Идейный спор между двумя традициями отношения к силе

К концу 19 века, традиция ненасилия стала недоминирующей, но в интеллектуальном и в политическом поле она вышла на первый план.

Мысль о том, что возможно, мы уже достигли того уровня развития, когда войны стали невозможны. Яркий пример: за 2 года до ПМВ была написана книга о том, что войны в Европе невозможны, ибо большая степень взаимозависимости – войны для Европы больше не актуальны.

Но ПМВ восприняли так, что не доделали мы справедливый порядок. Дальше – принципы Вильсона, Лига Наций и попытка установить какой-то мировой порядок, хоть и с центром в Европе. Попытки ни к чему не приводят, происходит ВМВ, и она эти принципы и попытки дискредитирует, а после неё в каждой из этих традиций идёт собственное развитие.

 

В реалполитик уделяется внимание тому, чтобы найти рациональный баланс сил, который бы предотвращал войны, а если необходимо воевать, то найти способы, как это баланс сил нарушить в свою пользу. В рамках этих мыслей появляются разные военно-политические концепции: концепция отбрасывания, концепция сдерживания, в 60е гг. концепция НАТО гибкого региагирования, и к концу 20 века эта традиция приходит к большому тезису – иногда его называют доктриной Пауэлла, бывшего начальника каких-то штабов в США, - ведение войн возможно, и при необходимости нужно вести войны с позиций абсолютного превосходства (projection of power with overwhelming advantage). Если уж вы воюете, то вы не должны ограничивать себя в применении силы. Считается, что практическим применением этой концепции была первая волна в Заливе 1991, когда в отношении Хусейна применили гораздо большее кол-во вооружений, чем было необходимо, для того, чтобы его армия была нейтрализована. Всё это делалось по принципу, что раз уж мы воюем, то не надо оставлять противнику ни малейших шансов.

 

В традиции ненасилия идут другие дискуссии: европейские интеллектуалы левого толка были под большим впечатлением от того, что они не могли в межвоенный период построить что-то справедливое в мире, и для них базовым вопросом стало: когда нужно было остановить Гитлера? Консенсусным было мнение, что Вторая Мировая война стала результатом того, что Гитлеру постоянно шли на уступки, пытаясь договориться. Вопрос: если возникает некое чудовище, с которым невозможно договориться, на каком этапе его нужно остановить решительными мерами? Формируется консенсус, что использование силы оправдано для поддержания существующего порядка, который признаётся большей частью тех, кто в этом порядке участвует. Если возникает тот, кто хочет этот порядок изменить в своих целях, то в отношении его возможно использование силовых методов (снова возвращение к категориям: мир, порядок, справедливость, только порядок на этот раз признаётся самоценностью сам по себе, ибо альтернатива порядку – хаос, все ужасы двух мировых войн и прочее). То есть, применение силы возможно не ради справедливости, а ради поддержания порядка, но таким образом, что применение силы дозировано и пропорционально той угрозе, которая возникает: если есть небольшой вызов, то не надо для нейтрализации вызова использовать всю мощь армии. В этом – принципиальное отличие в том, как хочет применять силу эта традиция в отличие от того, к чему пришла реалполитик, которая пришла к overwhelming advantage. Сторонники поддержания порядка – воюем ради порядка и обязательно соразмерно угрозе, есть страх перед излишним использованием силы, ибо это может наоборот способствовать расширению конфликта.

 

 

Таким образом, к концу 20 века реалполитик подходит с тем же – воюем с абсолютным превосходством, а традиция мира и ненасилия – воюем ради поддержания порядка, но с минимально возможным использованием силы, и эта традиция во многом перерождается в традицию порядка – не так важно поддержание мира, сколько поддержание порядка, ради этого можно использовать силу.