмосковного Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий (Иван Санин). Он собирался реформировать монашество, сохранив зажиточные, процветающие монастыри, видя в их богатстве средства благотворительности и милосердия. Иосифляне отстаивали идею единства церкви и государства. При Василии III они провозгласили великого князя наместником Бога на земле, единодержавным властителем.

Монах Кирилло-Белозерского монастыря Нил Сорский настаивал на необходимости строгого использования церковных правил и обрядов, проповедовал аскетический образ жизни и отказ от мирских удовольствий. Нищета, в его глазах, была верным путем для достижения идеала духовной жизни. На церковном соборе 1503 г. Сторонники Нила Сорского, прозванные нестяжателями, протестуя против крупного монастырского землевладения («не достоин чернецем сел имети»), настаивал на раздаче церковной собственности нищим. В основной своей массе черное духовенство оказалось глухо к проповедям Нила Сорского, но они искали средства для внутреннего очищения церкви, однако затронутый ими вопрос о монастырском землевладении имел не только церковное, но и государственное значение.

Церковные вотчины были велики и богаты. А великим князьям эти земли были нужны для раздачи в условное держание. Это прекрасно понимал Иван III. Его взаимоотношения с церковью были сложными. Поначалу он поддерживал нестяжателей, стремясь использовать церковные земли для укрепления поместной системы, и на церковном соборе 1503 г. поставил вопрос об отказе церкви от землевладения. В конечном же счете Иван III поддержал иосифлян. Власть и церковь сошлись на частичной секуляризации (обмирщения) церковных земель бывшей Новгородской республики.

Однако светская власть притязала не только на имущество церкви, участие в выборе митрополитов и назначение епископов. Иван III пытался вмешиваться в чисто церковные дела.

В середине XVI в государство вновь начинает наступать на церковные владения. Осенью 1550 г. между Иваном IV и митрополитом Макарием была достигнута договоренность: монатырям запретили основывать новые слободы в городах, а в старых слободах ставить новые дворы. В феврале 1551 г. по инициативе царя, уделявшего большое внимание взаимоотношениям с духовенством, был созван церковный собор, названный Стоглавым (по числу глав решений).

По решению Стоглавого собора прекратилась царская помощь монастырям, имеющим владения, не разрешалось давать деньги «в рост» из монастырской казны и хлеб под проценты, была запрещена покупка монастырями вотчинных земель без разрешения царя. С большинства церковных земель стали взимать государственные налоги. Таким образом, церковь, хотя и сохранила большие земельные владения, но их дальнейшее увеличение ставилось под контроль светской власти.

Одновременно с этим Стоглавый собор провел важные преобразования во внутренней жизни церкви: был утвержден пантеон общерусских святых, который должен был символизировать объединение русского народа в рамках национального государства; унифицирован ряд церковных обрядов; приняты меры по повышению нравственности духовных лиц. Собор запретил монахам употреблять водку, разрешил пить квас и виноградные вина, предписал старшим священникам следить за тем, чтобы рядовые священнослужители «не билися и не лаялися и не сквернословили и пияни бы в церковь и во святой алтарь не входили, и до кровопролития не билися».

После покорения Казанского ханства и других восточных территорий началась христианизация завоеванных областей. Хотя это не было «государственным заказом», царь поощрял добровольный переход бывших ханских подданных, особенно поступавших на государственную службу, в православие. Поначалу, правда, церковь была настроена очень агрессивно. Митрополит Макарий в начале 1550-х гг. призывал к крестовым походам против «безбожных агарян», «клятвопреступных, проклятых безбожников – казанских татар». При завоевании Казани уничтожались мечети, хан и другие знатные татары были увезены в центр Московского государства и крещены, а тех, кто сопротивлялся, топили. Однако, после 1555 г. принуждения в крещении не допускались.

В XIV-XV вв. жили подвижники Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Павел Обнорский, Ферапонт Белозерский и др., это была эпоха расцвета «святости», когда родился образ-понятие «Святая Русь». В конце XV – начале XVI в. духовными вождями Руси были Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Иерархи церкви все больше влияли на политику Руси.

В XVI в. священнослужители, с одной стороны, выступали против бесчинств и злодеяний опричнины, с другой – внесли свою лепту в создание политической теории самодержавия. Митрополит Макарий развивал мысль о божественном происхождении царской власти, эти же идеи разделял духовник Ивана IV Сильвестр.

Постепенно церковная корпорация увеличила свой вес в разных сферах жизни общества, она все больше влияла на политику, экономику, социальные отношения, культуру, сохраняя свое значение духовного центра общества.

Установление патриаршества на Руси в 1589 г. повысило ее международный авторитет. Первым русским патриархом был избран на церковном соборе московский митрополит Иов. Это означало, что русская церковь стала самостоятельной не только фактически , но и юридически. Она все больше приобретала национально-государственный характер. Тесная вязь церкви и государственных органов была полезна и для государства и для консолидации населения вокруг государственной идеи. Объединительная функция Русской православной церкви сыграла важную роль в период тяжелейших исторических испытаний, выпавших на долю нашей страны в начале XVII в. – в период Великой Смуты.

С падением Константинополя (в 1453 г.) в московском обществе возникает убеждение, что под властью турок-магометан греки не могут сохранить православия во всей первоначальной его чистоте. Между тем Россия, свергнув к этому времени татарское иго, почувствовала себя вполне самостоятельным государством. Мысль русских книжников, двигаясь в новом направлении, приходит и к новым воззрениям. Здесь мы встречаемся с мыслью, что Рим пал вследствие ереси; Константинополь, второй Рим, пал по той же причине, и осталась одна Москва, которой и назначено вовеки быть хранительницей православия, ибо четвертому Риму не бывать. Итак, значение Константинополя, по убеждению книжников, должно быть перенесено на Москву. Русские люди думали, что Московское государство есть единственное, которое может

хранить заветы старины. Так работала мысль наших книжников. Они чувствовали себя в религиозном отношении выше греков, но факты не соответствовали такому убеждению. На Руси не было еще ни царя, ни патриарха. Русская церковь не считалась первой православной церковью и даже не пользовалась независимостью.

Старец Филофей называет Василия III "царем". Иван Грозный, приняв титул царя, осуществил часть этой задачи. Он искал признания этого титула на востоке, и греческие иерархи прислали ему утвердительную грамоту (1561). Но оставалась еще неосуществленной другая часть -- учреждение патриаршества. Относительно последнего на Москве знали, что греческие иерархи отнесутся несочувственно к стремлению русского духовенства получить полную самостоятельность. До сих пор некоторая зависимость русской церкви от греков выразилась в платоническом уважении, которое выказывали московские митрополиты восточным патриархам, и в различных им пособиях; восточные иерархи придавали этому факту большое значение, полагая, что русская церковь подчинена восточной.

С падением Константинополя московский митрополит стал средствами богаче и властью выше всех восточных патриархов. На востоке же жизнь была стеснена, материальные средства сильно оскудели, и вот восточные патриархи стали считать себя вправе обращаться в Москву, как в город, подчиненный им в церковном отношении, за пособиями. Начинаются частые поездки в Москву за милостыней, но это еще больше возвысило московского митрополита в глазах русского общества. Стали полагать, что главный вселенский константинопольский патриарх должен быть заменен московским вселенским патриархом. Греческие же патриархи держались, разумеется, того мнения, что сан этот может быть только у них, ибо составляет исконную их принадлежность. Несмотря на это, Москва пожелала иметь у себя патриарха и для осуществления своего желания избрала практический путь; она принялась за это в правление Бориса Годунова.

Летом 1586 г. приехал в Москву антиохийский патриарх Иоаким. Ему дали знать о желании царя Федора учредить в Москве патриарший престол. Иоаким отвечал уклончиво, однако взялся пропагандировать эту мысль на востоке. Русский подьячий Огарков отправлен был вслед за Иоакимом, чтобы наблюдать, как пойдет это дело; но он привез неутешительные вести. Так прошло два года в неопределенном положении. Вдруг летом 1588 г. разнеслась весть, что в Смоленск приехал старший из патриархов, цареградский Иеремия. Иеремии предложили перенести свое патриаршество из Константинополя в Москву. Он согласился. Того только и ждали.

Но сам Иеремия был неудобен; в Москве это понимали хорошо. Это значило бы допустить новогреческие ереси в русскую церковь. Поэтому говорили, что на Москве Иеремии оставаться неудобно, так как там есть уже свой митрополит Иов. Вместо столичной Москвы Иеремии предложили поселиться во Владимире, городе, не имевшем никакого политического значения. Греки поняли это так, что москвитяне их обманули, что они вовсе не хотели иметь своим патриархом Иеремию, и Иеремия отказался от Владимира. Однако вопрос принципиально был решен: если Иеремия сам не хочет быть патриархом, то должен вместо себя поставить другого. Но теперь уже, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы перенести патриаршество во Владимир, так что Иеремия поставил Иова на московское и на владимирское патриаршество. Иеремия знал, что его согласие на поставление Иова будет встречено несочувственно на востоке. Действительно, там известие об учреждении на Москве нового патриаршества было принято холодно. Там были уверены, что Иеремию обманули, и не хотели санкционировать совершившийся факт. Но противиться долго было нельзя, ибо Москва была сильна и, в случае отказа, могла отказать в пособиях. И вот состоялся собор, где, хотя и согласились признать вновь учрежденное патриаршество на Москве, но московский патриарх должен был занимать младшее место. В Москве на первый раз были довольны и этим. С этого времени русская церковь стала вполне независимой; Русь стала царством, а Москва сделалась патриаршим городом, и этот последний шаг к патриаршеству был плодом дипломатического умения Бориса Годунова.